«И ежели я ночью Отыскивал звезду на потолке, Она, согласно правилам сгоранья, Сбегала на подушку по щеке Быстрей, чем я загадывал желанье». — Иосиф Бродский
В последний месяц весны погода в Париже была скверной. Сначала зелёные поля одолела засуха, потом начались проливные дожди, и пригородные дороги превратились в месиво. Для французской армии, брошенной к границам, погодные условия становились ещё одним испытанием, а редевшие батальоны угрюмо говорили: «Хорошо, что хоть воюем летом». Но война для Франции окончилась быстро, и парижане двинулись в пригород или глухие деревни. Семья Буаселье, состоявшая из Дениз и её бабушки Алор, была вынуждена остаться в Париже. Ближайших родственников в деревнях они не имели, все комнаты и дома уже были сданы бегущим горожанам, да и Алор неважно себя чувствовала. Дениз рассматривала затянутое тучами небо. Непроглядным оно было с первого дня лета, когда новость о вошедших во Францию немецких войсках прозвучала во всех тревожных звонках родственников, друзей и в печальных заголовках газет. До третьего июня Дениз не понимала, что её может ждать, что их всех ждёт, но когда послышался рёв сирен, раздались взрывы и посыпались стёкла окон домов, она наконец осознала: теперь небо всегда будет тёмным и дождливым. Она только окончила школу, когда французская армия отправилась защищать границы. Мечтая поступить в театральный, Дениз готовилась к вступительным экзаменам, преподаватель по литературе прочил ей успешное будущее на сцене. Но ярких софитов и оваций восторженной публики она так и не увидела. Острый, как заточенный нож, немецкий язык слышался из-за каждого угла. Улицы опустели, вместо разбитых окон некоторые вставили листы фанеры, а на дверях повесили замки. Повсюду всё чаще мелькали чёрные платки скорбящих женщин, вдовы выстраивались в чахлые очереди, а рядом с ними на кривых ножках-спичках шатались мертвецки-спокойные дети. Вместо учёбы в театральном Дениз устроилась в небольшой книжный магазин неподалёку от дома. Владельцы решили не оставлять на произвол судьбы книги, к тому же, они слишком дорожили семейным гнездом, которое удачно располагалось прямо над лавкой. К ним часто захаживали прибывшие немцы: выбритые молодые люди рассматривали книги, но ничего не покупали – их французский зачастую был неважным. Дениз продавала им карты Парижа и пригородов, но чаще открытки. Их они отправляли на родину. Работа была непыльной, удавалось почитать, потому что посетителей становилось всё меньше. Но мечта о сцене по-прежнему с болью отдавалась в груди. Театры закрыли, артисты были распущены, и никто не знал на сколько. Париж погрузился в тоску и тишину. Дениз познакомилась с Бернхардом Нойманном ровно в восемь часов вечера, когда возвращалась за забытыми ключами в магазин. Она застегнула деревянные пуговицы короткого пиджака, прикрываясь от холодного ветра – лето заканчивалось. Дениз шла быстро, практически не разбирая дороги, в полутьме по памяти пробираясь вперёд. До комендантского часа оставалось всего ничего. Неподалёку были слышны пьяные возгласы, стук солдатских сапог и ругань. Дениз вцепилась в набитую книгами сумку и ускорилась. Раздался вскрик: — Эй, мадам! Не хотите ли провести время в приятной компании? — смеялся пьяный немец. Из-за яркого света фонаря она видела только очертания троих солдат, у двоих из которых висело на плече оружие. Дениз замерла, ощутив, как к горлу подступил ком. Она не сразу поняла, как попятилась на ватных ногах и как чей-то голос закричал: — Stehenbleiben! Раздался раскатистый смех. Буаселье остановилась. Её дыхание участилось от страха, холодные ладони вспотели, и Дениз машинально обтёрла их о штаны. Солдаты это заметили и рассмеялись снова. Один закурил и махнул