«Процесс интеграции тела и души…» «Провалено»
«Идёт обработка данных»
«Функции тела… В норме» «Поиск патологий… Успешно» «Слияние души и системы… Успешно»
«Все функции в норме. Ошибок не выявлено»
«Интеграция души и тела…» «Была произведена успешно»
Единственное, что меня беспокоит — пункт с патологиями. Звучит не очень и я уверен, что также ощущается. Если они у меня есть, можно же будет их посмотреть? Эта функция встроена в эту машину? Ха, моя будущая жизнь становится всё веселей. Не удивлюсь, если у меня будет сотрясение и это сделает меня умственно отсталым из-за той супервстряски.«Дорогой игрок, Система приветствует Вас»
«Наложен дебафф «Младенец»
Дебафф? Ещё бы знать, что это такое… Я, конечно, играл во что-то подобное, но из-за бесполезности знаний особо не запоминал особенности игрового управления. Теперь получается, что зря…«Желаете пройти обучение?» Да/Нет
Естественно, да. Я, конечно, хочу умереть, но мазохизмом не страдаю. Если можно упростить себе жизнь — значит надо упростить. Но тут возникает другой вопрос — как нажать на эту чёртову табличку? Я до сих пор нахожусь в этом жёстком капкане, что по ошибке называется тканью, полностью замурованный — ни пальцем пошевелить не могу. О, чувствую, что меня опять куда-то несут. Опять к какому-то пятну. Ну, не-е-ет, вы издеваетесь?! Ещё одного подобного приключения я не перенесу! Вестибулярный аппарат ни к чёрту. Мысленно обливаясь слезами и прощаясь с миром, жду когда меня наконец прикончат окончательно, внешне оставаясь спокойным и умиротворённым. Удивлённо приоткрываю глаза, потому что меня всего лишь положили куда-то к кому-то — предполагаю, что на кушетку к роженице. Умиротворённо щурюсь и выдыхаю от того, что всё обошлось, хотя на руках у того человека было комфортней и спокойней. Странно, но ладно. Когда они опять начали громко голосить, что заставило меня опять (!) нахмуриться — чую, что у меня так морщины появятся раньше времени — заметил, как Система, оказывается, приняла мой выбор. Мысленное управление? Было бы неплохо.«Запрос принят» «Обработка данных…» «Успешно»
«Система уведомляет, что: 1. Для того, чтобы открыть справку, карту, инвентарь, или настройки нужно произнести соответствующие слова активаторы. Например, чтобы открыть справку, произнесите: «справка». 2. Для того, чтобы посмотреть свои характеристики, произнесите: «окно персонажа». 3. Для того, чтобы более детально изучить навык/способность/титул/бафф/дебафф, произнесите: «Описание <Название>». Более подробное ознакомление с интерфейсом Системы можно найти в разделе справки» Как я правильно понял, это что-то наподобие ИИ. Надо произносить определённые команды, которые есть в коду программы, чтобы получить отклик. Сложно. И как узнать эти самые команды без лишней помощи? Итак, протестируем-ка систему. Кхм, справка. Перед моими глазами появилось большое полупрозрачное окно голубого цвета, видимо, с содержанием справки. Список был довольно большой, но почти сразу мне попалась на глаза тема с дебаффами. «Система, что такое дебафф?» — дал я мысленно команду. Попробуем так, если не полу-… «Дебафф — это воздействие на персонажа, которое несёт тот или иной отрицательный эффект — он может быть как физический, так и психологический» Так просто? Ладно. Интересно… А можно как-нибудь по-подробнее про этот дебафф младенца?«Запрос введён некорректно» «Повторите запрос»
