33 несчастья или Герой спешит на помощь

Вечер медленно опускался на землю. Солнышко начало заходить за горизонт, окрашивая небо бледно-розовым и золотисто-оранжевым цветом. Макушки деревьев мерно покачивались от легкого ветерка. Казалось, сама природа благословляла сегодняшний поход Ивана и Альфреда в лес на поиски цветка папоротника, в существование коего так сильно уверовал американец. Иван долго мысленно смеялся над мнимостью Джонса, но, в конце концов, потом сам же долго ломал голову над тем, зачем он вообще все это затеял. Но так и не найдя разумного объяснения своим поступкам, он со вздохом закинул небольшой походный рюкзак на плечо и спустился вниз. Альфред уже стоял у входной двери, держа в руках какой-то маленький предмет и внимательно его рассматривая. Через пару секунд Иван узнал в нем компас. - Где ты его достал? – удивленно спросил Россия, выглядывая из-за плеча американца. - Oh, my God! – взвизгнул Альфред, подпрыгивая на месте. – Ну нельзя же так! - Извини, - сквозь смех попытался выдавить Иван. - Все нормально, - проворчал Альфред, убирая компас в карман. – Гилберт дал, со словами: «Ну вы и идиоты!». - Он просто чопорный ни во что не верующий немец, - с улыбкой отмахнулся Иван. – Ты готов? - Ну да. - Постойте! – откуда-то пропел Франциск. – Вот вам в дорогу, вдруг заблудитесь Это была невероятно умилительная картина: в голубом фартучке в крупную ромашку и собранными в низкий хвост светлыми волосами, Франция невероятно напоминал заботливую мамочку, провожающую своих детишек в поход. Вот если бы не трехдневная щетина на лице, то было бы абсолютное сходство. - Э, - замялся Иван, - а, да, спасибо. Он принял из рук Франции небольшой узелок, источающий умопомрачительный запах свежих домашних котлеток и чего-то еще. - Удачи вам в ваших, кхм, поисках, н-да. Франция хитро подмигнул Альфреду и удалился. - Это вот что сейчас было? - Без понятия! Иван и Альфред вышли из дома и бодрячком направились в сторону леса. Правда, чем больше они приближались к нему, тем больше мурашек появлялось на спине американца. - Неужели тебя не пугает этот лес? – спросил он Ивана. - Немного, - честно ответил он. – Я один раз провел там ночь и мне совсем не хочется делать это снова. - Но ведь сейчас мы идем именно на ночь. - Я же не один. Иван бодро улыбнулся и кивнул Альфреду. Прежний Россия начал понемногу возвращаться. Хотя Альфред уже не мог точно утверждать, знал ли он Ивана до этого вообще. - Иван? - М? - А почему ты всегда в шарфе? - Сейчас я без него. - ну хорошо, почему ты прячешь шею под шарфом или высоким воротником? - Артур не рассказывал тебе? - Он не знает. - То есть, ты уже спрашивал? Иван хитро усмехнулся, а Альфред закусил губу. - Это Орда. Я же не всегда был независимым. И… ты не против, если я не буду рассказывать? - Конечно нет. Не говори, если не хочешь. - Спасибо. Но от Ивана не укрылось несколько упавшее настроение Альфреда после этого. В любом случае, за разговором, наша парочка и не заметила, как вошла в лес и приближалась к первой опушке. - Ну, - вздохнул Иван, - здесь и посидим до наступления темноты. Хотя чуть-чуть осталось. Ты взял одеяло? - Ага. *** - Так, они ушли… скучно, - Франциск стянул с себя фартук и ничком упал на диван. Все вокруг так и толкало на какую-нибудь деятельность, но предмета, на который ее можно было бы направить, не находилось. – Может, с кошкой поиграть… стоп. У меня же есть кот. Бонфуа пакостливо улыбнулся в сторону лестницы на второй этаж, на котором была комната ныне травмированного