Все приготовления к празднику были завершены и оставалось только начать. В малой столовой, доколе почти неиспользуемой, был накрыт стол, расставлены элементы декора, и в целом сама комната ощущалась уютно-праздничной. Вот только герои нашего романа приступать к празднованию совершенно не спешили.
После завершения готовки ужина, Клаус, слегка улыбнувшись, ретировался на задний двор и больше не появлялся. Решив не ломать голову в догадках, Барри так же удалился, только не в мифическое пространство вне дома, а к себе в комнату, где его ждало занятие куда интереснее. Размышления на тему как именно преподнести подарок Клаусу, при этом не выдав своих чувств. Мол, Ник, держи, это тебе, я специально выбирал под цвет твоих глаз, но я не влюблён в тебя, честно, я просто немного гей. Так что-ли?
И вообще, какие у них отношения? Сожители? Знакомые? Друзья?
К сожалению, эту характеристику в двух словах объяснить невозможно. Если разбираться в ситуации целиком, то они просто встретились в один момент и с тех общаются друг с другом. Как знакомые. И всё это развивалось так медленно, что перемены незаметно, но, оглядываясь назад, он понимает, насколько всё стало по другому. Если раньше он шёл дополнением к Ребекке, которому нужно где-то жить, спать и есть, то сейчас они собираются вдвоём отмечать Рождество, а Барри ещё и имеет какие-никакие чувства, отличные от благодарности. Как эту прогрессию можно назвать и в какой точке они находятся сейчас?
Но, если подумать, волновать это его не должно. Какой смысл присваивать их отношениям какую-то характеристику, если им просто уютно находиться рядом друг с другом? Верно, смысла здесь столько же, сколько в возможности вернуться обратно в Централ Сити без всяких приготовлений. Эх, тяжела ноша супергероев в отставке.
Невероятно, но собственная сила застряла, словно кость в горле. Ни туда, ни сюда. Просто потому что приходилось заново переучиваться делать что-то с человеческой скоростью, когда сверх уже давно стала частью собственной жизни. Ещё немного, и его организм деградирует окончательно, и придется начинать годы тренировок заново. Всё это приводило в ужас.
Поэтому Барри решил вспомнить основы. Сделать что-нибудь безопасное в пределах комнаты и отвлечься от навязчивых мыслей. Не то чтобы вариантов было много, точнее выбора не было вовсе. Всё что он мог тренировать это невидимость и способность проходить сквозь стены. Но для первого нужно гораздо больше свободного пространства, так что был выбран второй вариант.
Вот только длительный перерыв дал о себе знать. Встав посреди комнаты, он сделал глубокий вдох и зажмурился, пытаясь почувствовать бегущие по телу электрические импульсы. Но они были эфемерны, больше практически не ощущались.
Внезапно стало страшно. В голове проносились мысли, вгоняющие в панику; что если он потерял силы? что если это навсегда? неужели теперь он бесполезен? Эта сила была вредной привычкой, необходимостью и зависимостью. Лишившись её он лишился себя.
Всё стихло. Теперь звенящая тишина одиночества в насмешку давила сверху. Где-то отбивали ритм напольные часы, а вместе с ними и сердце, каждую секунду стуча всё чаще и чаще. В ушах стоял гул. Руки тряслись от страха. На ватных ногах он еле как плетётся к кровати, пытаясь сесть, но рука проваливается сквозь. Под ладонью ощущается пустота, как-будто весь мир резко потерял понятие о плотности.
В голове молоточек отбивает красный сигнал тревоги : в ужасе он опускает взгляд на то место, где должна находиться собственная рука, но там находится лишь пустота кровати и что-то, движущееся неуловимо быстро, так, что не увидит обычный глаз. Но, к сожалению, обычным он не был, так что последствия нагоняли панику. В размытых движениях угадывалось очертание исчезнувшей руки. А потом произошло это : мир секундной вспышкой замер, а после волной накрыло сознание.