В принципе, как и ожидалось. Не может быть всё так просто. Так, хорошо. Если это игровая система, скажем так, то и команды должны быть соответствующими. Эм, что-то наподобие характеристики или описания. Стоп, что-то подобное было в обучении. Так, ладно. Система, описание дебаффа «Младенец». Дебафф «Младенец» Вы родились! Большое событие, надо отпраздновать! Но вот только единственное, что Вы сможете делать — жрать, спать и ср… кхм, гадить. Описание: Во избежание каких-либо ментальных и физических травм, а также для более комфортной игры и адаптации к новой среде обитания, Ваше тело временно займёт система. Не волнуйтесь, личность будет формироваться в похожую Вам, но с учётом нежного детского возраста. Время действия: 8 760:00:00 часов.«Отсчёт пошёл»
И тут я почувствовал, что как будто отхожу на второй план своего сознания. Я всё вижу, но не могу пошевелить и пальцем. Непривычно. Неприятно. Но придётся смириться. Хех, что-то я слишком много смиряюсь с реальностью — что там, что здесь. Это определённо надо менять. А тем временем в комнате наконец-то раздался детский крик.***
Сегодня палило нещадно, что в принципе не удивительно — Суна из-за своего климата буквально превратилась в деревню, скрытую в песках. Но везде были свои плюсы. Если человек будет жить в комфортных для него условиях, он и пальцем не шевельнёт для улучшения своего места пребывания. Ведь, зачем? Всё есть и его это устраивает. Но если припрёт, то мозг может и заработать. Пусть и не жить, но выживать надо. Поэтому он и будет создавать условия для комфортного проживания. В этом и заключается вся суть Суны. Климат слишком удушливый, почти ничего не растёт, и неудивительно — солнце греет настолько сильно, что вся растительность засыхает. И вот пришлось людям изворачиваться, чтоб не помереть с голоду. Системы полива или солнечные батареи были произведены именно здесь. В один такой удушливый день два потомственных шиноби деревни Сунагакуре находились в тамошнем госпитале. Наследничек просится на свет. Клановая куноичи, будущая мать этого ребёнка, является весьма знаменитой в узких кругах. Наследница на место нынешнего советника — своего отца… Многообещающая, если б не болезнь, что хоронит такой талант и надежду семьи, так что про неё она никому и не рассказывала. Оттого и навещает госпиталь раз через раз, чтоб ничего не заподозрили. Именно поэтому было странно, что она делает в этом месте, да и в такое время. Но всё предельно просто на самом деле. Кроется вся проблема во втором шиноби — её муже. Пускай их брак и был политическим ходом, да, по сути, они являлись родственниками по крови, но она его полюбила, причём взаимно, хотя работа шиноби романтикой пахнуть не может по определению, но что имеем, то имеем. Пусть их ребёнок, который и является причиной нахождения здесь, был одним из условий договора и скрепления отношений меж двух семей, но она не сомневалась, что будет его любить тоже, безвозмездно, несмотря на количество подписей и печатей в конце документа их бракосочетания. И вот этот день настал. Хотя и не так, как они этого ожидали. Роды начались слишком рано, слишком рано для их срока — на три месяца раньше. Посему беременность протекала крайне тяжело. Новоиспечённая мать даже подумала, что все-таки стоило рассказать о своей болезни хотя бы мужу, раз лекарь донести этого не мог, который её и выявил, но куда там — из царства Шинигами такого не сделаешь. Но иначе было нельзя, конспирация — залог здоровья и сохранения тайны от нежелательных ушей. Она даже мук совести от того, что сделала, не чувствовала, хотя теперь немного всё же сожалеет о содеянном. Но что поделать, сделанного не воротишь. И теперь думай, что делать дальше — кого оставлять в живых: ребёнка или себя. Мужчина-шиноби, по совместительству ещё и муж роженицы, был весь на нервах. Он имел такие же чувства к жене, поэтому и не хотелось терять их связь. Особенно так, а не на поле боя. Он понимал, что ранние роды так просто и легко не пройдут. Не пройдут бесследно ни для неё, ни для него. Поэтому он молил всех Богов, которых знал, на