рукой, подзывая Дениз к себе, будто официантку в баре. Но Дениз стояла на месте. — Именно это я и говорил вашим солдатам. Подойди, chérie. Видишь этих двух джентльменов? — он указал на патрульных. — Им нужно проверить тебя, вдруг ты замышляешь что-то недоброе. Буаселье, сглотнув и прикрыв на секунду глаза, повиновалась. Она расправила плечи, опустила руки по швам и неуверенно шагнула вперёд. Солдаты рассмеялись. Один из них протянул Дениз затёртую пачку. — Я не курю, спасибо, — ответила она тихо. Вблизи она рассмотрела третьего, совсем молодого. Дениз показалось, что он был её ровесником или ему только исполнилось восемнадцать. Другим было немного за двадцать, на лице второго патрульного красовался большой красный шрам, отчего Буаселье с усилием подавляла желание смотреть на него. — Как вас зовут, madame? — Я думаю, она mademoiselle, рядовой, — раздался четвёртый голос, и Дениз удивлённо взглянула вперёд. Солдаты выпрямились, сигарета была немедленно потушена. Один из них попытался представиться, но офицер махнул рукой, и тот смолк. Идеальный вид формы офицера, его широкие плечи и высокий рост заставили Дениз невольно вспомнить расклеенные по всему городу отвратительные плакаты. Только его короткие светлые волосы были растрёпаны из-за ветра. Он напоминал «рациональную машину», соответствуя всем внешним параметрам, и оттого казался воплощением зла, пришедшего в город. — Продолжайте. Надеюсь, я не сильно помешал, — он пожал плечами и вытянул два пальца. Патрульный схватился за карман, вытащил пачку и протянул сигарету. Офицер закурил, осмотрел Дениз, нахмурившись, и между бровями появился маленький треугольник заломов. Ей казалось, что она стояла перед ним голая, а он всё смотрел на неё. — Мы хотели проверить документы, господин штурмбаннфюрер, — отозвался молоденький патрульный. — И вы? — обратился к третьему, пьяному. — Нет, господин штурмбаннфюрер, я не могу в данный момент проверять документы, — он произнёс это отточенным солдатским голосом, смотря в пустоту. Штурмбаннфюрер затянулся, выпустил клубы дыма, по-прежнему не отводя взгляда от Дениз. Он был похож на приготовившегося к атаке хищника – пытался понять, с какой стороны лучше нападать, чтобы уж наверняка. Дениз сглотнула. Она не пыталась спрятать взгляд в носках ботинок, а упрямо смотрела на него в ответ. — Проверьте, рядовой, — наконец произнёс штурмбаннфюрер. — Но?.. — он повернулся к нему, и на бледном лице проступили красные пятна. — Проверьте, я вам разрешаю. Дениз опустила руку в карман, вытащила паспорт и протянула его пьяному рядовому, который, казалось, уже протрезвел и краснел с каждой секундой всё больше. Штурмбаннфюрер всё ещё курил, внимательно следя за каждым движением рядового. Молоденький патрульный стоял рядом, грудь его часто вздымалась от волнения, но выражение его лица было безучастным. Пьяный рядовой придирчиво осматривал паспорт Дениз, а она только нервно постукивала носком ботинка по земле. Он поднял стеклянные глаза и неуверенно посмотрел на штурмбаннфюрера. — Нет печати. — Я собиралась заняться ей завтра, сегодня в жандармерии была очередь, — её голос дрогнул. «Чёртова печать», — подумала она, вспоминая, как всех оставшихся в Париже, причисленных к трудоспособным гражданам, обязали встать на учёт и украсить свой паспорт чёрной печатью. Рядовой не отрывал глаз от офицера, а тот уставился на Дениз, ожидая, когда она начнёт умолять отпустить её и станет божиться, что оформит печать завтра же. Но она молчала, только карие глаза бегали от одного лица к другому. — Ваше имя? — спросил он. — Дениз. Дениз Буаселье, — ответила она, нервно сглотнув. Штурмбаннфюрер забрал у рядового паспорт, заглянул в него и протянул Дениз. Она оставалась на месте, пытаясь понять, что