Бесконечный Стикс

Раннее пробуждение не способствует омоложению. Куда еще омоложаться, тебе уже портвейн не продадут. Дальше только ясельная группа и ходить под себя. Так что, подъем! Хватит валяться. Впереди нас ждет основательное знакомство с лагерем и новые приключения. Я открыл глаза. Солнышко ласково светит в окошко, на соседней шконке никого. Куда утопала наша любимая вожатая? Пофиг. Мыльно-рыльное найти бы. Может, в тумбочке? А что, а вдруг? Приятный сюрприз. Зубная щетка в упаковке, зубной порошок и даже советский бритвенный станок. А еще мыло душистое в упаковке, мыльница и футляр для щетки. Выйдя на улицу, полной грудью вдыхаю чистый прохладный воздух. Только в пионерских лагерях может стоять столь изумительный запах. Листва, влага от реки. Даже легкая пыль дает нужный настрой. Запах детства и приключений. Напевая бессмертное «есть только миг», я прошел к умывальникам. Рубашку на ветку, мыльно-рыльное на раковину. Вода холодная, но нам не привыкать. – А-а-а-а-а-а-а-а! – черт, да такую воду помню только на полевом выходе. Как-то занесло нас на камчатский полигон. Пришлось мыться в студеном роднике. И на улице было градусов пятнадцать. В июле. Только тогда я мылся полностью, а сейчас по пояс. Надо будет у Дмитриевны спросить, что там с душем. Не хочется, чтоб гениталии запрели по такой погоде. Слишком тяжелый опыт был на Кавказе. С тех пор всегда возил с собой в командировки кучи влажных салфеток и детскую присыпку. – Что кричишь, весь лагерь перебудишь, – раздался сзади смутно знакомый голос. Я обернулся: – Славя? Ты чего в спортивке? – Пробежка! Потом дела. Я кивнул. Быть помощницей вожатой так себе занятие. Славя побежала дальше, но обернулась: – Сема, ты как с физкультурой? Дружишь? Я ответил вопросом на вопрос: – А что? Славя замялась: – Да мне отлучиться надо, Ольга Дмитриевна поручение дала. Не поможешь? – Зарядку проведу. А с поручениями я пас. В лагерях актив не любят. Блондинка надулась: – Как?! И меня? – Тебя нельзя не любить. Ты красивая. – И только? – Ладно, еще добрая и умная. Все, беги. Ну и зачем я добровольно налип на зарядку? Сидел бы себе в шезлонге, типа я распорядка не знаю. Ведь, стреляный воробей. С другой стороны, девку жалко. Знаю я такой стиль управления. Найдут самого ответственного и безотказного. Тьфу. Надо будет поговорить с Ольгой. И вот стою я такой красивый в камуфляжных штанах и тельнике, подпоясанный старой портупеей, которая прошла со мной долгих пятнадцать лет службы. Даже потертость от кобуры никуда не делась. И от штык-ножа слева. – Отряд! Становись, равняйсь, смирно! – Раскомандовался, – раздалось шипение Алисы. – Разговоры в строю! У нас в психушке как? Кто халат надел, тот и доктор. А потому морду кирпичом, тон увереннее и дрюкать их, чтоб кефир из… О чем это я? – Напра-во! Три круга вокруг плаца бегом… марш! Я побежал, уверенный, что отряд пойдет за мной. – Какой плац, это площадь! – проворчала незнакомая ботаничка в очках. – Не сбиваем дыхание! После поворота с ускорением! Бестолковые, как бежали, так и бегут. Один я рванул с ускорением, только дыхалку сбил. – Ладно. Отставить! На месте! Я подождал, пока народ отдышится: – Стой! Небольшая разминка, а под конец самое интересное. – Упор лежа принять! Народ захлопал глазенками. Кто-то упал, кто-то сомневался. – Отставить, медленно! – Слышь, ты не борзей, – крикнула Алиса, – никто на грязной площади тебе отжиматься не будет! Бунт надо подавлять в зародыше. Даже если бунтует девушка, от которой замирает сердце. Тем более, если бунтует она. – Алиска, ты у нас белоручка? Из института благородных девиц? В строю раздались смешки, но под гневным рыжим взглядом тут же стихли. – Всех белоручек, инвалидов и каличей прошу проследовать на скамейки. Остальные… упор лежа принять! Я упал вместе со всеми. – Кто первый сдастся, тот лопух! Поехали. Раз, два, три! Первой сдалась девочка в очках. Она встала почти сразу и ушла на скамейку. Следом Ульяна после сорока отжиманий. Вопреки ожиданиям, Лена держалась долго. Она ушла между Шуриком и Сыроежкиным. Остались только мы. Рыжий волчонок и я. – Девяносто пять! Девяносто шесть! – над нами встала Ульянка и задорно отсчитывала. Солнце, ну чего же ты не сдаешься? Ты вообще умеешь проигрывать? – Может, ничью? – мой голос слишком напряжен. – Обойдешься, – упрямо пыхтит она. Ничего, по срочке удалось сотню в бронике отжаться. А сейчас я не намного