благословение не столь ребёнка, сколь его любви — его жены. Сначала молил, но смотря как его любовь всё продолжает мучиться, начал корить всех — Богов, себя, ребёнка, но вот только её не получалось. Не с её лицом, перекошенным болью и муками. Поэтому винил он преимущественно себя и ребёнка. Себя, за то, что это произошло из-за него и то, что он не в силах хоть как-то помочь. И ребёнка, за то, что он убивает его родную душу. И плевать, что он как-бы их плод любви и не виноват вовсе. Но злость в сердце брала верх над здравым смыслом. Наконец, муки и возгласы роженицы успокоились, но было всё равно слишком тихо. Где же плач новорождённого ребёнка? — Ты в порядке? — спросил стоящий рядом с роженицей усталый на вид шатен. Его выдавали круги под глазами и бледное лицо. — Д-да, всё хорошо, Изаму, — мягко улыбнулась молодая женщина, тяжело переводя дыхание. — Но что с ребёнком? — спросила обессилевшая она медика, что принимал у неё роды. Высокий худощавый мужчина, чьё лицо было перемотано бинтами, оставляя лишь небольшой зазор для носа и глаз, стоял неподалёку от родителей ребёнка, который сейчас находился у него на руках, и недоумевал сам. Мало того, что ребёнок так и не произнёс ни одного звука, так и не реагировал ни на одну махинацию, проводимую над ним, лишь слепо озирался вокруг. Однако все показатели его жизнеобеспечения были в норме, так что жизни ничего угрожать не должно. — Показатели ребёнка в норме, Хонда-сан. Для выявления каких-либо отклонений надо произвести более тщательный осмотр, есть вероятность, что у ребёнка пострадали органы чувств, в равной степени как и репаративная регенерация. В ваших же интересах согласиться на него. А также рекомендуется осмотреть Вас, во избежание, — сурово пояснил медик, на что Эико передёрнуло, она больше всего не хотела, чтобы что-то выявили именно у неё. — Со мной всё в порядке, Ишибаши-сан. Я согласна на осмотр ребёнка. Однако, Вы ведь понимаете, что это должно остаться между нами? — с особой холодностью в голосе произнесла она последнее предложение скорее для проформы, а не для реальной угрозы. Всё-таки Ишибаши-сан — медик с железной репутацией, а такого красивыми глазами не заработаешь. Она вопросительно посмотрела на мужа. — Я тоже согласен, — ответил мужчина, поймав вопросительный взгляд жены, но многозначительно посмотрев в ответ, предполагая, что от разговора ей так просто не удастся уйти. Он уже хотел расспросить ирьёнина про её здоровье, как его перебили. Это была чёрноволосая и с такими же цветом глазами девушка, что стояла в стороне и чувствовала себя крайне неловко. Она помогала принимать роды, приходясь новичком в ирьёнинском деле — это была её первая серьёзная работа, как сказал учитель. Поэтому она старалась выкладываться на все сто, а то и больше, процентов. Но было слишком любопытно узнать, кому она это сегодня помогала выйти на свет. — Эм, Хонда-сан, простите, а Вы уже решили, как назовёте малыша? — спросила она довольно невинно, неловко подойдя немного вперёд, в ответ получая небольшую улыбку от светловолосой новоиспечённой матери, что была благодарна за перевод темы, и холодный взгляд отца, за то, что его посмели перебить. Она аж поёжилась от контраста. — Да, — ответила она, переводя взгляд на мужа, а после на ирьёнина, в чьих руках лежало её дитя. — Тетсуя. Тетсуя Хонда, — она хотела поднять руки, чтоб взять на руки своё чадо, но они до сих пор не слушались, что заставило её прикусить губу от досады, поскольку в таком ничтожном состоянии её убить не предоставит слишком много сложностей. Видя, как жене приходится, Изаму Хонда подошёл сам забрать ребёнка из рук медика. Но кроме наставлений, как правильно его держать, ничего так и не получил. Только когда он начал терять