Гилберта. На самом деле, Байльшмидт болел, как большинство людей, любящих халяву: тихо рыскал по дому в поисках развлечений, а при поимке с поличным ссылался на удар по голове и общую невменяемость. Но в этот раз Франциск был уверен, что Гил сидит в своей комнате, и, возможно, спит. Француз легко поднялся с дивана и бесшумно взлетел по обычно скрипучей лестнице наверх. Комната Гилберта была угловая, в самом конце коридора, и находилась как будто бы особняком ото всех остальных. Собравшись с мыслями и выдохнув, Бонфуа направился к чуть приоткрытой двери, из-за которой тонкой полосой лился на пол неяркий свет, скорее всего, ночника. Так и оказалось. Гилберт включил только бра, и сейчас лежал на животе, опираясь локтями по обе стороны от массивной книги. Он лежал боком к двери в одном халате серого цвета, и Бонфуа казалось, что дорисуй хвост и уши – получится самый натуральный ангорский кот серебристо-белого окраса. Байльшмидт даже голову склонил чуть вбок, от чего сходство с кошачьими увеличилось в разы. Франциск никогда не мог устоять перед кошками. Тихо, боясь привлечь внимание раньше задуманного, француз двинулся к кровати, но Гил не обратил на него ни малейшего внимания – красноватые глаза быстро перемещались по странице, прусс явно был увлечен чтением. Ухмыльнувшись, Бонфуа мягко положил руку на голову друга. Байльшмидт дернулся, но не издал ни звука – только глаза округлились от удивления и страха. Франциск, искренне удивляясь такой реакции, повел рукой вниз по волосам, шее, сведенным лопаткам, напряженной спине и остановился чуть ниже талии, прямо там, где начинался бы хвост, будь Гилберт настоящим котом. - Придурок, у меня чуть сердце не остановилось! – прошипел Байльшмидт и вильнул бедрами, скидывая руку француза. Прищурившись, Бонфуа лишь сильнее надавил ладонью, прижимая друга и кровати. – Эй, отцепись! - Что читаешь? – Франциск, словно и не слыша агрессии в свой адрес, наклонился к самому лицу альбиноса и уставился на книгу. - Не твоего ума дело! – Бонфуа не видел, но чувствовал, что Гилберт скалится в его сторону; тем не менее, руку со спины он уже скинуть не пытался. - Знаешь, чем люди отличаются от котов? – Бонфуа резко повернулся к Гилберту – тот испуганно отпрянул и стиснул зубы. - О чем ты вообще? Ты не в себе, ты что, выпил? – голос альбиноса дрожал, и Франциск узнал эти нотки – такой тон великий мог позволить себе только с лучшими друзьями – Испанией и Францией. Он был на грани. - Люди умеют притворяться и врать. Как жаль, что ты не кот, - Франциск сжал в кулак ладонь, лежащую на спине Гила, и мягкая ткань смялась в руке, обнажая бледные бедра на пару ладоней выше колена. – Очень жаль. - Зоофил, что ли, - нервно усмехнулся Байльшмидт, чувствуя исходящую от друга угрозу. Франциск двигался мало, но каждое его движение было направлено на то, чтобы подчинить себе, загипнотизировать, отключить разум и сбросить в пучину животных инстинктов. - Для тебя – кто угодно, - а вот ухмылка Бонфуа была вполне естественной. Он – хозяин ситуации. И он диктует правила сегодняшней игры. И он уверен в себе. Гилберт почувствовал, как сильно и быстро бьется его собственное сердце, как в солнечном сплетении приятно и одновременно отвратительно тошно что-то скручивается с тугой ком. Еще немного, еще чуть-чуть – и альбинос сдастся, проклиная все на свете, и Франциск знал это, как никто другой. Но Бонфуа тянул, глядя другу в глаза, и Гил ненавидел его всем сердцем, чувствуя, как теплеет уже внизу живота. Самым мерзким было не то, что он