хуже развит. – Сто пять, сто шесть! – Хватит, – раздался голос Дмитриевны, – Бегом переодеваться. Через три минуты линейка. Но нам было уже все равно. В этой битве выживет только один. И это… буду… – Ну хорошо, – вожатая засмеялась, – Победитель в награду поднимает флаг. И это… буду… не я. – Сдаюсь! – хором закричали мы и рванули к домикам. Завтрак прошел в напряженном молчании. Слишком гудят руки, отнимается пресс. Алиса чувствует себя не лучше. Я-то вижу, как она морщится, хоть и сидит за соседним столиком. Пусть лучше зарядку проводит Славя. Еще обходной проходить. Может, Алиску попросить? Составит компанию? Быстро порубал и отправился на крыльцо поджидать принцессу. Ага, принцесса. Рэмбо в юбке. Ведь, чуть не уделала меня. А вот и она. Делаем бодрый вид. У нас ничего не болит. Нам хорошо. – Девушка, позвольте вас пригласить на романтическую прогулку. Алиса усмехнулась: – Дай угадаю, обходняк пройти? – Ага, – я радостно кивнул, – одному скучно, а вместе веселее и управимся быстро. – Ну что с тобой делать? – рыжая усмехнулась, – Жди меня у музыкального кружка, можешь пока медпункт пробежать. – Да, мэм, так точно, мэм! – Тупой вояка, – мне показалось или это было сказано с нежностью? Но я не думал, а бежал. Шут его знает, сколько мне там придется пробыть, не хочу заставлять девушку ждать. В медпункте ждал сюрприз в виде самой сексапильной медсестры всех времен и народов. Правда, разный цвет глаз немного смущает. И волосы синие. Мода здесь что ли на покраску в дикие цвета? – С чем пожаловал, пионэр? – бархатистый голос, наводящий на самые игривые мысли. И как она выделяет слово «пионэр»...ммм. – Обходняк пришел подписать. – Ты не торопись. Раздевайся, ложись на кушеточку, – она подошла почти вплотную. – По пояс или до трусов? – я игнорировал игривый тон и не хотел поддаваться на провокации. – Без трусов, пионэр, без… Я усмехнулся: – И что, даже не познакомимся? – похоже, я поддался на провокацию, но не так, как она ожидала. – А ты джентльмен? Считаешь, что кушетка это повод для знакомства? Тогда Виолетта, но для тебя Виола. А ты? – Семен Семеныч Сычев, но для вас Семен. Или мы – я перешел на игривый тон, – уже на ты? Виола посмотрела мне в глаза: – А ты не так прост, Семен. Ну, как насчет кушеточки? – И чем мы будем заниматься на, – я игриво выделил слово, – кушеточке? Медсестра эротично выдохнула на стетоскоп: – Осмотром и процедурами. Я зашептал ей на ушко: – Осмотры я люблю больше жизни. А уж процедуры… У меня от них все колышется. Туда… Сюда… Туда… Сюда. Виола отпрянула и засмеялась, как могут смеяться только самые свободные женщины под тридцать, которые видели всю пошлость мира, но не испачкались об нее: – Молодец, уел тетку Виолетту! Я засмеялся в ответ: – Не ожидали, что в эту игру можно играть вдвоем? – Пионер, я слышу двусмысленность, – она засмеялась еще громче, – ладно, давай обходной и вечером заходи на чай. – А палочки будут? – похоже, я заразился. Главное, при Алиске не начать пошлить. – Ну вот, пионера совратила, – она протянула обходной, – Беги давай. Я обернулся у двери: – А зачем вам это? Смущать пионеров? Медсестра вздохнула: – Скучно. Хочется повеселиться старой тетке. Алиса уже ждет на крыльце музкружка. – Фух, еле нашел. Еще Виола задержала. – Уже Виола? – голосок слишком ехидный, – Соблазнить успела? Или ты засмущался и убежал? – Да тут не поймешь, кто кого. В общем, расстались мы довольные друг другом. Глаза девушки удивленно расширились: – Да ладно, ты засмущал Виолу? Красавчик! – меня ощутимо хлопнули по плечу. Бедное мое плечо, бедный многострадальный я. Алиса гостеприимно распахнула передо мной дверь и я застыл. – Секи! – острый локоток ударил меня в ребро. Да я и сам увидел. Упругая попка в полосатых трусиках, выглядывающая из-под стола. Я кашлянул. Ноль внимания. – Разрешите! – гаркнул я во все горло. Раздался удар, девушка на карачках выползла из-под стола и я обалдел. Фигурка-тростиночка. Рост метр с кепкой. Азиатский разрез глаз. Два огромных, почти до пола, хвоста бирюзовых волос. Вай, красавица! Похоже, в этом мире слишком популярно аниме. Ну, или я не знаю. – Привет, Алиса, привет...