Боромир

- Если ты знала о том, что она (Эовин) будет страдать, полюбив безответно, то почему не помешала? - спросил Боромир. В глазах его колыхнулась и угасла тревога. - Я не вправе мешать. Каждый сам волен принимать решения. К тому же, даже в безответной любви есть благо. Я даже думаю, что в ней гораздо больше исцеления, чем во взаимной. - Разве мало на свете страданий? – голос его прозвучал против воли отчаянно. Анна странно посмотрела на него. - Это не то страдание, о котором стоит печалиться. - Ты не придаешь значения любви? Закрываешь на нее глаза? – голос Боромира становился горячее с каждым словом. Анна даже слегка отодвинулась от него по лавке. Будь дерево не стертым и гладким за многие годы, занозила бы себе штаны. Боромир заметил это. Вздохнул, провел ладонью по лицу, словно стирая вспышку. Когда он вновь поглядел на нее, взгляд его стал значительно спокойнее. Он помнил, как она защищала Фродо у Амон Сул. Как огрела его каким-то дрыном, а потом, когда он даже не повернулся, повисла у него на спине, как кошка, так же разъярённо рыча, и не давая себя сбросить, пока он не опомнился. Она выкрикивала непонятные слова, сидя у него на загривке. Так отчаянно и яростно – это определённо были заморские ругательства. Сейчас ему на мгновение показалось, что защищала она не только Фродо. Еще и… Нет. Хватит. Но так приятно было об этом думать! Он видел тогда злые слезы в ее глазах, и понял, что она испугалась. Не орков, не его искаженного лица, а того, что ее план не удастся, что Фродо попадет в руки врага, а Боромир отправится в вечное плавание к садам Ирмо. - Придаю. И всегда придавала, хотя какое-то время пыталась поверить, что не придаю. А потом вдруг я поняла…, - вот только сейчас ее голос сел, и она прокашлялась, прежде чем продолжить. Вот здесь было что-то важное для нее, ведь она так редко теряла самообладание – не желала открывать слишком многого о себе. Выносить на свет терзающее, печалящее, ранящее ее. Как и радостное, чтобы не размазать момент, не потерять его в тщетном многословии. Многие ли слушали? - Я поняла, что любовь пронизывает всю нашу жизнь. Сложнее с любовью смотреть на мир, гораздо проще бояться и ненавидеть. Не нужно прилагать усилий, чтобы увидеть плохое, но чтобы увидеть хорошее, нужно снять пелену с глаз. Это очень сложно. - Я не понимаю. Боромир и правда не понимал. Возможно, они говорили об одном, но разными словами? Анну не смутило это, и она продолжила. - Неправильно понимать любовь как просто близость двух людей. Как романтику. Мало понимать ее как любовь к близким. Думаю, очень важно видеть любовь как течение жизни, как моменты в каждом дне, созидающем ее. Часы ткутся из минут, минуты – из секунд, а сами мы состоим из того, что чувствуем. Радость или печаль, вдохновение или разочарование. Открывая глаза, мы даем шанс себе в этом сложном мире – увидеть его красоту, широту, величественность. Реки и озера, облака в небе, солнечный луч, отражающийся в каплях росы. Звери и птицы, другие люди, и каждый из них – такой же, как мир вокруг нас… Я не знаю, как закончить эту мысль. Но я думаю, что важно нести мир в себе – другим, смятенным и напуганным. Не пытаться владеть ничем, а только любоваться. И если кто-то или что-то задержится рядом с нами, то не пытаться его удержать… А только прочувствовать этот миг, теплоту и мир чувствовать в сердце – пока он длится, и отпустить с благодарностью, когда закончится. Сколько бы они ни длился – мгновение, миг, вечность? Сколько длимся мы сами? Мы ведь всегда движемся. Сами мы – только крупинка в мире, вздохи волн на груди вечного океана, бесконечности тайн в его глубинах. Море собирается по каплям – так собираются события нашей жизни, и оглянувшись назад, мы можем заметить, как каждодневные мелочи сливаются во что-то цельное, правильное, даже могучее. Большое видится на расстоянии. Это и есть любовь – ощущать течение жизни, быть в нем и не сопротивляться ему. По одной простой причине – наше всегда остается с нами, возвращается к нам даже издалека, собирается бесконечными каплями – как дождь уходит туманом и возвращается росой. Важно чувствовать под ладонями нити событий, но не путать их в страхе и не отрезать, точно также, как нельзя их связывать в узлы в попытке удержать время. Оно никогда не стоит на месте, и вместе с тем, существует одновременно: из прошлого рождается настоящее, из настоящего мы шагаем в будущее, и - удивительно!