Feel the fire in your blue veins

      Том распинался на своей постели, тяжело дыша. Как если бы он не предостаточно выпил алкоголя, от которого разум подкашивается, совсем плавал разум по заблужденному дну, и как бы по дороге он ещё успел дойти без повреждённых мыслей.       Торд всячески пытался отговорить пьяницу выпивать литрами. Нет, ящиками по бокалам спиртных напитков. Плывя по такому течению, норвежец, не став ничего предпринимать за и против, ему достаточно было воспользоваться этим.       Всемирная мысль пришла не так уж и вовремя, но хорошо подумав, всё равно пепельноволосому не повезет сталкиваться с таким по каждому случаю. В принципе, каждый раз Ларссон опасался минуты в такой момент. Время на решение практически быстрее света истекает, а сердце назло колотит не дав собраться.       От соблазна противостоять своему желанию понежиться с ним в одном теле весьма трудно, особенно такому, как он. С хмурым лицом каждый день приходится выносить его в комнату, где он продолжит спать. А по дороге, будет в голос смеяться с натяжками, и наговаривать всякий немыслимый бред, на подобии: «О-ох, Л-Ларссон! Я т-тебя обожа-а-аю!» Иногда даже вцепившись в его волосы руками, пока тот пытается не раскраснеться. И донося до постели Иегову, сам посмотрит и невольно зашагает из того места.       После таких моментов, задумывался: «Может вернуться? Может это был в последний раз, а я не смогу через его трезвость переспать…»       Да и чтоб, Торд заслоняет своей рукой лицо, чтобы попытаться не вызывать подозрений у других, ведь миллион раз высказав одну крутящуюся пластинку, мол: «Я не люблю парней, как парней! Я вам не гей», а позже любоваться «эстетикой» мужского тела, при всём этом держать в руках такое беззащитное существо, которое мог бы уже каждый отыметь. А Торд? А Торд ощущает чувство страха и жалости. Глядит, как негромко засмеётся парень в синем худи с закрывающими глазами, как тут-же в коммунисте что-то и проснется.       Это влюбленность, но запинаться об этом не хотелось бы, выходило всё равно наоборот.       К слову, Ларссон тащился от такого пьяного неопределенного парня, и уже пару месяцев забитый выдуманными яркими цветочками. Его мир не готовил к такому, но за всё это небольшое количество времени понимает, что именно он хочет быть обладателем Томаса. Потому всё с того и началось. Волнения, тревога. Боялся, что Риджуэлл успеет найти себе «напарницу», в коем случае может и «напарника».

***

      Рука нежно проводит по животу, задирая синее худи. В лежачем, нетрезвом положении проблематично было что-то осознать. Слышался один смех, а глаз приоткрылся. Дальше из уст посыпались слова и резкий вскочок к ним: — Х-хах… Ч-что ты дел… ха-ха…делаешь? Хотя, не отвеча-ай, это приятно… — Томас будто в край ударился головой, ощутив себя котёнком, которому причиняют ласку и тепло. Скорее да, чем нет, но это пока что.       Ларссон промолчал, посмотрев на него озадаченным взглядом и слегка напрягся. Выдохнув, сероглазый положил руку обратно и почти ни о чём уже больше не волновался. Том осматривал его своим непонимающим взглядом, и был явно чему-то рад. Наверное, всему, что происходит. От пьяного состояния зависеть не будет.       Теперь рука сомнительно проходит по всем торсу черноглазого, который в тот момент от непонятного смеха свалился, используя локти как упор. Голову держит на плечах, через ресницы разглядывая потолок.       Комми не мог перестать восхищаться таким нестандартном для него поведением и, воспользовшись моментом, аккуратно снял его худи без сопротивления Томаса. — Хах-ах-х., но м-мне хол-холодно. — сквозь слабый скрежет прошипел Риджуэлл.       Конечно, понимая, что холод в скором времени пройдет, сероглазый начал действовать быстрее, и перед этим тихо и спокойно проговорил: — Всё хорошо. Сейчас будет тепло.       