эээ… – Семен, – подсказал я. – Да, Семен, мне вчера говорили, что приехал новый мальчик, но я не вылезала из клуба, – затараторила азиаточка – Скажи, тебе понравилось в лагере? Как тебе первый день? Я прервал ее: – Не так быстро, я записываю. И, кстати, как тебя зовут? Девушка покраснела: – Прости, Сенечка, я не представилась. Меня зовут Мику, я прилетела из Японии. – Из Японии? Ты хорошо говоришь по-русски. – Да, мой папа русский Инженер, – затараторила она с гордостью, – а мама японка. Это па настоял на том, чтобы я отдохнула на его родине. Надеялся, что я найду новых друзей. А меня вот определили в музыкальный кружок. А ты играешь на чем-нибудь? Труба? Пианино? Гитара? Я покачал головой. – Только на нервах и только на своих. – Ахаха, шутник, – она смеялась от души, запрокинув голову, – Молодец, Сенечка. С чувством юмора в лагере не пропадешь. – Мику, извини, мы торопимся, если ты не против. Я тут обходной принес, не подпишешь? – Только через вступление в музыкальный клуб, – она мило захлопала глазками. Интересно, чего Алису так перекосило от наших переглядываний? Милая девушка. И даже очень. С ней бы… Так, стоп. О чем это она? Я вернулся в реальность. – У нас можно играть на разных музыкальных инструментах… Ах, да. Ты не играешь. А почему? Еще можем вместе петь. Хотя бы петь ты умеешь? – Только строевые, – кажется, я нашел способ вырваться из клуба, – хочешь послушать? – Конечно, Сенечка. – Ладно, сама напросилась, – я прочистил горло и затянул, как нас учил старшина во все горло без всяких нот и прочей ерунды, лишь бы громко, – Гооод за гооодом, весна за весной! Вооот и служба моя пролетела! – Верю, верю, – Мику потирала ухо, – Петь умеешь. Только мы поем более лиричные песни. Так что… Я улыбнулся самой глупой ухмылкой: – Ну, романтику мы могем, вот слушай. – Не надо! – закричали девушки хором. Когда мы шли к кибернетикам, Алиска вздохнула: – Ты, правда, петь не умеешь? Или придуривался? Я удивленно вскинул брови: – Я же хорошо спел, громко! Меня даже запевалой ставили. Алиса ухмыльнулась: – Похоже, ваш командир ненавидит людей. Я пожал плечами. Не ценят моих вокальных данных. Ну, ничего. Буду в душе петь или в сортире. Кибернетиков прошли быстро. Рыжую, во избежание, оставил на улице. Сам поболтал с ребятами, получил подпись и мы отправились дальше. Библиотека встретила нас неповторимым запахом книг и мирно посапывающей библиотекаршей. По-моему, я видел ее на зарядке. Значит, пионерка. У меня к Ольге Дмитриевне прибавилось вопросов. Например, об эксплуатации детского труда. Это странно, когда человек за свою же путевку вкалывает в библиотеке, музкружке или, как Славя, девочкой на побегушках. Но, на рабочем месте спать нельзя. А потому… – Рота, подъем! Девочка вздрогнула. Очки свалились на пол. Уставилась непонимающим взглядом. Узнала злого физрука, тут же взгляд стал ненавидящим: – Чего кричишь? Тишина должна быть в библиотеке. Я ухмыльнулся: – Так все ради тишины. Храпишь так, что стекла дрожат. Алиска прыснула. Ботаничка обожгла ее взглядом и смех стих. Ого! Чтоб нашу бестию можно было успокоить взглядом? Что за монстр эта хрупкая девочка? – Чего приперся? Давай быстрее, мне работать надо. – Девятый сон Веры Павловны перечитывать? Ладно, – я протянул обходняк, – Сделай для меня одно дельце и мы в расчете. Девочка молча расписалась и отшвырнула листок. – Спасибо тебе, добрая самаритянка. Я не забуду твоей доброты. – Проваливай уже. – Последний вопрос. Как зовут самую добрую из библиотечных стражей? Девочка, хотя это слово к ней трудно применить, улыбнулась: – Женя, как тебя зовут, знаю. А теперь, как там у вас в суворовском? Кругом! Шагом марш! Я ухмыльнулся, вспомнил, что к пустой голове руку не прикладывают, потому просто крикнул: – Есть! После книжной прохлады уличная жара показалась более душной. Захотелось вернуться, забиться в дальний угол и провести пару часов со сборником Серебряного века. – Слушай, а почему меня все считают суворовцем? Алиса усмехнулась: – Ну, до солдата ты еще не дорос. – И что? Девушка повернулась ко мне: – А то, что выбор невелик. Ведешь себя, как военный, ходишь по форме. Не с афгана же ты к нам такой красивый. – За красивого спасибо. Щечки залились краской. Как, оказывается, легко засмущать нашу железную деву: – Даже не надейся. Это не комплимент. – Да куда уж нам. Чем до обеда займемся? – Ты как знаешь, – пожала плечами Алиса, – а у меня дела. – А вдруг...