***
Если бы Диггори сумел бы в один незадачливый пасмурный денёк изобрести заклинание, посильное ему и не требующее множества ресурсов, то оно наверняка походило бы на действие маховика времени. И он бы пел, одинокий и съехавший с катушек, в потрёпанной грозами лачуге, о том, что всё начнётся с нуля… А после этого Седрик пытался от мысли о путешествии отказаться: во-первых, он понятия не имеет, что с ним случиться при таком раскладе может, и что — случится; во-вторых, выдуманный поворот событий никак не вмещался в список прижизненных целей и, в конце концов, парень отнюдь не болван, — отдавал себе отчёт, что изобретённое заклинание, если его и не убьёт, скорее всего либо уничтожит прежнюю вселенную, либо создаст новую, а неизвестность жутко его раздражала. «Мы не знаем, к чему это приведёт», говорят люди. «Как это не знаете?!», трепещет в Диггори желание закричать. «А кто же тогда знать должен?! Покажите мне его вот прямо сейчас!» В общем и целом, Седрик с ситуацией в магическом мире смиряется. Ежели никто не может дать ответа, так зачем ему пытаться? Вдруг он сделает хуже? С битвы проходит два долгих, мучительных года. Побитые, сломанные, все в трещинах и ушибах — скорее душевных, нежели физических, — маги понемногу восстанавливаются, но ужаса прошлого забыть не могут. «Победа» далась им всем непомерно дорого, и Седрик не понимал (и не желал), как люди могут праздновать, отчётливо осознавая, что в тот день потеряли несоразмерно больше, чем в итоге приобрели. Пиррова победа, как говорят магглы. Помимо прочего, у Седрика в тот день победа перекрылась другим, не менее ценным, провалом. Диггори в тайне был уверен, что поцелуй со стороны девушки подразумевал выражение чувств, а не… эмоциональный всплеск, адреналин, в конце-то концов. Он чувствовал, как при таких мыслях его шею сжимают липкие руки, а колени подкашиваются, однако, писать письмо нужным не счёл. Ход за Гарриэт, не за ним. Во всяком случае, в однозначности своих слов и поступков он был убеждён. Поттер ему не писала. И Седрик просто… отпустил. Зарыл в себе чувства, всё ещё ожидая его в фоновом режиме, но не спеша открыто об этом заявлять. С этим круто помогал Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними. Работы было неисчерпаемо, бумаги, требующие сортировки и рассылки, появлялись будто из воздуха даже в его комнате, хотя он отчаянно не помнил, что когда-либо брал работу на дом. Начальство этого будто не замечало, а отец посмеивался. В общем и целом, работа давалась ему тяжко, и постоянные недовольства руководства, заставляющих переписывать документы или переоформлять очередного новообращенного в соответствии с бесконечно обновляющимися законами, выводили из строя. — Ты как посохом ударенный ходишь, Диггори. Неужели завёл подружку? — смеялся Малфой, с которым ему случалось встречаться в кафетерии. Драко вернулся из Франции сравнительно недавно, хотя его родители остались в стране фейри, — их семья попадала под программу защиты, больно уж сильно влияли их капиталы на экономику двух конкретных магических стран. Магов осталось не так уж и много, ещё меньше — действительно полезных артефактов, которые ещё не прибрали к рукам гоблины. Это не говоря о книгах и других, более древних и ценных, источниках информации. Служащим банка было глубоко фиолетово на нарушаемые клиентами законы, а посему изъять, — читай, «выкрасть», — Министерству у Малфоев ничего не вышло. Пришлось идти на компромисс… — Ты видел эти поправки на добычу