- двигаясь, мы неизбывно находимся в сейчас! Анна замолчала. Улыбнулась. Она, наконец, сказала слова, которые были очень важны для нее. Боромир тоже молчал. Он не привык думать об этом так… Он был лучшим из военачальников Гондора, стратегом, и потому определенно нельзя было сказать, чтобы он был тупым в вопросах человеческих отношений… Но были вещи, о которых ему не приходилось думать. Не было времени. Его всегда не хватало! А Анна опять продолжила. Как будто и не прерывалась – уже о другом. - Ты спросил – и я отвечу тебе. Я придаю значение любви. Вчера я бы даже сказала – слишком большое значение. Но между сегодня и вчера прошла для меня вечность, и перед ее мудростью я склоняю голову с большой радостью. Я поняла то, над чем билась годы. Я вдруг проснулась, и в окно мое вливался прохладный воздух раннего утра. И я вздохнула так свободно, как не умела давно. Теперь я скажу так: не может быть слишком большого значения для любви. Что значит это слишком? Любовь – повсюду. Ее нельзя отвергать. Любовь есть нечто много большее, чем просто отношения двух людей. Любовь пронизывает всю нашу жизнь и если мы можем видеть ее и чувствовать в каждом простом дне… именно тогда мы живем. Отношения между людьми очень важны. Они наполняют нас, с этим бесполезно спорить. Надо только помнить, что любовь в нас не зависит от других людей, хотя мы можем дарить ее им – нежность и ласку, и поддержку, доброту и теплоту. Зажигать от своего огонька их – и наш огонь меньше не становится от этого. И если пути наши расходятся – от этого тоже не погаснет огонь. Мы всегда идем своими тропами, и иногда наши дороги идут рядом очень долго, а иногда сближаются на время. Это тоже надо уметь принимать. Любовь – в нас самих. - Я не знаю любви. Знаю лишь войну. Боромир и сам понял, как это жалко прозвучало: только лишь произнес. Хотя в голове слова звучали очень пафосно. - Если это жалость, то не жалей себя. – Эти слова прозвучали бы очень хлестко и обидно, если бы только Анна не коснулась в этот момент ладонью его щеки. Слова ее не были порицанием, не были издевкой. Она сказала их ласково. – Ты возвращался домой по зову серебряных труб когда-нибудь?... Она вернула ему эти слова: никогда не слышав их прежде, вернула ему его собственные слова! Боромир почувствовал, как мороз пробежал по коже. Анна заметила перемену в его лице. - Вот она, здесь, - она коснулась его груди под ключицей, где и правда потеплело. – И всегда здесь была. И всегда будет. Твой город, твой дом, твой народ. Ты всегда знал, что такое любовь. Наверное, именно поэтому в твоей жизни появилась война. Боромир молчал. - Ты войдешь в Минас Тирит под звуки серебряных труб. Ты войдешь вместе с твоими товарищами. И зло никогда не завладеет ни вами, ни вашим домом. Боромир понял, что накрыл ладонью ее руку и держал ее на своей груди. В глазах стало тепло, защипало впервые за многие годы. Никто и никогда так не чувствовал его. Она вдруг присела ближе, и, все еще держась на расстоянии, положила голову ему на плечо. Она смежила веки, и некоторое время молчала. А потом тихо произнесла: - Как я устала, - и прижалась боком к нему, согреваясь от его тепла. Боромир ничего не сказал, только приобнял ее другой рукой, закрывая от бурь, бушующих везде: и во внешнем мире, и в ее душе. - Я здесь, - тихо ответил он, постаравшись вложить в эти слова больше смысла, чем обычно. Она кивнула, не открывая глаз, прошептала: - Это хорошо. Солнце скатилось за горизонт. Лучи его еще теплились далеко за горами, и ночная прохлада поползла над землей. Уходить не хотелось. Боромир запахнул на Анне свой плащ, плотно укутывая ее в мягкую, плотную ткань. Она разулыбалась, с удовольствием приподнимая к лицу меховой воротник. Нанежившись еще немного в тепле, она спросила: - А ты сам? Или воины Гондора нынче не мерзнут? - Мне хорошо, - отвечал Боромир. Он притягивал ее к себе, закутанную в плащ, как в кокон, и ему и правда было тепло от чувства драгоценности в его руках. Никакие ветры не могли запугать его. Анна впервые в жизни, наверное, не возражала в попытке сделать другому хорошо. Она прикрыла глаза, наслаждаясь, отмечая, что это даже немного эгоистично, сидеть вот так в тепле, когда другому, возможно, поддувает за воротник. С другой стороны, было нечто новое и очень ценное в том, что крепкому вояке, греющему ее