Ты видишь лучше зрячих

      — Я умираю от любви!       Гигантская металлическая дверь отъехала в сторону и на пороге стояла высокая рыжеволосая девушка и держалась за сердце. Большая студия с высокими потолками, не совру, если скажу метров 10. Больше 50% поверхности стен из красного кирпича занимали огромные окна, которые простирались почти от самого пола до потолка. Было сложно сказать какого цвета пол, потому что он был весь заляпан краской, глиной, сажей и далее по списку. Комната была заполнена как картинами, так и статуями, как законченными, так и только начатыми. Посередине комнаты, на шпагате, сидел мужчина с пепельного цвета волосами и выбритыми висками, и смотрел на картину, стоявшую на мольберте. «Мыслитель», кажется, вообще не заметил, что кто-то вошёл, а продолжал так же задумчиво смотреть на картину. Как и рыжая, мужчина тоже был весь заляпан краской, в каких-то местах и глиной. Когда рыжая заметила, что так и осталась без внимания, она сделала пару шагов в сторону мужчины и прочистив горло повторила:       — Я умираю от любви неразделённой!       — Заходила Мелани, — заговорил светловолосый, не отрывая взгляда от картины, — спрашивала про портрет, который ты должна сегодня закончить.       — Да ну тебя, — махнула рукой на мужчину и начала выкладывать содержимое сумки на низкий комод около окна, — я тебе про любовь, а ты мне про деньги.       — Но любовь к деньгам тоже же бывает, — тяжёлый вздох.       — Они не умеют улыбаться, Майкл, — стала ходить кругами около парня, — их не интересно рисовать, в них нет природной красоты.       — Чего тебе не хватает? — Мужчина обращался к картине, панорама ночного Парижа.       — В созвездии Волопас звезду пропустил, — после пяти минут изучения сказала рыжая.       — Арктурус! — Воскликнул Майкл и вскочил на ноги. — Как я мог забыть! — Быстрыми, но осторожными движениями дорисовал недостающее звено на холсте.       — Я же говорила, что умираю? — Крутилась на вращающемся стуле.       — Это уже третий раз за неделю, — поднял с пола кружку с остывшем чаем и выплеснул содержимое в открытое окно.       — Но в этот раз всё серьёзно, — театрально вздохнула.       — Кэтрин Баррелл, — взял стул и сел почти вплотную к девушке, устремив свои голубые, почти белые глаза на рыжую, — поведай мне.       Рыжая начала рассказывать историю, которая с ней приключилась утром. Как она чуть не опоздала на поезд, потому что не могла оторваться от рисования собора, как она запрыгнула в уходивший поезд, который был наполнен разнородными людьми, всех возрастов, рас и полов, и то, как она пробиралась через них, словно через джунгли. Да, Баррелл была творческим человеком, но это всё не какая-то пустая аллегория, не простые преувеличения, это было её видение, то, как она видит мир. И наконец она рассказала про эту таинственную незнакомку.       — Понимаешь, — от возбуждения девушка быстро расхаживала по комнате, — она смотрела в окно, как будто видит, — активно жестикулировала руками, — как будто видит и понимает всё. Ох, она как белая космея. Которая вот-вот распустится. Она проста, легка и тем прекрасна. Её мир полон красоты, но она его не видит, лишь ощущает, — подскочила к Майклу и упала на колени, — как мне быть? Как могу я, смертный, постигающий и созерцающий всё только глазами, показать это всё неземной красоты существу, которая познаёт всё через звуки и касания? Мои руки, грубы, — опустила печальный взгляд вниз, — они могут спугнуть, боюсь помять этот цветок.       — Цветы не так хрупки, как ты описала, — взял Кэтрин за руки и поднял её с колен, — да, могут завянуть, сломаться, но вспомни парк Чапу за мостовой, как из под асфальта маки потянулись к солнцу, — продолжал держать подругу за руки, — они слепы, они не знали, куда направить лепестки, они пошли на зов звезды.       — Твои слова для меня сложны сейчас, — нахмурилась и засунула руки в карманы штанов, — а возможно, не хочу их слышать. Люблю страдать, — пожала плечами, — это привычка. Оттуда черпаю вдохновение. Да-да, — на секунду подняла руки вверх, — знаю, что надо пробовать черпать отовсюду, — порывшись в стопке картин, достала одну, — но из несчастья и горести я ещё не до конца всё исчерпала.       — Ты думаешь, — взяв яблоко из деревянной миски на комоде, сел на подоконник, — там есть дно?       — Есть, — воскликнула рыжая и побежала в другой конец комнаты, — вот, — порывшись в картинах достала холст, который был полностью закрашен чёрной краской, точнее вантаблэк, которая поглощает даже свет, — вот дно. Вот он, бас-профундо, ниже этого ничего нет.       — Это твоё воспоминание, — хрустел яблоком, — и напоминание о той, которую ты хочешь забыть, но не даёшь себе это сделать. Как же её звали, — откинул голову на стекло, пытаясь вспомнить имя.       — Не будем об этом, — небрежно положила картину обратно, — мне надо работать, — рыжая стала мрачной и спокойной.       — Боль неизбежна, страдание — выбор каждого, — выкинув огрызок в помойку, направился к выходу, — Au revoir (фр. «Прощай»), — и металлическая дверь со скрипом и скрежетом закрылась, оставляя героиню в одиночестве со своими мыслями.

***

      — Хей, Доминик, это ты? — Услышав звук захлопнувшейся двери, крикнула голубоглазая шатенка, не отвлекаясь от готовки.       — Как вкусно пахнет, — послышались приближающиеся шаги человека и цоканье ногтей собаки об пол.       — Твоё любимое, — девушка в фартуке готовила в воке соус для пасты.       — Мелани, я же говорила, что люблю тебя? — В дверях кухни появила зеленоглазая красавица, которая улыбалась во весь рот, а рядом с ней стоял золотистый ретривер.       — Да, но можешь говорить мне это каждый день, — на плите всё шипело и бурлило, — минут через 10 уже будет готово.       — Чудесно, мы с Сухариком, — потрепала пса по голове, — переоденемся и подойдём, — пошла дальше по коридору в свою комнату.       Доминик Провост-Чалкли и Мелани Скрофано лучшие друзья чуть ли не с пелёнок, а познакомились они, когда трёхлетняя Доминик потерялась, отстала от родителей и из-за своей врождённой слепоты не могла найти дорогу до дома. Заметив плачущую девочку, Мелани решила узнать в чём дело. И взявшись за руки они пошли искать дом потеряшки. С тех самых пор они не разлей вода, Мелани стала для Провост глазами, а Доминик стала для Скрофано палочкой выручалочкой, которая помогала и с уроками, и с отношениями, будь то родители или парни. После университета, они решили съехать от родителей и вместе снимать квартиру, потому что Париж, пусть даже и 45 км от него, далеко не для бедных, только что окончивших университет молодёжи.       Мелани получила бакалавр в сфере предпринимательства и сейчас работает в семейной фирме, которая занимается куплей-продажей произведений искусства, машин и недвижимости. А Доминик, успешно закончив музыкальную академию по классу скрипки, играет в Национальном Симфоническом оркестре и так же играет в Сесонской труппе, с которой она выступает на разных мероприятия города Сесон и близлежащих городах.       — Как всегда восхитительно, — Доминик по долгу смаковала еду, — и томатная паста с кислинкой.       — Всё прямо как ты любишь, — напротив сидела Мелани, перекинув одну ногу через другую, — как прошла репетиция?       — Хорошо, — девушка улыбнулась, — долго сидели над третьей частью, но в конечном итоге получилось довести до ума, — Сухарик положил голову на колени, — привет, дружок, ты голодный?       — Не верь ему, — Скрофано говорила с набитым ртом, — он только что целую миску корма навернул. Я тебе отвечаю. Сама видела.       — Ну иногда же можно себя побаловать, да? — Осторожно провела рукой по столу и найдя миску, взяла оттуда печенье и протянула собаке.       — И как в тебе столько доброты помещается, — подперев голову рукой, смотрела на подругу.       — Кстати, — повернула голову в сторону Мелани, но глаза смотрели куда-то мимо, — к завтрашнему дню всё готово?       — Да, — начала прибирать со стола, — шарики наготове, торт доставят завтра, приглашения высланы и картину должна сегодня вечером забрать.       — Ты уже видела картину? — Тоже начала на ощупь собирать грязную посуду.       — Нет ещё, — потрепала девушку по волосам, — но уверена, что она будет шикарна. Художница с большим талантом, сначала занималась граффити, малевала стены города, — Доминик споласкивала посуду и передавала её Мелани, которая загружала всё в посудомоечную машину, — но когда ей надоело, что её менты ловили, перешла на холст и масло, да и скульптуры тоже, но почему-то последнее она явно не хочет продавать. Не суть, — помотала головой, — в общем повезло, что я её встретила, — когда посуда закончилась, закрыла дверцу машины, — многие только её картины и хотят купить.       — Она мне кажется хорошим человеком, — вытирала руки о полотенце.       — Ты же её ни разу не видела, — пальцем вытерла каплю соуса с щеки зеленоглазой.       — Шестое чувство мне подсказывает, что так оно есть, — улыбнулась.       — Ну раз твоё шестой чувство так говорит, — полезла в шкафчик за вкусняшкой, — значит это так. Не помню, чтобы оно хоть раз ошибалось.       — Всё бывает в первый раз, — пожала плечами.       — Ладно, оставим разговоры и пойдём смотреть фильм, — развернула девушку в стороны выхода и повела её в гостиную, — ну ты будешь слушать, а я смотреть.       — Может «Призрак оперы»? — В голосе слышались нотки надежды.       — Не-а, — завалилась на диван, — сегодня выбираю я и будем смотреть «Дэдпула».       — Только можно версию без матов, пожалуйста? — Села в кресло. — А то у меня уши завянут.       — Что только для тебя не сделаешь, — вздохнула.       И девушки стали смотреть фильм, точнее Скрофано смотрела, а Провост только слушала, но вскоре взяла книгу со столика, написанную на языке Брайля, и принялась читать, водя по белой бумаге с пупырышками пальцами. На смешных моментах Мелани иногда чуть ли не взрывалась от смеха, из-за чего Чалкли вздрагивала. Такие резкие и одновременно громкие звуки, пугали девушку, но чем старше она становилась, тем лучше у неё получалось «фильтровать» звуки, некоторые пропускать мимо ушей, а на других концентрироваться. Часы пробили 7 ударов, а у фильма шли последние титры и Скрофано, которая заснула посередине фильма, резко проснулась. Девушка лежала на диване под пледом, которым, видимо, Доминик заботливо накрыла голубоглазую. Потянувшись и похрустев позвонками, Мелани начала собираться.       — Доминик, — зашла в комнату сожительницы, крутя на пальце ключ от автомобиля, — не хочешь со мной за картиной сгонять? Это в соседнем городе, в Мелёне.       — Только, если я за рулём, — Доминик сидела за письменным столом и начала хихикать.       — Хорошо, — тоже начала улыбаться, — только не заводи машину, — Сухарик тоже, кажется, посмеялся, — не хочешь познакомиться заранее с художницей?       — Заранее? — Повернулась на стуле в сторону девушки.       — Да, приглашу её на день рождения Тима, — водила пальцем по косяку двери, — они хорошо поладили, он будет рад её увидеть.       — Я бы с радостью, — повернулась обратно к компьютеру, — но мне надо проиграть партию скрипки, так что…       — Ясно понятно, — опять прокрутила ключи на пальце, — тогда я поехала. В магазине надо что? — Уже кричала из коридора.       — Возьми гуаву, если будет, пожалуйста, — крикнула в ответ.       Дверь за Мелани захлопнулась.