Кем я стану, когда вырасту

— Беллатриса? Беллатриса была спокойна, как приговоренный за миг до казни — все, что должно произойти, произойдет. Она ждала своей казни. Мелькнула мысль о том, что собеседница действительно может пустить в нее проклятие, и все закончится. Но переводить взгляд и искать глазами палочку Беллатриса не стала. Не смогла — для этого пришлось бы оторваться от карих глаз напротив. Глаза напротив смотрели на нее так, будто она призрак — в целом известно, что такое бывает, но чтобы в моей жизни, с моими знакомыми — никогда. Недоверие нарастало, становилось все холоднее, пока наконец не разбилось единственным вопросом: — Какого черта ты знаешь делаешь, Беллатриса? Вопрос был задан тихо. Это даже и не вопрос был вовсе — требование исчезнуть и не оглядываться. Либо Беллатрисы искривилось в подобии усмешки. Не сумев вложить в нее ни насмешку, ни ярость, ведьма сдалась. Еле заметно покачав головой, будто договариваясь сама с собой, она наконец произнесла: — Я пришла поговорить, Августа. Пожилая женщина отстранилась, пропуская Беллатрису внутрь. Решительным шагом человека, точно знающего планировку дома, ведьма направилась на кухню и села за дубовый стол спиной к двери. Августа всегда предпочитала разговаривать с гостями на кухне, как и предпочитала замечать всех, кто входит и выходит. Вряд ли привычки женщины изменились. Беллатриса наблюдала за тем, как волшебница обходит стол и садится напротив нее. Потертая темно-синяя мантия, волосы собраны в строгий пучок, карие глаза смотрели пристально, с легким прищуром. Знакомая картинка на мгновение вернула Беллатрису во времена тридцатилетней давности. Захотелось рассказать Августе о том, как тяжело на душе, как жалко покидать Хогвартс, как терзают сомнения о выборе профессии. Августа бы внимательно слушала, не забывая незаметно подливать в кофе Беллатрисы огневиски и время от времени покрикивать на шумящих внутри Нарциссу и Андромеду. Потом зашел бы довольный после тренировки Фрэнк… Беллатриса силой вырвала себя из грез. Это уже не та Августа. Ее волосы тридцать лет назад только начинали седеть, не было доброй половины этих морщин, и руки лежали неподвижно — не вертели то перо, то палочку, то кусок пергамента. Пауза затягивалась. Беллатриса так и не смогла придумать, что сказать. Августа очевидно не собиралась помогать незваной гостье. — Августа… Тишина. Даже выражение глаз не изменилось. — Я прошу… — Беллатриса замолчала. Прошу что? Простить меня за то, что пытками довела твоего сына и его жену до безумия? Это звучало… Да это никак не звучало, потому что это невозможно было произнести вслух. — Ты пришла за ответами, Белла? — Нет. Я пришла, потому что в этом и есть ответ. Беллатриса издала горький смешок. В ее голове эти слова имели больше смысла. Августа смотрела на ведьму взглядом «что, прости?». Беллатриса сделала глубокий вздох и начала говорить. Она решила не останавливаться ни на мгновение. Не была уверена, что сможет начать снова. — Я всегда прибегала к тебе за ответами. С проблемами в школе, с проблемами в отношениях с Фрэнком… Как ты могла быть на моей стороне, когда мы ругались с твоим сыном, я никак не могла понять. Но все равно прибегала к тебе. Даже решив разорвать помолвку, я пришла с этим к тебе. Я рассказывала тебе, как влюбилась в Анну, как сходила с ума… Я столько раз переворачивала свою жизнь с ног на голову, не заботясь о чувствах окружающих. И о твоих чувствах. Я была ребёнком. Мне столько лет, а все эти годы я была ребёнком. Я ещё ни разу не взяла на себя ответственность за свои решения, понимаешь? А сегодня… Августа, я пришла сюда ради тебя. Чтобы ты смогла сказать мне все, чего я заслужила. Сделать со мной все, что я заслужила. Я пришла, потому что… — Беллатриса осеклась, не понимая, как закончить. — Если тебе нужна груша, я побуду грушей. Пожилая волшебница молчала. Смотрела почти безразличным взглядом женщину, которую когда-то могла назвать дочерью. Почти безразличным взглядом. Почти. — Ты уверена, что пришла сюда ради меня, а не ради себя? — Да. — Что ж… Я живу на этом свете дольше тебя, Белла. Я нашла способ жить. Правда жить, несмотря на все. Но если ты заберёшь их, мне правда станет лучше. Подожди меня минутку. Беллатриса сидела, прикрыв глаза. Никто не обещал, что это будет легко. Она привыкла, что ее всегда ненавидели и презирали открыто и громко: с криками и оружием в руках. Это могло вызывать в ней ярость, интерес, радость, даже восторг. И она всегда знала, что с этим делать. С этим вообще можно было что-либо сделать. Но сейчас… Она не могла ничего. Только смотреть в глубину карих глаз и чувствовать бесконечную тоску. Наверное, это и называют сочувствием. Неужели, остальные постоянно это чувствуют? Августа вернулась через пару минут с толстенной пачкой писем. С глухим стуком они опустились на стол перед Беллатрисой. — Я писала их тебе. Первое написала в тот день, когда Фрэнку и Алисе пришлось спрятать Невилла. Последнее — когда две недели назад Невилл сообщил, что хочет жениться. Он говорил точь-в-точь как Фрэнк, сообщавший о вашей помолвке… Я не думала, что ты когда-нибудь их прочтешь. — Августа замолчала, не сумев предотвратить падение в эти воспоминания. После длинной паузы женщина встряхнула головой. — Забирай и уходи, Беллатриса. Невиллу не стоит тебя видеть.