Дунул навстречу, Сплюнул из двух пистолетов, В гущу ушатанной шайки пальнул наугад, И молвил: «Чтоб вы не забывали, суки, С кем имеете дело, С сегодняшнего дня на этом судне Объявляется ад!»
Им всем сказали смотреть вниз, и они, чёрт побери, смотрели. Джеймс смотрел тоже. Палубу сегодня просмолили хреново, машинально подумал он. — Кто из вас боцман? — голос вкрадчивый и ленивый. Краем глаза Джеймс засёк, что на плечо Эрни насрала чайка; но мальчишка, этот здоровенный беглый раб с отвагой вместо мозгов, даже не шелохнулся. Ему тоже было слишком страшно. — Кто, блядь, боцман, я спрашиваю? — теперь голос стал громче, в нём прорезался рокот подступающего шторма. Флэтчер молчал. Флэтчер молчал, будто набрал в рот воды, и скрип снастей — отчётливый, до боли привычный скрип, — вдруг угрожающе напомнил тягучую песню о тех, кого забрало море. Джеймс мысленно перекрестился. Потому что Флэтчер не отозвался даже тогда, когда над головами матросов взвели курок. — Это я, — он поднял голову и в упор посмотрел на «их» главаря. Белобрысого, с глазами безумца и выправкой лорда. Квартермейстера, скорее всего — пиратские капитаны ходят в авангард редко, руководят абордажем по внутреннюю сторону фальшборта. Особенно хорошие капитаны. Доброго капитана команда ценит, доброму капитану не позволят зазря лезть под пули. А то ещё помрёт, и неизвестно, сможет ли новый вожак обеспечить кораблю сытную добычу. Квартермейстер же должен быть не только умён и властен, он подаёт пример. Поэтому пиратские квартермейстеры водят авангард сами, чтобы момент шкиперского триумфа не омрачался потом досадными помехами вроде шального выстрела. Настоящий квартермейстер настоящего пиратского капитана — это мост между умом и силой, это цепной пёс и, в то же время, непререкаемый авторитет. У головорезов законы волчьи, короткие, прямые и надёжные, словно кортик. И потому извести ублюдков оказалось не под силу даже Непобедимой Армаде. Холодные глаза вгрызлись в лицо Джеймса. Голубая вода в мёртвый штиль. … «Попрыгунья» была доброй, верной шхуной. Она могла выдавать по тринадцать узлов при хорошем ветре и средней осадке — но пираты их ждали. И оторваться так и не удалось. Капитан попытался было спешно очистить трюмы, но враг настиг всё равно. Пираты их ждали, а значит, с самого начала шли налегке. В тот момент Джеймс даже перестал задумываться о том, что они и сами далеко не верные подданные Короны. Когда чужой фрегат подошёл на полтора кабельтова, стало ясно, что сдача лучше гибели. «Принцесса Виктория». Микки Пирсон. У Джеймса были его парни, и их достало бы, чтобы отбить налёт каких-нибудь шалых французов. Но тягаться с этим кораблём и с этим капитаном было всё равно что просто прыгнуть за борт и достаться акулам. О Микки Пирсоне ходили легенды. Флаг с рукой и саблей знали во всём Испанском Мэйне. Сбрендивший аристократ, бросивший всё, чтобы повелевать морем. Он был образован и умён, он знал королевский флот изнутри — и вот уже девять лет «Принцесса Виктория» наводила ужас на акваторию Нового Света, а её шкипера прозвали Морским Львом. Он был вторым после Чёрной Бороды, но Тич захлебнулся британской кровью, и его сожрали рыбы. Теперь Микки Пирсон стал первым. Зачем Морскому Льву понадобилась «Попрыгунья» с её жалким ворованным сахаром, оставалось только гадать. Но «Принцесса Виктория» недвусмысленно разинула орудийные порты, и гадания прекратились. Капитан Прессфилд отдал единственно верный приказ. «Попрыгунья» капитулировала без боя. Под ехидные вопли чаек Джеймс наблюдал, как на планширь их корабля падают сходни. Он успел привыкнуть к «Попрыгунье», как привыкают к толстушке-жене. Абордажа не было. Не было ни «кошек», ни пушек. Жену просто прижали к стенке, но пока что не