– я хотел напомнить про недотыкомку, но понял. Этой девушке нельзя напоминать про лиричные моменты. Она считает сентиментальность проявлением слабости. – Что вдруг? – Алиса испытующе на меня посмотрела. – Ничего, не буду навязываться. Пойду, пошарахаюсь. Найти укромный уголок, подумать. Очень много за последние полтора дня случилось. Я присел на лавочку возле столовой, прикрыл глаза. До обеда здесь никого не будет. Меня никто не побеспокоит. Итак. Я умер от ножевого и проснулся в автобусе. Хорошая завязка для книги про попаданца. Нормальных попаданцев засылают в иные миры для важной миссии. Убить черного властелина, спасти мир, победить Гитлера и татаро-монголов. Для чего сюда попал я? Что от меня потребуют в качестве платы за отдых? Бессмертную душу? Не смешите. Моя грязная душонка за полкопейки не нужна. Подвигов? Покажите, куда стрелять. Некуда. Самый опасный человек на сто верст – Алиса. Да и она, максимум, в лоб зарядит. Алиса… Рыжее чудо. Бой-баба. Но за маской грубости прячет нежный цветок. Знает простую истину. Стоит открыться, тут же нанесут удар. С оттяжкой, под дых, что даже на слезы не будет сил. Лучше оскалиться и рычать на весь мир. Дать сдачи до того, как обидят. Однако, если приручить эту дикую розу, не будет более верного человека. Ух, а глазищи! Тигриные, но в них можно провалиться на веки вечные. Или кошачьи? Нет, у кошек чаще зеленые. И ленивые. С поволокой. А в этих глазах огонь. Рыжее пламя. – Вставай, солдат! Войну проспишь! – если бы не узнал по голосу, то удар по плечу ни с чем не перепутаешь. – Алиска, ты мне точно что-нибудь сломаешь. Я ж нежный, хрупкий. Меня беречь надо. Мне нагло ухмыльнулись: – Так я и берегу от голода. Обед проспишь. Действительно, возле столовой собрался весь отряд. Да, любовь любовью, а обед по расписанию. Я сказал любовь? Вообще-то, любовь мероприятие долгосрочное. А здесь? Я еще не определился, жив я или мертв. Или сколько продлится смена? И какой сейчас год? Что это за мир? Вдруг, меня через минуту вышвырнут, как нашкодившую болонку? Буду валяться с ножевым в зимней подворотне. Вот и вся любовь. Девке мозги запудрю. Будет меня ждать. Нет, не годится это. Погруженный в мысли, я лениво хлебал суп. – О чем задумался? Алисе врать нельзя. Это закон. – О будущем. – Ну и как там будущее? Что напланировал? Жена, дети, работа? Я печально улыбнулся: – Нет, планирую сдохнуть в подворотне от колото-резаных. Рыжая распахнула глаза: – А ты весельчак. Ты, случайно, не из этих? Я насторожился: – Из каких? – мало ли, вдруг в поклонники Моисеева запишет? Или еще хуже, Киркорова. – Ну, такие, с грязными патлами. Постоянно о смерти думают. – А что о ней думать? Пусть она думает, как меня в подворотню загнать. А там поборемся. Я бодрился, хотя сам не верил. Может, все что со мной происходит, это предсмертный глюк? – Угу, а морда кислая. Не бойся. Не пущу я тебя в подворотню. Она была слишком серьезной. – Алиска, ты чего? Мы ж знакомы сутки. Рыжая усмехнулась: – Я в ответе за тех, кого приручила. – Ты не в ответе за тех, кого не успела послать нахрен, – я глотнул компот, – если не усвоишь эту истину, на твоей шее окажется много подлецов. – На меня где сядешь, там и слезешь. За милой болтовней обед пролетел быстро. По заведенному во всех лагерях распорядку, после обеда гарантированно наступает тихий час. Валяться под присмотром вожатой мне не улыбалось, но распорядок есть распорядок. Или пойти в библиотеку, прихватить сборничек стихов? Не покусают же. Однако, в библиотеке меня ждало разочарование. Кто-то уже взял единственный сборник Сологуба. На Бродского сегодня не стоит, а другие давно не вставляют. Разве взять Гумилева? Но, жираф больше для слезливой любви, когда втрескаешься в грустняшу типа Лены и начинаешь плести ей про сказки таинственных стран. В домик я вернулся ни с чем. Стоит ответить на бессмертные вопросы. Кто виноват и что делать? Например, с чего я взял, что вообще интересен малолетней хулиганке? С чего надумал невесть что? Откуда в моем лексиконе вообще взялось давно забытое слово – любовь? Любви нет, просто трахайтесь, говорил один мой знакомый. Потом женился на бабе с двумя детьми и стал подкаблучником. Лучше одиночкой. Не надо ни к кому притираться, никто не нарушает личное пространство. Можно разбрасывать носки, ходить по хате в трусах. Даже чиркаши не помеха. Можно играть в танки. Да все, что угодно. Любовь, семья. Я слишком стар для этого дерьма. Тридцать пять лет одиночества слишком много, чтобы себя переломать. Да, с возрастом начинаешь умиляться ненавистным раньше детям, хочется порой обнять, приходя с работы близкого человека, перестать