***
Элспет кружит по комнате, старается не наступить на открытые книги и постоянно что-то бурчит под нос. Джейкоб, оставленный угрюмым Билли, уже давно перестал пытаться понять, чего она вертится. Сквозь свой бубнёж, она слышит, как пацан берёт с окна хроноворот и вертит этот бесполезный кусок металла. Руны гоббледука там были куда древнее, чем позволяли узнать книги. Разобрав два слова — что не удивительно "презренные" и "назидания" — Элспет отказалась ломать свой и так не шибко цельный мозг. То, что у неё много книг и она любит узнавать новое, не значит, что она умная. Повторяется. Элспет останавливается перед распахнутым шкафом с упёртыми в бока руками и замирает. Опять наступает в болото ворочанья своих проступков. Может, ей просто нравится постоянно себя оправдывать. Главной проблемой является помноженное на десяток, из-за гриффиндорской атмосферы, быть может, неправильный алгоритм решения проблем. Слишком много раз. Сначала Элспет кидает бомбарду, а потом понимает, что Фоули и она находятся в узком пространстве меж стеллажей. Она учится читать мысли, чтобы следующие полгода пытаться выстроить защиту и не сойти с ума из-за перегрузки мозга. Чаще всего, импульсивность играет внушительную роль в её многочисленных проблемах. Как, например, малодушное отлынивание на зельеварении после второго курса. Теперь, она нечерта не может в зельях. Мандрагора пританцовывает на солнышке под мурлыканье Джейкоба. Элспет скучает по солнцу. Сколь бы прекрасен ни был дождливый Форкс, даже в Хогвартсе было больше света. Мельком, отмечает, что уже не больно вспоминать о родном мире. Тоскливо, но не больше. Мандрагора совсем взрослая, готовится к почкованию. Без неё зимой совсем грустно будет. Не только Элспет. Джейкоб нашёл что-то в ней и даже сплёл какую-то побрякушку, а та и довольна. Дёргает его за отросшие волосы. Элспет садится на ковёр и пытается сложить беспалочково все книги. Пэк, пэк, пэк. Губы сохнут. Через двадцать минут они лежат тремя аккуратными стопками. Сдохнуть хочется.***
Ожог обильно смазан чем-то из аптечки Сэма, потому пока не раздражал. Внутри же Элспет сгущается какая-то апатия. Руки опускались. В голове почти ничего не задерживается. Странные ощущения чего-то сладкого, витающего вокруг, занимают мысли в моменты, пока Элспет не возвращается в колею самобичевания. Что, после переворота Леи, происходит всё реже. К счастью. Но не сон. Элспет морщится и трёт висок, дурная привычка дёргать за волосы однажды доведёт до мигрени. Безусловно, как волшебница, она не может отрицать, что по чаинкам и снам можно предугадать будущее. Но, Мерлиновы кальсоны, жалкая брошюрка ну никак в этом не поможет. Особенно если в этом мире не то чтобы имелись провидцы. Голова пухнет. А ещё раздражает Розали, что решила сыграть в античную статую. Села за одну парту и сморщилась. Элспет попыталась шикнуть на неё, но Розали только выпрямилась, стукнула острыми ногтями по столешнице и упёрлась взглядом куда-то за стену. Мерлин, ну как Эрик завалил биологию? Теперь в потоке из знакомых только эта Хейл и прилипчивая Горн, слава Мерлину сейчас в другом корпусе. Элспет тянет мокрый рукав. Липнет мерзко. И ведь не просушишь при ней. Не верится, что Розали села потому, что захотела. Они полгода замечательно друг дружку игнорировали. Ну, может только она. Элспет не могла удержаться и не кинуть что-нибудь поганенькое, испортить эту мраморную физиономию. Это кара, да? Литература скучна. Без Эрика тем более. Разложенная брошюрка когда-то взятая с открытого урока Трелони бесит. Ах, если там, то это! Ну ведь чтобы так оно не тут! Мерлинова срань, каким образом ей понять, что тут чаинки именно в форме слона, а не башни? Или почему это не пятёрка, а буква. К картам Таро Элспет не прикоснётся. Банально — боится. А ещё, Лаванда, кажется, говорила, что на себя гадать не стоит. Но как увидеть, какая тварь смотрит на тебя из леса? Ну не ставить же во сне камеры? Мерлин, вот не занималась она ещё сноходством. Элспет