выебали. Её, надеялся Джеймс, всего лишь собирались раздеть до нитки. Несмотря на сдачу, сначала на палубу всё равно спрыгнул разбойничий авангард. Предосторожность — или же капитуляция была напрасной. Джеймс от всей души надеялся на первое. Не ради себя — как все уважающие себя моряки, его мальчишки почти не умели плавать. Экипаж «Попрыгуньи» сгрудился на полуюте и мрачно наблюдал за захватчиками. Капитан Прессфилд приказал всем сложить оружие ещё до сдачи, и команде это не нравилось. Они были крепкие, суровые люди. И они ещё не успели как следует испугаться. «Попрыгунья» везла контрабанду под каперским патентом. Они впервые влипли так крепко — и так близко видели пиратов. Настоящих пиратов с хорошим боевым кораблём, а не бывших рыбаков, севших на пейотль. Как оказалось, настоящие пираты добротно и броско одевались. И вооружены были охуительно. Почти у всех матросов в ушах блестело золото — Микки Пирсон явно хорошо заботился о подчинённых. Джентльмены Удачи — что ж, эти пираты своё прозвание оправдывали сполна. Они спрыгивали на настил палубы один за другим, и первым — по обычаю — квартермейстер. Джеймс сразу почуял в нём военного, и ни дорогой кожаный сюртук, ни мягкие сапоги, ни вычурная широкая портупея не смогли спрятать под собой бывшего офицера. Морской Лев был умён. Непобедимой команде не нужны портовые обрыдки на руководящих постах. — Вы поступили правильно. — сказал белобрысый. Громко. Призрак, стоящий по левое плечо от Джеймса, тихо и скверно выругался. Сейчас настало то время, когда Джеймс — впервые — не мог шикать на него за это. Пираты без спешки, деловито, взяли их на прицел со всех сторон. На борт «Попрыгуньи» наконец сошёл Микки Пирсон. Последним, в полном соответствии с обычаями захвата сдавшихся. В том, что этот человек — шкипер, сомнений не было. Каждый из пиратов выглядел дороже любого моряка с обычного купца. Пирсон одевался лучше всей своей команды в целом. Но, что гораздо важнее, глядел Морской Лев так, что Джеймса передёрнуло. Хотя он совсем не считал себя пугливым человеком. — Кто капитан? — спросил белобрысый. Пирсон молча остановился рядом с ним, скрестил на груди руки. Прессфилд подскочил к пиратам с обидной поспешностью. — Мы ведь могли бы… — горячим шёпотом начал Прайм, но Джеймс так ожёг его глазами, что мальчишка счёл за лучшее заткнуться. Если бы он учился счёту так же прилежно, как фехтованию, то быстро ухватил бы разницу между пятьюдесятью кулевринами и двенадцатью. — Сахар? — услыхал Джеймс и навострил уши. Спрашивал Пирсон. Ему уже принесли судовой журнал. Пирсон кратко просмотрел его, нахмурился, и журнал перекочевал к белобрысому. Какое-то время пиратские главари тихо совещались. Затем, так же тихо, Пирсон спросил о чем-то у Прессфилда. И когда тот ответил, растерянно и жалко мотая головой, Микки сплюнул за борт. А потом всё стало по-настоящему хуёво. — Всем на колени!!! — проревел белобрысый. В воздухе будто взорвалось ядро — так быстро и так страшно залязгало вокруг оружие. Миг — и пятеро из команды «Попрыгуньи» уже стоят с саблями у горла. Два мгновения — и экипаж суматошно бухается на палубу. Это крепкие, тёртые моряки. Но бойцов среди них мало, и ужас виснет среди вантов липкими щупальцами. Морскому Льву что-то не понравилось. И это значит, что сдача может оказаться напрасной. Джеймс опустился на колени вместе со всеми. Вот Большой Дэйв, кок. Кажется, он обоссался, когда ему в грудь ткнули сталью. Чуть дальше него — Ариадна, отличный плотник, но совсем не воин. Эрни, Беллами, Малыш Джей. Всех их он знал. Некоторых считал семьёй. Мысль о сопротивлении появилась, чтобы сразу пропасть. Драться на «Попрыгунье» умели от силы восемь человек. Одного из которых — Бенни — сейчас обнимал ублюдок с пистолетом