Его рука вибрировала. Его рука прошла сквозь матрас кровати. Его сила всё ещё существует. Мир снова перестал быть серым сочетанием паники и ужаса. Это было похоже на ощущение долгожданного вздоха после нескольких лет отсутствия кислорода. Наконец-то он нашёл потерянную часть себя.
Крепко зажмурившись, он хватает всё ещё вибрирующую руку, и, сосредотачиваясь на внутренних ощущениях скорости, бегущей по венам и разгоняющей кровь, пытается остановить эти хаотичные движения непослушной руки. К удивлению это получается довольно скоро. Безусловно не с первого раза, но и это можно считать маленькой победой на пути к возвращению к прежним результатам.
Он делает глубокий вздох, пытаясь успокоить бешено бьющееся в темпе престо сердце. Только теперь, когда эйфория спала, он окончательно приходит в себя. Что, чёрт возьми, сейчас произошло? С чего вдруг такие неожиданные скачки настроения? Почему он больше не контролирует свои силы?
Ответ оказался чрезвычайно прост : он слишком расслабился, перестал взаимодействовать со скоростью, и она решила отомстить, не найдя выхода наружу.
— Понял, принял. Урок усвоен : я больше никогда не должен забывать о силе скорости, потому что она слишком самовольна, и в один момент я могу перестать её контролировать. – проговорил Барри, в капитулирующимся жесте поднимая руки вверх.
Как раз вовремя распахивается дверь, и в проходе собственной персоной появляется Клаус. Чёрт, с этой ситуацией он совсем забыл про Клауса и прежде волнующий подарок для него. Должно быть, со стороны Барри сейчас выглядит крайне глупо : поднятые вверх руки, виноватый взгляд и бардак в комнате, ведь для надёжности, коробочка с подарком была спрятана на самом дне шкафа.
— Я пришёл напомнить, что у нас остывает ужин, но теперь позволь спросить, что собственно здесь происходит? – когда Клаус хмурится, под бровями залегает морщинка. И это обычно приводит людей и нелюдей в ужас, но тут собственная исключительность, наконец-то идёт Барри в помощь. Он находит эту вещь обычной, свойственной простым людям, и от этого хочется улыбаться, потому что будь Ник хоть трижды тысячелетним гибридом-убийцей, проведя столько времени вместе, он перестал бояться его повсеместно. Конечно, это не отменяет страха к личности в целом, тем более, что некоторые ситуации особенно пугают, но сейчас этот самый гибрид выглядит по домашнему мило, так что страх отступает куда-то на задний план в глубины сознания, сменяясь чувством умиротворения.
— А да, ну понимаешь, так получилось. – всё ещё виновато Барри упирается взглядом в пол, думая, как можно незаметно попытаться заставить Клауса уйти, чтобы взять подарок.
— Милый Барри, ты явно что-то не договариваешь. Неужели у нас появился секреты друг от друга? Как же жесток этот тлетворный мир. – и театрально прикладывает ладонь ко лбу, так и наровясь упасть в обморок. Но смешинки в глазах кружат с чертями хороводы. Что-ж, по-видимому, убивать его никто не собирается. Поглумиться и отпустит. Такой вердикт действительно утешает.
Вот только оправдать себя никак не выходит. Ему и самому хотелось бы знать, что только произошло. Но, к сожалению, у вселенной такого варианта развития событий не предусмотрено, так что, Бартоломью Генри Аллен, прийдётся тебе собственноручно выбираться из ситуации, в которую загнал себя.
А, собственно говоря, почему он должен это делать? Он взрослый мужчина, который в праве сам распоряжаться своим немногочисленным имуществом, и если хочется разбросать вещи по полу, то почему бы этого не сделать? Разумеется, что вслух он говорит иначе, но всё равно смысл остаётся тем же.
— Ник, выслушаешь меня? – он начинает плавно, словно боясь спугнуть редкую хищную птицу. Кивок со стороны даёт понять, что он вправе продолжать рассказ. — Мы с тобой оба прекрасно понимаем, что каждый человек вправе хранить секреты, верно? Тогда почему я не могу позволить маленький секретик себе? И не смотри на меня своим пытливым взглядом.