селезёнки оборотня? Это мой последний прием пищи на две недели вперёд. На обед сегодня рыбу на пару, и он осмелился предположить, что, запивая её молоком, сможет нагло сбежать вечером от родителей и их расспросов как минимум в уборную. — Диггори, я работаю в отделе международного магического сотрудничества, ты не забыл? — Очень бы хотелось стереть из памяти как тебя, так и твой мордеров отдел. А Забини где? Ты его потерял? Вы же как две половинки, — удивился Седрик наигранно. — Ещё одна такая шутка и я подумаю, что ты по мальчикам, — ощетинился Малфой. Приталенный костюм подчёркивал его фигуру, а чары — фемининные черты лица. Учитывая любовь этой семейки заводить себе любовников разных полов… Да, Забини подходил под описание. Возможно, Диггори-из-другой-вселенной был бы чуточку влюблён. — Наличие жены не делает из тебя натурала, Драко. Малфой очень устало и разочарованно вздохнул. — Я подумаю, какой бы дополнительный закон продвинуть по магическим тварям… Хотя, предупреждаю чисто по-дружески, в ближайшее время оборотни получат возможность… — Заткнись, Драко! Ради Мерлина, заткнись.***
Седрику очень нравится, когда люди его окружения всем своим нутром излучают стабильность, умеренность… Наверное, потому что сам он подобного давно не ощущал. Невилл Лонгботтом, молниеносно ставший весьма состоятельным и уверенным в себе мужчиной после окончания школы, казалось, полностью освещал комнату непоколебимой аурой спокойствия. Но в этот вечер в кабинет-кладовку Седрика он вбегает взмыленный, растрепанный, с ошалевшими глазами. — Седрик! Ради Мерлина, скажи мне, это правда?! — от удара рук по столу бумаги рассыпались, а ведь он сортировал их вручную весь день, позабыв палочку дома: на работе она была не нужна большую часть времени, а он и без того опаздывал. — Мистер… Невилл, какой леший занёс тебя ко мне… и заколдовал на разрушения? Под размеренным, тихим голосом тот тушуется; невесомые пассы палочки восстанавливают изысканную башню макулатуры, даже наклон, словно у Пизанской, остаётся прежним. — А теперь объясни, чего ты от меня ждёшь. Я не спал два дня, и скоро отключусь от побочки зелий, — «если не будет ещё больше работы», добавил мысленно. Вид у него, стоит предположить, действительно малопрезентабельный, поскольку вечно вежливый и чуткий Невилл не возразил. Он присел на край стула, скромно скрипнувшего, и откинулся обречённо на спинку. — Если ты и правда всё ещё не понял, о чём я… — Предоставь мне свои глаза… — Обойдёмся без этого! — вздрогнул тот, вмиг выпрямляясь. Седрик подавил смешок. — Что там? Лонгботтом расслабил галстук. — Оборотней и вампиров хотят приравнять к магам. Мысль, проскочившая у Седрика в голове, вырвалась слегка мягче: — Малфой, вейлы ты сын! А ну, вставай, Невилл, мы идём в отдел международного сотрудничества… Лонгботтом поглядел с сомнением, но со стула встал.***
Департамент Малфоя находился на пятом уровне, в то время как подразделение Седрика — на четвертом. Его отдел был вторым по размеру, впрочем, будучи работником-универсалом, Диггори приходилось регистрировать, контролировать и всячески общаться со всеми тремя подразделениями: тварей, существ и духов. Малфою в этот вечер не повезло: секретаря у кабинета не было, и они с Невиллом быстро и незаметно проскочили за массивную пафосную дверь. Драко курил трубку, закинув ноги на стол; развязанный галстук и скинутый на ближайшее кресло пиджак намекали на окончание рабочего дня. Заприметив их, «принц» не удосужился даже убрать