ей делать дальше. Пьяный рядовой всё это время пялился на старшего по званию и он резко выпрямил шею, когда тот шагнул к нему. — Девяти ещё нет, а от вас разит, как от свиньи. Я вам нянька? Почему я должен говорить, что пить до окончания комендантского часа запрещено? — взревел он. — К шести утра, рядовой, пуговицы должны быть пришиты. — Но, простите, господин штурмбаннфюрер, они на месте. Стоило рядовому закончить фразу, как все пуговицы его кителя покатились по мостовой. Штурмбаннфюрер нещадно оторвал каждую. Дениз только взглянула на блестящую фурнитуру, кружившуюся у носка её ботинка. Она, надеясь, что этого никто не увидит, пнула пуговицу. — Дениз, куда вы идёте сейчас? — штурмбаннфюрер посмотрел на наручные часы. — Я забыла ключи на работе. — Отлично, я как раз хотел прогуляться. Можете продолжать, рядовой, приятного отдыха, — он вальяжно хлопнул солдата по плечу и прошёл вперёд, подзывая Дениз к себе. Дениз непонимающим взглядом уставилась на офицера, который вполне спокойно прошёл вперёд, ожидая, когда она пойдёт за ним. Сделав пару неуверенных шагов, Дениз обернулась к патрульным. Они так же стояли, опустив руки по швам. Она последовала за штурмбаннфюрером. — Меня зовут Бернхард Нойманн, — сказал он вдруг. Её совершенно не интересовало его имя, более того, она не желала его знать. Дениз кивнула. Нойманн вёл себя спокойно: пригладил растрепавшиеся волосы, оправил китель и продолжил курить, осматриваясь по сторонам. Он практически не смотрел на Дениз, а она уткнулась взглядом в землю. Прохожие, завидев их, удивлённо таращились. Дениз, кажется, зацепила пару оскорбительных фраз, сказанных шёпотом. Её спутник это проигнорировал. — Зачем вы пошли со мной? — она искоса посмотрела на него. — Я же сказал, что хотел прогуляться. Вечерний Париж мне нравится, улицы кажутся просторнее. Оставшийся путь они преодолели молча, иногда поглядывая друг на друга. За это время вечер стал ещё темнее, а улицы безлюдней. Вдалеке послышался немецкий шёпот и стук сапог. В окнах погас свет, двери и ставни плотно закрылись. Дениз показалось, что в округе остались лишь они одни, и она не знала: бояться или нет. Нойманн прошёл за ней в магазин, огляделся и взял с полки книгу — «Мемориал Святой Елены». Подошёл ближе к окну и принялся внимательно изучать страницы. Дениз достала ключи из ящика и подошла к Нойманну. Она посмотрела на него, несмело подняв глаза. В полутьме он показался ей привлекательным. — В последнее время я стал мало читать, так что мне стоит что-нибудь у вас взять в другой раз, — он улыбнулся и вернул экземпляр на место. — Вы уже всё? Если так, то, думаю, стоит проводить вас до дома. Вы не против? — Вам разве можно отказать? — сорвалось у Дениз. Он прищурился. Буаселье от сковавшего всё тело страха не могла сдвинуться с места, лишь смотрела на Нойманна, пытаясь угадать, какое наказание её ждёт. Прошедшая минута показалась целым испытанием. Он неотрывно смотрел на Дениз, фокусируясь то на её грязной от подвальной магазинной пыли шее, то на поджатых губах, то на потерянном взгляде. Он прекрасно знал, что она боялась его. — Разве вам понравилось общаться с патрулём и пьяными солдатами? Дениз нечего было ответить. Они вышли из магазина. Нойманн стал наблюдать, как она навалилась на дверь, чтобы закрыть её. Он уже хотел было помочь, но «мадемуазель» справилась сама и буквально побежала вверх по улице. Тишина сопровождала их до самой квартиры. Они неспешно поднимались по лестнице, шаги эхом раздавались по всему пролёту. Перила изредка скрипели, свет от старой лампочки мигал, отбрасывая прыгающие тени на стены. Они остановились. Дениз обернулась и подошла к двери. Бернхард встал рядом, выжидая. — Благодарю вас, господин штурмбаннфюрер, за сопровождение. Поверьте, за этой дверью меня не караулят ваши пьяные солдаты, — тихо говорила Дениз, боясь привлечь внимание любопытных соседей. — Что ж, тогда доброй ночи, Дениз. Видимо, поняв намёк, Нойманн кивнул, развернулся, но когда дошёл до лестницы, остановился. Его голубые глаза в темноте блеснули. — В книге я оставил номер телефона. Вдруг вам всё же понадобится помощь. Он торопливо спустился и хлопнул дверью подъезда, а Дениз влетела в квартиру и закрылась на все замки.***