смотреть с болью на молодые парочки в сквере. Много хочется. Но привычный уклад не поменять. Нет смысла. А в чем есть? В портвейне три топора? В пьяных соплях, размазываемых по вацапу? Тоже нет. Значит ли это, что я прожил напрасно? Смогу ли я что-то изменить? Даст ли новое тело мне шанс на другую жизнь? Опять же, останусь ли я в нем? Сомневаюсь. Не с моим везением. Как мне искать Алису, если я очнусь на снегу с ножом в подреберье? Допустим, я выживу. Она может быть глюком, может находиться в другой вселенной, в другом городе. Даже на соседней улице сложно найти нужного человека. Возвращаюсь к нашим баранам. Нужен ли я Алисе? То-то и оно. Но, проблемы будем решать по мере поступления. И надеяться, что все не зря. Ведь, если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно? Полдник прошёл одиноко и тоскливо. Ничего не получится. Алису нельзя забрать из сказки. Не нужен ей военный пенсионер. И пионер не нужен. Или нужен? Тем хуже. Если девочка привяжется ко мне... Об этом лучше не думать. Занятый мыслями, я и с Алисой вёл себя прохладно. Лучше так, чем подарить ей боль расставания. Проглотил пряник и вышел вон. Насладиться меланхолией не удалось. В этом мире помимо Алисы хватит людей, способных прогнать Недотыкомку. На крыльце собрался весь отряд. Даже холодная злая Женя пришла из библиотеки. – Что интересного намечается? – мой голос снова был весёлым. – Терминатор игру придумал, – Ульянка обхватила щеки ладошками, – Ты с нами? Её жест так умильно выглядел, что я невольно улыбнулся: – Конечно с вами, а что за игра? Электроник возмутился: – Я не Терминатор, я… – Да слышал я уже про мирный советский трактор. Что за игра? Электроник вскинул правую руку: – Узнаете. Только мне карты нужны. Желательно, – он задумался, – четыре колоды. – И зачем вам карты? – раздался голос Ольги свет Шляпы, – Азартные игры на территории лагеря запрещены. – Электроник игру придумал, – подпрыгнула неугомонная Улька. – Да, – парень вскинул руку, – никакого азарта. Исключительно мозговой штурм и умение держать себя в руках. – Ладно, – вожатая махнула рукой, – Славя! Девушка вздрогнула, но покорно подошла к вожатой. Если в этом мире действуют те же законы, что и в моем, мне придется их поменять. Здесь я не потерплю помыкания над человеком, чья вина только в дисциплинированности и неумении отказать. Но что делать? Начать серьёзный разговор здесь, значит испортить вечер всем. – Ольга Дмитриевна, я схожу за картами. Все просто. Если не можешь вывести человека из-под огня, вызывай огонь на себя. – Какой джентльмен. Ну ладно, иди. Вернувшись к столовой, я обнаружил рассерженную чем-то Алису. Она повернулась ко мне: – Ну и как оно? – Что? – Быть шестеркой вожатой. Нравится? Я не буду обсуждать со вздорной девчонкой мотивы своих поступков. – Думай, что хочешь. Просто не смог пройти мимо. Алиса побагровела: – Мимо сисек этой колхозницы? – Господи, да при чем здесь Славя? Алиса стиснула зубы: – Ни при чем, – вдруг улыбнулась, – Будем считать, что ты очень хочешь сыграть. Я выдохнул. А рыжая сделала шаг ко мне, стиснув кулаки. Да что с ней? В чем я виноват? – Предлагаю пари. Только не это. Хороших идей в бесноватой головке не водится. – И какое? – мой голос оставался спокойным. Я смирившаяся простата Джека. – Если ты проиграешь, я всем расскажу, что ты меня лапал! Я засмеялся. Она серьёзно? Ничего лучше придумать не могла? Тычок в ребра оборвал смех. – Чего ржёшь? Я на клоуна похожа? – Алиса, надеюсь, ты понимаешь, что для меня это будет рекламой? Алиса ухмыльнулась: – Рекламой того, что ты извращенец? – Смотри, – почему я должен объяснять девочке очевидные вещи? Вдох-выдох, – Как только ты об этом расскажешь, все девочки заинтересуются смелым парнем, который не испугался Алисы. Даже вожатая. – Тебе лишь бы девок завлечь, – голосок ехидный. – Это не все. Меня ж Терминатор с расспросами задолбает. Они с Шуриком сядут, развесив уши, а мне придётся врать. Хочешь этого? Алиса покраснела: – Дурак! Я ухмыльнулся : – Ладно, будет тебе пари. Но если я выиграю, ты прислуживаешь мне на ужине, – я сделал паузу, наслаждаясь эффектом, – И после ужина. – Хорошо! Но если ты проиграешь мне или другим, прислуживать будешь ты! Всю смену! Вот! Я засмеялся, чтобы не показать испуг: – Идёт! Ульяна, разбей. Из-за угла вышло второе рыжее бедствие: – Так ты видел? – Твою рыжую макушку нельзя не заметить. Мелкая нахмурилась, думая, обидел