Отрада (For Sore Eyes)

П/П: Я никак не сообщила об этом в первой части, но канон этой серии фиков — Неукротимый. Сяо Синчэнь огладил таз ловкими пальцами: рухлядь, спору нет, но сойдет. Мысленно он сделал пометку купить все необходимое на тот случай, если новый им придется делать самим. Улыбаясь, Сяо Синчэнь коснулся втайне купленного накануне на рынке поощрения: крошечного мешочка, едва ощутимо пахнущего лавандой и бобами. Изыск, доступный ему лишь изредка, но коим он наслаждался в полной мере каждый раз, когда мог себе позволить. Это было его удовольствием, одним из многих намедни открытых. Солнце вставало; Сяо Синчэнь чувствовал первые блики света на своем лице, наслаждался ими. Он любил тихое уединение раннего утра. Нетерпение и предвкушение пробудились, заставляя сердце встрепенуться, а живот сжаться в напряжении, удовлетворимом одним лишь человеком. Поднявшись, он вернулся в спальню. Сюэ Ян спал в его постели. Их постели. Теперь в комнате была только одна кровать. Опустившись на колени, Сяо Синчэнь накрыл ладонью его плечо. Шепотом, но достаточно громко чтобы разбудить, он произнес у его уха: — Сяо Ю, друг мой, ну же. Просыпайся. Уже пора. Зашевелившись, Сюэ Ян медленно перевернулся на спину (теперь Сяо Синчэнь знал, что он всегда спит на левом боку). — Пора?.. — спросонья переспросил он. Сяо Синчэнь кивнул. — Да, — он поднял таз, подкрепляя свои намерения, — пойдем со мной. — О, — Сюэ Ян зазвучал бодрее. Он сел; энергия вокруг него привычно обострилась. Голос смягчился, стал тише и отчего-то полнее, как у кого-то с душой, бьющимся сердцем, нежной кожей. Сюэ Ян — такой, каким Сяо Синчэнь несколько лет назад не мог представить его даже в своих самых смелых мечтах. — Хорошо. Его Сюэ Ян. Его друг. Его возлюбленный. Его противник. Его самый ненавистный враг. Желание его сердца. Он уже привык ко вкусу этого когнитивного диссонанса. Они спали друг с другом несколько месяцев, почти год. Сяо Синчэня больше не пугал узел в его груди: тяжесть смятения он приучился нести, как раньше нес метелку из конского волоса. Она стала для него символом, напоминанием, его ответственностью. Личным тотемом. Она больше не тяготила. Стала естественной. Найдя его плечо и бережно огладив до пальцев, он потянул Сюэ Яна за руку, выводя за дверь. Сжав его ладонь, он повел их лесной тропинкой, которую оба помнили наизусть. Ни слова не было произнесено. Тишина утра, таз для воды, ощущение чужой руки в руке — и не было иной правды, в которой они бы нуждались; иной действительности, заслуживающей доверие. Они наткнулись на это место в лесу, вдалеке от города И и даже от похоронного дома, несколько месяцев назад. Оно стало новой навязчивой идеей Сяо Синчэня. Сюэ Ян, в представлении Сяо Синчэня, ему потакал, позволяя тащить себя сюда всякий раз, как Сяо Синчэню вздумается. Случалось это, надо сказать, чаще чем было необходимо. Но Сюэ Ян продолжал идти у него на поводу: все же сам он тоже кое-что от этого получал. Удовольствие не принадлежало всецело одному Сяо Синчэню: он верил, что они разделяют его — и был безмерно счастлив. Почувствовав пульсацию слабо пахнущего серой горячего воздуха, он понял, что они на месте. Горячий источник с подходящей для купания температурой — настоящий дар, благословение небес. Сам Сяо Синчэнь посещал его по меньшей мере дважды в неделю и уговаривал Сюэ Яна бывать здесь чаще. Узнав, что Сюэ Ян мог спокойно обходиться без мытья пару недель, а то и больше, он был удивлен. Безусловно, человек с золотым ядром как у Сюэ Яна мог использовать его энергию для содержания себя в чистоте. Но очищение духовной энергией не шло ни в какое сравнение со свойственным человеку успокаивающим процессом настоящего купания. Раз за разом он понемногу убеждал Сюэ Яна и теперь тот по крайней мере не поднимал шум, шипя дикой кошкой, презирающей воду. По признанию Сяо Синчэня, это сравнение было даже более точным, чем ему следовало бы. Сняв верхнее одеяние, Сяо Синчэнь склонился к источнику и опустил руку в воду. Идеальная температура: хватит прогнать утреннюю бодрость и расслабить мышцы. — Готов? — спросил он, обернувшись к Сюэ Яну. Слыша, как Сюэ Ян снимает одежду, он боролся с бессознательным желанием облизать губы. Ощущение кожи Сюэ Яна навсегда осталось в его памяти, руки алчно стремились к ней. Скоро он насытится, напомнил он себе. После многозначительной паузы, предположительно обнаженный Сюэ Ян ответил: — Готов. Усмехнувшись — выглядя, вероятно, бестолково. Сяо Синчэнь знал, что усмешка у него выходит глупая, Цзычэнь потому и дразнил его постоянно, но это никак не помогло — Сяо Синчэнь протянул ему руку. И обрадовался, когда Сюэ Ян принял ее, позволил помочь ему войти в воду. Сюэ Ян, конечно, мог сделать это сам — он справился бы сам, вне всяких сомнений — но это было частью их ритуала. Окружить Сюэ Яна вниманием; усадить его в воду, будто он был изнеженной принцессой. Они оба потакали своим желаниям. Сердце Сяо Синчэня зашлось от восторга, стоило ему услышать приглушенный вздох Сюэ Яна, быстро расслабившегося в горячей воде. Отлично. Закатав рукава, он растер мокрые ладони друг об друга и принялся за работу. Пробежав пальцами по лбу Сюэ Яна, он ловко отыскал заколку, удерживающую его высокий хвост, и, аккуратно вытащив, отложил ее в сторону. Действуя стремительно и осторожно, он начал расплетать небольшие косички на голове Сюэ Яна. Они начинались рядом с кожей, поэтому требовалось быть внимательным, чтобы не потянуть слишком сильно или чересчур близко; не дернуть ненароком за пряди, причиняя боль. Для этого нужна была практика. Сообразительность, опыт, сдержанность — и Сяо Синчэнь гордился тем, что обладал этими качествами. Как и домашние заботы, любимые занятия, привычные вещи из прошлого — уход за волосами Сюэ Яна стал страстным увлечением Сяо Синчэня. Теперь волосы Сюэ Яна были полностью расплетены. Пропуская пальцы сквозь