Pork Soda

      Из окна город был виден как на ладони. Смог спокойно витал над высотками, горели многочисленные огни. Порой это зрелище так завораживало его, что ненароком хотелось взлететь и оказаться по уши в ядовитых испарениях города, посмотреть вдоволь на суетливую молодёжь, что бесстрашно слоняется по улицам города каждую ночь, и задохнутся, так и не проснувшись от сладкого сна.              Над домом пролетел вертолёт. Громкий стук его лопастей перекрыл музыку, которую слушал Ди, выдернув того из мечтаний. Было только одиннадцать вечера. В соседней комнате отец мучал Хэви математикой, но это никак не мешало Ди. Он меланхолично сидел на подоконнике и слушал всю музыку вперемешку. Ничего хорошего из этого не получалось. То играла какая-то попса, то тяжёлая альтернатива, что метало настроение из стороны в сторону и было сложно устоять от того, чтобы глухо разрыдаться.              Дело не в том, что Ди ненавидел себя, дело не в том, что он считал себя абсолютным уродом и даже не в том, что он хотел изменений. Ему всегда, абсолютно всегда, нравится больше чужое. Он копирует других, а иногда только мечтает об этом, потому что Ди не может сорвать их лица и приклеить к себе; но на лицах дело не останавливается, иногда ему нравится только голос, только цвет или запах волос. Нравится какая-то очень конкретная чужая деталь. Он тут же приходит в тотальное восхищение. Он бы мог сформировать свой стиль, если бы захотел, но как бы хорош он ни был, чужое всегда красивее. Не потому, что это действительно так, для других всё это может выглядеть хорошо, но для него то, что он видит у других, всегда привлекательнее. Как будто вся прелесть не в стиле, звучании или красоте, а именно в том, что это не его и никогда не было его, начиная с мысли об этом и заканчивая олицетворением наяву.              Это бывает неудобно, дискомфортно, неоднозначно. На вписках Ди частенько раздаёт комплименты другим присутствующим наподобие: «Твой стиль абсолютно уникален, чего именно ты придерживаешься, выбирая его?»       Окружающие ещё не знают, что скрывает этот комплимент, — всего лишь желание повторить то, что есть у них. Но самая главная проблема в том, чего нельзя повторить. Голос, лицо, форма ушей. Некоторые вещи возможны, но требуют серьезных вмешательств, другие невозможны вообще. Даже серьезные вмешательства Ди не подходят, вдруг через пару недель ему понравится что-то ещё у других. Приходится как-то мириться с собой, успокаивать, пытаться переключиться на то, что можно себе заполучить. Иногда получается, а иногда он вот так воет от тоски.              В его зеркале всегда отражаются частички других.              Больше всего в нём видны женские черты, несмотря на все противоречия Ди нравится женское тело, оно всегда выглядит по-особенному. Иногда так и хочется прикоснутся, ощутить мягкость на кончиках пальцев, гладкость кожи, почуять запах тела, который несмотря ни на что постоянно различается. И вдруг обнаружить, что стоишь перед зеркалом, и пристально смотришь на себя самого, медленно проводя руками по шее, спускаясь на живот, ощупывая бёдра. Всё в этом теле казалось чужим, бесполезным. Но в то же время невозможно важным, таким, от которого невозможно отказаться.              Ди в ужасе отошёл от зеркала. С этим надо было кончать, надо забыться. Телефон на подоконнике завибрировал.       Декстер: Девчуль, ты сегодня с нами или как?       Декстер: У нас тут намечается неплохая тусовка:)       Ди: Буду через минут 30.       Декстер: Отличненько! Будем ждать тебя малыш!       Пару минут простояв у окна, Ди всё-таки решается, берёт рюкзак, закидывает в него бутылку воды, томик Толкиена. Надевает короткую клетчатую юбку, поверх штаны, облегающий топ, кофту, и, прислушавшись к звукам из соседней комнаты, где всё ещё были слышны всхлипы, открыл окно и, перемахнув через козырёк, оказался на улице. Здесь было хорошо. Холодный ночной воздух пробирался под одежду и заставлял ежится, но то было не впервой, и Ди продолжил свой путь.