В конце концов, эта история была о счастье. Каждый человек жаждал его, как тонущий жаждал воздуха. Не каждый это счастье получил.
Мир — не идеальная утопия и всегда будут утраты, боль, слёзы. Важно лишь то, как ты их воспринимаешь.
Падаешь, разрешая разрушительному богу растоптать себя?
Или огрызаешься, глядя ему прямо в лицо и, поднявшись, идёшь дальше?
Каждый из них получил то, за что боролся. Возможно, частично, но в мире нет места совершенству.
Каждый из них заплатил цену.
Дженни знала, что в жизни ещё будут падения. Будут неудачи, о которых она будет думать с таким же отчаянием, и это неизбежно. Но, конкретно в эти дни жизни, она чувствовала себя умиротворенно. Просто сидя у камина или подставляя лицо мягким солнечным лучам.
Даже если ничего не происходило, спокойствие уже не вызывало у неё скуку.
Дженни научилась ценить тишину. Мгновения, когда время будто застывает, и только ветер немного колышет едва пожелтевшую траву.
В такие моменты Дженни задумывалась, что у неё всё хорошо. Что жизнь прекрасна, со всеми её испытаниями для неё. Главное, не спугнуть эту тень счастья.
Многое поменялось, и ещё больше поменяется в будущем.
Дженни больше не была солдатом.
В их доме даже не было оружия, Дженни надеялась, что оно ей больше никогда не пригодится. Она потихоньку восстанавливалась.
Она занималась разными делами: готовила, рисовала или ухаживала за цветами, которые росли у них во дворе. Девушка только училась и делала много ошибок, но такие нормальные дела приносили ей покой. Дженни полностью падала в мирную рутину, позволяя ранам затянуться.
Она ходила к врачу. Каждый сеанс они долго общались в небольшой уютной комнатушке, «прорабатывали травмы».
Тихий, почти монотонный, голос доктора успокаивал. Тихий, почти безразличный, голос Дженни беспокоил.
Им предстояло ещё очень много работы.
Дженни не особо верила в результативность такой терапии, но Лиса была довольна, и это главное. Она была уверена, что это как-то улучшит состояние девушки, а у Дженни просто не было сил спорить.
Откровенно говоря, Дженни не очень любила сеансы. Всё то, что она пыталась забыть, раз за разом нужно было воспроизводить, анализировать. Она будто снова проживала все ужасы войны. Доктор говорил, что это важно, что ей нужно отпустить прошлое. Дженни искренне пыталась.
Ей снились кошмары. Разные по содержанию, они всегда находили лазейку в сознании Дженни и показывали именно то, что её тревожило. Иногда она была словно наблюдателем со стороны, и всё происходило будто в тумане, но чаще всего видения были такими реальными, что Дженни с криками подрывалась среди ночи и ещё долго не могла развидеть кровь на руках. Лисе приходилось повторять бесконечное количество раз мягкое: «Всё хорошо» и «Ты в безопасности». Иногда приходилось добавлять: «Я в безопасности тоже». Потом она давала Дженни стакан холодной воды, и они снова пытались уснуть в объятиях друг друга.
Всё это… сложно.
Война не имела над Дженни власти, пока не забрала у неё самое дорогое.
Но как бы плохо ей не было, Дженни знала — Чанёлю хуже.
Оказалось, что он сильнее неё в тысячи раз.
Чанёль поселился в небольшом домике на окраине города. Там, где нет людей, там, где ничего не сможет ему напомнить о прошедшем. Дженни не думала, что кому-то из них нужно напоминать. И тем не менее, Чанёль сбежал подальше от людей, отказался от услуг психотерапевта и стал ещё более отчуждённым человеком, чем раньше. Дженни не могла его винить. У него был свой сад и он радо ухаживал за ним. Целыми днями он был занят чем-то, как и Дженни, пытаясь восстановить свой разрушенный душевный замок. Когда кто-то приходил к нему в гости, Чанёль широко улыбался и радо показывал, как цветёт его яблоня.
Дженни не хотела знать каким он был, когда никого не было рядом.
Она часто к нему приходила и они могли целый день молчать, сидя в удобных креслах качалках.
Они никогда не говорят о Бэкхёне.
Возможно, когда-нибудь, когда рана превратится в загрубевший шрам, он станет тёплым воспоминанием. Сейчас лучше молчать. Горе всё ещё тенью сопровождало их всех.
Чанёль остался совершенно один, и Дженни могла только гадать, как Чанёль переживает все эти часы одиночества.