— Милый Барри. – ласково сказал Ник, а после засмеялся. Тихо и мимолётно, немного откинув голову назад. Смеялся звонкими перезвонами колокольчиков. А после продолжил говорить, всё ещё слегка заметно улыбаясь кончиками губ. — Безусловно, ты можешь иметь секреты, я же не деспот. Не стоит бояться меня так сильно. Прежде чем ты перебьёшь меня, скажу, что у тебя действительно видно страх в глазах. Но речь немного о другом. Я прекрасно понимаю, что ты можешь иметь свои тайны и честно не против этого, если конечно эта тайна не будет связана со мной или будет угрожать моей семье.
Барри в ответ лишь кивает.
— Отлично, я теперь предлагаю спуститься вниз и отведать наши кулинарные шедевры. – шутит Ник, выходя из комнаты.
Атмосфера в доме перестаёт быть такой напрягающей, всё возвращается на свои места. Захватив подарок, Барри спускается вниз, в столовую, где в ожидании праздника уже находится Ник. Из старого магнитофона доносятся рождественские песни. Барри думал, что он, как и многие старые вещи, просто так стоит на видном месте, создавая особую атмосферу связи старого и нового поколений. Таких примеров было достаточно много : рукописные книги французский философов в домашней библиотеке, особенно много там было Вольтера, Дидро и Монтескьё, револьвер, лежащий где-то на тумбочке в прихожей, курительная трубка и табак в его картинной галерее, при том, что Клаус даже не курит в настоящее время, и так до бесконечности.
— Дорогуша, я тебя уже заждался, присаживайся. – говорил Клаус, как-будто дрязнясь, прямо на глазах у Барри, переливал кровь из медицинского контейнера в винный бокал. Хотя нет, он делал это намеренно, при этом надменно ухмыляясь.
Барри садится за стол, делая вид, будто ничего не замечает. Такое игнорирование было вполне обычным делом в их отношениях. Никлаус и его мнимый аристократизм не позволяли питаться сразу из пакетов, потому что «Это не этично, милый Барри». Так что теперь парень был вынужден терпеть и эту привычку (читать клоунаду) Клауса. Это даже было в некоторой степени забавно : злой и страшный первородный вампир, у которого нет ничего святого, с видом ценителя покачивает бокалом с кровью, будто бы эстет, хотя сам же называет себя чудовищем, убивающим ради удовольствия. Парадокс.
Но мы снова отошли от темы.
Закончив свои размышления, Барри так же садиться за стол и приступает к трапезе. По началу они едят в тишине, наслаждаясь звучанием музыки. Вскоре ей на смену приходит неторопливый разговор и символическая бутылка шампанского.
Бьёт полночь. На улице вместо снега моросит тёплый дождик. Слышаться звон бокалов.
— С Рождеством. – произносят они в унисон, чёкаясь. Они молчат, смотря друг другу в глаза довольно долго. Едят и пьют так же в тишине.
Тик-так, тик-так. На часах около часа ночи, стол пуст, а магнитофон начинает барахлить.
— Милый Барри, что-то случилось? – спрашивает Клаус, в глазах мелькает что-то похожее на беспокойство.
— А нет, я просто задумался. – произносит он как можно быстрее в попытке отмахнуться, хотя на самом деле можно было бы задуматься о многом. Вот только в голову опять лез тот самый подарок. Ну как, скажите на милость, преподнести его, чтобы потом не быть высмеянным за чувства? Верно - никак. (Но, мы с вами не отчаиваемся и продолжаем увлекательное наблюдение за двумя этими дебилами)
— Раз в всё в порядке, предлагаю обменяться подарками. Жди здесь, я сейчас вернусь. – Клаус упорхнул куда-то на второй этаж, оставив, пускай и не на долго, Барри в раздумьях, какой именно подарок ему преподнесут. Согласитесь, разве это не волнительно - получать подарки. Когда знаешь, что на тебя потратили время и уделили внимание, становится приятнее. Ощущение, будто в животе живут настоящие бабочки (первоначально здесь было написано «бабушки» , а потом при вычитке я пыталась понять,что не так) и щекочут стенки желудка.
