Бесконечный Стикс

– Становись, равняйсь, смирно! – Ближе к телу, солдат, – закричала Алиса. Ну, никакого уважения к авторитету. Тем не менее, Славя уже стоит у флагштока. Ко всеобщему облегчению, зарядку сегодня вела она. Мои методы не очень вдохновляют народ. И судя по выражению лиц, меня начинают считать выскочкой. Я пропустил реплику Алисы мимо ушей и гаркнул: – Равнение на флаг! – повернулся к красному знамени, медленно ползущему вверх. Мне надо подготовиться к самой серьезной части линейки. Рассказать о планах на день, а главное, заставить людей взять на себя часть обязанностей Слави. При этом поддерживать порядок в лагере до прибытия Ольги. Если за большинство пионеров я спокоен, то рыжая парочка вызывает серьезные опасения. У них никакого уважения к авторитетам. Более того, они могут намеренно проигнорировать меня. Ладно, как говорил наш прапор, живы будем – не помрем. А потом повесился. От несчастливой любви. Флаг поднят. Я разворачиваюсь к строю и командую «вольно». А теперь вторая часть пионерского балета: – С сегодняшнего дня в работе кружков, склада и библиотеки намечаются небольшие изменения. Славя, Мику, Женя! Ваши учреждения переходят на свободный режим работы. Что это значит? Вам не обязательно торчать целый день в четырех стенах. Если кому-то понадобится взять балалайку, томик Маркса или метлу, это их проблемы. Они ищут вас и идут с вами. Так что, свобода. Похоже, моя речь прошла мимо ушей. Придется объяснить попроще: – Это значит, что вы можете вместе со всеми заниматься обычно лагерной жизнью. Купаться, играть в волейбол и так далее. Понятно? Женя пожала плечами. Похоже, ей было плевать. Славя чем-то огорченная смотрела в сторону. Только Мику захлопала в ладошки с криком: – Ура, наконец-то схожу на пляж, покатаюсь на лодке, повеселюсь с ребятами. Это так здорово! Я улыбнулся. Надеялся на большее, но хоть кому-то польза. – Теперь к новостям похуже. На утренней приборке шланговать больше не получится. Никому. После завтрака все идут к Славе на склад и получают инвентарь. Ответственные за клубы прибирают дорожки от клубов. Кибернетики, на вас еще ворота. – А почему кибернетикам две территории? – возмутился Сыроежкин. Шурику все было до фени. – Потому, что вас двое. Вопросы? Переходим дальше. Лена убирает возле медпункта, – я вспомнил, что Лена ни с кем не общается, а ее надо социализировать. – Отставить. Лена с Ульяной и Алисой убирает площадь. Медпункт уберу я. – Ага, кто еще шланг? – возмутилась Ульяна, – Себе самое легкое взял? Я пожал плечами: – Хорошо, ты идешь на медпункт, а мы тут втроем развлечемся. – Нет уж, фигушки! Сам убирай свой медпункт! Начальничек. Я скрипнул зубами. Похоже, смену себе подпортил. Как только удается людям проявлять лидерские качества в коллективе равных себе? Осмотрел строй: – Вопросов, объявлений нет? Тогда… – я не успел договорить, как из строя вышла Славя. – У меня объявление, – холодно произнесла она, – Сегодня после ужина на площади будет дискотека. Присутствие обязательно. Желательно прийти нарядными. И в хорошем настроении. Завтрак прошел в одиночестве. Даже рыжие друзья меня проигнорировали. Только Мику шепнула спасибо. Тяжела шапка мономаха. А что поделать? Сам ввязался. После завтрака я напомнил про уборку и первый направился на склад за инвентарем. Славя уже была на месте. Она осмотрела меня холодным взглядом, но улыбнулась: – А ты молодец, времени не теряешь, – голос звенел от обиды. – Славя, что случилось? – Ничего. Все правильно. Хороший лидер, будешь помощником вожатой вместо меня. Кажется, я понял. – Думаешь, решил тебя подсидеть? Тебе честно сказать? – Мне не надо ничего говорить. Ты уже все сказал на линейке. Я закрыл дверь. Похоже, намечается серьезный разговор: – Можешь считать меня кем хочешь, но я не карьерист и не претендую на звание лидера. Просто есть вещи, которые меня бесят. – Например, стоять в строю, а не перед строем? Я взорвался: – Например, что одну гиперответственную дисциплинированную девочку гоняют почем зря без всякой награды. Чисто, потому, что она не может ответить. Слишком воспитанная! Или что одну девочку с дефицитом общения заперли на отшибе, поручив ей ненужную работу! Этого хватит? Или про Женю напомнить, которая гниет в библиотеке вместо того, чтобы наслаждаться летом? Тут взорвалась всегда невозмутимая Славя: – А ты не думал, что нам это нравится? Жене нравится быть среди книг. Мне нравится чувствовать себя нужной, а Мику заниматься музыкой? Может, ты и кибернетиков из их кружка выгонишь? – Вот значит, как ты это