У неё была Лиса. Лиса — сильная и стойкая, Лиса — её стержень. Дженни уже давно не помнила те дни, когда она была каменной стеной для Пранприи. Они поменялись ролями. Лиса успокаивала её истерики, всячески поддерживала и помогала с любыми трудностями от сбора в город, до поднятия с кровати в особо тяжёлые дни. И у неё ещё оставалось время на работу.
Как только повстанцы взяли победу, Джису сразу заняла пост лидера страны. Прежний состав власти был почти полностью казнён. Те, кто остался в живых, вряд ли когда-нибудь увидят солнце. Понятно, что для управления целой страной нужны верные и образованные люди. Лиса прекрасно подходила для решения политических проблем, коих было достаточно, чтобы она день и ночь она проводила в городе.
После казни матери Лиса стала ещё увереннее в себе. У Дженни невольно появлялась улыбка на лице, когда она видела, как Лиса сияла, рассказывая о переменах, которые они проделали в стране.
Это вдохновляло и вселяло надежду на то, что всё действительно станет прекрасно.
Джису отказалась создавать постоянную армию страны.
«Больше никакой крови, мы пережили достаточно» уверенно заявила она, когда подобный вопрос поднялся на открытом собрании.
Многие солдаты после окончания войны ушли в патрули города. Розэ не ушла. Она стала заниматься секцией самообороны.
«Мир не стал абсолютно добрым, зло всегда было и будет» — уверенно заявляла она. — «Моя задача подготовить людей к этому, чтобы они могли защититься».
Каждый из них нашёл, если не призвание, то хотя бы дело, выполняя которое они чувствовали себя чуточку счастливее, чем раньше.
Возможно, это действительно хэппи энд.
— О чём задумалась? — вырывает её Лиса из глубоких мыслей. Дженни пожимает плечами и размешивает сахар в чашке крепкого утреннего кофе.
— Да так, обо всём сразу, — на лице Лисы появляется лёгкая улыбка. Даже если ей и было что сказать, она решила промолчать. Лиса хорошо разбирается в людях, она как никто знает силу слов. Ещё она знает состояние Дженни.
Дженни сейчас — хрупкая хрустальная кукла, и обращаться с ней нужно бережно.
Наверное, ей было бы сложно, не будь Пранприи рядом. Поддержка и понимание — вот что нужно, чтобы не сойти с ума.
Поэтому такие, казалось бы, маленькие действия — ценность. Доказательство любви.
— Ты сегодня к Чунмёну?
Дженни кивает.
Все разбирательства на счёт судьбы брата наконец-то закончились и теперь, впервые после окончания войны, она может его повидать.
Дженни не могла сказать хочет ли она этого или нет, но сидеть дома больше нет сил. Ей нужно начать жить.
Завтрак Дженни не доедает, у неё редко бывает аппетит по утрам. Она поднимается со стула, целует Лису на прощание и осматривает себя в зеркале.
Она так поменялась.
Доктор советовал полностью изменить имидж, поэтому, длинные волосы волнами спадали на плечи, а вместо привычной формы на ней было простое тёплое платье в пол. Они проживают последние тёплые дни в этом году, на улице похолодало, поэтому лёгкой одеждой уже не обойтись. Дженни хватает сумку, кивает своему отражению и выходит из дома.
На улице её уже ждал личный водитель.
— Госпожа Ким, — учтиво кивает он и открывает дверцу на заднее сиденье. Дженни садится в машину и обращает взгляд к окну.
Ехать к тюрьме совсем недолго и Дженни даже не успевает упасть в бездну вязких раздумий, как машина тормозит у огромного серого здания.
Воспоминания накрывают удушающей волной и Дженни приходится сделать глубокий вдох, чтобы подавить приступ тошноты.
Игнорируя учащённое сердцебиение, она решительно выходит на улицу. У входа её ждал охранник. Он кидает сухое приветствие и провожает её в нужную комнату.
К Чунмёну относились немного лучше, чем к другим заключёнными. И дело не только в том, что он её брат. На суде Дженни рассказала о поведении брата. Да, он её не спас. Но он абсолютно точно хотел.
Ей казалось, что это достойная причина, чтобы его условия были более человеческими, чем у людей, которые о человечности знали только по наслышке.
Её послушали.
Большая светлая комната разделена непробиваемым стеклом, с одной стороны диванчик для гостей и стул, приготовленный специально для Дженни. С другой — кровать, ванные принадлежности, небольшой стол. И шкаф. Шкаф заполненный самыми разными книгами, многие из них она даже не знала.
Это ещё одна вещь, которую Дженни попросила сделать для брата.
Чунмён слышит шум и поднимает голову от страниц книги. Видит Дженни. На его лице вспыхивает удивление и, почти мгновенно, радость. Широкая, искренняя улыбка. Дженни чувствует, как это задевает какую-то из струн её души.