бьётся легонько о парту, отрывает Розали от своего бдения. Так и хочется спросить, чего эта мымра выпялилась. Сидит, холодильник на минималках. Папаша её что-ли напугал исчезнувшей кровью? У Розали, как и у всей семьи этих точёных придурков, осанка не человечья. Элспет, чисто, чтобы отвлечься от самой себя, думает, не псих ли доктор Каллен и не впаял ли он в своих детей какие-нибудь титановые скелеты. Голова лежит на парте — удобно наблюдать за тонкими пальцами Розали. Стучит средним и безымянным раз, потом быстро дважды и перекатывает всеми четырьмя. Останавливается на секунду, повторяет. Элспет не поднимает взгляда выше, не пытается залезть ей в голову. В своей недавно прибралась. А в кружащих мыслеобразах и так пасёт отвращением, да безысходностью со скукой. Мерлин, да даже с её братцем было бы веселее. Как его там... Кэри? Не, там было что-то на Д. Ну, не Джейкоб. За окном, под дождём, быстро проходит Седрик, отвлекая на промокшего себя всех девчонок. Мордред, Элспет, когда ты запомнишь? Трёт лицо руками и вдавливает глаза до вспышек. Это не Седрик. Это не ходячий труп и он не бился в предсмертных конвульсиях. Его отец не разрывал своё лицо от горя, не пытался вырвать своё сердце, лишь бы в глазах сына вновь появился блеск. Над ним не стояла окоченевшая Чжоу. Не его отца Дамблдор, сшивший разодранную грудь, и Крауч, осмотревший быстро стынущее тело, пытались остановить отчаявшегося, что потерял ребёнка, от авады в висок. Элспет ненавидит Тремудрый Турнир. Ненавидит воскресшего ублюдка, что пытался заманить на кладбище всех детей подходящих к пророчеству. Розали резко дёргается. Смотрит странно. Элспет отворачивается к окну. Глядит сквозь собирающиеся капли в лес. Кто-то начал фотоохоту и она понятия не имеет как это пресечь. Кто-то мимикрировал под человека. Голова трещит от звонка и ногтей Розали по столешнице. Элспет не двигается, лежит на скрещенных руках, быстро перелистывает книги на полках. Что-то опять раскручивается юлой. Жжётся, царапается о барьер. Хромой ублюдок не залезет в её голову вновь. Но страницы слиплись от воды и слова в них растекаются угрозами. Книги плачут. Как они это делают? Что-то мешает Элспет разобраться в своём сне. Розали наотмашь бьёт по спине. И смотрит потом, как Элспет выгибается и глотает воздух выкинутой на сушу гриндилоу. Хейл, холодная сука, рассматривает ногти. Не уходит. Думает, что Элспет кинет жалящим как только повернётся? Нахер не всралось. Не отворачивается, но и интереса вроде как не проявляет. Элспет фыркает и зло скалится окну. Эта аристократка! Мерлина ради, ну чего она вросла в пол и не уходит? Элспет всё ещё сидит напротив стоящей Хейл, чешет сквозь прилипшую ткань начавший зудеть ожог и думает, есть ли в этих двух событиях взаимосвязь. Поднимается медленно, как если бы была под хищным взглядом львицы. Мыслеобразы её отчего-то статичные, словно тягучее болото. Элспет не понимает, где подвох. Брошюрка оказывается под ногтём Розали. Скалится, недовольно скачет глазами с окна на Уинтон. — Кто бы мог подумать, — Элспет не любит метафоры, что сравнивают речи, с мёдом, например, но от Розали явно несло арктическим холодом, — что после сотрясения мисс Уинтон окунётся в оккультные науки. Она мажет взглядом по раскрытому листу, незаинтересованная ни на драхму поворачивается. Склонилась над партой, будто дама из начала века. Двадцатого. Только зонтика или веера не хватает завершить образ богатенькой дворянки. — Так я ещё и по Гарри Поттеру тащусь. Хочешь обсудить? Элспет хочет верить, что этот дурацкий спектакль между ними понимаем каждой стороной. Мерлин, неужели придётся жертвовать временем самобичевания ради разговора с ней? Дёргается только Элспет, когда ветвь ивы хлещет по окну. Ещё и погода шепчет. Хейл, кукольная принцесса, только недовольно морщит нос, но позволяет вести себя через пыльно-сиреневые коридоры в подсобку. Единственное, что выдаёт в ней живого человека — своим мертвячьи холодным носом вбирает