поняла? – голос сел и я почти шептал, – Извини. Больше я не приближусь к общественной деятельности. Я взял инвентарь и вышел, хлопнув дверью. Так и делай людям добро. Потом выясняется, что им это нафиг не нужно. Я нашел бутылку из-под лимонада и, поливая асфальт, чтоб не поднимать пыль, остервенело мел дорожку вдоль медпункта. Дурак. Нахрен бы сдалась эта защита слабых. Им это нравится. Осталось, чтоб Женя высказала свое фи. Дескать, я не даю книжки читать. Как маленькие, ей богу. – Какой разгневанный пионэр, – раздалось сзади, – Но какой старательный. Ольга Дмитриевна заставила убраться? Я повернулся. На меня смотрели насмешливо разноцветные глаза самой сексапильной медсестры Виолы. – Наоборот, – буркнул я. – Ты заставил вожатую убираться? Глядя на тебя, верю. – Хуже, – я вздохнул, – Я сунул нос в чужую деляну. Слишком паршиво было на душе и, продолжая подметать, я выложил все про свой опыт управления. – Ну, ты рыцарь, – засмеялась медсестра, – А может, ты просто под хорошим предлогом решил подсидеть Славю? Увидев, как я побагровел от гнева, она выставила руки: – Шучу, шучу! Ну, ошибся, бывает. Зато Алиса теперь увидит в тебе мужика. – При чем здесь Алиса? – я засмущался. Неужели мой интерес так видно? – Да это я к слову. Беги помогай девчонкам, а то подумают, что зазвездился. Оно и верно. Дорожку я вымел до блеска. Пора и на другой фронт работ переходить. Тем временем на площади три девицы бестолково поднимали пыль и дело двигалось так себе: – Гражданин начальник к нам с проверкой, – закричала насмешливо Алиса. – И ты, Брут? – мне было не до шуток. – И я, – ухмыльнулась рыжая, – Сюрприз! – Что ж вы пыль поднимаете? Ульянка развела руками: – А как предлагаешь? – Сейчас вернусь, ничего не трогайте. Благо, бутылочку я не выбросил. После поливки площади дело пошло веселее и уже через десять минут я ведром выносил аккуратные кучки песка. Оглядев чистый плац, удовлетворенно сказал: – А вы боялись, вон даже юбки не помялись. Ладно, девчонки, вы занимайтесь, а я пойду проверю остальных. – В смысле, заниматься? Мы все сделали, – возмутилась Ульянка. Они же не служили. Не знают, что солдат всегда занимается. У него нет отдыха. Есть разные мероприятия по распорядку дня. Например, подготовка к завтрашнему дню. Поэтому, командир никогда не скажет «отдыхайте». Только «занимайтесь». – Тебе занятие найти? – спросил я нежно, – Или сама справишься? Алиса, которая уже поняла, что значит «занимайтесь», прыснула: – Пойдем отсюда, а то гражданин начальник заставит нас ломом плац подметать. – И ты с ним? – вскрикнула мелкая, – Сколько раз повторять? Это площадь! Я засмеялся: – Вот ее и будешь подметать ломом. В разговор включилась Лена: – Метлой же быстрее. – А мне не надо быстрее. Мне надо, чтоб она задолбалась, – я хищно оскалился и гордо пошел в сторону музкружка. Если за кибернетиков я был спокоен, Терминатор парень толковый, хоть и дурак, то Мику могла мести до ужина. Однако, японка уже несла инвентарь к Славе. – А ты быстро, молодец, Мику-сан – Ой. Сенечка, да что там мести? У нас в Японии школьники сами убирают кабинеты и даже перед школой. А еще я живу в своем доме и мне тоже приходится помахать метлой. Или ты думаешь, если я пою, то не приспособлена к труду? Ты, правда, так думаешь? – Если честно, ты не перестаешь меня восхищать, Мику. И спасибо тебе за поддержку. – Ты о чем, Сенечка? Это тебе спасибо. Ты не представляешь, как тоскливо сидеть одной среди музыкальных инструментов. А сегодня я, наконец, искупаюсь и может, даже, покатаюсь на лодке. Я всю смену мечтала об этом. Я вздохнул: – А другие меня не поняли. Решили, что тяну одеяло на себя. – Зачем? – поразилась девочка, – Сейчас жарко. Под одеялом спаришься. – Вот и я о том же. Кибернетики подмели на отвяжись, но мне было лень с ними воевать и я пошел к Жене. Библиотекарша подмела территорию со всей основательностью. Мне осталось только собрать мусор в ведро и унести подальше. – Жень, – вернувшись, я решил задать насущный вопрос, – Надеюсь, ты не в обиде за линейку? Девушка взглянула из-под очков взглядом жужелицы: – За что мне быть в обиде? – Ну, – я развел руками, – Мало ли, вдруг решишь, что я выгоняю тебя из библиотеки? Или тяну одеяло на себя. – На ваши игры во власть мне плевать, а ключ все равно у меня. Ты же не запрещаешь быть в библиотеке? – Нет, конечно, просто я подумал, что ты тоже человек, захочешь искупаться, погулять с ребятами. Слово «ребята» прозвучало слишком по-детски или, наоборот, по-стариковски. Женя улыбнулась: – Понимаю, хотел, как лучше. Если захочешь