Этим Иегова был вполне удовлетворен, поэтому решился потерпеть, уже с некими вздрагивающими движениями. На нём оставалась одна футболка с принтом, которая вскоре также была «удалена».       Новые прощупывания руками по оголенному телу придавали уверенность и познание, что он принадлежит ему.       Ларссон неохотно оторвался от прикосновений, чтобы снять с себя верх. Одежда валялась где-то на полу, а Торд почти накинулся на пепельноволосого, начиная оставлять засосы сперва на шее, постепенно спускаясь ниже покусывал область его белых ключиц. — Кх-хах, Ла-арссон! — резко, но приемлимо тихо простонал Ридж. И всё в таком же состоянии хотел ещё, ещё, ещё. При этом, прекрасно понимая, что сейчас происходит, но сказать нужные слова не выходило. И при том, что понятие его оглавляло, он можно сказать, впал в сон, и то, что происходит — просто необъяснимо.       Послышались звонкость в ушах, движение железкой (а что это) и ремень от джинс освобождён. Также жадно выкидывая, Торд принялся освобождать пьяницу от темных джинс. Сначала, попадались препятствия всех возможных попыток. Ну и затем оставалось вынуть ремень, бросая в один из углов комнаты. Ширинка джинс была слегка растегнута, а брюки чуть спущены. Увидя ослепляющие бедра, Торд, сразу же бросил на них ладонь, медленно опуская джинсы с краёв большими пальцами.       Оказалось подозрительно тише. Риджуэлл всё смеётся, но заметно утихая и оставалось слышно то, как он мило сопел. Торда это очаровало, но Том заводил его ещё когда смех смешивался со стонами, а пьяные мысли не давали одуматься. Потому он невольно остановился и решил преспокойно разбудить чёрноглазого. Ведь не каждого устраивало то, что прямо перед разгаром кому то словно скучно, аж уснул. Но и другого шанса не будет, так и отступать сероглазый не вздумал. — Том, — протяжно проговорил норвежец, на что Томас дал лишь нелепый смешок, и то-ли продолжил спать, то-ли пытался проснуться аки в семь утра. Скорее, он начинал потихоньку трезветь, хоть и не полностью, да и контроль всё также не поддерживал свой, зато более или менее догадывался, что двое парня полностью без верхней одежды, расстегнутыми джинсами и в одной комнате с закрытой вплотную дверью. — М-мх… Т-..Торд?.. — парень не успевал опомниться, но постепенно фокусируясь на всё вокруг, волнение Ларссона зашкаливало, а что делать было — не знал. Сердце трепещало также, как и в те случаи. Именно по этаким догадкам и осознаёшься всегда в последний момент.       В общем, влетит сероглазому сейчас. Это же какой кризис настерегает за его репутацией. Хотя нет, Томас отключился. И почти моментально. Торд в сей момент почти не дышал и старался перевести дух. С непониманием всматривался в эту секунду с попытками вразумить голову и что-то предпринять. В итоге, догадавшись о том, что абсолютно ничего не предпринял и остался без так называемых последствий, прикрыл очи и глубоко выдохнул, выдавая поднятие уголков губ. Даже смог пошевелить руками, тем самым отпустив их. — Прости. Если слышишь, убей меня за это, — в тихое звучание проговорил норвежец и рвано вздохнув, припал руками к бёдрам.       Поглаживая большими пальцами, более менее тянувшиеся к области паха, другими пальцами заходя под брюки, аккуратно спускал их ниже. Черноглазый в этот момент так и мог лишь тихо выдавать стонами имя коммуниста, начиная слегка дёргаться. Ничего Торду не препятствовало и это не напрягало. В напряжение бросило, когда наступал сей самый момент.       Нежно сдвинув ноги к стороне стены, старался переложить Томаса на живот, чтобы приступить к самому рискованному. И это действительно было опасно для них обоих, жизнь резко изменится в иное направление. Но, либо сейчас, либо никогда. В жизни, всё-таки, придётся учится выходить на риск, иначе это не жизнь уже будет, а некий социум (преувеличение).       