я ее или нет, улыбнулась: – Хорошо, разобью. Но у меня тоже пари. – Выпорю! – я пригрозил кулаком. – Пшла отсюда! Мы с Алисой закричали вместе. Великие умы мыслят одинаково. Пока меня не было, в столовой расставили столы для игры. Шурик повесил лист ватмана. Электроник встал с указкой, ожидая, пока я раздам карты и все приготовятся слушать. Игра оказалась упрощенной версией покера. Те же стриты, фулл-хаусы и прочие каре. Игра идет на выбывание. В конце останется только один. Ничего сложного. Нужно сыграть три тура. Ребята, по большей части слушали внимательно. Я залюбовался Алисой. В глазах азарт. Щечки раскраснелись. Потрепать бы их. Ничего. Сегодня меня ждет веселье. Ну или ее. Интересно, почему я так спокоен? Вдруг, проиграю? Пожал плечами. И что? Не корову проигрываю. А подурачиться с девчонкой весело. Даже в роли слуги. Может, слить партию? Чисто посмеяться? Не стоит. Алисе нужен победитель. Так что на кону стоит ее интерес ко мне. Задумавшись, я чуть не пропустил жеребьевку. Электроник написал наши имена на бумажках и по алфавиту подзывал игроков. Первая Алиса. Ей выпало играть с Леной. Бедная девочка. Рыжая ее раскатает. У нее нет шанса насладиться игрой. Следующий тянет Александр. Он вытянул мое имя, а значит, в жеребьевке я не участвую. Евгения играет со Славей. А Мику с Ульяной. Великолепно. В целом, я уже определил победителей первого тура. Лишь очкастый гений является темной лошадкой. У меня два короля. Лицо Шурика непроницаемо. Он тянет карту у меня из руки, отправляет в сброс. Это семерка. Я тяну его карту. Ни один мускул не дрогнул. Непроницаемый темный гений. С таким тяжело играть. Итак. К концу третьего сброса и набора из колоды у меня три короля, у него две дамы. Я выхожу во второй тур. Тем временем Женя слила партию Славяне, на что та недовольно нахмурилась, видимо, поняв, что ей поддаются. Лена, растерянно улыбнувшись, вышла из-за стола. Мику почему-то морщилась и обиженно хлопала глазами. Думаю, поведение Ули было не слишком спортивное. Второй тур мне досталось играть с мелкой. Едва я раздал карты, как она полезла подсматривать. Я молча собрал колоду, пересдал и хлопнул свою кучку. – Эй, так нечестно! Я ухмыльнулся: – Подсматривать тоже нечестно. И Мику под столом бить было нечестно. – Я не била! – Ага, только ноги отдавила. Со мной не прокатит. Выпорю. Девочка обиженно засопела: – Только и умеешь – маленьких обижать. – Тяни, маленькая. Выиграть было несложно. Ульянка слишком открыто реагирует, когда тянешь руку к нужной ей карте. А еще я спалил в игре с Шуриком, что туз пикей в моей колоде имеет маленькое пятнышко. Да, я мухлевал. А нефиг было Мику обижать. – Переиграем! А то я всем расскажу, что ты меня лапал. Я засмеялся: – За что тебя лапать? У тебя еще ничего не выросло. Мику подбежала к нам: – Кто кого лапал? Расскажите, мне же интересно. Скандалы, интриги, расследования. – Я Ульянку лапал. – меня раздирал смех, – Цинично и беспардонно. На глазах всего отряда. Правда, мелкая? Мику притворно всплеснула руками: – Сенечка, так ты любишь маленьких девочек? Как тебе не стыдно. В Японии за это грозит тюрьма. Но все равно любители лоликона покупают хентай с маленькими девочками. Сенечка, тебе прислать? Ты только адрес дай, через неделю у тебя окажется вся коллекция лоли. Ульянка тебя до тюрьмы доведет. А я не хочу, чтобы Сенечка страдал. Я ржал в голос. На нас смотрел весь отряд. Только Мику могла помочь устроить такой цирк. Мелкая покраснела от злости, обозвала меня дураком и исчезла. Я отдышался: – Мику-сама. Спасибо тебе. Ты лучшая. – Сенечка, ты путаешь! К маленьким девочкам вроде меня принято обращаться чан, в крайнем случае, как к равной Мику-сан. Но никак не Мику-сама. Или ты опять издеваешься? – Ничуть. Вы превзошли меня, сенсей, мне многому нужно у вас научиться. Серьезно. Спасибо тебе. Тем временем в финал вышла Алиса. Славя поздравила оппонентку с победой и ушла к зрителям. У нас вчера с позавчера шла спокойная игра. Козырей в колоде каждому хватало. Интересно, а в этом мире Владимир Семеныч еще жив? Алиса плюхнулась за мой стол: – Ну что, готов одержать эпичное поражение? Это тебе не малолеток смущать. – А ты готова приносить мне кофе? Рыжая ухмыльнулась: – Посмотрим, кто кому. Партия оказалась и самой сложной и самой простой одновременно. Прием медленного выбора карт с Алисой не сработал. Но у меня складывался фулл-хаус. В