воздух, поперхнувшись, когда Элспет режет как фанатичка ладонь и открывает, покрывая кровью ручку, дверь в комнату. Закрывает тихо. Не зря прошлой ночью проникала в школу. Хотя кто мог подумать, что, в место буквально пропитанное своей кровью, она первой приведёт Хейл. Та стоит с жутким лицом. Элспет чешет под носом и мажет случайно кровь, недоумевает, с чего именно у Розали слетела маска? На пробу Элспет всматривается в мыслеобразы. Но они мешаются в Лонгботтомовскую бурду, шипят запахом крови. Розали стоит, не дышит, дико смотрит на кровь под носом Элспет. — У тебя, м... Гемофобия? Элспет кидает неуверенно. Хоть это и Хейл захотела поговорить, но в подсобку она пришла не совсем добровольно. Да и крови мало кто ожидает в школе. Ну а что поделать, если с Эриком нужно перетереть вопросы о колдовстве, а руны теперь пашут исключительно на крови. Элспет морщится, сколько раз она произнесла в голове "кровь"? В конце концов, в его доме небезопасно, а на резервацию никто не пустит ещё одного чужака. В лесу рыщут копы. — Да. — Розали моргает, но всё ещё не дышит. — В каком-то смысле, да. — Сделай вдох, Хейл. Я не хочу относить твой труп к реке в мешке постоянно озираясь. Розали игнорирует. Элспет бьёт её по лицу. Это было обдуманно, уверяет себя. Спустя минуту спрашивает, не увидев реакции: — Так... Ты не хочешь меня убить или что-то в этом роде? Наконец, Хейл делает глубокий вдох и смотрит своим коронным взглядом. Да, спасибо, давно не чувствовала себя дерьмом. Всего-то полгода прошло с последней встречи с Амбридж. — Ты подозрительная. — Ебать вывод. Чего ещё о себе не знаю? Хамло? Мерзкая? — Да, мерзкая. И постоянно воняешь мокрой псиной, — Розали давит сквозь зубы и до синяков сжимает левую руку. Скатывается мокрый рукав, задевает жгущийся шрам. — Убери свою мерзлявую руку. — Ты опасна. Вот чего уж ей никто не говорил, так этого. Элспет недоумённо следит как Розали с отвращением раскрывает ладонь, специально задевает ногтём шрам. А потом смотрит потемневшими глазами в упор. — Гарри Поттер, да? — она наклоняется, шепчет: — у тебя слишком много мозгошмыгов. Они размягчают твой мозг, Уинтон. — Ещё не читала, прости, не догоняю. — Прочтёшь. А пока вернёмся. Отец сказал, что у тебя не было медицинской карты и было сложно понять, что с тобой делать. Он собрал немного информации от твоей кузины. Самых важных вещей, типа, болела ли ты ветряной оспой или какая у тебя группа крови — ответить не смогла. — Родственники не всегда должны знать, когда я болела такой мелочью. — А кровь? Что, если кто-то в тёмной подворотне вывернет тебе руки и пырнёт пару раз в живот? Тебя привозят в больницу. Капельница, монитор, дефибриллятор. Но никто не знает группу. — Чего вдруг это тебя так заволновало? — Отец давал клятву Гиппократа. Элспет чешет левую бровь. — Зачем ты выкрала кровь? — Вот уж что мне нахер не усралось делать после сотрясения! Розали, давай так. Ты меня едва терпишь, я тебя не очень люблю. Поэтому я иду нахуй, а ты за мной мелкими шажками, — говорит Элспет последние слова касаясь ручки. Хейл опять хватается за то же место, давит на уже потемневшую кожу. — Ты не ответила. — Совсем оглохла за красотой? Повторить? Я не крала свою кровь. Больше того, Каллен, я даже не знала, что твой отец всё же взял у бессознательной меня кровь. Спрашивается, — Элспет с трудом выдёргивает руку из каменной хватки этой упырихи, — действительно ли у Карлайла были благие намерения. Всё, иди нахуй, я устала от тебя. — Ты отвратительная лгунья. Элспет не поворачивается, идёт не торопясь по лестнице. Только на первом этаже, в раздевалке, закапывается руками в волосах и вдыхает глубоко. Сердце бьётся жутко часто. Этот ублюдок всё же брал кровь. Но нахрена заставил говорить Розали? Намекает, что будут проблемы? И про последствия от отсутствия мед. карты? Пусть попробует. — Мордред. Эта Хейл. Сопл с ней, что стащила брошюрку. Она и её семейка — те вампиры из историй Квилетов. Элспет аппарирует на порог Билли Блэка.