Мгновение и глаза закрыты руками, а ухо щекочут сладкие речи:
— Угадай кто?
— Ммм, Клаус?
— Верно. – глубокий заливистый смех. — С Рождеством, милый Барри.
Те самые руки ложатся на его плечи и тянут на себя. Получилось так, что затылком он теперь упирался Клаусу в грудь. Руки подымаются всё выше и выше, оставляя на коже жаркие прикосновения-ожоги, пока в конечном итоге не находят своё место не щеках, медленно и мягко их поглаживая. Он наклоняется всё ниже и ниже, пока расстояние между ними не становится чертовски ничтожным, а после целует. Мимолётно. Всего-лишь жалкое прикосновение. Барри расстроен : он смотрит Клаусу прямо в глаза, в которых плясали искорки веселья. Он берёт инициативу в свои руки : обхватывает шею Клауса и притягивает к себе и целует, но на этот раз совсем по-другому. Не целомудренно, а с жаром и страстью, но в тоже время аккуратно и нежно. А Клаус, чёрт бы его побрал, усмехается прямо в поцелуй и добровольно подчиняется инициативе Барри. Вот же ж мразь.
Друг от друга они отрываются не скоро, а когда отрываются, то Клаус своими невозможными глазами гипнотизирует Барри, точно высматривает мелкую соринку на его лице, но после зачем-то сам себе кивает, видимо что-то решив. Сам же Аллен остаётся в непонятках.
— С Рождеством, мой милый Барри. – практически шёпотом - в самое ухо - выдыхает Клаус.
— Твой? – тем же шёпотом спрашивает парень.
— Мой. – отвечает первородный и затягивает в новый поцелуй.
***
Всему хорошему суждено быстро кончаться, хотя целоваться с Клаусом было действительно приятно. Их первый поцелуй (который настоящий, а не жалкое касание) совсем не похож на поцелуй ни с одной из его девушек. Они, девушки, создания кроткие и нежные, все их поцелуи чувственны, а после них у обоих розовым румянцем цветут щёки. Целоваться с Никлаусом, Клаусом или просто Ником ( он всё ещё не решил, как называть его будет правильнее и удобнее, конечно же в первую очередь для себя) было совсем иначе. Конечно же в поцелуях Ника были те же эмоции, та же страсть, но всё равно это ощущалось по-другому. Ни одна девушка не решится усмехнуться в поцелуй и не будет в нём главной при ничегонеделании.
Клаус был особенным. Не только внешне и по природе(имеется в виду его гибридная сущность), но и внутренне. Все те века сформировали настолько сильную личность, что начинает казаться, будто бы она монолитом возвышается над остальными. А остальные, безусловно были грешниками, смотрящими высоко в небо и тянущими свои грязные руки к божественному. Клаус отвечал лишь холодным взглядом и насмешкой. А Барри, наш замечательный герой, был потерян в лабиринтах собственного разума. Был подобен Еве, вкусившей запретный плод. Хотя сам Клаус уж в точности был Асмодеем, так же коварен и хитёр, никак не херувимом. Клаус был тринадцатой музой и олицетворял собой грех. Пал с вершины собственного монолита гораздо ниже чем те грешники, ниже чем Люцифер. Он пал в глубины собственной трагедии и ей же одухотворил себя настолько, чтобы ступать по Земле человеческой и звать себя таким же невинным, как и самые грязные души.
Да, Клаус действительно был особенным.
Сейчас же момент страсти бесследно исчез в пучине времени, и теперь они пытаются перевести дыхание то ли чтобы продолжить, то ли чтобы обсудить.
— Ник, можно один вопрос? – видимо всё таки обсудить.
— Да, спрашивай. – он даже кивает головой в знак согласия, правда Барри этого не видит: парень всё так же сидит, упёршись макушкой Клаусу в грудь.
— Зачем?