Последняя цифра телефона была смазана. По всей видимости, чернила не до конца просохли. Дениз с удивлением подумала: «Зачем он вообще таскает с собой номер штаба и адрес? Раздаёт услужливым французам?» Она смотрела на эту простую визитку вот уже третий день. Всё чего-то ждала и надеялась, что это что-то никогда не произойдёт. Дни пролетали быстро. В магазине, на радость, стало людно. Все покупали книги с хорошим концом, о смелости и непорочной любви. Дениз, улыбаясь, упаковывала их в белый бумажный пакет, но лентой не перевязывала – поставки теперь стали перебойными. Работы было много в первые три дня, а на четвёртый пошло на спад – выходные закончились. На пятый день пальцы снова перебирали уже слегка помятую бумагу. На шестой день визитка оказалась в кармане. А потом опять пришли покупатели. Так прошёл месяц. На улице холодало, дворники в штатном режиме убирали опавшую листву. В доме становилось тише. Соседские мальчишки уже не выносили мяч и теперь занимались уроками по наставлению родителей. Многие парижане, наглухо заперев замки, собирали необходимые вещи и отправлялись за город. Вдруг дверь, находящаяся напротив квартиры Дениз, скрипнула, и из-за неё показалась седая голова с неестественной завивкой. — О, мадам Роле! — радостно воскликнула Дениз, улыбаясь. — Доброго вам вечера! — Тут к тебе немец приходил часа два назад, — сухо и без приветствий начала мадам Роле, — просил передать, что зайдёт в это время завтра. Дверь закрылась, а сердце опустилось вниз. Дрожащими пальцами Дениз вынула ключи из скважины и побежала вниз по лестнице. Она не знала: для чего, зачем и куда. Ноги сами несли её, а отчаяние овладевало разумом. Повсюду, казалось, мелькали одни и те же лица с чуть приподнятыми уголками губ, светлыми глазами, а из приоткрытого рта отчётливо слышалось «Меня зовут Бернхард Нойманн». Теперь каждый прохожий казался им. «Нет-нет! Его здесь нет!» — раздался громкий крик в её голове. Дениз свернула и побежала вверх по улице. Залетев в первую телефонную будку, принялась рыскать по карманам. Пальцы с трудом набирали цифры. Гудки резали уши, голову и сердце. Она упёрлась лбом в стекло и ждала. По будке маленькими каплями бил дождь. — Бернхард Нойманн, — прозвучал острый, как края той самой визитки, голос в трубке. Дениз глубоко вдохнула запах перегара, оставшийся после предыдущего говорящего, и побоялась выдохнуть. — Говорите. Сжала кулаки до побеления. — Дениз? — с надеждой в голосе спросил он. — Зачем вы приходили? — на выдохе, наконец, произнесла она, крепко зажмурившись. — Чтобы увидеть вас. — Что вам от меня нужно? Вы за этим меня провожали? Чтобы мой адрес узнать и приходить, когда вздумается? — возмущённо воскликнула она. Он, помолчав, ответил: — Я просто хотел увидеть вас и ничего больше. Если вы злитесь, мне жаль. В конце концов, я думал, мы вполне неплохо побеседовали. — Побеседовали? Это вы шутите так? Спасибо, что не отдали меня на растерзание вашим же солдатам, но это единственное, что я могу вам сказать. Печать я поставила. Это я так, к слову, чтобы вам в голову не взбрело проверить её. Дениз повесила трубку и кулаком ударила по железному и коряво сделанному автомату. Она закрыла глаза, не слыша дождя и не чувствуя ничего, кроме нарастающей тревоги в груди.***