в руках. И это меняло всё. Джеймс мог бы попытаться достать Пирсона, он хорошо понял расклад и быстро смекнул, что за своего удачливого лидера пираты были бы готовы пойти на многое. Он не отдал капитану Прессфилду свой кортик, свой верный, всё повидавший кортик. Но он не мог рискнуть жизнью Бенни. И теперь, только теперь, Джеймсу стало страшно. Свою крошечную абордажную команду он собрал сам, выдёргивая подходящих мальчишек из вонючих портов и с рабовладельческих корыт. Джеймс вырастил их, научил сабле и кулаку. Он прожил достаточно, чтобы понять, каково быть изгоем — когда-то сумев пробиться из низов, пройдя путь от юнги до боцмана и получив патент совета флота Его Величества, Джеймс должен был стать скулмастером, а значит, настоящим Джентльменом. Он даже одолел грамоту и счёт, но так и не научился льстить и лицемерить. И вот — случайная дуэль с горячим и норовистым офицериком. Офицерик был убит, но оказался сыном виконта из верхов Адмиралтейства. Джеймсу пришлось бежать из Англии. А до того — потерять жену и маленького сына, которых ему так и не удалось спрятать от мести всемогущей аристократии. Джеймс возненавидел чопорную отчизну и подался туда, куда позволяли навыки. Куда стекались все, кто хотел поймать удачу за хвост. В Новый Свет. Убивать он умел, но не любил. И потому сразу же отмёл в сторону Тортугу и порт Нассау, поплыл в Гавану. Джеймс понимал, что его не возьмёт ни один честный корабль. Но и резать обычных купцов без нужды было противно его натуре. Как и большинство моряков, Джеймс был набожен, пусть и по-своему. И он не подался в пираты, выбрал для себя третий путь. Контрабанду. Годы и годы проходили в одиночестве, в разных, порою донельзя грязных на руку командах, в беспрерывной и бездумной борьбе за жизнь и деньги. Он был отличным боцманом, но всегда отказывался от этого звания. Однажды, закупая табак через торговых воротил Нассау, Джеймс встретил Прайма — и одиночество кончилось. Мальчишка был сыном местной бляди. Блядь крупно проворовалась и, конечно же, поплатилась. Прайм уже научился щипать, но не научился жить, и Джеймс, поймав воришку за руку в своём кармане, отчего-то не смог просто бросить мальца. Потом, постепенно, нашлись остальные. Все — отбросы, которых цивилизация изрыгнула на белый карибский песок, но забыла убить. Джеймс брал только тех, кого можно было перевоспитать — и учил их, как умел и как считал правильным. Они стали ему сыновьями, и платили ему сыновней любовью. Эрни, например, появился в семье уже взрослым и самым последним. Джеймс обнаружил здоровяка прячущимся в трюме «Русалки», дырявой посудины, на которой пару лет назад они возили чай. Эрни сбежал с плантаций местного помещика, Джеймс прикрыл его. И ни разу не пожалел о своём решении. Когда-то он рассказал им о своём прошлом, и с тех пор парни звали его Боцманом. Он ненавидел это прозвище. Они это знали. Но всё равно стали звать его так, и никак иначе, и он позволил. Хоть и по-прежнему не заступал на должность. Джеймс облизнул губы и выдохнул. Пока оставалась призрачная надежда, что пираты выпустят из хватки «Попрыгунью», нельзя было рисковать. Корабль обыскали от носа до кормы. Но к грузу, остатки которого ещё были в трюме, не притронулись. «Что они ищут?» Когда последний из засланцев — огромный негр — вынырнул из люка и развёл руками, белобрысый снова заговорил. — На борту этой шхуны есть вещь, которая нам очень интересна, — несмотря на то, что говорил он не слишком громко, слова слышали все. — Это сабля. Это сабля с рубином в оголовье рукояти. Может статься, кто-то из вас видел такую? Ответом ему стало молчание. — Капитан Прессфилд? — осведомился головорез. Прессфилд судорожно замотал головой, что-то лепеча. Микки Пирсон молча поднял пистолет