густые шелковистые локоны (слегка жирноватые от дней привычного им труда), Сяо Синчэнь дотрагивался до каждого предмета из тех, что он хранил в тазу, до купленного им мешочка. Все это было орудиями его ремесла; он заботился о них как кузнец о своем молоте, как художник о своей кисти. Разложив вещи на чистом полотенце, он запомнил их расположения. — Обопрись, — велел он Сюэ Яну и, проведя рукой по его затылку, собрав все волосы, позволил им тяжело упасть в воду. Сюэ Ян — как они оба и ожидали — сделал как было сказано. *** Вначале это было местью и развлечением. Одурачить Сяо Синчэня, разрушить его идеальную чистую жизнь. Уничтожить человека, что несколько лет назад посмел так сильно возвыситься над ним. Его нужно было низвести, заставить барахтаться в грязи вместе со всем человеческим родом. Идеальная месть. Пожалуй, это было бы забавно. Но на самом деле… нет, то было другое начало, до этого. До того, как Сюэ Ян решил остаться с Сяо Синчэнем и спать с ним. В эту их первую встречу Сюэ Ян был близок к смерти — и наверняка умер бы, не спаси его Сяо Синчэнь. У богов было отличное чувство юмора, но это было правдой: Сяо Синчэнь спас ему жизнь. В то время Сюэ Ян не мыслил ни о мести, ни о чем-то другом: его жизнь напрямую зависела от жизни Сяо Синчэня. Исцеление, питье, еда, прогулки. Можно безошибочно сказать, что вначале все сводилось к выживанию. Это было истинной правдой. Но более формально начало было куда раньше: в их встречу в поместье Чан. Тогда Сяо Синчэню повезло, потому что Вэй Усянь, Старейшина, помог ему, и потому что Сяо Синчэнь был чертовски хорошим заклинателем (это было правдой). В действительности… они виделись и дотоле. Мельком. Он видел Сяо Синчэня и Сун Ланя, идущих вместе. Слышал, как тот говорил, что младшим следует уважать старших — какую-то праведную чушь вроде этой. Он с самого начала вывел Сюэ Яна из себя этим замечанием. Главным образом это и стало мотивом. … Почти. Какое же начало было настоящим? Что стало причиной всего? Как они дошли до этого: обнаженного Сюэ Яна без Цзянцзая под рукой, с ниспадающими по спине распущенными волосами, наклоняющего шею, чтобы Сяо Синчэнь мог вымыть ему голову? Как, если вы следили за историей с первого слова первого предложения на первой странице, вы могли бы здесь оказаться? Сюэ Ян не знал. Честно. Он действительно не знал. Но вот они каким-то образом здесь. — Закрой глаза, — попросил Сяо Синчэнь. Сюэ Ян закрыл глаза. Он почувствовал, как поток теплой воды хлынул ему на голову, пропетлял по коже и сбежал с лица. От жара его плечи опустились, будто вода была неподъемно тяжелой, или сделалась давящей на него крепкой рукой. Откинувшись сильнее, он погрузился в воду по подбородок. Сяо Синчэнь провел по его лицу мокрым полотенцем. Нежно. Всегда, все время он делал это так чертовски нежно. Он не упускал из виду ни одного укромного места или впадинки, ни одной части Сюэ Яна, которых никто не касался прежде: за ушами, под подбородком, бровей, области между носом и верхней губой. В самом начале это настораживало Сюэ Яна. Когда Сяо Синчэнь попросил его об этом в первый раз, Сюэ Ян просидел все время как на иголках, дергаясь, когда чуткие руки Сяо Синчэня оказывались там, где он не привык чувствовать прикосновения. К примеру, везде: в его волосах, на лице; на плечах, проминая мышцы, пока голова Сюэ Яна не повисла на шее, бесполезная подобно вывихнутой руке. Мышцы неожиданно охотно поддавались прикосновениям Сяо Синчэня. Прежде, чем он осознал происходящее, руки Сяо Синчэня были в его волосах, а Сюэ Ян ни словом не мог его остановить. Что вообще, думал Сюэ Ян, такого замечательного в его волосах? Сяо Синчэню нравилось возиться с ними, но он не мог понять причины. Никогда еще его волосы не мыли с таким тщанием ни он, ни — разумеется — кто-то другой. Слишком обременительно: намылить голову каким-то одним мылом, затем смыть и проделать то же с другим. Промыть волосы, расчесать по всей длине, вытереть насухо и уложить… С этим последним пунктом Сяо Синчэнь также слишком увлекался. Это всего лишь волосы! Почти все время Сюэ Ян собирал их в высокий хвост и так оставлял на несколько месяцев, не утруждаясь расплетать его даже во время мытья. Но Сяо Синчэнь — этот упрямый даочжан, слепой к любым возражениям — суетился над ними каждую неделю! Ненормальный. Помимо воли Сюэ Ян заметил, как его волосы стали ярче и как будто более густыми, как цветок, тянущийся навстречу солнцу. Разбалованные заботой Сяо Синчэня, они стали капризными, жирнились и не держались так хорошо, как прежде, будто обзаведясь собственным разумом. Должно быть, для Сяо Синчэня это было той еще головной болью, но… с каждым разом он управлялся с ними все лучше и лучше. По множеству раз смотрясь в зеркало, Сюэ Ян силился уразуметь, что же такого особенного было в его волосах, что Сяо Синчэню так по душе было мыть их, играть с ними — не только во время ванны — постоянно! По ночам, когда они располагались вокруг костра, Сяо Синчэнь просил его подойти и предлагал положить голову ему на колени; соблазненный обещанием его поджарого тела, Сюэ Ян уступал. Пока он лежал, пальцы Сяо Синчэня путались в его волосах: поигрывали длинными прядями, зарывались вглубь, разрушая всякое подобие порядка. Пускали мелкую дрожь по всему телу Сюэ Яна — трепет, возникающий в ответ на ласковые касания. Он не думал — не знал — пока не начал спать с Сяо Синчэнем, что нежные прикосновения могут находить в теле такой мощный отклик. Он считал, что так бывает во время секса; не когда касаешься чужого лба, чтобы отвести волосы… когда перебираешь пальцами пряди… Не было никакого смысла в том, как кожа Сюэ Яна покрывалась мурашками, как наливались тяжестью веки, как голова теснее прижималась к бедрам Сяо Синчэня. … Нечестно! — Даочжан, — начал Сюэ Ян, скрываясь за старательно вышколенным голосом безымянной посредственности ‘Сяо Ю’, — ты всегда