спрятаться от народной благодарности, так и быть, пущу к себе. Только книги не пачкать. Я улыбнулся: – Непременно, воспользуюсь приглашением. Но, когда появится Сологуб. – Сдался вам этот Сологуб. Северянина, что ли, почитай. – Мне нельзя. Я тупой военный. По уставу я и Сологуба не должен читать. Ибо упадничество. – Иди уже, военный. Не прихватишь метлу заодно? Я хочу, – она зевнула, – почитать. Что ж, все же, мой демарш был не зря. Для Жени ничего не изменилось. Зато Мику счастлива. А Славя? Да и фиг с ней. Хочет быть на побегушках, ее право. Славя молча приняла инвентарь, одарив грустным прохладным взглядом. Оправдываться я не стал. Уже все сказано. Не верят в мои мотивы, не надо. Проклятое солнце окончательно вышло из-за деревьев и начинает жарить, птицы поют. Возможно, разбрелись по углам. Какое-то подобие общения я здесь наблюдал только между Алисой с Ульянкой и у кибернетиков. У остальных и возможности пообщаться между собой не было. Мику целыми днями в музкружке, Женя в библиотеке. Славя пашет на ленивую вожатую, как папа Карло. Лена даже и захочет поболтать, не найдет с кем. Алиса и Ульяна сильно отличаются. Остальные заняты. Хорошая политика. Разделяй и властвуй. Интересно, зачем это Ольге. И зачем здесь собрали всех нас. Мне уже не кажется нормальным лагерь, в котором находится двенадцать человек, включая единственную повариху. Пора начать выяснять, что здесь происходит и что это за лагерь. И с чего начнем? Подходить к каждой девочке и спрашивать: «Ты случайно не умирала?» или «Ты не помнишь, какой сейчас год?». А что если это действительно другой мир, где возраст пионерии составляет семнадцать лет, где считаются нормальными лагеря на десять-двенадцать человек? Или это мир мертвых? Что-то я не слышал в мировой мифологии о загробных лагерях. В размышлениях я добрел до волейбольной площадки, откуда раздавался шум игры. Здесь собрались все, кроме кибернетиков. Тоже поиграть? Я присел на лавочку и стал смотреть. Алиса, Ульяна и Лена против активисток. Играют три на три. Алиса очень спортивная девушка. Мячи отбивает быстро, ни одного не пропустила. Но играет бестолково. Злится, если пропускает кто-то другой. Ульянка просто бесится. Ей пофиг на игру, на мячи. Ей нравится шумная компания. Лена сосредоточена. Подачи отбивает с неожиданной силой. Я вспомнил, что вчера она продержалась на отжиманиях довольно долго. Противники из активистов откровенно слабее. Женя улыбается, наслаждаясь погодой, но за игрой следит вполглаза, из-за чего часто пропускает. Мику шустрая, легкая. Но в волейбол, похоже, не играла. Славя самая спортивная из всех, играть умеет, но одна не вытягивает. Наконец, меня заметили. Женя сдержанно кивнула. Славя поморщилась. Мику замахала рукой: – Сема-сан, давай к нам! Помоги одержать победу против… – ее речь прервала подача от Алисы прямо в голову. Рыжая одарила меня неприязненным брезгливым взглядом, от чего настроение ушло в ноль. Считает меня зарвавшимся выскочкой. Ее проблемы. Они могут объединиться со Славей в своей идиотской ненависти. А мне пора уходить. Странно. Если бы не я, они не смогли бы собраться и поиграть. Но, при этом я оказался виноватым. Виноват в том, что вылез в начальнички. Виноват в том, что кого-то заставил работать. Виноват в том, что подсидел Славю. Я добрел до домика и по-дембельски прямо в обуви рухнул на аккуратно застеленную отбитую кантиком кровать. Духов здесь нет, но я сам себе и дух и злой дед. Глаза закрылись. Слишком дерьмовое утро. Дожить до обеда. И пора решать, что делать с этим местом. Допросить Виолу или Ольгу, когда вернется? Найти телефон полевой, Т57 в просторечии тапик, соединить полевкой с пальцами медсестры и дать ей подсказку «звонок другу». Мигом расскажет, где мы и что здесь делаем. А главное, как сюда попали и как вернуться домой. У меня там еще два пузыря портвейна в пакете и незаконченный разговор с одним мстительным гопником. Но сперва сон и обед. Такие вещи надо решать на свежую голову. Меня разбудил сигнал горна. Интересно, если нас так мало в лагере, кто подает сигналы? Может повариха? Когда обед готов, нажимает кнопочку. Тебе ли не пофиг? Столовая встретила меня неприязненными взглядами. Только Женя и Мику кивнули мне, но японка съежилась под взглядом Двачевской. Библиотекарше взгляды нипочем. Она одарила Алису еще более холодным взглядом и пошла на раздачу. Славя молча отвернулась к окну, давая понять: мне здесь не рады. Ульяна помешивала суп, не замечая происходящего и весело рассказывала что-то Алисе. Лена даже не заметила меня. Уже