крайнем случае осталось бы две пары. А это не так уж плохо. Я сделал максимально унылое смиренное лицо, чтобы рыжая расслабилась. – Что, не везет тебе в картах? Повезет в любви. Я ухмыльнулся: – Хоть какое-то утешение. Как думаешь. Что лучше, любовь или победа? – Вот тормоз! И то и другое! Но победа тебе не светит, а Славя любит победителей. Я опешил. Ну и кто из нас тормоз? Нафиг. Не буду ничего объяснять. – Вскрываемся? Алиса сделала удивленный вид: – Хочешь покончить с собой? Тяжело переживаешь поражения? – С ума сошла? Карты вскрываем. Ее тройка тузов против моего фулла ни о чем. Я победил. Видеть, как лицо ненаглядной наливается кровью бесценно. Но, она смогла с честью выдержать поражение. Багровая от гнева протянула руку, которую я с удовольствием пожал. Очень крепкое рукопожатие. Не забыть, что обижать Алиску чревато последствиями. Не успели мы расставить столы, как подоспел ужин. Пришло время насладиться триумфом. Я жестом подозвал рыжую: – Мне, пожалуйста, компот, кусочек хлеба и что сегодня на второе? Алиса скрипнула зубами: – Для вас картошка в соусе из харчков. Киваю: – Тогда, мне, пожалуйста, картошку без соуса. И да. Большой брат следит за тобой. Разумеется, она харкнула в мою порцию. Разумеется, я усиленно смотрел в другую сторону. Как легко просчитать семнадцатилетних девушек, когда тебе далеко за тридцать. Едва она поставила тарелки, как я взял обе порции и начал их тасовать между собой. После чего кивнул: – Выбирай! Алиса с ухмылкой показала на тарелку, в которую плюнула. – Отлично, значит, вторую я забираю себе. Как только я расправился с ужином, она спросила: – А почему ты решил, что я плюнула в одну? Я пожал плечами: – У тебя нет гепатита? Тогда пофиг. – Зачем порции тасовал, если пофиг? Снова пожимаю плечами: – Смотрел, где меньше лука. Идем купаться. Алиса ухмыльнулась: – А если не пойду? – Ну и зря. Вода за день прогрелась. Плескаться одно удовольствие. – Уговорил. Через десять минут я стоял на пристани. Интересно, почему Алиса на меня злится? Зачем это глупое пари? Захотела нервы пощекотать? Но, кажется, здесь что-то еще. Только что? Полтора дня нормально общались. И, вдруг, после обхода меня морозят. Предположим, действительно дела. Да и отдыхать друг от друга надо. На полднике она ко мне не подошла. Перед игрой устроила глупое пари. Хотела меня позлить? Но зачем? Я не знаток женской психологии. Тем более, психологии переходного возраста. Но, ведь на что-то девочка взъелась? Или у нее характер такой? Хлопок по плечу: – Идем или прикажешь на руках нести? – Вообще, могу. Алиса наливается гневом. Вздыхаю: – Но не буду. Скажешь, что кулаки тоже руки. Ухмыляется: – Это я могу! Вода действительно теплая. Мы смеялись, брызгали друг в друга. На Алисе был оранжевый купальник под цвет волос. Уверен, если я встречу ее в городе, на ней будет красное пальто. Или, наоборот, кожаная куртка с клепками? Интересно, обрадуется она мне? Мужик за тридцать и малолетка. Хорошая пара. А может, здесь я останусь в теле пионера? Мы выбрались из воды. Алиса сама постелила два полотенца. Я не мог ее не похвалить. Все же, умеет не только шипеть и царапаться. Дикую кошку надо уметь приручать. И способен на это лишь старый циничный мужик с искалеченной душой. Но, нужен ли ей человек, пьющий вечером портвейн, утром успокоительное? А кому вообще нужен человек, умеющий только стремиться к минимизации ущерба при задержании злодея и стрелять на звук в ночной пустыне? Никому. Время романтики в прошлом. Меня пнули в бок: – Эй, ты чего? Над моей бедной тушкой усмехалась рыжая бестия: – Сам просил прогонять Недотыкомку. – Это была аллегория. – А мы люди простые. Аллегорий не понимаем. Солнце скрылось за горизонтом. Летняя ночь потихоньку вступала в свои права. Где-то заквакали лягушки, Вдалеке заухала сова. Совы не то, чем кажутся? Рядом раздался напряженный голос: – Что, о своей колхознице думаешь? Дремоту сняло, как рукой. Я приподнялся на локте: – Надеюсь, ты шутишь? – Почему? Она красивая, податливая. Как корова. А вам такие и нужны. Я опрокинулся на полотенце: – Много ты понимаешь, кто нам нужен. – Да уж понимаю. Славя, может я зарядочку проведу, может за картами сбегаю, – она кривлялась, передразнивая мой голос, – Так ведут себя только активисты и влюбленные каблуки. На активиста ты не похож. Так что, выбор не велик. Вдох-выдох: – А на подкаблучника похож? – Да хрен знает, на кого