лохматишь мне волосы. Что они тебе сделали, а? Ты так мстишь им? Рядом потрескивал костер. Сяо Синчэнь прыснул: — Отнюдь. Напротив, мне нравятся твои волосы и нравится касаться их так. Что-то обжигающее и острое пронзило грудь Сюэ Яна; больно не было — было… странно. Он знал, что боль должна быть — сильное ощущение было сродни ожогу или удару ножом, но… оно было приятным. Жар — как жар желания обладать, но этот заполнял его грудь, опалял от низа живота до горла. Рвался прочь. Он притиснулся ближе к Сяо Синчэню и откинул голову, давая ему больший доступ к волосам. Содрогался внутри, но улыбался снаружи. Сам не свой. — Как скажешь, даочжан. Сюэ Ян не понимал, что с ним происходит. Он осознавал, что его план — беглая мысль о правильности и увлекательности разрушения Сяо Синчэня как личности — отклонился от сценария. Что-то изменилось. Он не знал, что именно. Но был достаточно неглуп, чтобы догадаться, когда — когда он впервые сосал член Сяо Синчэня. Уже много времени назад. Тогда раздумьям он предпочел дело — это казалось естественным. Он получал от Сяо Синчэня конфеты, которые любил, но ничем не мог ему отплатить. Он ненавидел быть обязанным людям, не выносил этого. Будучи свободным от долгов, Сюэ Ян мог жить как ему хотелось: в заботах об одном лишь себе, без сожалений; мог убивать кого хотел, совершенствоваться собственным путем. Не радеть ни о ком, кроме Сюэ Чэнмэя. И вот — громом среди ясного неба — Сяо Синчэнь без всякой на то причины таскает ему конфеты. Это означало, что счет остался за даосом; это было недопустимо. Выход был один — уравнять его. Не зная, что можно сделать для Сяо Синчэня, чтобы расплатиться за конфеты, он решил, что парень оценит минет. Разве это не то, что нравится всем? Не имеет значения сколь он благочестив и силен, в конечном итоге его член — это просто член. Всем нравится, когда у них берут в рот, и от этого никуда не деться. В ту ночь Сюэ Ян узнал, что у Сяо Синчэня, как и у любого мужчины, был член. Он не продержался долго, но Сюэ Яна это не волновало — на самом деле, для него так было даже лучше. Он не собирался подстраиваться под него или спать с ним; они были в расчете. В любом случае «расплата» для ушей Сюэ Яна звучала куда лучше, чем «секс»: его мыслей никогда не оставляли планы мести людям, которых он ненавидел. Сун Лань и весь его любимый Байсюэ — и Сяо Синчэнь. Всегда Сяо Синчэнь. Герой заклинательского мира, подопечный саньжэнь Баошань, он заплатит Сюэ Яну за то, что, поймав, выставил его слабаком. И за свое спасение он отблагодарит его — мечом в живот, его вырванным языком в руке. Он сам выдрал свои глаза, но язык, черт возьми, достанется Сюэ Яну. Это уж точно. Спасение его жизни — не более, думал Сюэ Ян, чем тщеславная блажь Сяо Синчэня, этого недостижимого самодура. … Конфета была другим. Конфета открывала счет, нуждающийся в нивелировании. На вкус сперма Сяо Синчэня была родниковой водой, ароматным супом. Неплохой, на самом деле, вкус; Сюэ Ян не жаловался. Несомненно, она не была худшей, что ему доводилось испробовать по собственному выбору, исключая ту, что позволила ему выжить в детстве, бывшую на вкус страхом и ненавистью, иногда — горячей пищей впоследствии. Вкус Сяо Синчэня был чистой водой с горных вершин. Примерно так ведь оно и было, наверное. Кто мог знать, чем эти даосские отшельники питались там, на горе, так что… Конечно сперма Сяо Синчэня ощущалась иначе. В этом был смысл. Для Сюэ Яна жизнь была связана исключительно с вкусом. Вслед за этим Сяо Синчэнь стал вести себя с ним по-другому; едва уловимо, но не заметить это было невозможно. Нервничал, когда Сюэ Ян оказывался слишком близко. Судорожно вздыхал, когда они случайно соприкасались. Терялся в пространстве — даже больше, чем обычно — что о чем-то да говорило. В чем все-таки было дело? Сюэ Ян понимал, что это было связано с минетом, но. Все равно. Что так сильно тревожило Сяо Синчэня? Он кончил, в чем проблема? Почему он выглядел так, будто украл нечто ценное и теперь отчаянно пытается это скрыть? С любопытством наблюдая за даосом несколько дней, Сюэ Ян ждал чего-то. И тогда Сяо Синчэнь принес ему еще сладостей — целую порцию карамельных яблок. Восхитительных! Таких вкусных! Сюэ Ян ни разу в жизни не получал такого приятного подарка. Он решил сделать для Сяо Синчэня что-то эквивалентное карамельным яблокам: принимать его глубоко, к примеру, или, отсасывая, массировать его сладкое место. Отлично. Сюэ Ян разберется с этим. Но той ночью… Сяо Синчэнь остановил его. — Тебе не нужно делать это, чтобы отплатить мне, — сказал он. — Если ты любишь сладости, то… просто возьми их. Это все. Это. Это. Сюэ Ян застыл, пораженный. Как?.. Что Сяо Синчэнь имел в виду?.. Что это за бред. Сюэ Ян потратил несколько месяцев, пытаясь в этом разобраться. Он проводил много времени в одиночестве, с наступлением темноты выходя посидеть под луной. Луна всегда помогала ему думать, глубокая ночь была его любимым временем. Сидя во тьме, он размышлял, вертя в руках Стигийскую Тигриную печать, чувствуя гул темной энергии, пробудившейся в ночи, кончиками пальцев. Мысль об абсолютной власти, какая была у Старейшины Илина, подобно мантре умиротворяла замутненное сознание Сюэ Яна. Он понятия не имел, что за игру вел Сяо Синчэнь, кормя его конфетами, но отказываясь принимать плату. Разве он не затем продолжал одаривать его сладостями, чтобы он отсасывал ему и дальше? Это было логично! Так поступали все люди, от даосских эстетов до императоров и уличной шпаны, как мужчины, так и женщины — были добры к тебе только потому, что им было что-то нужно. Это было фундаментальным правилом мира. Желания Сюэ Яна были простыми: разрывать на части ненавидимое, чувствовать растущую благодаря Печати силу, сидеть на троне из трупов врагов и ковыряться в зубах их костями. Понятными. … Чего хотел Сяо Синчэнь? Сюэ Ян смотрел пристально на Стигийскую Тигриную печать