Торд, будучи нежными, в то же время резкими движениями стягивает боксёры со вздыхающего парня, перенёс руки и к своим виснущим брюкам, и вместе со своими боксерами спускает всё остальное. Сердце колотило, словно со скоростью света, а внутренности самовольно переворачивались и чуть ли ни на изнанку. Очень тяжко выдавая вздохи, прикрыв при этом глаза, стоял на коленях и пытался решиться до последнего. Дыхание как спёрло, открывая глаза. Перед собою открылся вид, как Томас тихо сопел с нахмуренными бровями. — Будет совсем немного больно. Всё пройдет, — ещё нервно поглядывая то на личико Риджуэлла, то на желанный ему объект.       С мыслями, что «Вот! Вот оно! Ну давай же!» становилось ещё более не по себе, но сам факт того, что Том просто напросто в его руках, усугубляло в непростое положение. И что же, Торд решается.       Томас начинает трезветь, но это не казалось заметным. Издалека блеснули полностью чёрные глаза, что пьяница открывал достаточно сонно. Его пока что не смущало ничего, пока осознание само не долбануло в извилину.       Резко разворачиваясь на спину, немного сшибает Торда. Тот хотя бы вовремя отреагировал и не ударился головой о стену. Было и неважно, но Риджуэлл слишком удивился. Или же впал в шок, чем-то неприятный вовсе.       И в переделе всего этого: как сердце Торда отпало из мира, останавливаясь уже почти, а Том вообще решил заявить о своём непонимании, хотя в глазах всё вновь казалось не расплывчатыми кругами. Он привстал, упираясь руками и посмотрел прямо в глаза норвежцу. Тот начал заливаться краской, просто от лица до всех конечностей в неподвижном абсолютно состоянии. Черноглазый «окутывал» своим зрением того, прямо до пореза глаз. Румянцем заливались уже оба, только пепельноволосый ещё сдерживался, будучи наконец подав голос: — Торд?.. — тихо, почти шепча, секунды позднее продолжает, — Так сразу бы и сказал, что хочешь меня. — ехидно корча мимику договорил Ридж.       А сам Торд сидит с лицом лица, которое уже пропадает оставляя единое лишь покраснение. Короче говоря, потерял свою решительность (а: и девственность тож))0) моментально после того, как гитарист аж потянулся за поцелуем, обжигая горящими ладонями шею партнёра. Ларссон ошарашенно наблюдал, как за миллиметры от него виднеются длинные ресницы на закрытых веках, оттуда чуть ниже просвечивал сахарный розовый румян.       Ход относился с непроходимой неловкостью, сероглазый сидел уже не на ногах Тома, а чуть правее, у стенки. Вся власть как с души спа́ла, хоть почти и не настигала даже. Ответ на поцелуй тот за итог дождался, позабыв о том, как кислород от продолжительности поцелуя кончается. Чувства трепещали мощнее.       Это неправильно? Всё это сейчас неправильно: Ларссон резко выбрасывает все этакие мысли, что невзначай говорили о не ясном поведении сжимает руками его плечи, чувствуя под пальцами выпирающие ключицы. И не ощущая того, будто легчайшим дуновением ветра повалил на кровать в лежачее положение. «Рогатый» повис над ним, поцелуй наконец был разорван.       С этого момента он понял — это то, что ему нужно. Это его любимый человек, он его лучший эталон. При моменте, когда по всему телу пылал огонь и становилось жарче, чем обжигаясь в ванне с кипятком, Торд, чуть приоткрыв рот оставлял укусы ниже губ, переходя на пропотевшую шею. А худи валялось же где-то в другом конце закрытого пространства, потому багровые засосы можно увидать теперь на любом участке торса. Полностью закрывая глаза оба чувствуют, что не хотят останавливаться. Сейчас будто всё — вселенная до млечного пути — принадлежит только единственным им.       