Повернуть время вспять

      Я ИЗ БУДУЩЕГО       Мужчина, не доходя до Павла несколько шагов, резко остановился и ошеломленно уставился на незваного гостя. По мере того, как он узнавал родные черты, глаза его открывались все шире и шире, затем мужчина начал глотать воздух открытым ртом, сильно побледнел. Павел не мог слова сказать, ком застрял в горле, он только моргал, его нижняя губа дрожала то ли от того, чтобы улыбнуться деду, то ли не расплакаться.       Мужчина вдруг подбежал к нему, схватил за плечи и стал трясти: — Ты сын Петра! Значит, он жив, жив!!! Не погиб, не погиб!!!       Сильные руки притиснули молодого человека к широкой груди, где сердце колотилось с сумасшедшей скоростью. Павел обнял деда, так они простояли несколько минут. Наконец, мужчина разомкнул объятия, потом снова приник на минуту, кое-как оторвался от кровинушки. Скупая слеза скатилась по щеке: — Все, все рассказывай, племянник, как на духу, ничего не утаивай!       Пока Павел собирался с мыслями, которые вдруг покинули его разгоряченную голову, дед разгладил на нем рубашку и засыпал вопросами: — Где, в какой стране обосновался мой старший братец? Ох, негодник, столько лет молчал, а теперь вот сына прислал… он как здоров? Есть еще дети? Где работает, кем? Кто супруга?       Павел знал, о ком шла речь — с портретом брата деда Петра Павловича Рябинина, героя-партизана ВОВ он шел в «Бессмертном полку» на параде Победы. — Павел Павлович, — наконец-то вставил он слово. — Пройдемте в дом, вам бы успокоительное что-нибудь принять надо. — А! — опомнился мужчина. — Да, да, разумеется… Да и не здесь разговаривать, племяш, пойдем в дом, выпьем успокоительную, куда ж без неё-то, перекусим, ты небось оголодал с дороги…       Прижимая правую руку к спине молодого человека, словно опасаясь его потерять, он повел того в дом, извиняясь на ходу: — Хозяйки-то у меня нет, один бобылем живу… ходит тут одна настырная бабёнка, то приготовить напросится, то постирать, то чистоту навести, словно я инвалид безрукий какой…так и норовит в ЗАГС меня затащить, но не на того напала… , сыт я семейной-то жизнью, нахлебался… погуляю вот еще десяток лет. А там и подумаю, жаниться мне или еще погодить.       У Павла сердце оборвалось — неужели не в тот дом он попал?! Нет! Нет! Он чувствовал кровное родство с этим мужчиной, как только тот появился из-за угла дома. Но где же тогда его отец, ему должно быть лет десять?       Они вошли через прихожую в гостиную, которая в простонародье называется залом. Дед, как бы между прочим, бросил: — Мебель всю сам сработал. Ничего не покупал, кроме материала и инструментов. Моей бывшей ничего не нравилось. Ей все подавай заграничное. На очередь записалась, ходила отмечалась. Каждую копеечку в кубышку складывала и прятала, словно я пропойца какой. Эта мебель магазинная вся бездушная, смотреть тошно.       Дед усадил Павла на упругий диван: — Щас я мигом поднос соберу…отдыхай пока…       Пока дед гремел посудой, хлопал дверцами, Павел с восторгом и восхищением в глазах ходил по комнате и рассматривал с каким тонким вкусом, с какой душой создавалась мебель, с кружевными узорами, хоть выглядела несколько тяжеловато, но мастер, дока в своем деле, вложил столько тепла, любви в свою работы. Этажерки, полочки с фигурками животных из сказок, сервант в пустыми полками, книжный шкаф переполнен так книгами, что полки прогнулись, кресла, журнальный столик — вся мебель гармонировала между собой и смотрелась единым гарнитуром.       Талант, истинный талант у деда! — Ну. И как тебе оно, нравится? — Пал Палыч светился от счастья, внося тяжелый поднос в комнату, радостная улыбка не сходила с его лица.       