и искал ответ. Чего даос от него хочет? Но для начала — почему он его спас? Куда подевалось его тщеславие — он, кажется, и думать забыл о том, чтобы кичиться праведностью своих свершений. Продолжал совершенствоваться, даже потеряв зрение… его мастерство владения мечом отчего-то было даже лучше, чем прежде… Конфеты; пара штук на его подушке почти каждое утро. Как будто это было в порядке вещей. Как будто они были семьей, и Сяо Синчэнь считал это обыденностью. Сюэ Ян поглощал конфеты с жадностью голодающего, наслаждаясь их сладостью и восхитительным вкусом доброты Сяо Синчэня, слишком приятным, чтобы не вызвать привыкание. Сюэ Ян был жаден до этих конфет из теплых щедрых рук Сяо Синчэня; достающиеся ему даром, эти угощения были лучшими в мире. Лучшим из всего, что было у него в прошлом. Доброта Сяо Синчэня опьяняла; вкусив ее единожды, Сюэ Ян захотел большего. Он обнаружил, что изо всех сил старается делать что-то для Сяо Синчэня, просто чтобы видеть его улыбку. Улыбку, от которой руки Сюэ Яна дрожали, а живот болел словно от голода или волнения. Привыкнув к этой улыбке, Сюэ Ян хотел видеть ее все время. Конечно Сяо Синчэнь был красив. Это было неоспоримой правдой. С этим согласился бы любой. Даже теперь, когда половину его лица закрывали бинты, скрывающие два провала вместо его чудесных умных глаз, Сяо Синчэнь с легкостью оставался самым привлекательным мужчиной на тысячи ли вокруг. Сяо Синчэнь готовил для него. С ласковой улыбкой протягивал ему исходящую паром плошку тушеного мяса: — Вот, друг мой. Наслаждайся ужином. Сяо Синчэнь брал его на ночную охоту. Не зная, что Сюэ Ян и сам заклинатель, он особенно пекся об его безопасности: — Держись позади меня, не выбегай вперед, — и прикрывал Сюэ Яна рукой, защищая. Было забавно, да, что Сяо Синчэнь так добр к человеку, разрушившему его жизнь (и особенно уморительным было его неведение. Его злейший враг отсосал ему, а он об этом даже и не догадывался!). Но также это было… Это было… Сюэ Ян продолжал наблюдать за Сяо Синчэнем. Зная, что из-за слепоты Сяо Синчэнь не сможет уличить его, Сюэ Ян смотрел: как он плетет корзины, стирает одежду, чистит меч, режет овощи. Все смотрел и смотрел на Сяо Синчэня, завороженный множеством мелочей: как он держит нож, как склоняется к котелку с тушеным мясом проверить, не кипит ли оно. Изучив каждое движение Сяо Синчэня, он осознал… что хочет познать его изнутри и снаружи. Он хотел его трахнуть. Едва поняв это, Сюэ Ян словно бы оказался в огне. Как только он признал, что действительно хочет трахнуть этого безупречного даоса, часть Сюэ Яна была уже уничтожена. Это было правдой. Трахаться с ним не было частью плана. Не было, черт возьми, никакого плана! Один хаос! И как только они на самом деле начали трахаться… Сюэ Ян пропал. Чертов Сяо Синчэнь, с ним он чувствовал себя как если бы погрузился с головой в бездонный океан, наполненный всеми вообразимыми удовольствиями, бескрайний и совершенный; Сюэ Ян никогда больше не хотел покидать его. Сяо Синчэнь был девственен, понял Сюэ Ян, и это еще больше завело его. Первым, кто касался Сяо Синчэня, был Сюэ Ян. Никто другой. Он обожал это. Будучи внутри Сяо Синчэня по самые яйца и помня, что эта его часть никогда не принадлежала никому другому, он кончал. Чувствовать руки Сяо Синчэня на своем лице и теле, слышать, как он кричит: «Да! Да! О, пожалуйста, да, так хорошо! Не останавливайся! Мне нравится!» — было для него слишком. Сюэ Ян, занимавшийся сексом с самыми разными людьми и по самым разным причинам — никогда не испытывал ничего подобного. Он трахал Сяо Синчэня до тех пор, пока ни один из них не мог подняться. До тех пор, пока его колени не ослабевали — и тогда он затаскивал Сяо Синчэня на себя, поднимал и опускал на свой член, учил скакать на нем. Наблюдая, как его член исчезает внутри Сяо Синчэня, он желал почувствовать его вкус в эту секунду — пережить этот момент всеми возможными способами. Сходя с ума от наслаждения, истекая потом и сыпя проклятиями, он забывал изменять свой голос — так чертовки хорошо это было, и так невозможно было держать себя в руках… Он был зачарован лицом Сяо Синчэня, его улыбкой — он улыбался, пока Сюэ Ян трахал его. Он выглядел довольным. Лица большинства людей во время секса выражали боль или неловкость, но не лицо Сяо Синчэня. К какому бы унизительному положению не принуждал его Сюэ Ян, Сяо Синчэнь улыбался, словно наслаждаясь каждым мигом. Это приводило Сюэ Яна в исступление. Он не мог насытиться Сяо Синчэнем. Они занимались сексом почти каждую ночь, а иногда и чаще. Будучи не в силах сдерживать себя дольше, Сюэ Ян тащил Сяо Синчэня в лес и трахал его там: на траве, у ручья, прижав к дереву — где придется. Сюэ Ян не мог ясно мыслить, пока его член не был в Сяо Синчэне; соединяясь наконец с ним, он чувствовал, что может дышать. Прежде чем Сюэ Ян понял это, весь его мир изменился; в одночасье он уже не мог представить жизнь без Сяо Синчэня. Это… беспокоило. Нет ничего губительнее зависимости от кого-то — люди непредсказуемы! В конце концов они всегда тебя подводят; или умирают; или оказываются грубыми и глупыми; или… оказываются хорошими. Сюэ Ян не был хорошим, ничего подобного, и всем это было известно! Если Сяо Синчэнь когда-нибудь узнает правду… Он никогда не узнает. Сюэ Ян не позволит ему уйти. Его план — убийство Сяо Синчэнем жителей города, являвшийся способом отомстить даосу — оказался эффективным. Поэтому он отказался от него. (Те, что взбесили его, были исключением. Не раздувай пламя, если не хочешь пожара. Они получили по заслугам.) Но затем Сяо Синчэнь заговорил о желании покинуть город. Невозможно! Сюэ Яну он нужен был здесь. Поэтому, пользуясь привычными методами и делая горожан неразличимыми для Шуанхуа, он обеспечивал Сяо Синчэня марионетками, требующими уничтожения. Подогревал его угасающий к городу И интерес. Удерживал его здесь. Удерживал