разворачиваясь, чтобы уйти, я увидел краем глаза, что Женя садится со Славей. Вроде, они соседки по домику. Ну, да. В этом лагере можно наладить социальные связи только если живешь с человеком под одной крышей. А Славя права. Мне здесь не рады. Что делать человеку за тридцатник среди подростков? Что я тут хочу найти? Что выяснить? Пора домой. Задача поставлена. Осталось выполнить. Как? Разберемся по ходу. Я переоделся в камуфляж, зашнуровал берцы. Ничего не забыл? Зимнюю куртку понесу в руках. Форму аккуратно повесил в шкафчик. Мало ли, вожатая заставит Славю рожать потерянный комплект силовой брони. Я не хочу, чтобы у кого-то из-за меня были проблемы. Осмотрелся в пустом помещении. Что ж. Спасибо этому дому, пойдем к другому. Я вышел, закрыв дверь на ключ. Ключ оставил на шезлонге и пошел по направлению к воротам. Остановился у клубов. Здесь я встретил Ульянку и Лену. Привычно вмешался в конфликт и, возможно, помешал социализации девочек. Тут сидят единственные ребята, с которыми удалось хоть немного сблизиться и которые не смотрели на меня волком. Толковые парни, хоть и увлеченные. А у ворот под деревом мы сидели с Алисой. Единственная встреча, которую с натяжкой можно назвать романтической. – Уже уходишь? Я вздрогнул, выходя из раздумий. От ворот ко мне идет Ольга Дмитриевна. Кивнул. Нет смысла отрицать очевидное. Да и сможет ли меня задержать молоденькая девушка? Мне глубоко за тридцать. Что она может противопоставить? Физическую силу? Я вас умоляю. Я умею убивать и умею стремиться к минимизации ущерба при задержании злодея. Ольга усмехнулась: – Ну ладно, давай. Жаль, что тебе у нас не понравилось. И, если что, извини. Я хотела, как лучше. Киваю: – Я тоже. Спасибо вам. Все сказано. Я выхожу за ворота. Здесь все началось и здесь закончится. Сейчас бы сигаретку. Посидеть на дорожку. Подумать, в какую сторону идти. Налево пойдешь, ничего не найдешь. Направо пойдешь, башку снесут. На месте будешь сидеть, задницу отсидишь. Но, я все равно присел на бордюр. Надо мной нависла тень. Славя: – Семушка, ты чего? – как это мило, Семушка. – Все, Славян, не буду тебя подсиживать, ухожу я. Девушка подсела ко мне, ткнула слегка в бок: – Ты, правда, уходишь? Я встал. Больше засиживаться нет смысла: – Да, вожатой скажешь, что я слишком быстро бегаю и ты меня не догнала. Мы разминулись и ты не выполнила поставленную задачу. Получишь небольшой нагоняй, зато никто тебя не подсидит. Бывайте, пионеры херовы. Я гордо развернулся по направлению к дороге. Какая разница, куда идти, если нигде не ждут? Какая разница, где быть, если всюду носишь с собой себя? – Постой! Вот же истеричка. Пусть я истеричка. Но, я больше никому не помешаю. Меня схватили за плечо. Ну да. Ольга не стала давить меня интеллектом и опытом. Не стала применять силу. Ни того ни другого у нее нет. Она просто послала пионерку. Бросила под танк. А я что? Я всегда стремился к минимизации ущерба. Ведь если я выслушаю эту глупую блондинку хуже не будет? – Что еще? – мой голос тихий, уставший. Ребята, я военный пенсионер, отпустите меня, у меня пузырь стынет. Славя почти плачет. Как же, ведь она может не выполнить задачу. Ей больше не доверят должность помощницы. – Семен, прости меня. Я дура. – За что? Это я тебе помешал, а не ты мне. Ты старалась, создавала условия проживания, строила мирок. А я пришел и все разрушил. Девушка замотала головой, косы смешно взлетели. – Нет же! Я тебя неправильно поняла. Я думала, ты хочешь подмять нас под себя. Думала, приперся такой командир, решил построить всех. Но, ты хотел, как лучше. Я прервал ее фальшивый монолог: – Ты совсем не умеешь отступать? Ну, получишь ты нагоняй от вожатой, ничего страшного не случится. Зачем ты тут распинаешься? Славя топнула: – Да при чем здесь вожатая? Я усмехнулся: – Только не говори, что ты сама. Она помотала головой: – Не сама. Мне Женя с Мику мозги вправили. Я улыбнулся. Мику. Мой японский ангел. Вечно меня спасает. То от Ульяны, теперь от гнева и непонимания. Но, Женя? – Стоп. Мику, понятно. Девочке с дефицитом общения действительно трудно в четырех стенах. Но Женя? Ей какой интерес? Я для нее ничего не сделал. Славя улыбнулась: – Вообще-то сделал. Она только притворяется букой, но ей тоже не сладко целыми днями торчать в библиотеке. И людей она любит. Правда, по-своему. А я эгоистка. Я по-свойски приобнял девушку: – Не эгоистка ты. Просто блондинка. Кстати, старался я для тебя. Думал, что вожатая гоняет тебя потому, что ты безответная. Из-за этого и налип. – Как налип? Как коралл? – Коралл это полип. А