и прострелил капитану голову. Тихое проклятье Прайма опоздало секунд на пять. — Есть кто-то более осведомлённый? — невозмутимо поинтересовался белобрысый. «Какая ещё, блядь, сабля?!» Прессфилд сделал неверную ставку. Если бы они дали бой, то хотя б погибли бы сражаясь. А не как свиньи под ножом. — Если кто-то из вас что-то знает, отвечайте! — продолжил белобрысый, — если у кого-то есть информация, мы отпустим его. Остальные уйти не смогут. Никакой сабли на борту не было и быть не могло. Джеймс знал наверняка; он всегда пристально следил за всем, что происходило на корабле. И это означало одно: сейчас их всех убьют, одного за другим. А «Попрыгунью» потопят. Добраться до Пирсона он теперь не мог: проклятого уёбка заслонил собой его квартермейстер. Джеймс мысленно поцеловал крест, умоляя Всеотца, чтобы тот забрал мальчишек на небо, а не на дно. Но кровь у этого человека была горяча, а ум — остёр. И Джеймс решился на блеф в отчаянной попытке спасти сыновей. — Я кое-что знаю! «Выиграть время, заставить их отвлечься… Помоги мне, Господи!» Джеймс затылком почуял устремлённый на него взгляд. «Попрыгунья» привычно вздыхала деревянным телом в установившейся тишине. — Отлично. С этим вопросом закончили. Кто тут боцман? Флэтчер молчал. Джеймс понял, что Всеотец даёт ему шанс. — Кто, блядь, боцман, я спрашиваю? — Это я, — он встретился взглядом с глазами, в которых не отражалось ничего, только безветрие Саргассова моря. — Встань, — приказал белобрысый. Джеймс подчинился. Микки Пирсон удалился, махнув старпому рукой. Дал понять, что его дела тут закончены. Момент был упущен, теперь оставалось одно: искать удобного случая на борту «Принцессы Виктории». — О сабле поговорим позже. Ты аккуратно ведёшь журнал. Мне это по вкусу. Можешь считать, что тебе повезло. Наш боцман как раз фатально проебался. Светло-голубые глаза. Непонятные. Белобрысый прищурился и окинул Джеймса длинным, странным взглядом. Джеймс понял. Сглотнул. Ради мальчишек он мог пойти на многое. — Он неправильно выбрал сторону, — продолжил пират, — у тебя минута, чтобы выбрать свою. До Флэтчера, наконец, дошло, что молчал он зря. Джеймс услышал, как он кричит, и тут же увидел, как слова застревают у него в горле. И как в следующую секунду они заливают светлые доски палубы красной лужей. Что ж, таких грехов он ещё не брал на душу. Если им с Флэтчером суждено свидеться в аду, у Джеймса не найдётся слов. Хоть он и вправду вёл журнал сам. Белобрысый даже не посмотрел в сторону трупа, словно и не он стрелял. Продолжал сверлить лицо Джеймса своими пустыми глазами. Пустыми. Полными похоти. Джеймс знал таких моряков. Мэйти. Годы на борту извращали их, годы без суши, без женской ласки. Обычно мэйти становились матросы, неспособные держать в штанах член. Юнги на кораблях страдали чаще всех. Сломанные, истерзанные — многие из них потом не могли бывать с женщиной. Море глодает всех — и отпускает всех по-своему. Но пираты — Джеймс слыхал об этом — пираты пошли дальше. Тортуга стала цветником матлотажа. Многие пиратские шкиперы вышли из аристократов. А многим аристократам наскучили женщины. На Тортуге царил порок — и порок этот стал всеобъемлющим. Говорили даже, что пираты вступали с любовниками в браки. Тортуга возвела матлотаж в ранг собственного искусства. Скорее всего, бывший боцман отказался делить койку с мужчиной. Скорее всего, это решение и стало для него роковым. «Отправь мою душу на дно, но спаси мальчишек!» — Я согласен, — язык ворочался во рту тяжело, будто свинцовый, — но у меня есть условие. Пират склонил голову набок. В его чертах проскочило что-то похожее на эмоцию. Что-то вроде интереса. Казалось, он увидел перед собой трюмного крысёныша, за которым забавно понаблюдать, прежде чем