терпение, ему передали этого «проблемного», что слишком трепал ему нервы даже до рождения. Однако ему так и не переставали давать советов. — Держите аккуратно, Изаму-сан… — Я понял, можешь не продолжать, — ответил мужчина хрипловатым голосом, вновь начиная закипать. Но он всеми силами попытался успокоиться — кто знает, что бы произошло иначе. За то непродолжительное время, что он держал в руках своё дитя, он также пытался унять свой буйный нрав, что так и норовит показаться во всей красе из-за надоедливого ирьёнина, что до сих пор слишком цепко на него смотрит, и ситуации в целом. Может, он и полюбит этого ребёнка, но осадок от сегодняшнего дня останется. Однако, ему не давало покоя то, что Тетсуя так и не издал ни единого звука. В целях хоть как-то раскачать ситуацию, он попытался раскачать ребёнка — вдруг что-то да получится. Всё же он первый раз наблюдает за рождением жизни, а не её уходом. — Твою мать, Изаму-сан! Вы хотите его убить?! — от резкого выкрика ирьёнина передёрнуло всех находящихся в палате. — Не успел он появиться на свет, как Вы его гоните обратно! Отдайте ребёнка, — не терпящим возражений голосом закончил он, многозначительно протягивая руки. Однако на это мужчина, в чьих голубых глазах промелькнуло непонимание, лишь отошёл, не переставая качать. — Да в чём дело-то? Я его всего-то укачиваю. — Изаму, милый, лучше от… — его жена тоже прониклась ситуацией, начиная уговаривать, но её прервал очередной резкий выкрик. — Укачиваешь?! — столько недоумения и гнева в голосе от этого человека не слышал ни один из присутсвующих. — Ты сейчас ему душу, блядь, вытрясешь! Верни! Новоиспечённый отец лишь покривил лицом, но передал обратно в руки ирьёнина ребёнка. Сам ребёнок до сих пор не издал ни одного звука, разве что был похож на хурму… зелёную. Отогнав странные ассоциации, Ишибаши осторожно принял ребёнка и воспользовался медчакрой, чтобы унять последствия вероятного головокружения, тошноты и прочего, а также проверив общее состояние. — Я же тебе говорил без резких, блядь, движений! Ещё бы немного и он начал задыхаться, — заметив, что мальчику стало лучше, ирьёнин, во избежание, решил положить ребёнка к матери, надеясь, что хоть она не станет проверять способности маленького организма. — Вы не против, Хонда-сан? Только БЕЗ резких движений, — особенно надавил он, пребывая в сомнениях, вынуждая лишь рассмеяться двух девушек, а Изаму фыркнуть. — А это нормально, что он молчит? И что у него с лицом? — немного взволнованно произносит Эико, всё-таки отмечая странность ситуации. А ирьёнин — кому не посчастливилось, как он думает, принимать роды у них — лишь устало вздыхает, махнув рукой своей подопечной, чтоб та готовила операционную и принесла бумаги. Под негромкий хлопок двери он садится на стул рядом, жалея, что нельзя здесь покурить и уйти наконец домой, выспаться за пару бессонных ночей. — Вполне, подобные прецеденты случались и не раз — в основном это было из-за потери каких-либо органов чувств и некоторых других отклонений. Но жизни Вашего ребёнка ничего не угрожает, более точно я скажу после его полного обследования — и насчёт лица тоже. Как уже было сказано, то пятно на лице может быть результатом плохой репаративной функции клеток, ну или являться аномальностью организма. Во втором случае ничего нельзя будет исправить. Точнее, невозможно. Вас бы тоже не помешало проверить, если ребёнок родился рано, значит на то должны быть причины, — говорил он всё это, смотря исключительно на ребёнка, следя за ним и его поведением. И, в виду усталости своего организма, не заметил как передёрнуло женщину на кушетке, зато это заметил её муж, отчего взгляд того стал мрачнее — но злился тот отнюдь не на жену, а, опять-таки, на их