я налип на сегодняшнее руководство. Ладно, бывай. Я развернулся в сторону дороги, как в спину раздался голос: – Ты куда? – Домой, Славя. С тобой мы все выяснили и я рад, что ты меня поняла. Но, я здесь не нужен. Славя взяла меня за руку: – Думаешь? Первая неудача и все? – Обвиняешь меня в трусости? Извини, но эта манипуляция стара, как мир. – Нет, я о другом. Попробуй дать лагерю еще один шанс. Ты же не бросаешь девушек после первой неудачной попытки? Почему ты решил так поступить с лагерем? Я усмехнулся: – Вообще-то с девушками я так и поступаю. Поэтому, один. Но, ты умеешь быть убедительной. Что я делаю? Зачем мне это? Я хотел уйти отсюда. Что я здесь потерял? Почему возвращаюсь? Дать лагерю еще один шанс? Или дать шанс Алисе? Вопрос надо ставить иначе. Даст ли она мне шанс. И нужен ли он? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Я даже не знаю, куда попал. И что здесь происходит. Что если меня выбросит в мою подворотню? Арка питерского двора будет последним, что я увижу. Что делать Алисе, которой я запудрю мозги? Может, и хорошо, что она меня морозит? Не будет страдать над хладным трупом. Но мне наконец-то захотелось пожить. Пусть в теле тридцатипятилетнего алкаша. Бросить портвейн не проблема. Проблема найти смысл, для чего бросать. Большая часть смыслов, предложенных до сего дня не стоила бутылки бормотухи за семьдесят рублей. Нафиг все. Иду спать. Но сперва найду Женю и возьму что-нибудь почитать. Ноги сами принесли меня к библиотеке. Она оказалась открыта. – Привет, есть что почитать? – я улыбнулся во все тридцать два. Ехидный взгляд из-под очков: – Нет, мы тут хлебушком торгуем. Сологуба нет, можешь не спрашивать. – А что есть? – А что вас таки интересует? Я задумался. Действительно, что? Постапа здесь, уверен, не найдешь. Хотя, кое что про сталкеров в СССР уже было. – Меня интересует счастье всем. И пусть никто не уйдет обиженным. Женя кивнула: – Сейчас принесу. Я погрузился в миры Стругацких. Походы сталкера с болтом наперевес давались тяжеловато. То ли язык немного тяжеловесный, то ли я разучился читать. Или сказывается нервное напряжение. Тупые мысли ходят по кругу. Я отбросил книгу и закрыл глаза. Разбудил меня сигнал к полднику. В столовой желудок напомнил, что я бездарно пролюбил обед. А пионерки напомнили, что они не прощают. Хотя приветливых взглядов было на один больше. Кроме Мику и Жени мне улыбнулась Славя. Алиса не одарила даже взглядом. Ну и хрен с ними. Я взял пряник, залпом выпил молоко и отправился читать. Зря не ушел из лагеря. Ох, зря. В домике Ольга напомнила про танцы. Лагерное мероприятие. Присутствие обязательно. Слэмиться под Боярского офигенная затея. Может, я и потанцевал бы медляк, да не с кем. Единственная девушка, которая меня интересует, смотрит, как Генда на буржуазию. Еще эта дурацкая книга. Я швырнул Стругацких в стену. Неужели даже в раю меня ждет ад? А может, и нет никакого ада? Может такие дебилы, как я, создают его сами? Поэтому религии учат создавать рай на Земле, чтоб подготовиться к настоящему Царствию Божьему? Тьфу. Заговорил, как богослов. Вот и сигнал к ужину. Хандра хандрой, а еда по расписанию. Ужин прошел еще более мерзко, чем полдник. Пришлось находиться под острыми взглядами рыжих. Что я им сделал? Я всего лишь хотел сделать всем хорошо. Не нужна мне ваша власть. – Семен, помнишь про танцы? – раздался голос вожатой. – Помню, будь они неладны. – Вот и хорошо. И что опять за внешний вид? – А что не так? Тельник грязный? Ольга нахмурилась: – Не так то, что его вообще не должно быть. Я пожал плечами. Не должно, так не должно. – Семен! Зачем ты раздеваешься? – Вы сами сказали. – Поужинаешь, переоденься, пожалуйста. На танцы в тельняшке ходить не принято. Чертовы танцы. Я оставил недоеденный гуляш. Вроде с утра нормально не ел, а все равно кусок в глотку не лезет. Достали. Дать лагерю еще один шанс? Да пошел он. Запереться бы в домике и почитать книжку. Отвлечься от всего. Бездарное лето. На танцы пришлось идти. Вожатая не отвяжется. И Мику. И Женя. И Славя. Даже Лена заглянула в домик. Вот уж не ожидал. – Лен, ты пришла позвать меня на танцы? Девушка покраснела и кивнула. Увидела книгу: – Что читаешь? – Да так, фантастику. – докатился. Стеснительная девочка пытается наладить со мной контакт, вытягивает меня на диалог. Я встал со шконки. – Лен, можешь объяснить, почему все на меня залу… обиделись? Что я сделал плохого? Девушка села рядом: – Не знаю. Может, испугались, что ты хочешь всех построить. Славя подумала, что ты хочешь ее подсидеть. – А