— Просто, мой дорогой друг. Просто потому что мне захотелось. Просто потому что у меня есть глаза и я прекрасно вижу, пускай совсем и малость, но отличные от обычной дружбы чувства. Наконец просто потому что я не придумал какой подарок тебе подарить. Выбирай любой из вариантов. – Клаус замолкает. Барри тоже ( ему вполне можно, потому что шестерёнки в голове вертятся с удвоенной силой, пытаясь понять, что именно своими словами хотел сказать Клаус : что раскрыл его чувства или то, что может ответить на них взаимностью). Так и сидят, в душащей тишине. Где-то на стене часы бьют свой неспешный ритм, отчитываясь секунды.
Молчание вновь прерывается звонким голосом Ника:
— К сожалению, а может и к счастью, у меня есть традиция приподносить в Рождество по два подарка. Я правда уже не помню откуда она взялась : может не смог выбрать что именно подарить, а может в моём погребе, где я храню ненужные вещи, их собралось настолько много, что пришлось дарить ни по одной, а по две...? Но не суть. – и протягивает маленькую коробочку. В таких обычно хранятся очень дорогие ювелирные изделия: сама она была глубокого винного оттенка, а на ощупь как настоящий бархат, как лепестки цветущей розы.
— Ещё раз с Рождеством, мой дорогой Барри.
Взяв коробочку, Аллен пальцами приходится по её мягкой наружности, а после, со всей возможной аккуратностью, раскрывает её. Глаза раскрываются от шока. Он моргает, пытается убедить себя, что всё это наваждение, мираж и такого на самом деле не происходит.
— Клаус... это же... – вместо голоса из уст выходит толи шёпот, толи хрип, настолько тихий, что без своих способностей Никлаус его бы даже не услышал. Но всё же он слышит и позволяет себе лёгкую и мимолётную улыбку.
— Право, не нужно говорить, что не стоило, я же вижу как ты счастлив. – и накрывает руки парня своими. В коробочке золотая серьга с крупным рубином. Драгоценный камень в форме ромба опоясан золотом и свисает вниз.
— Но откуда ты...
Договорить ему всё же не дают.
— Ты, когда волнуешься, трёшь мочку уха, такое происходит, если долго носить серьги, а потом снять и после чувствовать себя без них некомфортно. Я знаю по себе.
— Спасибо. – шепчет он, и, возможно, что для Клауса подарком будет просто ответная улыбка и блеск в глазах.
— А это тебе. – Барри слегла смущённо протягивает свой подарок и наблюдает за реакцией. Вот Клаус внимательно смотрит на бархат, затем открывает и меняется в лице.
— Тебе не нравится? – парень не на шутку встревожен. Как же так, неужели он прогадал?
— Наоборот, милый Барри, спасибо. – он поднимает взгляд и снисходительно улыбается. Улыбается так, что подкашиваются ноги, а бабочки в животе стали размером с вселенную.
— Можно? – спрашивает парень, и, когда Ник кивает в знак согласия, подходит ближе и втягивает его в ещё один поцелуй.
***
Всему суждено двигаться своим чередом, поэтому теперь они всё так же сидят за столом и едят давно остывшую пищу будто бы ничего не произошло. В комнате царит тишина. Где-то за окном слышны весёлые голоса людей, а у них лишь сломавшийся магнитофон и одна ёлка на двоих. И вся эта идиллия прерывается телефонным звонком.
— Это Ребекка. – говорит Барри, принимая вызов.
— Поставь на громкую. – просит Клаус, пододвигаясь ближе. Непонятно зачем ему с его супер слухом это нужно, но видимо внезапный порыв соблюдать какие никакое, но правила приличия и личные границы – Рождественское чудо, не больше, не меньше.
— С Рождеством, Барри. – доносится из трубки счастливый голос девушки.
— С Рождеством, Бекка. – отвечает ей парень.
— Ник с тобой?
Барри хотел было передать Клаусу трубку, но тот первым забрал телефон из его рук.
— С Рождеством, дорогая сестра. Понравились подарки? – протянул он в своей излюбленной издевательской манере.
— Когда-нибудь, я прибью тебя, Никлаус. Тебе просто повезло, что я в другом городе. Надеюсь, что ты не подарил ничего подобного Элайдже? В отличие от меня он вполне может приехать в Мистик Фоллс, чтобы прочитать тебе многочасовую лекцию о том, какие подарки можно, а какие нельзя делать.