ты похож, – Алиса отвернулась. Вдох-выдох. Я раненое колено Джека. – А ты не рассматривала третий вариант? Например, что меня бесят некоторые вещи. Меня бесит до дрожи, когда начальник находит одного безответного дурачка и продрачивает его до посинения. «Дурачок, сделай это». «Дурачок, сбегай за картами», «Дурачок, поднеси горшок, мне поссать приспичило». На дурачка сваливают все обязанности просто потому, что боятся других. Это самый мерзкий тип начальства. Начальники-трусы. Я разгорячился и почти кричал. Но насмешливый голос остудил мой пыл: – И ты решил сам стать дурачком, чтобы освободить Славю? Да уж, Дон Кихот, которого мы заслужили. – Ну не устраивать же скандал при всех? – я прикрыл глаза. – Да ты и не при всех зассышь, – раздался удаляющийся голос. Алиса ушла, оставив последнее слово за собой. А мне пора идти на серьезный разговор, который я откладывал весь день. Но, есть проблема. Рыжая забрала мою одежду. Твою ж мать! Стерва и есть стерва. Но, за это и люблю. Я усмехнулся. Что поделать? Завернусь в полотенце. Кого тут стесняться? Очкастого гения? Терминатора? Кучу красивых девушек? Я гордо шел по площади, задумавшись, обогнул Генду и увидел на лавочке Лену. Сидит, уткнувшись в книгу. И что она видит под тусклым фонарем? Отличный повод пообщаться поближе. А то ходит вся зажатая: – Что читаешь? – Книгу, – ответила девушка, не поднимая глаз. Я мысленно усмехнулся. Великолепный ответ. – Интересно? Как называется? Лена подняла глаза и покраснела. К ней не просто вернулась застенчивость, ушедшая, когда она увлеченная была в книжном мире. Еще чуть-чуть и ее хватит удар. Я осторожно спросил: – Тебе плохо? – Н-н-н-ет. Мне-надо-идти, – пробормотала она на выдохе и убежала на негнущихся ногах. Странная какая-то. Похоже, у нее не просто застенчивость, а серьезные проблемы. Я присел на лавочку и осмотрел себя. Черт. Похоже, проблемы у меня. Да. В таком виде начинать разговор с вожатой не стоит. Я вздохнул и направился к домику переодеваться. Ольга явилась, когда я лежал в камуфляжных штанах и тельнике в шезлонге: – Семен, почему не по форме? – Постирал, – ляпнул я первое, что пришло на ум. Ольга засмеялась: – А на просушку отдал Двачевской? Ну-ну… И ушла, аккуратно прикрыв дверь. Черт, я же должен был начать с ней серьезный разговор. Повалялвшись минут десять и накопив достаточно злости я зашел в домик. – Ольга Дмитриевна, у меня к вам накопилось несколько вопросов. Сердце отчаянно колотится, руки начинают подрагивать. Я делаю что-то неправильное? Но, мне кажется, я впервые в жизни что-то делаю правильно. – Говори, Семен, – вожатая что-то увлеченно писала в блокноте. Главное, не наломать дров. – Вам не кажется, что вы нагружаете работой пионеров, только потому, что они не могут вам отказать? Дмитриевна подняла голову, уперла в меня удивленные глаза. Как этот смертный посмел ее критиковать? – Уверен? Я кивнул, сердце все еще колотится, голос может выдать волнение. Но первый шаг сделан. – Например, вы гоняете Славю по всем поручениям. Крупные, мелкие, без разницы. На любую проблему кричите «Славя!» и она к вашим услугам. Вы не думали, что она тоже человек и хочет отдохнуть? Или она виновата в том, что не может вас послать? Я перевел дух, а Ольга вклинилась в монолог: – Все или что-то еще? Ей надо еще? Что ж, извольте: – Да. Славю вы гоняете потому, что она не может вас послать в силу воспитанности. А что плохого вам сделала Мику? Только не говорите, что вам позарез нужен человек, запертый в музкружке. Очнитесь. В лагере десять человек. Кому надо, могут подойти к Мику и попросить открыть кружок. То же с библиотекой. И хрен с ним, я поверю, что Жене не нужно общение. Но, Мику! Вы в своем уме? Вожатая склонила голову на бок и молча рассматривала меня, как музейный экспонат. Покивала своим мыслям. Спросила: – А что с Мику? – Вы разве не видите? У нее дефицит общения. Она готова первому встречному вывалить все, что накопилось в душе. Оттуда ее пулеметная речь. Дайте ей побыть в компании и она успокоится. Будет счастлива. А музкружок никуда не денется. Вожатая усмехнулась: – Хорошо, ты сам напросился. Хотела поручить Славе, но раз ты считаешь, что я эксплуататор, – она хитро улыбнулась, – Завтра мне нужно отлучиться на полдня. Остаешься за меня. И если что-то пойдет не так... Кажется, день завтра будет веселым. Ну, ничего, еще поживем. Так нам прапор говорил. А потом повесился.