сына. Он знал, что та не слишком любит упоминать своё здоровье, а этот ребёнок ставит её в неудобное положение. — Она уже отказалась, незачем это повторять. Как долго эта проверка будет проходить? — Изаму решил спасти Эико от расспросов, глядя как она нервно перестукивает пальцами по поверхности постели. — Не проверка, а осмотр. Впрочем, мне посрать. Я не принуждаю её проходить. Хотите сдохнуть от неведомой хуйни? Пожалуйста — держать не стану. Моё дело лишь предупредить, — пояснил усталым отстранённым голосом медик, откинувшись на спинку стула. Но этими словами он заставил вспыхнуть взрывной характер Изаму. — Да как ты смеешь, я… — оскалившись, уже начал подходить, но был остановлен обеспокоенным голосом жены: — И-и-Ишибаши-сан! Тут какое-то пятно! — Если Вы про лицо, то как-то поздновато всполошились, — пусть он и говорил с той же отчуждённой интонацией, но внутренне весь подобрался, выпрямившись на стуле. Годы практики нашёптывают, что скоро опять произойдет какая-то поебень и он опять пожалеет, что вообще смог проснуться на этой неделе. — Да нет же! Тут на шее знак. Странный, не похожий на родимое пятно, — успокоившись, проговорила она уже менее взволнованно, возвращая голосу холодные повелительные нотки. Он встал со стула и подошёл к кушетке. Осмотрев шею ребёнка, он действительно увидел неизвестный символ на левой её стороне. Он определённо не был родимым пятном — больше было похоже на татуировку, причём как будто сделанную только что, даже покраснения вокруг были. Однако, особой радости это не приносило, ведь есть возможность того, что это кеккей генкай. А это довольно опасно, особенно в подобной семье, где её члены присутствуют в том блядском совете деревни — есть большая вероятность, что из пацана сделают машину. А эта практика довольно распространённая, но самое главное — жестокая. Смотря на возможную очередную жертву фанатизма «ради мира во всём мире», он чувствовал странное сожаление по отношению к пацану. На его руках много крови, но, что странно, он не хочет, хоть и косвенно, но быть причастным к возможной смерти именно этого ребёнка. «Вот же блядь. Чего ж ты сука-совесть проснулась, особенно в такой-то момент. Дохла бы дальше там на задворках, так нет! Сволочь. И не подменить же, они его видели…» — пока ирьёнин судорожно соображал о последующих своих действиях по спасению ребёнка и своей задницы, а особенно о своих причинах этого невиданного акта милосердия с его стороны, как в палату буквально влетела отошедшая по поручению девушка, громко хлопнув об стену дверью. — Ой, п-простите, я не нарочно, — неловко пролепетала она, чуть не выронив стопку бумаг, что держала в руках. — Шизука, мать твою! Мне ноги тебе новые пришить?! — яростно воскликнул мужчина в бинтах. Ещё бы, не первая дверь всё-таки. — Сломаешь, — буквально прошипел он, — будешь сама ставить новую и покупать на свои деньги, ясно? Закрой дверь. Живо! — Д-да, я поняла. Сию секунду, — произносила она нервно, пытаясь поклониться, что не выходило из-за кипы бумаг. Пытаясь сохранять координацию, она спешно последовала приказу своего учителя. — Сначала бумаги на стол поставь, тупица, — раздражённо произнёс он, нервно потирая переносицу большим и указательным пальцами. — Д-да, Ишибаши-сан. Семье Хонда надоело наблюдать этот цирк, поэтому они привлекли внимание ирьёнина, чтобы продолжить разговор, но перед тем всё-таки подписать договор о неразглашении. Уладив все формальности и отозвав Шизуку обратно, чтоб унесла все бумаги, Ишибаши опять-таки судорожно думал, как спасти пацана от повёрнутой на влиянии семейки. Он открыл было рот, но его прервал детский крик новорождённого. — Интересный случай, — задумчиво проговорил ирьёнин. — Изаму-сан, Эико-сан, у