Пожары, пожары. По щекам, по рукам, по пальцам, по шеям. Обоим явно уже в радость, подняты уголки губ, один из них выдавающий приглушённые стоны. Запястья пепельноволосого были под давлением рук Торда, якобы оставляя его обездвиженным. Но стоит Ларссону перейти на то, чтобы аккуратно выложить руки на ребра, Риджуэлл моментально же немного приподнимается и прерывает его действия, чуть ли не уже доводившие до оргазма, и сам пользуется этим действом. Норвежец чуть напрягся из-за перехода событий, но в сей же момент постарался не язвить от бессмысленного движа и отдаться Тому.       Тот начинает проводить пальцами у сосков, иногда играясь с ними, позже припал руками к груди Торда и начал ощупывать каждый сантиметр его торса, оставляет укусы на ключицах и на тех же самых сосках. Это вызвало у сероглазого количество не громких стонов, которые либо именовали партнёра, либо просто это были самые обычные звуки от наиприятной боли. Они хотели ещё, да и вообще — это лишь начало их желаниям. Не смотря на то, что Том и не пьяный больше, он хотел, чтобы тот так думал до того «эпохального» момента. Ведь Томасу определённо не хотелось побывать снизу для него, особенно поняв в каком положении был до этого.       Покончив с метками, которые так и должны были указать: они принадлежат друг другу. Они понимали, что друг за друга готовы всего то разорвать на клочья. Они понимают, что наконец хотят перейти к самому волнующему, но Торд не нервничал так, как это было минут пятнадцать назад, просто зная, что этого хочет и сам черноглазый. Или не хочет?       Гитарист поспешно пытался снять с себя низ полностью, за ним повтором снимал и Хентайщик. И вот. Наконец-то они без единой одёжи. На сею секунду стало неловко попасть на «просмотр»: оголённое тело своего любовника, да и не покидавшая мысль, что и сам является объектом для глаза. Ведь полностью чёрные… куда они смотрят? Стало ещё более неловко, отчего норвежец закрыл лицо руками немного отдалившись от сидящего парня напротив.       Ларс готов был будто что-либо услышать от пьяницы, как будто вот-вот Том откажется от всего этого, или готов просто провалиться под землю. И было бы это достаточно тупо, не хотелось отпускать руки и шанс вместе с ними. Вздохнув, убирает руки с очей и лицезреет неожиданность перед ним, грубо говоря: Риджуэлл над ним, можно сказать и так — повис. «Рогатый» вздрогнул и пошатнулся. Даже сумел вытеснить нервные эмоции заменяя лёгкой улыбкой. И, почти моментально она и отпала, переключаясь на неподдельный шок, или всё же на этакий интерес, не решился сам. Черноглазый значимо принимает решение, не обдумывая последствия, ведь на это просто и лишь не грел желанием отбрасывать время в пустошь.       Робко взглотнув и забывая как дышать, Ларссон потерялся в действе, что осуществлял пепельноволосый: положив ладонями на колени и закрепившись длинными пальцами, медленно старался раздвинуть их, и ноги тоже. На это Торду было не подвластно расслабиться, тем самым отдаться, потому что полностью не ожидал сейчас ничего подобного. Они понимали, что хотят больше, но сероглаз просто не ждал ничего более. Можно сказать, даже слегка не готов, тупо не подготовился. Замечая, как он то ли избегал следующего шага, Томас недовольно зыркнул, отчего подал слегка раздражённый голос: — Ты не хочешь этого? Я подумал, ты за этим сюда и пришёл. — монотонно продолжал он. — Н-нет… ну, я хочу, но… не ожидал просто. Постой, я постараюсь расслабиться. — с дрожью отвечал карамельноволосый. Для него — это первый раз. По крайней мере, с партнёром мужского пола.       У норвежца просто смешанные эмоции, ему не хватало знать: нужно ли это ему? Хотя, в данный момент — здесь сам его любовник, с которым он не собирался терять шанса. Во время этого обычного секса любые сомнения погибали, так что выбор следует от ограниченной власти. — Хорошо… я буду стараться быть нежнее, обещаю. Не волнуйся. — будто усыпляющий голос вполне успокаивал побледневшего парня.       