Стало совсем холодно. То ли потому что погода корила людей за войну, то ли пальто Дениз износилось. На новое тратиться не хотелось, денег и так было впритык, а здесь ещё все резко подняли цены, пытаясь получить с прибывших немцев как можно больше. Магазин открывался рано, а закрывался поздно. Владельцы уволили второго продавца и оставили только Дениз – дела, мягко говоря, шли не очень хорошо. «Было бы ужасно, если бы уволили и меня. Куда бы я пошла? Где теперь принимают на работу? Идти в ресторан?» — испуганно подумала Дениз, смотря на разложенные книги. Через две недели опасения подтвердились. Хозяин с жалобным видом выдавал расчёт. Дениз кивнула, взяла деньги и документы. Из магазина вышла наскоро и, не видя ничего, побрела по улице. Ноги продрогли, руки прятались в карманы, нос зарывался в тонкий шарф. Дениз без цели проходила мимо закрытых магазинов письменных принадлежностей, заглядывала в окна домов, видя, как муж с женой беззвучно ссорились, словно артисты немого кино. Проплывали велосипедисты, повозки, наперевес с оружием по углам разбредались солдаты немецкой армии, дети пугливо жались к матерям. Жизнь теперь казалась совершенно другой, перевёрнутой, и это вызывало в душе чувство тревоги и тошноты. Буаселье остановилась, внимательно смотря, как из чёрной машины выходил немец в парадном мундире. Его проводили ко входу, доброжелательно открыв стеклянную дверь с длинной ручкой. Двери, конечно же, вели в дорогой ресторан, где собирались только офицеры. — Пальто же нужно, — прошипела Дениз и поспешила внутрь. Внутри было тепло, накурено и пахло сладким парфюмом. Официантки, оправляя юбки, носились из одного угла в другой, угождая посетителям направо и налево. Мужчины-официанты улыбались, снисходительно кивали и старались как можно быстрее убираться от столиков. Заведение было больше похоже на улей, только трутни имели специфичный окрас. Дениз остановилась в проходе, дабы осмотреть убранство ресторана, обращая внимание на светлые стены, блестящие полы и высокие окна. — Вас кто-то ожидает? — неуверенно спросил maître d'hôtel, поправляя галстук-бабочку на отглаженной рубашке. Глаза мужчины забегали, видимо, он не ожидал увидеть такую, как Дениз, в их заведении, однако говорил уважительно, мало ли к кому пришла эта девчонка. Теперь порядки изменились. Посетители стали другими – имели при себе оружие и власть, куда большую, чем некогда остатки аристократии, оставленные за локомотивом жизни. — Мне нужна работа, — отстранённо ответила Дениз. — Требуются официантки или помощники на кухне? — Как раз уволилась официантка. Я отведу вас в директорию, — натянув улыбку, maître d'hôtel повёл её дальше и дальше от зала, оставляя за спиной шумную толпу. Вскоре перед ней показался пожилой мужчина. Его круглые маленькие очки постоянно сползали, он то и дело поправлял их указательным пальцем. Практически чёрные большие глаза уставились на гостью вопросительно, а после с долей умиления. Этот старик явно был настроен ответить положительно. Дениз уселась на мягкий стул, на спинке которого были искусно вырезаны цветы. Руки немного подрагивали от волнения, а спина натянулась струной. Внутренний голос с ужасом напомнил о неснятой шапке, которую она стянула в ту же секунду, чем рассмешила старика. — Могу ли я взглянуть на ваши документы? — спросил он на немецком. Она ответила согласием, чем заслужила одобрительный кивок. По всей видимости, персонал без знания немецкого здесь был бесполезен. Знала бы бабушка, когда с упреком стояла над внучкой, пока та заучивала слова и фразы, для чего ей однажды понадобится этот язык. — Мадемуазель Буаселье, я приму вас на испытательный срок в три недели. Работу начнёте с сегодняшнего дня, гости