его. Сюэ Ян изменил свое мнение: Сяо Синчэнь обладал невероятной силой, но — иной, о коей, по-видимому, и сам не подозревал. Сяо Синчэнь мог заниматься с Сюэ Яном… чем-то. Не только сексом — но да, сексом тоже. Сяо Синчэнь мог… Сяо Синчэнь… Купал его в горячем источнике так осторожно и сосредоточенно, как мог бы купать главу своего клана; как будто волосы Сюэ Яна были священной реликвией. Так, словно это нравилось ему. И он подчеркивал, насколько сильно. Он говорил: «я люблю твои волосы». Став зависимым от сладости неизбирательной доброты Сяо Синчэня, отчасти он боялся ее, сосредоточенной на нем одном. Когда, повернувшись к нему, Сяо Синчэнь наклонился и прошептал: «ты разделишь со мной ложе этой ночью, друг мой?». Когда, после секса, Сяо Синчэнь поцеловал его в лоб и произнес: «спасибо, это потрясающе». Когда Сяо Синчэнь водил его к горячему источнику. Когда Сяо Синчэнь занимался его волосами. Когда Сяо Синчэнь обнял его, сказав: «давай ложиться, ты, должно быть, устал», и они заснули. И всю ночь он провел в объятиях Сяо Синчэня. Эта доброта… оказалась для Сюэ Яна чем-то слишком личным; столкнувшись с ней, он не знал, как следует поступить. Став в конце концов очень тихим, он просто следовал всему, что говорил Сяо Синчэнь, боясь, что собственные громкие слова все испортят; разрушал то, что есть у него сейчас. Насколько хрупка доброта? Никогда не знавший ее прежде, Сюэ Ян на всякий случай решил быть осторожным. Тем не менее он не забывал, что эта доброта предназначалась не ему: Сяо Синчэнь думал, что все, что он делает — он делает с и для кого-то другого. Это… естественно было хорошо. Ни за что Сяо Синчэнь не стал бы делать ничего из этого, узнай он, кто на самом деле его «друг»! Пойми он, что это Сюэ Ян — наверняка тут же бы выкинул что-то дикое: попытался бы снова лишить себя глаз; или пустил бы себе кишки; или перерезал горло. Что-нибудь вроде этого. Представлять это должно было быть весело, но… Вообще-то… Сюэ Ян не позволял себе обдумывать это слишком долго, а зачастую и не имел на это времени. Сяо Синчэнь, всегда придумывающий им новые совместные занятия, обучал его чтению иероглифов кроме тех, что уже были известны Сюэ Яну. Он не был безграмотным — умел читать талисманы, но за их пределами язык не был его сильной стороной. Однажды узнав об этом, Сяо Синчэнь стал чертить для него иероглифы на земле. Не в открытую — так, чтобы сохранить гордость Сюэ Яна; как если бы рисование на земле было чем-то, чем любой занялся бы без какой-либо причины. Сюэ Ян ценил это, быстро учился и вскоре мог прочесть практически целую книгу. Научившись, он читал Сяо Синчэню и А-Цин… Он был слишком занят, чтобы думать о всяких «если», ему это было не нужно. То, в чем он действительно нуждался — его член в заднице Сяо Синчэня, желательно как можно чаще. Несмотря на это, сомнения Сюэ Яна не оставляли его ни на миг; его опасения; чувства, которых он не понимал; нечто, ни разу не облеченное им в слова, чему было страшно дать название. Назови он это — и ему пришлось бы жить с этой правдой дальше. Разве могла бы тогда его жизнь быть такой, какую он желал? И кроме того: какой виделась ему эта жизнь прямо сейчас? Он не допускал подобных мыслей. Все, что он мог — подавить свои инстинкты (чего он сам из прошлого не одобрил бы); спрятать свои мысли подобно Цзянцзаю в рукав цянькунь и забыть о них. Позволить доброте Сяо Синчэня — теплому молоку и меду — омывать его. Сидеть в горячем источнике, закрыв глаза, было просто. Источник был чистым: сера держала окружающую его растительность под контролем, посему не было нужды во вмешательстве человека — источник заботился о себе сам. Горячая полная минералов вода очищала тело от любой грязи и нечистот. Обновляла его, заменяя омертвелую кожу новой, уязвимо-розовой, не узнавшей еще жестокости мира — ничего не знавшей кроме этой избавительной воды. Этот уникальный опыт подарил Сюэ Яну его даочжан. Ему не доводилось бывать в общественных купальнях — ни в юности, ни даже будучи взрослым. Когда это было необходимо, он мылся в ручье, вода в котором не была такой уж чистой и освежающей — в основном холодной, что было далеко не приятно. Проведя грязным все детство, Сюэ Ян, в общем-то, привык к этому; настолько, что настоящий цвет своей кожи он узнал, став подростком-совершенствующимся. Прежде, из-за жизни на улице он постоянно был покрыт слоем грязи. Умирая от голода холодными месяцами, он обнаружил полезную хитрость: находить укрытие в корзинах для мусора. В лежачем положении они идеально подходили для ребенка и, хотя и не были изолированными, исправно защищали от непогоды, не давая ветру и снегу добраться до него. И бонус: бесплатная еда — полусгнившие холодные объедки с чужих столов. Эти мусорные корзины поддерживали жизнь маленького Сюэ Яна. Спустя время быть грязным стало для него настолько естественно, что он забыл, каково это — быть чистым. Даже став старше, он не ведал подлинной чистоты горячего источника, пока Сяо Синчэнь не утянул его сюда. Закончив очищать лицо Сюэ Яна, Сяо Синчэнь достал откуда-то маленький мешочек. Сюэ Ян принюхался — сильно пахло лавандой; от запаха меж бровей скопилось напряжение. Помимо лаванды чувствовалась сладость — скорее всего, бобы. Привычный ингредиент. — Новое мыло? — спросил он, когда Сяо Синчэнь вылил липкую жидкость на полотенце. — Да, — он провел тканью по плечам Сюэ Яна, — тебе нравится запах? Наполняющее тело Сюэ Яна тепло мешало ему думать; лаванда тоже не помогала. Он уже не чуял ничего, кроме ошеломляющего цветочного аромата, успокаивающего и такого интенсивного, что он ощущал его вкус, сладкий, как летний десерт. Казалось, он почти может слышать этот запах — он звучал бы неспешными переливами эрху, томными, тянущимися в бесконечность. До страшного знакомыми, хотя Сюэ Ян не знал никого, кто играл бы на эрху. — … Мм, — согласился он через некоторое время. От запаха