Хентайщик незаметно кивнул и глубоко вдохнул побольше воздуха с долей силой и выдыхает, расслабляя ноги и с желанием перевернутся на живот. Это и был повод волноваться.       Закрыл глаза и начинает ерозить от того, как тот раздвигает ягодицы, открывая вид на колечко мышц. Первый палец входит в него. Неприятно застонав от этакой неприязни, зажал в одну руку простынь. Торд старался сдержаться от боли, но ничего не выходило: было больно, он начал впервой ощущать это самому. Только подумав о том, что он может вставить уже второй палец — так оно и происходит, неожиданно и внезапно. Но Том старался проделывать стимуляцию максимально спокойно, не причиняя дикую боль партнёру и приговаривая: — Постарайся расслабиться, пожалуйста. Скоро станет приятно.       Да, стоны боли всё следовали и следовали из уст Ларссона, раз за разом. Он уже думал, что можно преспокойно работать на трассе, хах. Прижимая той рукой простынь одеяла, другой закрыл свой рот, дабы не кричать так громко, чтобы через пять кварталов заслушали в количестве все. Сероглазый незаметно для себя встаёт раком, еле шатая своё будучи слабое тело.       Томас начинал двигать пальцами, другой рукой придерживался бедра норвежца, иногда дабы натолкнув его таз назад. Позже, уже в этом не нуждался, ибо сам Торд, наконец начиная постепенно переводить это в наслаждение, тем же самым боком издавать стоны удовольствия вперемешку с больным движением.       Пьяницу возбуждали даже эти звучания, звонко доносящийся от любовника. Перед погружением третьего (и последнего) пальца, черноглазый наклонился почти до его шеи, что изгибалась вопреки его голосу, и тихо прошептал: — Торд, спокойно… я тебя люблю. — эти слова «вдохновители» настроили Ларса не на болевые ощущения, а нечто другое и после Том нежно укусил мочку уха. Приятная дрожь прошлась по всему горячему телу, и вновь он почувствовал в себе следующий палец. На этот раз отдался лишь небольшой дискомфорт, плавно переходящий в ласкающее наслаждение.       Минуты через две «рогатый» уже не сдерживал эмоции и возбуждающе выкрикнул с жадным нетерпением: — Войди в меня!.. уже, пожалуйста…       Услышав, как его возлюбленный прошипел сеи данные просьбы — мило улыбнулся, уже сам яро горел желанием. С мольбами партнёра этого хотелось больше в разы. Особенно с тем, кем в самом деле нуждаешься и хочется хорошего, длинного секса.       Будучи вытащив пальцы, Иегова обхватывает двумя руками бёдра, прижав с нормальной силой, сидя на коленях.       Ларссон в слишком большом предвкушении, и чувствуя на себе руки, которые означали, что вот-вот случится то самое, сопровождал своим рваным дыханием и больше изогнулся.       На те самые колени Том встаёт и одним плавным движением входит, но не полностью. Торд ощущает горячий ствол в себе, жмуря глаза издал очень громкий стон, заново чувствуя неприятную боль. Потом Риджуэлл начинал медленно двигаться в его не совсем привыкнувшем теле, заставляя норвежца выкрикнуть в раз несколько громче. Постель была уже вся скомкана из-за несдержанных резких движений, его ощущения и звонкие стоны только провоцировали черноглазого продолжить «наносить удары». Каждый новый толчок становился совсем немного быстрее и глубже, давая «рогатому» шанс не разрываться. Тот же, спуская взявшиеся из ниоткуда слёзы вцепился зубами в одеяло издавая пошлые мычания, с накопившейся силой стуча кулаком по кровати.       В то же время, горячий орган обволакивая стенки наворачивает приятные ощущения: дрожь с головы до ног, обжигающая полоса на слегка пропотевших шеях, бесшумное дыхание обоих.       