— Дженни! — он откладывает книгу, не забыв загнуть уголок на нужной странице, поднимается и подходит к ограничительному стеклу. В серой тюремной форме он выглядит совсем иначе и одновременно точно также. Никакая одежда не могла полностью уничтожить благородство, что текло по его венам голубой кровью, но обычно идеально уложенные волосы сейчас небрежными прядями закрывали его лоб, и это почему-то делало брата… домашним. Смешно.
На ближайшие года его дом — эта камера. А дальше… какая разница, что дальше? У них не было дома, и уже не будет. Чунмёну остается лишь создать свой самостоятельно.
— Я так рад тебя видеть, — он привычно тянется поправить часы на запястье и, обнаружив их отсутствие, неловко прячет руки за спиной. — Ты выглядишь здоровой.
— Физически, да, — усмехается девушка и садится на стул. Чунмён делает тоже самое со своей стороны.
— Как ты?
Он пытается снова натянуть улыбку.
— Лучше чем петля на шее, — Чунмён взмахивает рукой в сторону шкафа. — На самом деле, мне есть чем заняться. Можно сказать, что это мой долгожданный отпуск!
Смешок. Слегка нервный, это вызывает у Дженни лёгкую улыбку.
— Я рад, что ты в порядке, — вдруг тихо говорит мужчина, опустив взгляд.
— Я рада, что в порядке ты.
Брат хмыкает.
— Я мудак, который заслуживает смерти, Дженни. Понятное дело, что я не хочу умирать, но давай смотреть правде в глаза.
Девушка откидывается на спинку стула, закидывает ногу на ногу и прикрывает веки.
— Если мы будем смотреть правде в глаза, то я тоже сделала много ошибок.
Молчание.
Они снова встречаются взглядами.
— У тебя есть шанс искупить грехи, и, может, когда-нибудь жить снова нормальной жизнью, — негромко выдыхает Дженни.
Чунмёён вздыхает и поправляет волосы.
— Буду надеяться.
Дженни много хочет ему сказать, но ей просто не хватает слов. Её переполняют чувства и воспоминания, но они никак не желали превращаться в слова. Девушка вздыхает.
— Хочешь я тебе почитаю?
На лице брата появляется улыбка, широкая, действительно радостная, и, кажется, слезятся глаза. Дженни винит во всём освещение и достает из сумки потрёпанную книгу.
Увидев её, Чунмён застывает.
— Это та самая?
Дженни кивает.
Это тот самый сборник сказок, который брат читал ей перед сном в далёком-далёком прошлом.
Дженни устраивается поудобнее и разворачивает книгу. Проводит кончиками пальцев по выцветшим буквам и, вдохнув побольше воздуха, начинает:
— Жили как-то принц и принцесса…
…///…
Розэ устало шагает по тёмным коридорам главного офиса Джису. Хоть они и добились своей цели, работы меньше не стало. Каждый день дел становится всё больше и её нужно выполнять, чтобы страна поднялась с колен.
Несмотря на смертельную усталость, Розэ чувствует себя счастливой. Всё потихоньку налаживается. Они помогают людям жить лучше, чем раньше. Они абсолютно меняют эту страну. Это пробуждает в ней огонёк гордости за себя и всех повстанцев в целом.
Жертвы были не зря.
Розэ без стука заходит в знакомый кабинет, окидывает взглядом немного сгорбленную фигуру.
— Ты ещё долго? — негромко спрашивает Розэ, и Джису отрывается от кучи бумаг на столе. Она сжимает переносицу и прикрывает глаза, устало вдыхая.
— Не знаю, Чеён. Работы так много… — девушка подходит ближе и садится прямо на стол, за что получает неодобрительный взгляд со стороны Ким.
— Но я хочу домой.
Джису пожимает плечами.
— Ты можешь пойти без меня.
Розэ тянется к Джису за поцелуем, но та накрывает любимые губы пальцами.
— Мне нужно работать, — виновато, но твёрдо говорит Джису.
Розэ недовольно морщится, спрыгивает со стола и становится сзади девушки. Она мягко касается пальцами оголённых плечей Джису, движения медленно переходят в полноценный массаж. Розэ наклоняется к Джису, целует её за ухом и горячо шепчет:
— Я не уйду без тебя.
Все они учатся жить заново. Абсолютно новые условия, абсолютно новая жизнь.
Теперь они не скрываются и даже живут вместе. Поэтому, Розэ сложно сдержать свои чувства, сложно по утрам отпускать Джису из своих объятий, зная, что они увидятся только глубокой ночью.
Несмотря ни на что, у них всегда есть время для друг друга. Даже если это жалкие минуты.
Джису поднимается и поворачивается к Розэ.