ноги на пол. — О! — воскликнул он без тени смущения. — А я всё ждал, когда ты прибежишь сюда. — Драко, ты меня можешь не прощать, но… Какой чёрт дернул Министерство на этот шаг?! — А ты не знал? Эту идею протолкнуть ещё Дамблдор, — губы его неприязненно сжались, — пытался… — Это же… — Седрик ухватился за голову, — это же столько бумаг сейчас переписывать! Нет! Я должен увольняться… — Поздно, дорогуша, — тот бесхитростно пожал плечами, — сейчас все подразделения будут работать без выходных. Дел, с учётом всё поступающих изменений относительно общин, мест работы, обучения… на год или два вперед. Это не учитывая обычной загруженности. Диггори услышал, как позади него Невилл обреченно уселся на пол. — Бабушка меня убьёт… Нет, сначала она убьёт Министра, а потом — меня… Умру холостяком! Кто бы знал! — Можем исправить, — буркнул Драко незамысловато. — Что? — вздрогнул Лонгботтом. — Что? — вздёрнул бровь Седрик. — Что?.. О, Мерлин, Лонгботтом, я же про то, что могу тебя познакомить с кем-то! Моргана… Упаси меня от слухов… — Тебе, Малфой, даже Мерлин не поможет…***
Письмо Гарриэт писала долго, кропотливо, целых пять листов пергамента извела, оставляя кляксы, продумывая предложения. Если бы семейка Тонкс не была ей так дорога, а малыш Тедди не был столь очарователен в свои два года, то Поттер постаралась бы дать Андромеде понять, что знать никого из отдела регуляции магических популяций не желает. Ах, если бы да кабы… Ах, если бы… Если бы Гарри думала головой, а не телом (откровенная ложь, честно говоря), то этой ситуации в принципе бы не возникло! Проблемы сыпались одна за другой, и девушка итоге записала их на листке:1. Обращаться на «ты» или «Вы»? Это официальное письмо?
2. Насколько дорога мне дружба с Андромедой Тонкс?
3. Что делать, если Седрик не ответит?
4. Что делать, если он ответит?
5. Сколько стоят билеты в Париж в один конец?
Начала Поттер со следующих слов: «Мне очень жаль…» …но Вы мне симпатичны, додумывает Поттер, и откладывает дрогнувшей рукой в сторону перо. Отпивает уже-не-горячий шоколад, морщится, моргает. В желудке у неё все леденеет, и не разберешь, что послужило причиной. Поза становится железной, спина выпрямляется, совсем как в то злосчастное мгновение. Голова тяжелая, и это явно не сигнал обдумывать сегодня эти чувства. Она достаточно давно не думала о Седрике… произнесла бы Гарри, умея лгать. Поттер и видеться-то с ним себе не позволяла. Боялась ли она чувств? Или что её увидят счастливой даже в столь мрачные дни? Теперь... многие уже ходят такими. И если бы из неё выбивали правду, то, естественно, Гарри бы выдала, что мечтает о конкретных губах, руках, дыхании над ухом каждую ночь… как подросток. И с тех пор, как им была. Реальность грозилась ударить её в рёбра, совсем недалеко от укромного места, где Гарри мысленно хранила воспоминания о чужих тёплых, чуточку шершавых руках; о ясных глазах, горящих, словно в них утонули звёзды, и квадратной улыбке, освещающей лицо; о запахе, напоминающем свежеиспеченный брауни, и волнистых волосах, блестящих под солнцем. Когда они с Седриком засыпали в одной палатке, ей не снились ужасы. Уже после войны Гарри осознала (не без помощи Лонгботтома), что так работают парные ментальные щиты и что требуют они не только концентрации «работающей» стороны, но и полного доверия стороны «принимающей». Так что Поттер, сжимая перо и щуря слезящиеся глаза, дописала:«Мне очень жаль, что я не писала».
И в самом уголке обратной стороны, криво:«Скучаю».