— А что он тебе подарил? – спросил Барри, когда Клаус положил телефон между ними.
Повисла пауза. Видимо подарок Ребекки был таким же смущающим, как и его собственный, так что понять и простить молчание можно.
— Он скинул мне интимки Мэтта Донована.
— Серьёзно? – парень залился смехом, а успокоившись повернулся к Клаусу. – Я тоже хочу интимки Мэтта.
— Только не после моего подарка. – ответил Ник.
— Так-так-так, вы, джентельмены, явно скрывайте от меня что-то важное. И ладно бы Ник, но от тебя, Барри, я не ожидала такого коварства. – наигранный вздох разочарования прозвучал в трубке. – Я, значит, делюсь с ним смущающими вещами, а он со мной - нет. Так, мой дорогой Барри, нечестно. Рассказывай, что тебе подарил Ник, иначе я обижусь.
Барри в мольбе посмотрел на Клауса, но тот лишь усмехнулся и свалил из столовой, оставив парня наедине с намечающимся конфликтом.
— Твой брат поцеловал меня. – выдохнул Барри. Кто бы что не говорил, но решиться рассказать такое было весьма сложно. И нет, дело не в том, что он стыдится своей ориентации или чего-то подобного. Нет. Честно говоря, если бы это был кто-нибудь другой, то он бы с лёгкостью болтал о поцелуях направо и налево, как было с Айрис, но только не когда это был Ник. И потому что это был не кто-нибудь посторонний, а Ребекка. Его, Ника, младшая сестра. Предсказать её реакцию на такое известие будет невозможным. Поэтому, затаив дыхание, он ждёт.
— Серьёзно? Вот это он даёт. Ну рассказывай, каково это?
— В смысле? – если честно, то Барри был в абсолютных непонятках. От Ребекки он ожидал более бурную реакцию что-ли? Крики там, ссоры, вопросы к брату, но ни как не это всепоглощающее спокойствие и обычный интерес. Он даже немного разочарован.
— Каково целоваться с моим братом? Прости конечно, но мне просто любопытно. Помню времена, когда он прослыл Дон Жуаном и люди падали ему в ноги ради одного взгляда, а от быстрых поцелуев на балах девушки млели, едва не сходя с ума. Весёлые тогда выдались года.
— Целоваться с ним было... необычно.
— И всё? Барри, ты меня разочаровываешь.
— Я просто смущён, Бекка, очень смущён. Но хорошо, твой брат целуется ахуенно, по-другому сказать не получится. – хотя при мыслях о поцелуе лицо заливалось румянцем, но действительно старался рассказать об ощущениях. Вы спросите зачем? Ответ прост - первородные просто любят вить нити из его нервов.
— Ребекка, прекрати его смущать. – донёсся откуда-то из-за спины спасительный голос Клауса.
— Кстати, Ник, что ты подарил Элайдже? Он не пишет мне, не жалуется на тебя и на то, что у него не осталось больше нервов. Твой подарок, скорее всего его добил. – по голосу Ребекки было понятно, что она шутит, но Барри провёл с ними всеми слишком много времени, чтобы понять, что эта семья постоянно заботится и переживает друг о друге, пускай и в своей странной форме.
— Скорее Элайджа уже на пути в Мистик Фоллс, чтобы отблагодарить меня, своего любимого брата, за столь чудный подарок. — словно по команде в прихожей раздался грохот и в столовую с криком «Никлаус» влетел разъярённый Элайджа.
— Мне пора бежать, если что, поручаю мои похороны тебе, Ребекка.
Но было уже поздно. Элайджа схватил Клауса за шкирку и потащил на разговор на улицу, откуда вскоре был слышен яростный монолог, на тему «почему мой брат такой дебил и почему он дарит мне сюртук Наполеона?» Вопрос, где он его взял и почему именно сейчас, а не два века назад задан не был, ведь это слишком мелочно для описания ебанутости Клауса. Зато Барри с уверенностью мог сказать, что это его самое лучшее Рождество, пускай и без снега.
