Полтора демона

      Тао всегда был другим. Эти мысли тугим давящим узлом жили в нём с непорочной детской поры, неминуемо крепли и не терялись сквозь протекающее время. Когда другие дети с горящими от восторга глазами беззаботно вдохновлялись авторитетными супергероями в телевизорах, желая тоже обрести необычные способности, он хотел лишь одного — утратить свои, гнетущие всю его семью. Дар ли это? Проклятие? Раньше ответ был очевиден, от своего умения становиться невидимым хотелось избавиться. Сейчас же Тао не может дать однозначного ответа, сохраняя в памяти невыкорченные до конца корни чужих осуждений близких людей, но не чувствуя того дискомфорта, который преследовал его в детстве. Он вырос и научился контролировать свои силы, пусть это и значило лишь то, что его достижением являлась только покорённая внеплановость исчезновений. Когда он избавился от неожиданных проявлений сверхъестественного, то получил возможность проводить время с людьми, не входящими в круг его семьи, что стало для него судьбоносным шагом. Однако в жизни Тао всегда был человек, принимающий его таким, какой он есть.       Сейчас Риф спал рядом. Ноги друга виднелись на разложенном соседствующем старом кресле, добытом перебивающимися студентами у мусорных баков — состояние мебели было довольно приличным, заставляя молодых людей в липкую летнюю ночь красться к облупившимся тёмно-зелёным контейнерам за своей дневной находкой: чтобы знакомые, так же облюбовавшие скудный район с колоссально потрёпанными жизнью многоэтажными зданиями, их не увидели.       Тао тяжело сглотнул вязкую слюну; горло сдавило, а шорты облепили мокрое от пота тело. Сон упрямо отказывался дурманить стойкое сознание, несмотря на неподатливую боль в глазах. Было донельзя душно. Аридный¹ воздух немилосердно выбивал оставшиеся силы, и после минувших двадцати-тридцати минут молчаливых мытарств беруши, являвшиеся неотъемлемой частью хранения драгоценного сна, не посетившего человека в этот раз, были извлечены из ушей.       Какофония звуков, присущая царствующей сейчас ночи, заполнила оглушающую тишину. Тао вслушивался в стрекочущие нотки за хилым распахнутым деревянным окном, внимал остальному шёпоту сокрытых в тёмной зелени мелких существ и устало тёр глаза. Риф тревожно метался во сне — сейчас был слышен его прерывающийся невнятный шёпот, вникать в который не было никакого смысла. Друг, по его словам, уже несколько дней подряд спал неспокойно.       Проклиная жару, Тао в полутьме направился в сторону маленькой кухни, на ходу включая свет, от которого и без того раздражённые веки вымотанных карих глаз заходились в бесконтрольном движении. Сейчас кран с водой весьма сомнительного качества казался ему настоящим блаженным источником, к которому сквозь бесчисленные одуряющие миражи стремились заморенные путники. Скиталец жадно протянул мутный гранённый стакан под холодную струю воды. Упоительная влага освежила потрескавшиеся сухие губы, собираясь в прозрачные капли и стекая по смуглому подбородку вниз, минуя и очерчивая быстро вздымающийся и опускающийся кадык.       — И правда, вода — жизнь, — подметил Риф. — Собрались тут как на водопой…        — Ну да, а по твоему виду из тебя кто-то будто все соки высосал. Выглядишь как мумия из саркофага. И цвет волос твой непонятный в тему, — ответил Тао, подпуская второго путешественника к оазису.       — Не непонятный, а Благородная Карамель, — возмутился друг, откидывая пряди волос. — Так и есть… Грёбанные кошмары. Четвёртый день одна фигня, а колбасит одинаково люто. Скоро чокнусь.       Тао кинул на него сочувствующий взгляд, не став отпускать шутки на эту тему. Риф выглядел до безобразия запустившимся, унылым и понурым. Тао приехал к нему с ночёвкой на пару дней, чтобы подбодрить, и то, какой вид имел его приятель, доставляло ему беспокойство, ведь Благородная Карамель не запускала себя, славясь в университете своим стилем и ухоженностью, пленяя девушек.       — Что за чёрт?!       Риф отпрыгнул от раковины, роняя стакан и привлекая внимание. Вздрогнувший от крика Тао молча наблюдал, как по лакированному деревянному полу медленно, не торопясь, растекается непонятная чёрная субстанция.       — Опять воду перекрыли без предупреждения? И это типа в трубах было? Или что это за фигня? — Риф пятился к стене, хмуря густые совиные брови. — Хорошо освежился, ничего не скажешь.       — Я же сейчас пил. Вода нормальная была… — Тао задумался. — Никогда не видел такой чёрной воды там.       — Забей, не хочу думать, устал. Возьму в холодильнике лимонад, что делать. — Друг потёр виски. — Будешь настоящим бро? Вытри, пожалуйста, и собери осколки. С меня днём обед.       — Фигня — вопрос.       Тряпка нашлась быстро. Сначала Тао собрал части разбитого стакана, затем приступил к мытью скрипучих полов. Дело шло медленно: ткань липла, неактивно волочась по покрытию, раздражая работника, и без того пребывавшего в крайне невесёлом настроении. Когда с этой поверхностью было покончено, Тао перешёл к раковине. Зачем-то дёрнув за ручку крана, он совершил неожиданное открытие: вода была чистой, словно из родника. На это раздалось недовольное цоканье языком, но благодаря нормальной воде не было той сложности очищения раковины, какой встретил его пол — мощная струя стала неплохим оружием.       Под очередные непонятные хриплые нашёптывания Рифа из соседней комнаты, Тао направился в сторону туалета. О чём во сне так страстно говорил друг было, ожидаемо, не разобрать, но и желания это делать не было от слова совсем. Когда Тао погасил свет в уборной, вместе с тем заканчивая напевать тихую песню, маленькая квартирка нырнула во мрак, только в спальной комнате пространство испещряли доходившие из окна лучи фонарей, подсвечивая босые пятки приятеля, его сложенные на груди бледные руки и отражающие свет глаза.        — Не мог бы ты соизволить заткнуться?       Его голос был чёткий, бодрый и раздражённый. Тао понял, что, возможно, до этого пел не так уж и негромко, как самому казалось, поэтому не стал вступать с приятелем в словесные баталии. Тем более зная, как тот отвратительно спал по ночам. Не высыпается — поэтому становится агрессивным. Всё было предельно просто. Тао лёг на диван, мазнув вглядом по бутылке на свету. На подоконнике, кажется, стояло вино.       «Неплохой лимонад у тебя, однако», — мелькнула короткая мысль перед тем, как принять удобную для сна позу в неожиданно смолкнувшем за окном мире.