этого ребёнка есть большая вероятность развития патологий. Не думаю, что ему в будущем светит карьера шиноби. А эта метка, не поймите неправильно, больше похожа на проклятие. «Что ж, если и влипать в эту ситуацию, так по полной», — подумал Ишибаши. Его план состоял в том, чтобы они сами отказались от Тетсуи. Кто из таких «уважаемых» семей возьмёт больного ребёнка, плюс без возможности его развития как шиноби? Но если план всё равно не сработает, то пацана, в лучшем случае, замечать точно не будут. Самое главное — не сильно давить на родителей ребёнка, они как никак шиноби, могут заподозрить неладное. — Но Вы же говорили, что его здоровью ничего не угрожает, — проговорила Эико тем же холодным тоном, приподнимаясь и садясь на кушетку — не без помощи мужа, конечно — чтобы взять наконец на руки своё дитя, с желанием рассмотреть его физическое состояние. — Всё верно. Его жизни ничего не угрожает, но вполне вероятно, что будет тормозить развитие. При простой гражданской жизни ему ничего не будет, но не при жизни шиноби, — он ведь даже почти не солгал — каков шанс выжить тому, у кого, видимо, не все органы чувств нормально функционируют? Да и тяжёлая работа шиноби, которая предполагает постоянное напряжение, физически слабому организму на пользу не пойдёт. Пусть он и говорил это не зная точного состояния здоровья мальца, сейчас главное — это направить к правильному, для него, выбору этих недо-родителей. — А что с тем символом у него? Что за проклятие? — спросил задумчиво Изаму со странным блеском в глазах. Именно этого вопроса и боялся Ишибаши. Тут или пан или пропал. Или сможешь выкрутиться и спасти мальцу относительно нормальную жизнь, или же сделаешь хуже не только ему, но и себе. Шансы выжить при том, что он уже солгал насчёт той отметки, стремятся к нулю. Ему и так повезло — вряд ли поверили кому-нибудь другому на слово в таких делах, репутация беспристрастного ирьёнина играет на руку. Но слишком уверенным на этот счёт нельзя быть. «Вот ведь сука. Зачем я вообще ввязался в это дерьмо? Но поздно идти на попятную», — подбодрил себя Ишибаши, внутри яростно беснуясь на свое странно ожившее дохлое проявление совести, но снаружи оставаясь с тем же отстранённым выражением лица и тоном голоса. Его только выдавала капелька пота, скатившаяся по виску, но это можно было списать на удушливую погоду и усталость после тяжёлой операции, если бы лицо бинтами не было обмотано, а так он даже подозрений не вызывает. — Вы ведь помните, Изаму-сан, что я родом не из скрытого поселения, а из небольшой гражданской деревушки? —Изаму кивнул на это, переглянувшись с Эико, и положил руку на её плечо, заметив как она подобралась, когда Ишибаши взял на руки ребёнка, пытаясь сформулировать и не слишком пафосно, без лишней драматичности, начать свою речь. — Там ходила одна странная легенда, что родится ребёнок в эпоху войны, будучи проклятым Богом. Найти его можно по метке держащей светила, что сдерживает великую силу. А рядом с ним все познают только беды и несчастья, а всяк, кого он полюбит, умрёт. Неуправляемый, избегаемый всеми, начнёт свою месть за причинённые боль и страдание, доберётся обители Богов — истребит Судьбу и проклявшего его. И тогда мир рухнет. Как-то так, — отстранённо закончил он. Конечно, не факт, что они поверят этому бреду на коленке, — он сам бы не смог — но тут больше играет психологический фактор. Когда люди находятся в тупике, слишком напряжены или что-то в таком роде они не обращают внимания на то, что говорят, а пытаются выбраться из своего угнетённого тупикового состояния. Но самое главное — это не выдавать полной информации, чтобы они сами могли додумать, чтобы казалось, что это они сами к этому пришли, а не кто-то их