валом валят. Форму вам выдадут в соседнем помещении. Старик снова проговорил всё на немецком, благо Дениз понимала его. Поблагодарила и удалилась. Соседним помещением оказалась небольшая прачечная. У умывальника стояла женщина, вытиравшая пыль и прибиравшая мусор. Дениз получила форму и принялась переодеваться. Шкафчики персонала были тут же, за ширмой. Заняв последний, сложила в него все вещи и натянула рубашку с проклятой пуговицей посередине, из-за которой блузка постоянно топорщилась. К ней в придачу шла невозможно узкая юбка. На ногах остались её ботинки. Собрав волосы в высокий хвост, вышла и осмотрела себя в длинном узком зеркале. Это был новый и незнакомый образ для Дениз. Грудь выпирала, бёдра теперь выделялись, а худые ноги не были скрыты под мешковатой юбкой или брюками. Вздохнув, подошла к раковине, прокрутила кран с холодной водой и быстро умылась. Через пять минут всё вокруг закружилось. Отличительные знаки, цвет формы сменялся от нового серого до угольно-чёрного, улыбки были белыми, желтоватыми, скудными и широкими; сигары и сигареты, женщины в открытых платьях… Дениз выхватила темноволосая официантка и, отведя в дальний угол, стала объяснять: — Они все выпили и сидят давно, так что продержаться осталось час. Просто записывай и запоминай, что просят. Если будут спрашивать совета, открой меню и ткни пальцем во что угодно, а так, позови меня. Я Жаклин, а ты?.. — Дениз. — Удачи, Дениз. Буаселье постояла на месте с минуту, наблюдая за эффектной Жаклин, порхавшей по залу и принимавшей заказы, уносившей посуду, при этом улыбавшейся всем подряд. Глубоко вздохнув, Дениз схватила с барной стойки блокнот с карандашом и уверенно шагнула в гущу событий. — Первый стол справа у окна. Унеси посуду и предложи выпить ещё, — на ходу прошептала ей Жаклин и ушла в кухню. Невысокие каблуки Дениз не были слышны сквозь гам и гул. Она не слышала даже своих мыслей. Всё было сумбурно, слишком просто и странно. Веря в судьбу, молила её поменять свой ход в эту же секунду, однако рок не слушался и настойчиво вёл Дениз вперёд. «Почему именно этот ресторан? Почему меня так быстро приняли? Почему именно за этот столик?» — в панике подумала она прежде, чем подойти. Компания мужчин в форме сидела за круглым столом, весело смеясь и допивая виски. Один из них был особенно весел, так как через каждое слово задыхался в хохоте. Другой курил, сидя к подошедшей Дениз спиной. Все остальные слушали рассказ первого и через раз бросали шутки. — Guten Abend! — воскликнула Буаселье, натягивая улыбку. — Не желаете ли ещё выпить? Они тут же обратили на неё внимание, подняв хмельные глаза. Она смутилась и несмело протянула руку за пустой бутылкой и наполненной пепельницей. Тот, кто смеялся громче всех, подмигнул ей и ответил: — Такую же бутылку и счёт, а также, если есть возможность, и вас. Она сжала зубы, но продолжила фальшиво улыбаться, точно так же, как делала это в книжном, и собиралась уйти, как знакомый голос с усмешкой резанул тишину: — Хватит. Не нужно приставать к официанткам, господин штурмбаннфюрер. Куривший мужчина обернулся, показывая свои погоны и красивое лицо. Дениз взглянула на Нойманна и окаменела. Он выглядел так же, только, кажется, в разы грустнее. В желтоватом свете его кожа казалась темнее, а цвет глаз глубже. Её сердце упало вниз. Бернхард не шевелился, лишь смотрел на неё. — Бутылку такого же и счёт, — еле опомнилась она, нервно улыбнулась и быстрым шагом направилась к бару. Держа в руках расчётницу, Буаселье упрямо стояла на месте, крепко сжимая горлышко бутылки. Пальцы с силой вцепились в деревянную стойку, с губ сорвался стон. Она меньше всего ожидала увидеть Бернхарда снова. Но судьба неслась вперёд. — Не стой столбом! — воскликнул