— Ты мешаешь мне работать! — бурчит она, но даёт утянуть себя в глубокий поцелуй. Розэ подхватывает её под бёдра и сажает на стол. Она проводит руками у кромки платья и тянется под него. Джису упирается руками в её грудь, останавливая. — Уговорила! — выпаливает она, и Чеён с удовольствием замечает лёгкий румянец на чужих щеках. — Пошли домой!
Розэ довольно улыбается и чмокает девушку в нос. Она помогает Джису надеть пальто и, радостно схватив её под руку, тянет к выходу.
— Приготовим сейчас десерт! — весело восклицает Чеён, и Джису заливается смехом.
— Ты шутить, или мы действительно собираемся готовить? — интересуется она, и Розэ хитро прищуривается.
— Если ты захочешь, мы можем использовать сливки и клубнику по другому предназначению…
Джису заливается краской и хлопает девушку по руке.
— Дурочка!
Чеён взрывается хохотом.
Это их развитие, их путь. Открытость и откровение, оголённые чувства. Всё то, что годами скрывалось и подавлялось. У них сердца — ледяные от политики и войны, и только любовь может их растопить.
Розэ уверена, что у них всё будет хорошо. Уже всё хорошо. Они вместе, они живы. Они любят друг друга.
У них впереди ещё миллионы прекрасных моментов, и Чеён не терпится их всех пережить.
Что ещё нужно для заветного счастья?
…///…
Чанёль смотрит, как за окном медленно садится солнце. Горячий красный диск тонет за горизонтом, медленно, но неизбежно исчезает. Примерно так он чувствует себя сам. Как что-то, что обязательно исчезнет, рано или поздно.
Подобные мысли не вызывали у него абсолютно никаких эмоций. Большую часть времени он чувствовал себя слишком опустошенным, чтобы испытывать хоть что-то.
Чанёль медленно и как-то растерянно переводит взгляд в тарелку. Пища давно остыла и, в целом, выглядит как что-то не особо привлекательное. Не то, чтобы это имело значение. Он вздыхает и накалывает на вилку остывший кусочек мяса.
Его жизнь превратилась в какое-то бесконечное серое пятно, и это удручало.
Удручало до многодневного молчания, до недельного лежания в постели.
Каждый человек страдает по-разному. Чанёль страдает незаметно.
Он действительно старается всё наладить.
Парень исполняет все рутинные (никому не нужные) ритуалы. Душ, готовка, употребление пищи. Стирка, уборка, приём редких гостей.
Это всё помогает отвлечься, но ненадолго. Чувства рано или поздно накрывают с головой, заставляя задыхаться в немом горе.
Чанёль не знает — ему лучше, или просто кажется.
Он живёт по привычке, лишь иногда зависая и вспоминая о нём.
Бэкхён.
У них были огромные планы и десятки лет в будущем.
У них были кольца и настоящая, та самая искренняя любовь.
Чанёль всё ещё не может поверить, что этого всего у него больше нет.
Ему всё ещё кажется, что вот-вот тишину разрушит до боли знакомый смех, и тёплые руки обнимут сзади. Что любимые губы поцелуют нежно и прошепчут «Люблю».
Чанёль закрывает лицо руками и тяжело вздыхает.
Он не может сдаться. Бэкхён бы хотел, чтобы он жил. Был счастлив даже без него.
Чанёль с трудом представляет, что такое возможно.
Парень поднимается, моет за собой посуду и идёт в гостиную. Поджигает дрова в камине, радостные язычки пламени скачут в огненном танце.
Он так сильно скучает.
Было невыносимо думать о том, что он всю свою жизнь будет без Бэкхёна. Это сложно осознать, но ещё сложнее принять. Чанёль чувствует себя так одиноко, и это причиняет ему боль.
Хотя, может, когда-нибудь он полюбит.
Может, он сможет стать счастливым. Бэкхён бы этого хотел, Чанёль знает наверняка.
— Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? — шепчет Чанёль в пустоту. — Перестал горевать?
Дрова в камине громко потрескивают, будто соглашаясь. Чанёль откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза. На секунду ему кажется, что мягкие руки касаются его щёк. Но нет, это всего лишь жар огня.
На лице парня появляется лёгкая, но совсем не радостная, улыбка. Он хмыкает, игнорируя одинокую слезу, что пробежала по щеке.
— Тогда, думаю, у меня нет иного выхода, — он вглядывется в огонь будто там скрыты ответы на все его вопросы. — Наверное, мне нужно постараться, и быть счастливым.
Чанёль не уверен, что у него получится, но он точно сделает всё возможное. Ради Бэкхёна. Ради любви.
Ради его звезды.