подтолкнул. Палата погрузилась в молчание. Каждый обдумывал своё — мать, которая была преданной деревне, начинала сомневаться в словах о любви к своему ребёнку; отец, что тоже был патриотом, мрачнел всё сильнее от того, что его жена чуть не погибла, давая жизнь этому мальчишке, а он ещё и грозится нарушить её — и не только — покой; и ирьёнину, который молил простить его за лжесловие на Богов и этого дитя, а также воспевал оды импровизации и своей чересчур суеверной родной деревне. «Клянусь, если это сработает, я больше никогда не буду злословить в сторону той деревни… ну, почти…» — размышляя и восхваляя себя, Ишибаши начал думать о последующий своих действиях, укачивая (!) Тетсую, что начал уже тихо сопеть. — И что Вы предлагаете делать, Ишибаши-сан? Не думаете же Вы, что мы поверим в эту легенду, — отозвался Изаму, с подозрительным огоньком посматривая на ирьёнина. Что-то внутри него скреблось, что он что-то упускает. — Я? Мне-то какое дело. Дитя Ваше, Вам и думать что-то на этот счёт — оставлять пацана и любить безразмерной любовью или же отдать кому-то на попечение, стирая все упоминания о своей причастности к этому, — нарочито небрежно отозвался Ишибаши, внутри крича, чтобы они отказались от ребёнка. Говоря это, Ишибаши даже не представлял, какой именно эффект это произвело. В то время как он сказал это почти не обдумывая, полностью уйдя в мысли о спасении мальца, новоиспечённые родители же подумали, что это он так намекнул им, как избавиться от проблемы; думали, что он помогает им. И таким нехитрым способом он завоевал доверие наследников клана Хонда, полностью отведя все подозрения от себя. — Ради безопасности деревни мы должны избавиться от ребёнка. Ишибаши-сан, мы надеемся, что Вы нам поможете, — сказал Изаму, благодарно смотря на него. Не каждый согласится ввязаться в такую авантюру. — Я согласна. О ребёнке не должны узнать. Ишибаши-сан, думаю, будет лучше сказать всем, что я потеряла ребёнка, а его отдать в приют или кому-нибудь на попечение, — согласилась с мужем Эико, с надеждой смотря на ирьёнина. — Не сочтите за грубость и невежество, Вы столько для нас сделали, но как Вы смотрите на то, чтобы принять его к себе? Ишибаши не ожидал такого скорого выполнения своего даже не начатого плана. Ему просто повезло, что они такие повёрнутые на вшивой защите скрытого поселения и своей репутации, так что делать почти ничего не пришлось — кроме как переврать легенду родной деревни. «Неужели они настолько суеверны?» — подумал он, ликуя внутри лёгкой победе. — Не думал, что вы так быстро примите решение. Учтите, с того момента, как он станет моим сыном, вы не будете иметь на него никаких прав. И все выпады в его сторону будут считаться как в мою. Легенды на то и легенды, чтобы быть ими, я не верю в это и никогда не верил, — говорил он достаточно серьёзно, давая им иллюзию выбора и возможность передумать. Если он согласится слишком быстро и легко, то это будет вызывать подозрения. Эико с Изаму переглянулись, теперь точно будучи уверенными в своём решении. Ведь если этот ребёнок будет их, то в случае чего репутация их семей будет подмочена, ведь с таким бесполезным довеском, что не сможет даже развиваться как шиноби, на них будут косо смотреть и, возможно, даже это подорвёт к ним доверие. И убить его нельзя — Бог, что проклял их дитя, может прогневаться или перекинуться на них. Пускай они сами и не очень верили в эти легенды, но выросли на них, так что присутствует некоторая вероятность, что она может сбыться. А Ишибаши отличный вариант — не будет никаких лишних вопросов откуда у него взялся ребёнок. А они просто забудут про существование этого дитя, также как и забывают свои убийства. — Мы согласны, — проговорили Хонда одновременно.