знакомый приятный голос Жаклин. Это отрезвило. Осторожно взяв бутылку, Дениз направилась к нужному столику. Мужчины, вновь увидев её, приободрились. Она поставила виски, положила рядом счёт и только тогда заметила, что Нойманна не было, а на столе, на его месте, лежала серебряная зажигалка с выгравированным орлом. — Спасибо за визит, будем ждать ещё, — улыбнувшись, Дениз быстрым шагом направилась к туалетам. Стоило ей подойти и дёрнуть ручку, как из соседней двери вышел Бернхард. Дениз застыла, не смея сделать ни шагу. Он внимательно смотрел на неё, пытаясь разглядеть каждую мелочь, стараясь прорваться сквозь тёмный коридор. — Что с книжным магазином? — тихо спросил Нойманн, закрывая за собой дверь. — Как и со всем во Франции, — ответила Дениз, стараясь избегать его взгляда. Бернхард кивнул, поджав губы. — Я не хотел ставить тебя в… затруднительное положение. Я надеялся застать тебя дома. Её щёки от злости покраснели, она сжала кулаки, пытаясь сдержать нарастающую ярость в груди. — Вы сделали это специально. Вы могли прийти в магазин, если бы хотели встретиться со мной, но вы пришли именно домой. Вы хотели поставить меня в затруднительное положение, — прошипела она, ощущая, что контролировать себя становилось всё труднее. Его голубые глаза говорили сами за себя. Нойманн смотрел на неё, как подросток, пойманный за кражу денег у родителей – худший проступок для ребёнка. Он приподнял подбородок, пытаясь быть ещё выше Дениз. Она нахмурилась, заметив, как Нойманн двинулся к ней. Вдруг послышались отчётливые шаги, и Бернхард затянул Дениз в женскую уборную, захлопнул дверь и прокрутил замок. Она от испуга и неожиданности схватилась за крепкие плечи, ощущая кожей грубую ткань кителя. Кафель неприятно холодил спину, зато передняя часть тела была плотно прижата к тёплому Нойманну. Одна его рука расположилась над головой Дениз, а вторая – на бёдрах. — Зачем? — совсем тихо, дыша ему в грудь и чувствуя усилившийся запах мыла и парфюма, спросила она. — Мой приятель. Не хочу, чтобы он видел тебя со мной, — в тон ответил Нойманн. — К моим соседям вы ходить можете, а здесь!.. — Если бы на месте меня был кто-то другой, тебе давно бы укоротили язык. Эта фраза ударила Дениз под дых. Она дёрнулась, пытаясь выбраться, но горячие пальцы коснулись её покрытого холодным потом лба. Нойманн убрал выбившиеся пряди, обхватил подбородок Дениз и поднял его, рассматривая в ярком свете жёлтой лампочки мягкие черты лица. Буаселье казалось, что она перестала дышать. Она ощутила, как один его взгляд продавливает изнутри. Этот человек пришёл за тем, чтобы добиться своего так же, как сделал это в июне. — Я могу достать тебе, что угодно. Деньги, еду, талоны, платья, туфли. Всё, чего ты захочешь, — он большим пальцем погладил подбородок. Дениз нахмурилась. Нойманн провёл указательным пальцем по её искусанным губам, и она оттолкнула его. В её лёгкие наконец вернулся кислород. — Вы серьёзно думаете, что отличаетесь от того рядового, от которого вы меня так героически спасли? — она не сразу поняла, как по щекам покатились слёзы. Дениз, судорожно проворачивая замок, вылетела из туалета и помчалась к своему столику. Один из офицеров, улыбаясь, протянул ей счёт. По дороге она проверила его трясущимися руками. Через пять минут компания вышла на улицу, захватив пару дам с соседнего столика с собой. Они все весело смеялись, переговариваясь друг с другом. Женщины то и дело липли к военным, осматривая их с ног до головы и, видимо, расхваливая внешний вид. Нойманн оглянулся через плечо, притянул к себе одну из девушек и поцеловал её. Губы Дениз раскрылись от удивления, а омерзение стало ещё больше разгораться внутри. «Ну, хоть кто-то сегодня сносно поест», — усмехнувшись, подумала она.