в плаще, как кошку, было плевать на холод вокруг для себя – в его руках было нечто ценное и хрупкое, что нужно было защитить. И Анна угомонилась со своими вопросами. Всегда она старалась балансировать на скользком мостике «мне ничего не надо». Скользила как на коньках, чудом не разбив подбородок – всегда беспокоилась и болела за других, часто забывая о себе. А ведь если сам забываешь о себе, почему другие должны о тебе помнить? В этом вся штука. Как кислородная маска – сначала на себя. Постигать это было очень ново, волнительно, но очень приятно и полезно. Здесь, конечно, была война. За окоемом Белых гор вздрагивали не зарницы – то было пламя Мордора. И когда дело шло к спасению жизней – некогда было размышлять, это были не категории эгоизма и жертвенности, здесь просто была человечность. Куда теперь повернулся этот мир? Боромир остался жив, и она вместе с прочими вошла под своды дворца галадримов. И в Рохан. И познакомилась с Эовин… Что изменилось? Что будет? В любом случае, со временем они это узнают. Сейчас, в крепости у подножия Белых гор, Анна подумала о том, что ведь они все-таки пришли сюда. Все они – через бури и трудности, через страхи и опасности, они проделали этот долгий путь. И так далек был теперь Ривенделл с его первыми встречами с новыми друзьями, и дорога к следующему эльфийскому пристанищу – златоликому Лориэну, и к той остановке, передышке, где они смогли набраться сил и где все началось. Она улыбнулась своими прямолинейным мыслям - ведь началось все гораздо раньше, как знать, когда именно? Дороги часто так запутаны! Но Лориен у берегов Нимродели запомнился ей неслучайно. Там, у Нимродели, в самом благостном и безопасном месте Средиземья… Она помнила все горячие поцелуи Боромира, помнила, как пенилась на камнях река, как он держал ее руки в своих… Как сверкали звездами его глаза, и наверняка – таким же светом лучились и ее. И впервые! Ей пришло удивительное осознание. Попади она сюда месяц назад – наутро она почувствовала бы себя обязанной держать лицо, будто ничего и не было. Смазала бы все волшебство ночи своим страхом перед неизвестностью его чувств? А ну ему просто захотелось целоваться с красивой женщиной, а она как раз под рукой, еще и вечер чудесный? Ужасно волнительно было бы увидеть это в его глазах, или просто пустоту и равнодушие, сами знаете, какие догадки подсовывает нам страх. Но тем утром Анна впервые за долгое время проснулась собой. Она откинула одеяло, сбросив вместе с ним и тень страха, и она пылью осыпалась по молодой траве в шатре и исчезла безвозвратно. В Лориене плыл по воздуху медовый аромат золотых цветов, и было так спокойно! В сердце ее поселился мир, укрыл ее от невзгод и страхов, шепнул – ты вольна испытывать, что угодно. И ты имеешь право чувствовать и получать искренний ответ на свои чувства. Точно также, как тебя не оценит чья-то безответность – каждый из нас проходит свой путь. И Анна умылась в чудесных эльфийских источниках. Вымыла и высушила волосы, и надела эльфийскую одежду, любезно предложенную хозяевами. И благоухали нежными водяными цветами ее запястья, и росной полевой травой – ее волосы. И она вышла к завтраку нежная и беззащитная перед всем, что ее ждало. Беззащитная – не слабая, а снявшая все щиты своих страхов и условностей, как наблюдатель без оценок и ожиданий. Как золотистая птица в тени деревьев, как мягкошерстная кошка, пристально, величаво глядящая своими янтарными глазами, как шуршащая своим гладким телом по камням змея, мерцающая драгоценной шкурой под лучами молодого солнца. Братство уже завтракало. Все встали, когда она шагнула к ним из тени деревьев – и она ощущала себя прекраснейшей из женщин и знала, что это истинно так. Гимли уважительно присвистнул и склонил голову в шутливом, но одновременно с этим восхищенном поклоне, когда Анна глянула не него самым юмористическим из своих взглядов. Ей была любопытнее всего реакция Боромира – она бесстрашно глянула не него с нескрываемой хитрецой в зеленых глазах. Боромир склонил голову, не отрывая горящих глаз от ее лица, и был серьезен и восхищен, увидев Анну такой впервые – он узнавал смешинку в ее глазах, и впитывал ее новый образ, прекраснейший из всего, что он когда-либо видел. А потом завтрак пошел своим чередом, и все болтали и с удовольствием ели свежий хлеб и масло, сыр и молоко, и травяные отвары, и брусничные булочки, и