***
Седрик редко выпивал. Тем более в компании. Невилл и Драко, однако, вскоре после третьего бокала объединились, настроившись против его персоны, чем-то им не угодившей. — Нет, ты представляешь! — воскликнул Лонгботтом, всплескивая рукой с бокалом. Напиток чудом остался не вылитым. — Засосал Поттер дай Мерлин каждому! — То есть ты заявляешь, что вот это, — Драко туманно обвел его силуэт пальцем, — умеет целоваться? — Я тогда… — Невилл перешёл на шёпот, — мимо пробегал. Клянусь, был бы, ну, ты понимаешь, так прыгнул бы к нему в кровать без раздумий! Он из неё как дементор чуть ли душу не высосал, да я там чуть свою не отдал. Малфой глянул на него с сомнением. — Так почему бы и нет? Ты же холостяк! Свободный мужчина… — Думаешь?.. — призадумался тот, не обращая внимания на поперхнувшегося Седрика. — Нет, этот по уши в Поттер. Дурак, конечно, но не всем везёт с мозгами так, как повезло нам с тобой. — Лонгботтом! — восхитился Драко. — Знаешь, из всех гриффиндурков ты мне не нравился меньше остальных. — Спасибо! — казалось, Невиллу подтекст комплимента совсем не вредил. Седрик лишь переживал, что вскоре жёнушка Малфоя начнёт ревновать. Пара Лонгботтома и Малфоя смотрелась до подозрительного органично. Но, как оказалось, выпил он не зря. Воспринимать письмо Поттер без алкоголя мозг отказывался. Воспринимать Поттер, стоящую напротив двери его дома, и вовсе отчаянно невозможно. Ночной воздух лишь слегка привёл разум в порядок, взбодрив тело прохладой. Звёзды, словно дырочки, к этому моменту полностью покрыли небесный пол. Гарри выглядела смущённой и постоянно одёргивала края фланелевой рубашки. Очки свисали на её груди, подвязанные веревочкой. — Так зачем ты прислала мне письмо, если всё равно пришла лично? Мы можем просто… поговорить. Как люди. Хотя, чем чёрт не шутит, как и другие… виды… жизни… Что уж теперь! Стоило ему чуточку отвлечься, перед глазами вставали картины того, как он погибает под кипами бумаг. — Прости? — озадаченный голос Гарри звучал мягко и робко. — Знаешь, а ведь я ждал, когда ты напишешь. И в итоге не знаю, что сказать. Губ Поттера коснулась скромная улыбка. — Ага. Без понятия, что я тут делаю. Даже письмо написать нормально не вышло, жаль было расстраивать Андромеду Тонкс. Седрика как агуаменти окатило. — А, ясно. Так она хочет, чтобы я продвинул её внука в очереди? Это всё? Ладно, сделаю, что смогу. — Седрик, я… Её большие ясные глаза часто щурились во время их прошлых встреч, но сейчас она смотрит прямо, с вызовом, несмотря на то, что выглядит так, будто от предвкушения её сердце скоро выпрыгнет из груди. — Знаешь… — начинает Поттер, подходя ближе и забирая конверт, — если бы ты… сейчас меня поцеловал… это было бы допустимо. Губы у Гарри сухие, в ранках, возможно, появившихся из-за её привычки прикусывать их от стресса. Седрик жмётся ближе, сжимает её талию и давит на поясницу. Ближе, ярче, острее. Поцелуй обжигает легкие, как высокоградусное пойло, и у Седрика всё ещё кружится голова, но он убеждён, что виновница — Поттер. Та сладостно дышит в ответ, цепляется за плечи. Седрик целует её с отчаянием умирающего. Гарриэт задыхается, когда чужая рука надавливает на поясницу, и слышится хриплый стон. Диггори сминает чужие губы остервенело, с животным безумием. Гарриэт что-то бормочет, с силой закрывая глаза, и Диггори, наконец, отстраняется. Они касаются лбами, и их дыхание смешивается. — Малфой будет в восторге. — А? — движения у Гарри вялые. — Я слышал, как он и Невилл спорили, кто из нас сдастся первым. — Неуместно говорить о хорьке, когда целуешь меня. Что у вас за отношения? Седрик со смешком прикусывает чужие губы, подбородок, подставленную шею. — Знаешь, если он сбежит однажды от Гринграсс к Невиллу, я буду его шафером. — Значит, я буду подружкой Лонгботтома… Звучит уместно.