ты? Почему ты смотрела волком весь день? Лена улыбнулась: – Тебе показалось. Мне не хотелось убираться с утра. Но, ты прав. Нельзя все сваливать на Славю. Я вздохнул: – Хоть ты меня поняла. Еще бы рыжим объяснить. – Ульянка обезьянничает за Алисой. А у Двачевской другой повод для обиды. – Какой? Девушка загадочно улыбнулась: – Сам поймешь. Пойду переоденусь. Танцы через пять минут. Выйдя на площадь, я присвистнул. А нехило тут все украсили. Фонарики на деревьях. Колонки возле Генды. Молодцы. Когда успели? Прибыли все, кроме Алисы. Девочки в платьях, мальчики в пионерской форме. Либо у парней дефицит одежды, либо они раздолбаи. Виола пританцовывала с Шуриком. А очкастый тот еще ловелас. Решил охомутать взрослую тетку? У меня в его возрасте тоже с ровесницами не очень получалось. Я усмехнулся. Что делать старому циничному пенсионеру среди малолеток? В самом деле. Сидеть на лавочке? Похоже, не дадут. Начался медляк и девушки заозирались в поисках жертвы. Ну уж нет. Супер-самурая без бомбы хрен возьмешь. – Сударыня, – я встал и галантно протянул руку Ульянке, – Позвольте пригласить вас на мазурку. Мелкая зарделась: – Я согласна, – Ульянка присела, взявшись за подол. Знай наших. Думали, кого выберу? На кого глаз положил? Той, что мне нужна, здесь нет. А повысить чувство собственной важности за мой счет не выйдет. Сыроежкин пригласил Женю. Она посмотрела на протянутую руку брезгливо, но согласилась. Шурик ожидаемо подошел к медсестре. Кажется, у кого-то сегодня будут обтирания на кушеточке. Но не у меня. Я ж не педофил в самом деле. Мы неумело топтались под что-то иностранное романтичное. Я не знал с чего начать разговор. Но, начала Ульянка: – Теперь все обзавидуются. У меня есть большой и сильный парень. – Так уж и большой? – Да. Будут знать, как маленьких обижать. – Ты сама кого хочешь обидишь, мелкая. – Я не мелкая, я миниатюрная. – Ага. Но в лоб дать можешь. – А зачем? Теперь ты будешь в лоб давать. – А оно мне надо? – Надо. Ты должен меня защищать. – Я должен давать тебе ремня время от времени. Чтоб не баловалась. Ульянка надулась: – Чуть что, сразу ремня. – А ты не балуйся и ремня давать не придется. На меня посмотрели, словно я сказал, что Земля плоская, а Наполеон воевал за Англию. – Ты дурак? Зачем тогда лагерь, если не баловаться? – Действительно. Танец кончился, мы раскланялись и я поспешил удалиться, пока меня не оккупировали. Куда пойти? Вроде где-то на отшибе я видел сцену. Можно посидеть, посмотреть на звезды вдали от суеты и музыки. Едва вышел к эстраде, как услышал печальные гитарные переборы. Весь лагерь на танцах, так что я уже знал кто там. Подойти или нет? Меня пока не видно, есть возможность уйти. Алиса сидит свесив ноги со сцены и что-то напевает. Я прислушался: – Кто это возле меня засмеялся так тихо? Лихо мое, одноглазое, дикое Лихо! Неужели, Сологуб? Грустный низкий голос девушки звучал тихо, вкрадчиво. – Лихо ко мне привязалось давно, с колыбели, Лихо стояло и возле крестильной купели, Лихо за мною идет неотступною тенью, Лихо уложит меня и в могилу. Лихо ужасное, враг и любви и забвенью, Кто тебе дал эту силу? Как подобраны аккорды, как прекрасна Алиса, сосредоточенно играющая. С нее слетело все наносное. И передо мной оказалась грустная девушка, вполне нормальная и очень красивая. Захотелось обнять и погладить по головке. Защитить от одноглазого лиха. И от двуглазого, если оно существует. Я решился подойти, встал сбоку. – Лихо ко мне прижимается, шепчет мне тихо Я продолжил, поймав ритм: – «Я — бесталанное, всеми гонимое Лихо! Алиса вздрогнула, замолчала, но продолжила играть. А я продолжил петь: – В чьем бы дому для себя уголок ни нашло я, Всяк меня гонит, не зная минуты покоя. Только тебе побороться со мной недосужно, — Странно мечтая, стремишься ты к мукам. Вот почему я с твоею душою так дружно, Как отголосок со звуком». Стихли последние аккорды. В наступившей тишине слышен стук сердца. К Алисе вернулось дерзкое наносное. Она усмехнулась: – Что, не дала тебе твоя колхозница? Свешиваю ноги со сцены, откидываюсь на спину. Для независимого вида не хватает лишь соломинки во рту: – А я и не просил. – Скромный? – Не, я за Ульянкой ухлестывал. Смог уломать на медляк. Но, увы… я ей всего лишь друг. Мое сердце разбито и я ищу к чьей бы груди припасть в слезах. Я оценивающе посмотрел на рыжую: – Твоя подойдет идеально! – Не дождешься, – фыркнула девушка, но холодок из голоса пропал. – И все же? К тебе или ко мне? Алиса хитро покосилась на меня: – На пляж! – Ну уж нет. Сегодня я через площадь в одних