клонило в сон. — Приятно. Кожу покалывало в тех местах, где ее касалось мыло, даруя первозданную чистоту. Он знал, к чему это приведет. Сюэ Ян коротко выдохнул. Сяо Синчэнь обтирал его грудь и спину; руки, до кончиков пальцев; подмышки, шею. Не пропускал ничего. Обыкновенно руки Сяо Синчэня на его теле возбудили бы Сюэ Яна, но вот так — в источнике — было что-то еще. Сюэ Ян ощущал себя мягким и беспомощным, словно его кожа — инструмент, а Сяо Синчэнь мастерски на нем играл. Конечности его двигались по воле Сяо Синчэня — а он, имевший полное право упиваться этой властью, по-прежнему деликатно мыл его! Словно Сюэ Ян ему названный брат или драгоценный член семьи. Сюэ Ян не был ни тем, ни другим и ни с кем другим никогда таким не был. Но теперь, под руками Сяо Синчэня он знал как это — быть для кого-то важным. Что-то крепко сжалось в горле Сюэ Яна — он не знал, что, но было больно и хотелось сбежать. Было слишком. Поэтому, как и всегда, когда они заходили чересчур далеко, он вывернулся из рук Сяо Синчэня: — Даочжан… тебе не нужно беспокоиться об этом, — он говорил, а его взгляд, опущенный на мутную поверхность воды, мрачнел. Он не хотел говорить это — не хотел, чтобы Сяо Синчэнь останавливался. Хотел, чтобы тот продолжал, но… это было слишком. — Я вымоюсь сам. Сяо Синчэнь, привыкший, что его прерывают оттого, что — и это было хорошо ему известно — его спутник был боящимся воды котом, улыбнулся, тут же остановившись. — Конечно. Вот, — он протянул ему полотенце. — Как скажешь. Сюэ Ян принял ткань и ничего не делал. Он не понимал, что с ним не так: ему бы наслаждаться возможностью позволить Сяо Синчэню вымыть его как императора; так его победа станет еще слаще, верно? Но почему-то, в конце концов… он всегда был напуган. Как Сяо Синчэнь, слепой и обманутый, мог заставить его чувствовать страх? Это было бессмысленно. Нелепо! И все же — это было правдой. — В таком случае, твои волосы? — поинтересовался Сяо Синчэнь, на самом деле не спрашивая, потому что это была часть их повседневной жизни. — Я могу заняться ими как обычно? Тихо вздохнув, Сюэ Ян вернулся на свое место перед даосом. — … Да. Сяо Синчэнь кивнул. Направив за плечи, он погрузил его в воду. —Откинься полностью, — велел он. Так волосы Сюэ Яна и сам он, за исключением лица, оказались полностью под водой. Широко раскрытыми глазами он наблюдал за каждым движением Сяо Синчэня. Опустившиеся в воду руки Сяо Синчэня промывали волосы Сюэ Яна, делили на пряди, разглаживали, уделяя внимание каждой и как будто каждому отдельному волосу. Огладив густые волны, он потянулся взять мыло. Глаза Сюэ Яна следили за лицом Сяо Синчэня как за разворачивающейся театральной постановкой, фиксируя каждое выражение на лице даоса, каждое движение бровей и губ. Сяо Синчэнь полностью сосредоточился на волосах Сюэ Яна — и Сюэ Ян так же был поглощен созерцанием Сяо Синчэня. Это было их хрупким, драгоценным потворством. Его обдавало потоками воздуха из носа и рта Сяо Синчэня, настолько близко друг к другу они находились. Ему нравился его запах, чистый, как и все в этом мужчине, безупречном, даже после всех потуг Сюэ Яна — прилагающего все усилия — осквернить его. Он был прекрасен. Совершеннее всего, что когда-либо видели глаза Сюэ Яна. От вида Сяо Синчэня возникшее ранее напряжение покинуло тело Сюэ Яна, истаив. Лицо Сяо Синчэня — спокойное, красивое, полное мягкой решимости — было для Сюэ Яна сродни успокаивающей колыбельной, позволяющей ему расслабиться. Пребывание рядом с Сяо Синчэнем обладало благотворным эффектом, особенно когда его лицо было так близко, не отягощенное никакими тайнами (за исключением тех, что хранились в его голове). Легкая улыбка тронула губы Сюэ Яна. Безмятежный, теперь он даже наслаждался сладостной близостью… чувствовал, как становится твердым под водой. И причиной этому был даос — после того, как он присвоил его восхитительное тело больше раз, чем мог сосчитать. Сяо Синчэнь вылил мыло на голову Сюэ Яна. Будто подвластные сами себе, его пальцы бесцеремонно сплелись на макушке, зарылись в волосы, массировали и поскабливали кожу, взбивали пену, втирались круговыми движениями в голову Сюэ Яна, рассыпая мурашки по его спине. Он вдруг стал восприимчивым ко всему: воде, прохладному воздуху, дыханию Сяо Синчэня. Этим пальцам… этим умелым цепким пальцам… Мысли его замедлились и застыли. Веки опустились. Мозг погрузился в сон, а тело пробудилось. Полностью возбужденный, он стиснул свои бедра под поверхностью воды; заливаемый жаром, дразнившим его воспоминаниями о теле Сяо Синчэня. Его тяжело стоящий член не желал ничего, кроме его знакомого тепла прямо сейчас. Сложно было остаться терпеливым, когда Сяо Синчэнь опрокинул таз воды ему на волосы, когда он достал второй шампунь — прозрачный и гелеобразный, по его словам, поддерживающий здоровье волос — и снова намылил Сюэ Яну голову. Убедившись, что гель пропитал пряди волос Сюэ Яна, он промыл их. Кожу головы покалывало. От пронизавшей тело легкой дрожи Сюэ Ян коротко дергался, не пытаясь больше этого скрыть: Сяо Синчэнь знал, что делал с ним — не было причины не позволять ему ощущать реакцию. По правде говоря, он искренне хотел дать понять Сяо Синчэню, как сильно он его хочет. Хотел, чтобы, столкнувшись с похотью Сюэ Яна, Сяо Синчэнь не нашелся с ответом. Хотел шокировать его, чтобы затем низвергнуть в пучину вожделения. Они были вместе множество раз, и он точно видел, как влияет на Сяо Синчэня. Это нравилось ему. Нравилось, как из-за него Сяо Синчэнь заливался румянцем желания. Нравилось доводить его до предела. Доставлять ему ошеломляющее удовольствие до его слез с мольбами о большем. Сюэ Ян облизал свои клычки. Он уже едва мог ждать. — Даочжан… — взвыл он, касаясь себя под водой. Поглаживая свой изнывающий член, он срывал вдохи сквозь тяжелое дыхание. — Я понимаю, не беспокойся. Я о тебе не забыл, — заверил его Сяо Синчэнь