Анна тоже лопала за обе щеки, смеша хоббитов, и Боромир все равно не отрывал взгляда он нее, и добрый Сэм, заметив это, показал Анне на него глазами – и она незаметно кивнула с улыбкой, а Сэм тихо, с затаенной тоской произнес: - Видела бы меня сейчас Рози Коттон! Пиршественный завтрак у царственных эльфов! - То ли еще будет! – шепнула ему Анна, и добавила так, чтобы слышал только он, - я всем сердцем верю – Рози еще восхитится Сэмуайзом из Шира! И он зарделся, как маков цвет, и фыркнул в кружку: - Скажешь тоже, - но был очень доволен. - Так и будет, - уверенно добавила Анна. Боромир встретил ее в роще золотых мэллорнов, по дороге к Нимродели. Глаза его говорили о многом. Он склонил голову и, взяв руки Анны в свои огрубелые ладони, прижался губами к ее запястьям. Она не возражала, но и не говорила ничего. Поглядела на него своими добрыми, ласковыми глазами, и в глазах Боромира тоже заметила удивительную нежность, которая, думала она, не свойственна ему. - Было бы бесчестно что-то обещать, - вдруг сказал он, и голос его был задумчив и тих. – Возможно, я не тот, кто тебе нужен. Анна не разубеждала его, внимательно слушая. И он продолжил: - Я восхищен тобой. Не только тем, насколько ты красива. Твоей добротой и нежностью к каждому живому существу, твоей смелостью и силой, и умением никогда не сдаваться. За всю свою жизнь я не встречал женщин, подобных тебе, и я удивлен и даже напуган этим. Анна молчала, успокаивающе поглаживая его ладонь. Потом коротко сказала: - Война движется на нас, и мы идем в самое ее пекло. С моей стороны тоже было бы неправильно что-то обещать, но я… хочу верить. - Я не прошу ничего, - голос его был тихим. – Не могу ничего у тебя просить, пока мало знаю, чего ты хочешь в этом мире. Но я хотел бы узнать тебя, понять кто ты и к чему идешь? Что, если наши дороги рядом? Что, если ты захочешь идти свою рядом с моей? Я стал бы твоей опорой и защитой, я помогал бы тебе и был бы рад принять помощь от тебя. Я бы видел твое лицо каждый день и это придавало бы мне сил. И если бы мое присутствие тоже придавало сил тебе, я был бы счастлив быть рядом. Лицо Боромира не было напряженным, оно лучилось теплотой. И глаза его глядели так мирно и спокойно, что Анна даже удивилась – куда подевался упрямый гондорец, где его ярость и огонь? Больше его пламя не обжигало, но так согревало ее! Больше, много больше чем вчера. Так вот, что дает нам искренность, вот что рождает правда, которую мы открываем друг другу, не боясь пораниться. Анна чувствовала, как потеплело в глазах. Она поморгала, отгоняя сентиментальность – внутри было тепло и бестревожно от честности слов, произнесенных Боромиром: она сама сказала бы так же. Он ничего не обещал и не заманивал, он задавал вопросы будто себе самому, и предлагал только то, что мог дать. Анна молчала, и чувствовала тепло его ладоней, и его взгляд, и как вокруг воздух напоен ароматом медовых цветов, и как ветер нежно прикасается пальцами к лицу, и как мир кружится вокруг медленно и нежно, и как движется время вперед, окутывая их своей бесконечностью. Это было умиротворяюще. - Я чувствую тепло от твоих слов. Безопасность и нежность, - наконец проговорила она. – Нужен ли мой ответ? Я благодарю тебя за те слова, которые ты выбрал. Я не знаю, что нас ждет, и это очень приятно – не знать. Потому что однажды мы узнаем. И поймем, к чему нас вел каждый маленький шажок, каждый миг, каждый наш выбор. Мы узнаем, получится ли у нас, близкими ли тропами мы идем? Обязательно узнаем. Я хочу об этом узнать, и с радостью сделаю каждый шаг вперед. Боромир мягко улыбнулся, когда Анна договорила, и когда положила ладонь ему на щеку, осторожно проводя большим пальцем по коже. И он склонился к ней с поцелуем, больше не говоря ни слова, а только прикасаясь, наконец, губами к ее губам, и чувствуя с нежностью, как она отвечает на его поцелуй. Мой сероглазый воин, путник, странник, куда мы идем? Прекрасно не знать, потому что тогда мы обязательно узнаем однажды. Увидим знаки на пути, и знакомые тропы, и как наши дороги, разные, идут рядом друг с другом, так близко, что ты можешь коснуться моей руки. Сливаются ли дороги? Кто знает, что это значит? Ведь каждый в этом мире всегда идет своим путем. Возможно, достаточно того, что они идут рядом? Наверное, это так. Только мудрым это известно. Нам остается лишь верить. И бесстрашно идти вперед.