трусах не пойду. Боюсь, дискотеку сорву. – Или овации. Не бойся, не буду я тебя раздевать. – А так хотелось. Алиса рассмеялась: – Чтоб ты снова мне Лену напугал? Ты как додумался заговорить с ней в таком виде? Мику ее полночи успокаивала. – Кстати, о Мику. Не говори ей, что я умею петь. – Ты слишком высокого мнения о себе. – В смысле? – В смысле, с твоим слухом только занято кричать. – Ну, спасибо. Нам пришлось обходить площадь, чтобы не попасться вожатой. Возникли бы вопросы и ко мне и к девочке. Через десять минут блужданий козьими тропами перед нами открылся причал. На воде светится лунная дорожка, раздается легкий плеск. И запах. Тот самый аромат летнего вечера. Аромат нагретых за день трав смешивается с прохладным речным бризом. Мы садимся на край пирса, свесив ноги над водой. – Алиска, я скучал по тебе. Девушка сидит близко. Я чувствую ее тепло, легкий женский аромат. Сладость с фруктовыми нотками. И легкий аромат барбарисок. – Я тоже, – она говорит тихо. Можно подумать, что это плеск волн, что мне послышалось. За тридцать пять лет по мне никто не скучал. Никогда. – Чего же избегала меня весь день? – горько усмехаюсь. Что я за человек? Мне признались в теплых чувствах. Неумело, так же, как я. А что в ответ? Ненужные упреки? Но сегодняшний день прошел слишком тяжело. В том числе из-за рыжей. – Ну, извини, – она встала, чтобы уйти. – Постой, не уходи. Ты нужна мне. Смотрит сверху вниз: – Зачем? Встаю. Что сказать? Сказать, что все мысли только о ней? Что я умер несколько дней назад и теперь хочу доказать себе, что живой? Влюбился впервые за долгую жизнь по-настоящему. А все до этого было влюбленностью от скуки. Попытки заполнить дыру, прожженную одиночеством. Не могу. Смотрю в светло-карие почти желтые глаза и молчу. Они не тигриные. Я ошибался. Это свет в окошке. Раньше я гулял по вечерам и, глядя в чужие окна, представлял, что там меня ждут. Зайду и родной человек спросит, буду ли я ужинать. В квартире тепло после ночной прохлады. Я хотел слишком много. И слишком много хочу сейчас от семнадцатилетней девчонки. – Я хочу греться у твоего огня. Хочу возвращаться домой и видеть свет в окошке. Знать, что там меня ждут. И не просто ждут, а именно ты. – Сема, какое окошко? Тебе семнадцать. Очнись. Я не умею готовить. Ты у меня загнешься на пельменях. А ждать у окошка и махать платочком… Ты уверен, что тебе надо не к Славе? Вон, еще Лена есть. Коровка с печальными глазками. Она точно будет ждать у окошка. И борщи варганить только за то, что ее кто-то обнял. – Я понял. Прости, – никогда никому нельзя открываться. Одиночество. Вот твой крест, боец. Разворачиваюсь. Все уже сказано. – Да постой ты, дурак. Стою. Не поворачиваюсь обратно. Я – застуженный геморрой Джека. Алиса резко за плечо развернула меня к себе. – Вот вроде ведешь себя, как взрослый. Но такой тормоз. Сядь. Покорно сажусь. Хочу в Сирию. На Кавказ. Дневальным на тумбу. Молчу. Алиса тоже молчит. Собирается с мыслями. – Семен, ты зря ко мне привязался. И я зря. Мы уедем из лагеря и можем больше никогда не встретиться. Понимаешь? Киваю. Это мои мысли. Продолжай, солнышко. – Ты ничего не знаешь обо мне. Для тебя я хулиганистая пионерка. Хамка. – Нет, Алиска. Я видел тебя настоящую. И полюбил тоже настоящую. – Не говори этого слова. Оно не для нас. Вот значит, как? Зря надеялся. Пожизненный друг. Лучший друг всех знакомых девушек. – Не хмурься. Если бы ты знал меня лучше, понял бы о чем я. – Так дай мне узнать тебя. В чем проблема? – Не получится, Семчик. Ты убежишь, разочаруешься. Я встал. Мне надоела эта лапша. Каждая малолетняя бикса хочет казаться загадочной, строят из себя не пойми что. А результат один. Его нет. Мне надоело. Просто надоело. Я больше не могу. Глубина, глубина, отпусти меня на… – Алис, не продолжай. Я тебя понял. Мне не светит. Остальное лишнее. Увидимся завтра. Я впервые соврал. Я не собираюсь больше ни с кем видеться. Вся эта детская возня достала. Отдохнули, пора и честь знать. Пора возвращаться домой и решать проблему с ножевым. За спиной послышались сдавленные рыдания. Показалось. Алисы не плачут. Уж точно не по мне. Народ с площади разошелся. Только Славя убирала остатки празднества. – Опять тебя напрягли? – Да мне не тяжело, – улыбается. – Дура, – цежу со злостью. – Ты чего? Я тебя обидела? – смотрит щенячьими глазками. – Ну, а кто ты еще? Пытался отмазать от работы, других припахать. Нет, ей надо все самой. Думаешь, похвалят? Да хрена лысого! Догонят и еще похвалят. Наградят новой работой. – Ты чего такой злой, Семушка? Случилось