и поцеловал в макушку. Это выбило из него стон. Прилив желания от этого целомудренного поцелуя захлестнул Сюэ Яна; одной каплей чернил упал в озеро, окрасив все его воды. Он хотел, чтобы Сяо Синчэнь отдал ему все: свое тело, свои поцелуи, свое доверие, свою доброту. Ему нужно было все! — Иди сюда, — отступив назад, Сяо Синчэнь протянул руки, помогая Сюэ Яну выйти из воды. Как ни странно, Сюэ Ян в самом деле нуждался в помощи: от горячей воды мышцы не слушались, и было трудно двигаться после долгого сидения. Поддерживаемый руками Сяо Синчэня, Сюэ Ян, спотыкаясь, выбрался из источника, чтобы тут же оказаться укутанным в ожидающее его легкое одеяние. Одежда должна была отвлечь и согреть его, но куда сильнее грело манящее тело Сяо Синчэня, оказавшегося теперь позади него с гребнем с частыми зубьями. Это всегда занимало какое-то время; выдохнув сквозь стиснутые зубы, Сюэ Ян велел себе успокоиться. Сяо Синчэнь собирался заплести ему волосы и… говоря честно, эта часть тоже нравилась Сюэ Яну. Длинные тонкие руки, разделив его волосы, снова и снова проводили по ним гребнем, от макушки до кончиков. Сюэ Яна охватил озноб. Эти простые касания так заводили его. Мурлыча что-то себе под нос, Сяо Синчэнь расчесывал его волосы, пока те не улеглись гладкими и покорными. Это было приятно. Томясь в собственной страсти, он прикрыл глаза, весь обратившийся в восприятие Сяо Синчэня: убедившись, что прочесал все, тот заботливо смахивал волосы с шеи Сюэ Яна, напевая своим высоким мелодичным голосом. Погрузившись в ощущения, мягкий, как покрывающий его волосы бальзам, Сюэ Ян думал, каким образом Сяо Синчэнь заплетет его сегодня и никак тому не препятствовал. Утомленный и возбужденный, он откинулся назад, на ноги Сяо Синчэня. В этот раз это была коса. Разделив его волосы на три толстые пряди, Сяо Синчэнь, одну за другой, сплел их в спускающуюся по спине красивую косу; из-за большого объема на это ушло довольно много времени. Никто — и, уж конечно, не сам Сюэ Ян — никогда не тратил времени на плетение ему кос. Удивляясь тому, как долго это длилось, он наслаждался каждой секундой. Руки Сяо Синчэня в его волосах воплощали заботу, которой хотелось Сюэ Яну, внимание и доброту, от которых он стал зависим. Давно привыкнув к одержимости Сяо Синчэня его волосами, теперь они сам получал от этого удовольствие. — Вот, — объявил Сяо Синчэнь, закончив. — Готово. Тебе нравится? — он поднес к Сюэ Яну принесенное с собой маленькое зеркало, давая ему оценить результат. Удостоив собственное отражение примерно парой секунд внимания, он вернул его обратно к Сяо Синчэню, отодвинув зеркало. Голова его ликовала, а тело было обновленным, отдохнувшим и готовым. Полным энергии. С тех пор, как он покинул источник, его член ни на сколько не опал. Уместившись между ногами Сяо Синчэня, Сюэ Ян ожидаемо подтолкнул его лечь на спину. Эта позиция была привычной, как и такое окончание их совместной рутины. Сяо Синчэнь улыбался. Не сопротивляясь, он развел ноги, помогая Сюэ Яну стянуть с него штаны. Раздевание даоса было одним из любимейших занятий Сюэ Яна; делая это, он чувствовал, что нарушает какое-то правило, видит то, что не должен видеть никто из людей. Но Сюэ Ян обожал нарушать правила! Вещь за вещью, он избавил Сяо Синчэня от одежды, оставив обнаженным. Как сияющая в небе луна, он весь был бледным, с покрасневшими ушами, затвердевшими сосками и наполовину вставшим членом. — Даочжан… — Сюэ Ян всхлипнул Сяо Синчэню в шею. Он играл с его сосками, радуясь каждому его несдержанному вздоху. — Даочжан… можно? Хочу тебя трахнуть… Горячая вода и пьянящий лавандовый аромат лишили Сюэ Яна всего его красноречия. Единственным, что он мог предложить, был его твердый как камень член, вжимающийся в округлые ягодицы Сяо Синчэня, умоляющий о том чтобы быть внутри. Отыскав руками лицо Сюэ Яна, Сяо Синчэнь пригладил выпавшие из прически волосы. — Да, конечно можно. Ты уже достаточно ждешь. Пожалуйста, продолжай. Какого хрена даже в такие моменты Сяо Синчэнь оставался неизменно учтивым? Но Сюэ Ян ни секунды не оставил обдумыванию этого вопроса, слишком занятый тем, что пытался насухую вставить свой член в задницу Сяо Синчэня. Они уже достаточно привыкли к друг другу и это было не сложно, но отняло бы слишком много времени. Передумав, Сюэ Ян вылил немного геля на свой член. Он не хотел причинять боль своему даочжану, как и ждать столько, сколько потребуется чтобы сделать это без смазки. Едва успев хорошо себя смазать, он вошел. Соединившись, оба застонали. Глаза Сюэ Яна закатились. Он никогда не сможет привыкнуть к тому, какой Сяо Синчэнь обжигающе-горячий внутри, нежный, тесный — не похожий ни на один прошлый опыт Сюэ Яна. Его даочжан. Во время секса он в прямом смысле был внутри человека, полностью завладевшего его жизнью (признавал он это или нет). Двигаться в нем, чувствуя его органы, кости и кожу — и было самым восхитительным из всех существующих в мире удовольствий. — Даочжан, даочжан… — выстанывал Сюэ Ян на одном дыхании, стремительно овладевая лежащим под ним мужчиной. Его драгоценным сокровищем. Его даром. Его… человеком. Сяо Синчэнь был его человеком, единственным в мире отыскавшем в нем что-то стоящее. Находящим время вымыть ему голову, чтобы он хорошо выглядел. Бесконечно терпеливо обучающим его чтению. Разделяющим с ним ложе всегда, когда бы Сюэ Ян ни попросил. Удерживающим лицо Сюэ Яна в руках, пока тот брал его, большими пальцами пытающегося считать его эмоции с уголков глаз. Этими руками… Этот мужчина и эти руки!.. Повернув Сяо Синчэня на бок, он устроил его ногу на своем плече, входя в него глубже под другим углом, и Сяо Синчэнь запрокинул голову, крича от наслаждения. В ответ на каждый толчок его бедра сотрясались, а покрасневший длинный член, исходящий смазкой от бьющего через край возбуждения, одиноко шлепался об его живот. Невероятно непристойно. Сюэ Ян не мог этим