раздавить каблуком. — Я хочу взять с собой пятерых матросов. Они умеют драться, хорошо умеют. Пригодятся в абордажах. Я ручаюсь за них. Он договорил, чувствуя, как немеют пальцы. От ответа белобрысого зависела судьба его мальчишек. Его сыновей. Гораздо больше, чем его собственная жизнь. Белобрысый поднял бровь. Оглядел Джеймса от сапог до макушки, как раба на торгах. — Ручаешься, значит. Что ж, хорошо. Но если кто-то из них что-нибудь выкинет, все пойдут под килем. В этом Джеймс не сомневался. Как и в том, что теперь ему точно не миновать свидания с Дэйви Джонсом. Липкие, холодные глаза. Бездна морская, жаждущая заглотить его тело без остатка. Джеймс не бывал с мужчиной. Но подумал, что лощёный франт, по крайней мере, лучше зассаной матросни. А душу уже не спасти всё равно.***
— Боцман! Боцман! — жаркий шёпот у самого уха вырвал из чуткой дремоты, заставил подскочить на койке. Не от неожиданности — от того, что это был Прайм. — Ты что здесь забыл, дерево?! Если они увидят, что мы общаемся… Пираты им не доверяли. Потопив «Попрыгунью», они тут же разделили семью, проверяли. Ставили на разные вахты, не давая пересекаться и перекинуться даже словом. Джеймс пока успешно уклонялся от разговоров о таинственной сабле, планируя, как бы половчее устроить мальчишкам побег. Но он понимал, что времени у них очень мало. И потому старался не подкидывать хозяевам повода для подозрений. Спокойно согласился на все условия, дал сыновьям понять, что и им не следует лишний раз высовываться. Неугомонные дети, как обычно, решили по-своему. — Да послушай меня! Послушай! — что-то в голосе Прайма не позволило Джеймсу отвесить ему подзатыльника. Джеймс огляделся. Пираты спали, мирно покачиваясь в койках. Всё было тихо. — Как ты сюда залез? За тобой не следили? — Я помогал на камбузе, — спокойно ответил Прайм, — и не разбавлял порцию Банни. Он пил ром, а не грог. — Выкладывай, — разрешил Джеймс. — Я знаю, из-за чего они атаковали «Попрыгунью». Я знаю, что они искали. Я собирался сказать им, но ты меня опередил. Джеймс почувствовал непреодолимую потребность разбить себе голову о грот. — Я как-то залез в комнату к одному пирату в борделе, пока он трахался, — видимо, что-то в облике Джеймса заставило Прайма сменить тон на извиняющийся, — я думал, ну, найду монет там… А там… Она такая красивая! С камнем! Я её спрятал! Закопал её на острове недалеко от Нассау. А так ты даже не соврал. Мы отдадим её и… — Он действительно потопил целый корабль из-за железки?.. — Джеймс понял, что произнёс это вслух. — Это не просто сабля. Это сабля Короля пиратов, — зачастил Прайм, торопясь выдать как можно больше слов зараз, — я обокрал самого Эдварда Тича, Боцман! Я это уже потом узнал. Вот почему Пирсон ищет её, и поэтому он потопил остальных! Только я до сих пор не понимаю, где прокололся. Кто мог дать им наводку на «Попрыгунью», я правда не знаю… Сабля Короля пиратов! Говорили, что Чёрная Борода непотопляем из-за неё. Что он выиграл её в кости у Повелителя морей и стал неуязвимым. Сабля позволяла Тичу раз за разом обманывать смерть, он плавал слишком долго и крепко держал в руках удачу. Сказки? Возможно. Пару месяцев назад Эдварда Тича поймали британцы. Великолепная «Месть Королевы Анны» превратилась в обломки такелажа, в гниющий скелет под толщей вод. — Возвращайся на вахту! Пулей!!! — тихо рявкнул Джеймс. И откинулся в койке, невидяще глядя на доски обшивки. Голубые глаза. Холод заросшего кораллами дна. Рэймонд Смит — так звали его личного морского дьявола. Он ещё не приходил, но Джеймс знал, что он придёт обязательно. Судьба предначертала Джеймсу остаться Боцманом. И стать не просто Джентльменом. Джентльменом Удачи. Видит Бог, только ради мальчишек. — Что же ты натворил, Прайм?..