Норвежец поддавался уже нарастающим движениям, не смотря на то, что было больно. Он предпринял уже двадцатую (примерно) позу, а точнее положение рук, корчась от «ударов». Смог получить множество оргазмов из-за одного момента: Риджуэлл не входил пока полностью, но при этом делал резкие движения. Тем самым — Торд привыкал к боли, что после ощущалась по другому.       По сменившему тону в стонах гитарист чувствует тот факт, как тому возможно не терпится, и входит намного глубже, отчего Ларс теряет глас на миг и, на следующее действо он чувствует полностью в себе обжигающий ствол. Тление будто проходило изнутри, от ожогов небесные вены недолго дрожали, пока Том медленно двигается.       Это было слишком хорошо. Стон за стоном раздавались от прекрасного наслаждения, закатывать глаза было уже в некуда.       Терпения не было, сероглазому было немного неподвластно признать это, как то, что ему очень нравится. Небольшая гордость мешала крикнуть об этом.       Но так хотелось, чтобы Том наконец-то пошевелился. Пусть это не заходило за рамки, но на всю деликатность давно наплевали.       Черноглазый заинтересованно глядел в сторону Торда, что во всю изгибался, и что негромко прорычал от недовольства в чём-то. Затем уста выплеснули вопрос: — Тебе чего-то не нравится во мне? — было что-то раздражающее с выпрыгивающим лютым сарказмом.       Ларссон округлил глазки, которые на его благо Том не видел. Отвечать было нужно, и как можно быстрее и увереннее. — Н.нет, — вся дрожь посыпалась по горлу, — но не мог бы ты там побыстрее?       Пепельноволосый хитро улыбнулся, и вообще остановившись, уговаривает что-то похожее на спор. — Попроси как следует, и тогда, возможно…       Как же Хентайщика бесили такие призывы. Особенно когда в такой момент ты уже не собираешься отказываться. — П.пожалуйста. — всё, что смог из себя выдавить Торд, тяжко вздыхая и чувствуя одно лишь возбуждение, ведь только его одни руки и прикасались к его телу. — Нет, не так. — умолял тот ещё больше, переливая голос в нежное звучание. — Да трахни меня уже!.. Пожалуйста. — накрывая лицо своими руками, пытаясь скрыть свой румянец, но безуспешно. А ведь сначала, он хотел побывать для него сверху. — Не совсем то, но ладно. Для тебя, так уж и быть… — через секунду, пока Ларссон со скоростью света переваривал эти слова, в него уже успели вновь вставить и придать немного остроты.       Движения явно уже были быстрее. Сероглазому это хоть пришлось с неким трудом, но в итоге достиг чего хотелось бы. Тело затекло, нуждалось в большем количестве правоцирующих движений. В ту же минуту Ларссон поднялся, отстаивая свои колени, почти облакачивается спиной к торсу Риджуэлла, слегка прикасаясь. Черноглазый выдыхает палящий воздух в шею партнёра, оставляя несколько слабых укусов на ней, переключаясь на поцелуи с ним. Торд поворачивает голову с приоткрытым ртом, друг другу закусывая губы и, вцепившись в губы нежно передают свой разряд любви, разрывая и останавливая процесс. Увлеклись.       «Рогатый» начал тянуться за глубинным поцелуем, берясь одной рукой за подбородок того, а другую тянул назад, сгибая и кладя на талию Тома, прижимаясь телами чуть и вплотную. В глазах промелькнула огненная искра, что погасили сомкнутые веки. Оба уже ничего не боялись. Это было нормально, и пусть даже сказав это шёпотом будет неудобно ни для кого. Теперь они принадлежат друг другу.       Норвежец немного поворачивается к нему стороной лица, обволакивая в объятия своих рук пьяницу. Те двое, ну уж слишком возбуждены, это отношение, что получали во время секса, или оно являлось и раним чувством. И теперь они наконец-то есть. Просто — без лишних слов — есть. По крови растекался горячий сок, он убивал холод. Они раздали связывающие линии, что накалялись ещё и до этого. Им осталось убедиться в своих последующих действиях, и они убеждали себя об этом, так умоляли, ещё очень давно. Они горели желанием обжечься телом партнёра.       