Сон или явь

— Надень! Сони смотрел на сунутый ему в руки откровенный наряд и не мог понять, что задумал Сид. Постоянно ожидающий обещанного кошмара Сони дёргался каждый прошедший с пытки в подвале день, но Сид наказывал его физически, грубо трахал и унижал, хотя так и не сделал ничего выходящего за рамки обычного насилия. Сегодня всё было как-то по-другому. Не так мрачно — в особняке повсюду горел свет. Не так холодно — камин был жарко натоплен. Да и сам Сид выглядел, будто собрался на приём во дворец. Нехорошие мысли начали закрадываться сразу. Сони точно знал — от Сида жди только беды и испорченных нервов. Да и наряд оказался странным: массивное украшение с монетами на шею, позолоченные наручи и едва прикрывающая наготу юбка из лёгких полосок ткани. На ухо Сид заставил надеть клипсу, к которой крепились три тонких цепочки, одна за другой спадающих по щеке и закреплённых в волосах. Оглядев себя в зеркале, Сони подумал, что Сид заставит его танцевать восточные танцы, но, как выяснилось, так просто всё случиться не могло. — У меня сегодня гости. Будешь подавать напитки, улыбаться им и делать всё, о чём тебя попросят. — В контракте нет группового секса. — Никто тебя трахать и не будет. Кроме меня. Сид усмехнулся до того гадко, что Сони сразу стали понятны его планы. Он собирался всласть поиздеваться над ним при гостях и прилюдно унизить. Всё как всегда, но Сони каждый раз не находил себе места после новых и новых унижений. Он считал дни до конца контракта и неустанно убеждал себя: «Скоро всё закончится, я потерплю, зато Тарен будет здоров».

***

— Уважаемые гости, разрешите представить Джимми — моего обожаемого жениха. Мы познакомились лишь пару недель назад, но я тут же влюбился без памяти и сделал ему предложение. И он, конечно же, сказал мне да. Сид высоко поднял бокал, и обнял за плечи хрупкого блондина-омегу, который, судя по выражению лица, совершенно не разделял восторга своего свежеиспечённого жениха и держался отстранённо. Омега показался Сони смутно знакомым, но вспомнить, где они могли встречаться, не получалось. А ещё — Сони смог разглядеть это, когда наливал омеге вино — Джимми явно был напуган и совсем молод, вряд ли старше восемнадцати. Кто он и что забыл рядом с чудовищем, которым несомненно являлся Сид, Сони не понимал. И ещё долго гадал бы о причинах, если бы не новый тост Сида. — Я хотел бы выпить за семью. Знаете, мне с родственниками повезло — они настолько заняты, что не смогли сегодня прийти, и я считаю это большой удачей. — Пригубив шампанское, Сид продолжил, и у Сони всё похолодело внутри. — Впрочем, и в этом мы с женихом удивительно похожи. Его родственников тоже здесь нет, но по другой причине. Мой Джимми страшно одинок, и я стану его утешением. В восемнадцать тяжело не просто не иметь родителей, но и носить передачки попавшему за решётку брату. Но для того и нужна семья, чтобы не бросать близких в беде. В честь радостного события в нашей жизни я замолвлю за брата Джимми словечко перед своим другом-сенатором. Уверен, что заслуги ранее доблестно служившего родине полицейского не останутся без внимания. Сони вздрогнул и едва не выронил графин, который нёс для гостей. Сразу стало понятно, почему омега показался смутно знакомым, и прояснились причины относительного спокойствия в последние недели. Сид нашёл новую игрушку и отрывался по полной программе. Впрочем, как вскоре выяснилось, и про Сони он не забывал. — Уважаемые гости. Мы сыты, довольны, и я уверен, готовы к взрослым развлечениям. Как вы смотрите на жаркий танец умелого наложника? Сейчас в моде всё восточное, и я решил сделать вам сюрприз. Гости сдержанно захлопали, а Сид подошёл к Сони и взял его под локоть, больно сжав пальцы, но при этом очаровательно улыбаясь гостям. — Танцуй, сука, и так, чтобы у всех штаны дымились. Тебе не привыкать сверкать голой жопой перед толпой, так что разденешься до конца. Сони резко выдернул руку из хватки и обжёг Сида взглядом. — Без напутствий разберусь, хватать меня не обязательно. От такого развития событий стало легче. Ничего унизительного, отвратительного или незнакомого делать не придётся. Подумаешь — станцевать перед гостями Сида. Сони боялся гораздо более жестоких испытаний. Весь танец был чистой импровизацией. Поставленная Сидом мелодия оказалась лишь смутно знакомой, но Сони был профессионалом и мог подстроиться под любые обстоятельства. Смотреть в зал Сони не любил. Когда он танцевал, то отдавался музыке без остатка и не мог слышать, как восхищённо шептались альфы и раздражённо фыркали омеги, не мог видеть, как Сид пошёл к входной двери, открывая новым гостям, не мог чувствовать усилившийся запах возбуждения. Сдёрнув с себя юбку и оставшись в одних украшениях, Сони замер, сделав последнее сложное движение и сквозь шум в ушах услышал аплодисменты и улюлюканье. Открыв глаза, Сони сразу столкнулся взглядом с сияющим, как начинённый медяк, Сидом. Улыбка показалась даже милой, но уже через секунду она превратилась в оскал и Сид, продолжая лениво аплодировать, взял слово. Сони замер, мучимый нехорошими предчувствиями и почему-то остро захотел прикрыться. — Сейчас мы стали свидетелями силы продажного искусства. Наш дорогой танцор умеет зажечь, и я уверен, что если кто-то из свободных от обязательств альф захочет продолжить с ним вечер, он назовёт цену, как делает это всегда у себя на работе. Но сейчас отдышитесь, речь пойдет о чём-то более важном. К нам наконец присоединились поздние желанные гости. Я виноват перед ними, так как случайно дезинформировал их касательно времени начала приёма. Но как радушный хозяин обязуюсь исправиться и загладить неловкость. Прошу вас, господин сенатор, проходите. Я всегда безмерно рад вам и вашему очаровательному супругу. Сони чувствовал, что у него закружилась голова, но держался на ногах каким-то чудом. Быть может причиной была духота, физическое и эмоциональное напряжение или скудный обед, но у Сони буквально пол уходил из-под ног, а в голове билась безумной птицей только одна мысль: «только не они, только не они, только не они...». Медленно повернувшись к застывшим у входа в зал гостям, Сони похолодел и ощутил ещё большую дурноту. Мир завертелся с бешеной скоростью и последнее, что Сони увидел, прежде чем его накрыла блаженная темнота — перекошенные в отвращении лица родителей Тарена.