чего? – Да! – кричу на весь лагерь, – Случилось! Вы меня достали! Не хотите слышать! Одна врубает тупую звезду. Вторую жизнь ничему не учит. Зачем тебе метла?! Объясни! Славя уставилась на меня с сочувствием: – Как зачем? Чистота должна быть. Киваю. – Должна. Но почему только твоими руками? Почему все остальные прижали жопы к кроватям и спят, а ты вкалываешь? Просто задумайся. Если ты не сделаешь этого сейчас, всю жизнь будешь впахивать за копейки, а об тебя будут вытирать ноги. – Ты не прав. Работу всегда оценят. Я успокоился: – А если нет, что будешь делать? Уйдешь? Или останешься пахать в надежде, что оценят? – Такого не случится. Усмехаюсь: – Тогда тебя ждет много чудных открытий. Дашь знать, когда твои ленивые коллеги, умеющие хорошо лизать задницы, станут твоими начальниками. А я пошел. Зачем я ввязался в этот спор? Но, хоть успокоился. Сорвал злость на невинной девочке. Овца безответная. Захожу в домик. Ольги еще нет. Переодеваюсь второй раз за день. Второй раз ухожу прочь. На этот раз меня никто не остановит. И я пройду дорогою смертной сени. Или как там было? Правда, Господь меня не проводит. Отношения с Ним у нас не заладились. Но, сам справлюсь. Я перепрыгнул через низкий забор. Ну, для меня низкий. Здесь даже колючки нет. Махнул рукой на прощание. Спасибо этому дому. Пойдем к другому. Выхожу один я на дорогу. Ночь темна. И лагерь внемлет Богу. И звезда с звездою говорит. Пойдем направо. Наше дело правое. Ангел сидит на правом плече. Значит, нам туда. А слева все зло. Там тебе и бес на левом плече и левые мыслишки. И по слухам, Бог сделал женщину из левого ребра. Так что, налево путь закрыт. Я усмехнулся. Вот уж точно. У меня даже не будет шанса сходить налево. Если нет жены, то и ходить не от кого. Так что только направо. Дорога прямая. Авось, куда и выведет. Становится прохладно. Я накинул куртку. Пока шел, мысли поутихли. Наступило горькое спокойствие. Ничего не вернуть, ну и не надо. Что я потерял? Ничего, кроме шанса. Да и тот призрачный. А держаться за такую ерунду? Увольте. Кажется, прошел на злости километров пять и еще с полкилометра, находясь в нирване. Когда нечего терять, то не о чем и волноваться. Как там у Тайлера Дердена? Лишь потеряв все до конца мы обретаем свободу? Точно. Я, наконец, свободен. Вдалеке справа показались огни. Я заспешил туда. Сердце забилось чаще. Знакомое место. Ворота, покрашенные шаровой краской. Надпись «Совенок». На бордюре сидит Алиса. Безысходно плачет. Все мысли о парадоксальности этого места, этой дороги выбило из головы. Алиса плачет! – Алиса, что случилось? – подбегаю к ней. Полнимает голову, вскакивает: – Дурак! – бросается на шею. Нежно обнимаю. Исторический момент. Но, почему-то нет радости. Я обнимаю Алису. Глажу ее по головке. Но не чувствую того, что должен чувствовать, когда держу в руках любимую. Только боль, сочувствие. Отчаянную нежность. – Все хорошо, милая. Сейчас мы найдем, кто тебя обидел и обломаем рога. Все хорошо, я рядом. Целую соленые щеки. – Я думала, все. Не увижу. Не успею, – она захлебывалась словами, стремясь рассказать о своей боли, своем страхе, – Побежала и не успела. Глядь, Славя на скамейке сидит. Я к ней. Говорит, ушел. Я сюда. А куда ушел? Непонятно. Налево бежать, направо. Сижу, как дура. Голос раздается глухо. Она прижата к моей груди. Дрожит, бедная. Осторожно выпускаю. Накидываю на хрупкие плечи куртку. Беру за руку. Все ясно без слов. Что бы она не говорила, что бы я не делал, нам не отвязаться друг от друга. Мы оба любим. Но не скажем этого вслух. Усаживаю любимую обратно на бордюр, сажусь рядом. Обнимаю за плечи. Баюкаю. – Отсюда не уйти, Алиска. Куда бы ты ни пошла, вернешься назад. Я пошел направо, а вернулся слева. Прости меня, дурака. – Ты больше меня не бросишь? – Никогда. Сделаю все, чтобы быть с тобой. И даже выживу в той проклятой подворотне, если понадобится. – В какой? – Да есть одна подворотня в Питере. Ничем непримечательная. И есть у меня подозрение, что там будет весело. – Ты тоже питерский? Киваю. Улыбаюсь. Тоже… Значит, свидимся. Даже если нас выкинет отсюда, мы обязательно будем вместе. Я провожаю ее к домику, целую на прощание. По-настоящему, в губы. По телу пробегает ток. Передается ей. Мы стоим, обнявшись. Глаза в глаза. Нос к носу. – До завтра, Лисенок. Смеется: – Фу, как пошло. Только тормоз вроде тебя мог такое выдать. – Что? – Лисенка. До завтра. Ромео… Надеюсь, мы не кончим, как герои Шекспира. Какие? Какая разница? На комедию наша пьеса не похожа, значит у Шекспира ничего хорошего нам не светит.