Парни дарят мокрые поцелуи, начинают задействовать языки. Горло покрывалось мятной аурой, закатывая комок. Руки бегали наравне скорости света по рёбрам, по спине, пытаясь будто что-либо вытеснить… цветение чужих людей, они не обязаны были трогать то, что принадлежит ему. И как теперь отпустить хотябы на секунду?       Никак.       Воздух кончается и вот, губы не смыкаются. Переглядываясь, моментально меняют свои положения.       Ларссон без слов признаёт, что хочет в себе конечного итога. Он садится на ноги Риджуэлла, затем пересаживается на другую точку, уже с наслаждением, в него уже полностью входит член, который как и положено устраивал по размеру, хах. В любом случае — о, да, это случилось. Удовольствие ловил взгляд Торда, широко улыбаясь. Томас пролёживал, стараясь двигаться для него и наблюдал за личиком, теперь видя то, как норвежец реагирует, негромко усмехаясь. Толчки Иегова старался наращивать уже со всей скоростью, что хватает в силах. Понимая, как сероглазый ловит непередаваемый кайф, тепло улыбался, в то же время относился к процессу более или менее на серьёзе. Особенно слыша одно лишь: «Ещё! Быстрее!»       Для него это не просто так, взять — и кого-то трахнуть. Это заходило за седьмое небо, было слишком приятно читать серьёзную любовь на лице, не просто ради секса. Но сейчас — это совсем другое, чтобы избежать одного из лучшего, что с ними ещё случится.       Щёки розового цвета. Светлые, не так заметные веснушки жгли до боли на лице из-за факта того, что уже вот-вот внутрь прольётся кипящая жидкость. И набирая максимальную скорость через минуты три, через громкие, приглушающие стоны пепельноволосый без предупреждения кончает в возлюбленного. Белая жидкость занимает место в Торде, принадлежащий только единому человеку. От этого Ларссон выдаёт самый звонящий свой стон, наполненный одними приятными эмоциями. Далее сперма еле стекала по ногам.       Что-то невнятно прошептав, любитель хентая не хотел так просто уже слезать с места. Но черноглазый, вроде, и не торопился никуда, подложил руки под голову и наблюдал за всей реакцией сероглазого. Тот тяжело дышал, и наконец невольно встаёт. — Но ты не думаешь, что это всё? — начинает спрашивать отдыхающий лёжа гитарист, опуская взгляд, смотря на действия того. — Томас, Томас. — ставя пол якобы виновного, с акцентом проговаривает Торд, — Да чтобы я, — выделяя слово в конце, — думал, что это конец. — ласково продолжает тот, строя чем-то хитрый взгляд пьянице.       Ридж привстал, дабы дотянуться рукой до сероглазого, что находился в сидячем положении. Уже ненадолго. Пепельноволосый захватывает того вокруг шеи и тащит за собой. От бессилия, как легчайшие перья разваливаются на кровати. Ларс находился в объятии крепкой хватки Тома. — Сюда. — спокойно заговорил Иегова, так и твердя, что «Моё!». И ему хотелось побыть с ним рядышком, а не сдерживать жадный взгляд, пока тот на другом конце кровати.       Огни в венах начинали секундой за секундой покоится, но это лишь их недолгая отдышка. Пока глаза бегали по монотонному потолку, норвежец, делая вдох, собирается уютно поболтать. — Ты, кстати, очень милый, когда пьяный. — Ты тоже… когда просишь больше- — Ой, заткнись, блять. — перебивая невольно предъявил свой поддельный гнев Ларс.       Посмеявшись, Риджуэлл, прижал к себе того вплотную, и немного потрепал уже взъерошенные карамельные волосы. Норвежец подхватывает заразительный «звон», роняя смех, и в унисон.       Берясь за руки, они почувствуют вновь непередаваемый ток с льющимся синим огнём. Их точно что-то недорого связывало. То-ли гранж в весеннюю ночь, то-ли золотой закат, раскидывающий рыжие лучи в замерзающие души. Это самое непередаваемое чувство, которое подвалстно описывать какими угодно объектами среды, что живут внутри тел.