насытиться. Склонившись к груди Сяо Синчэня, он оставлял укусы повсюду, куда мог дотянуться, за что был вознагражден пронзительным стоном и крепко сжавшимся вокруг его тела нутром. Сяо Синчэню нравились укусы — сам он наверняка не признался бы, но нельзя было отрицать доказательства. — Тебе хорошо? — невнятно пробормотал Сюэ Ян, еще не пришедший в себя после отмокания в источнике. Он небрежно вылизал Сяо Синчэня от груди через всю шею, до мочек ушей. — А-Ах! — Сяо Синчэнь под ним забился, пойманный в ловушку безжалостного удовольствия. — Д-да! Да! Покусывая мочку его уха, Сюэ Ян не прекращал движений бедрами, погружаясь в Сяо Синчэня сильнее, желая чтобы он кончил так. Кончил только от Сюэ Яна внутри так глубоко, как это возможно. Его хотелось свести с ума. Его внимание привлекли вишнево-красные губы Сяо Синчэня — зрелище необычайно заманчивое. Сюэ Ян не был поклонником поцелуев и во время секса предпочитал обходиться без них. Секс — это одно, но целоваться значит касаться чьих-то губ; кто мог знать, где были эти губы… какая ложь, какие жестокие приказы или гнусности с них срывались. Какую мерзость они ели, а какую принимали в рот подобно животным… Сюэ Яну были отвратительны рты большинства людей. Куда больше ему нравились люди без языков, что были не в состоянии нести еще больше бессмысленной грязи. Лжи. Или правды. Но, с другой стороны, рот Сяо Синчэня… На вид эти губы были такими сладкими. Как маринованные в нектаре засахаренные вишни, они искушали Сюэ Яна. Конечно, прежде они уже целовались. Изредка, но тем не менее. Сюэ Ян знал вкус этих губ. Он был в Сяо Синчэне так глубоко, что мог чувствовать свои ударяющиеся об его упругую задницу яйца. Так глубоко, что Сюэ Яна больше ничего не сдерживало. Наклонившись, он поцеловал его прямо в губы. Не ожидавший этого — знавший, что Сюэ Ян не целуется, занимаясь сексом — Сяо Синчэнь изумленно ахнул в поцелуй, невольно открывая для Сюэ Яна рот, и тот этим воспользовался. Да, да!.. Так сладко! Рот Сяо Синчэня был лакомством. Его слюна — сироп из личи, его язык — яблоко в карамели. Очень, очень горячо. И так хорошо. Сюэ Ян целовал его грязно — так, что слюна проливалась мимо их ртов. Целовал его страстно — так, что оба они не могли потом вдохнуть. Сяо Синчэнь в его руках задрожал, и он знал, что тот вот-вот кончит. Ощерившись дорвавшимся до сметаны котом, Сюэ Ян ущипнул его топорщащийся сосок, одновременно с этим прикусывая его нижнюю губу так чтобы она опухла. — О!.. Вот так. Именно так. Раскрыв рот и напрягшись всем телом, Сяо Синчэнь обильно кончал, выплескиваясь на их тела, на собственный так и оставшийся без прикосновений член. Кончал так долго, как будто не делал этого только вчера. Но для Сяо Синчэня это было нормально; Сюэ Ян предполагал, что тот обладает большой мужской силой. Жаль, что ни одна женщина никогда не сможет этого испытать. Нет, нет, нет. Все это было только для Сюэ Яна. Ни для кого больше! Эта мысль — и спазмы вокруг члена — подпитали возбуждение Сюэ Яна. Без всякой жалости он толкнулся в Сяо Синчэня, оттягивая приближающийся оргазм до последнего момента. — Мой, — прорычал он — алчный зверь, безумный в своем желании видеть под собой отраду своих глаз. — Мой… мой… даочжан… мой! Теперь он не продержался бы и секунды. Он кончил внутрь своего даочжана, отдавая ему все, так сильно, что часть спермы просочилась наружу, усиливая творящийся между ними бесстыдный беспорядок. Теперь им снова необходим был источник. Сюэ Ян без сил рухнул на Сяо Синчэня. Приходя в себя, он отмечал, как кружится голова, чувствовал удовлетворение от того, что Сяо Синчэнь кончил первым и только от его члена. Таким, решил Сюэ Ян, был идеальный способ его трахнуть, и мысли как-либо менять это в будущем не возникало. Спустившийся со своих собственных небес, Сяо Синчэнь прошептал: — Да… да, я… я твой… Словно пущенная с небес стрела пронзила сердце Сюэ Яна. Его глаза дико вспыхнули. Да?! Сяо Синчэнь признал это? Не оттого, что просто заботился о нем, а потому что принадлежал ему — так же, как и Сюэ Ян уже принадлежал Сяо Синчэню? Ни разу не упомянутая никем из них принадлежность, с каждым днем разгорающаяся яростнее и ярче? Могло ли это быть правдой? Сяо Синчэнь принимал его как Сюэ Яна? Того, кем он… — Я твой. Я твой… Сяо Ю. Миг — и небеса над головой Сюэ Яна, и небеса в его голове заволокла тьма. Его улыбка растаяла, и он зажмурился от стыда и отвращения. Нет, Сяо Синчэнь не любил его. Он любил своего «друга». Человека, которого не существовало. Того, кого Сюэ Ян создал в самом начале. Того, кем ему нужно было быть, чтобы Сяо Синчэнь оставался с ним. Едва ли это должно было его удивить. И все же. Разбитый, Сюэ Ян вышел из Сяо Синчэня и вернулся в источник. Окунувшись в воду с головой, он досчитал до пяти и вынырнул. Теперь он был уверен, что готов видеть этого человека. — Ладно, даочжан, — нарочито небрежно начал он, протягивая руки, чтобы утянуть его в воду, — давай приведем тебя в порядок, затем вернемся и будем завтракать. А-Цин скоро проснется, и мы оба знаем, что этот ребенок с бездонной ямой вместо желудка будет голоден. Посмеиваясь, Сяо Синчэнь опустился в воду рядом с ним. — Да, ты прав. Нам нужно поторопиться. Он не заметил смятения внутри Сюэ Яна. Хорошо. Пусть не замечает. Потому что узнай он о реальном положении вещей — и умирать Сюэ Яну пришлось бы, вероятно, прямо здесь. Ничто из этого не было настоящим, повторял про себя Сюэ Ян, наблюдая, как моется Сяо Синчэнь. Повторял, скользя рукой по его красивой заднице и помогая с омовением. Все это не было настоящим. Повторял, пока они одевали друг друга конечность за конечностью, одеяние за одеянием. Все, до последней мелочи. Повторял, когда Сяо Синчэнь поцеловал его в щеку, прежде чем они пошли обратно. Сюэ Ян погладил заплетенную Сяо Синчэнем косу, каким-то чудом нисколько не растрепавшуюся. Ничто из этого не было настоящим.