Молодой человек поспешил помочь расставить тарелки с едой на стол: — Я в восхищении, ничего подобного не приходилось созерцать, вы мастер из мастеров, Павел Павлович! А я так вам и не представился — я ваш тезка — Рябинин Павел.       Дед от удовольствия и гордости расправил плечи, грудь выгнул колесом: — Молодец Петька! Такого молодца родил! Но гостя баснями не кормят, щас поедим. Потом я тебя в баньке веничком угощу, а после и поведаешь о себе, о родителях.       Дед от души наполнил тарелки — молодая отварная картошка, малосольные огурчики, помидоры желтые, розовые, красные, порезанные на четвертинки, укроп и лучок с зеленым пером, сало с тонкими прослойками мяса, щедрыми кусками нарезанные жареная курица, ветчина, докторская колбаса. И запотевшая бутылка водки! Не паленая, настоящая, так просилась в рюмку. И куда ж без черного хлеба, с такой закуской да под водочку…       Дед разлил по рюмкам водку, указал вилкой на мою тарелку: — Племяш, ты сначала откушай, а то как ударит в голову. Как бы не заплохело тебе, вы там за границей не привыкли к нашей-то сорокаградусной, все винцом балуетесь.       Пал Палыч смотрел на Павла и сердце его плясало от счастья джигу, радость плескалась в его глазах, весь сиял, как начищенный самовар. Кусок сала он уложил на ломоть хлеба, блаженно сощурившись, откусил приличный кусок и стал жевать с аппетитом.       Когда они утолили первый голод, Пал Палыч поднял рюмку: — За встречу, мой дорогой Павел, именно она сделала меня счастливым, каким я никогда не был!       Раздался тонкий хрустальный звон, встретившихся в поцелуе бокалов. — Да, за встречу, я счастлив видеть вас, Пал Палыч! Я даже мечтать не смел о встрече с вами при этой жизни.       Дед крякнул от удовольствия: — Хорошо пошла! Ну, что по второй? Нет, баня же ждет, после баньки еще пропустим по рюмочке.       Дед все подкладывал Павлу смачные куски сала, мяса в тарелку, уговаривая: — Ешь, племяш, ешь! Насыщайся, у меня завсегда стоит холодильнике бутылочка для дорогих гостей, но я ни-ни. Никогда!       Павел восхищался золотыми руками деда, ухоженным садом, тот с удовольствием отвечал на вопросы, не забывая подложить ему то лакомый кусочек ветчины, то ломоть сальца, то колбаски.       Насытившись, они вместе убрали со стола и вымыли посуду. — Отдохни покуда, Паша, я мигом в баньку, все там приготовлю. У тебя есть во что переодеться? — дед, видя, как смутился парень, махнул рукой. — Найду. Одежды этой полный шифоньер. Погоди немного…       Через полтора часа, упаренный чуть ли не до потери сознания, Павел отлеживался на диване, попивая вкуснейший, ароматнейший квас, пока дед отлучился по каким-то хозяйственным надобностям.       Вдруг он услышал голоса. Один женский, визгливый, недовольный, знакомый. Этот голос он слышал в автобусе, вспомнил Павел и поморщился. Ей сердито отвечал дед и не стеснялся в выражениях.       Через несколько минут сердито застучали каблуки по деревянному настилу, громко хлопнула калитка. Вошел дед и кашлянул в кулак: — Слышал, поди, как я отчитал бабёнку? Чесслово, достала до самых печенок! А я еще не развелся, через месяц только суд будет, а ей невтерпеж замуж хочется и всё тут! Пусть ищет другого, а меня оставит в покое!       Павел сел на диване, поставил кружку на стол: — Почему разводитесь, Пал Палыч? Не из-за мебели ведь? — Ревнивая до потери пульса, племяш, увидела меня с этой бабёнкой, начала устраивать скандал за скандалом, а я энтого не люблю. Вот и указал ей на дверь. Она побила всю посуду с серванта. Вон полки голые стоят, забрала пацана и уехала к матери. — Наверное, повод для ревности был, а, Пал Палыч? Дал повод? Дед покраснел, потер затылок: — Ну как тебе сказать… Не в постели она застукала, до етого дело не дошло, целовались тока, племяш. Павел решительно рубанул рукой воздух: — Я не племянник, я ваш внук! Я из будущего!