получал удовольствие, а то, что он получал его от подчинения. Байльшмидт всю жизнь бежал от себя, и такие минутные слабости переживал очень болезненно; но сейчас, прямо в этот момент, Пруссак понимал, что соскальзывает вниз, туда, где его всегда поджидает ухмыляющийся, такой не похожий на самого себя Франциск. - Хватит, - прохрипел Байльшмидт, слабо дергаясь еще раз и тяжело вздыхая. - Нет, - односложно ответил Бонфуа, видя, что Гилберт почти сломлен. Почти принадлежит ему. Бонфуа никогда не пересекал эту грань. Француз порывисто прижался губами к губам Гила в болезненном поцелуе и резко перевернул друга под себя. Бледные пальцы мертвой хваткой вцепились в предплечья, острые коленки альбиноса больно упирались в бедра Франциска. Байльшмидт зажмурился и рванулся вперед, всем телом вжимаясь в друга, отпуская последний круг, удерживающий его на плаву… - Молодец, так бы сразу, - судорожно выдохнул Бонфуа, с силой сжимая напряженного, раскрасневшегося Гилберта в объятиях. Альбинос отвечал тем же, уже без сомнений глядя в синие глаза и разводя в стороны ноги. Француз поймал себя на мысли, что этим покрасневшим губам напротив он знает прекрасное применение. – Ты снизу, Гил. Байльшмидт нахмурился и схватил Бонфуа за волосы, притягивая ближе к себе. - Просто заткнись. Губы встретились снова; влажные, шумные поцелуи сопровождались постанываниями и легкими укусами до тех пор, пока Франциск не двинул коленом вверх – Байльшмидт вскрикнул и откинул голову на подушку, толкаясь навстречу с тяжелыми вздохами. От того, что вытворял Гил, у француза сносило крышу – альбинос самым бесстыдным образом терся об него, извиваясь и развязывая пояс халата. - Так не пойдет, - возбужденно прошептал Бонфуа и скользнул рукой вниз, сжимая поджавшиеся яички Гилберта. Тот еще раз вскрикнул и издал длинный томный стон, прекращая фрикции. – Не спеши, у нас вся ночь впереди. Бонфуа скользнул чуть ниже и сжал зубами твердый сосок, одновременно пальцами сжимая другой. Байльшмидт заскулил и задергался, невольно подбрасывая бедра вверх. Франциск сменил зубы языком и с силой надавил – пруссак вжался в кровать и завертел головой, кусая припухшие губы. Горячими влажными губами француз приник к впадинке пупка, окруженной светлыми волосками, спускавшимися вниз, туда, куда Бонфуа силился не смотреть. Гилберт хрипло и коротко рассмеялся, запуская пальцы в светлые вьющиеся волосы и прижимая голову друга еще ближе к себе. Франциск почувствовал, как что-то твердое, горячее и влажное ткнуло чуть выше кадыка, и его тут же захлестнуло новой волной похоти. Крепко стиснув пальцы на бедрах Гилберта, Бонфуа резко и сразу взял член в рот до основания, преодолевая сопротивление судорожно сжимающегося горла – и Гилберт на верху вскрикнул, с силой сжимая чужие волосы. Франциск поморщился и двинулся наверх, с громким чмоком отрываясь от влажной головки. - Полегче с волосами! - Но… ты сам виноват… что это было так… приятно… - прерывисто ответил Байльшмидт, медленно перебирая вьющиеся пряди. «Ну ладно, посмотрим, что ты будешь делать дальше!» - Бонфуа мстительно надавил на нежную кожу в надежде оставить побольше синяков и обхватил губами головку, надавливая языком на уретру. Пальцы Гила ощутимо задрожали, но не сжались, как прежде, и Франциск снова опустился до самого основания, одновременно сглатывая. - Франц! – на вдохе прошептал альбинос и толкнулся еще чуть глубже, несильно надавливая на затылок друга. Вырвав еще пару судорожных стонов, Бонфуа перешел ниже, к покрытым мелкими, едва заметными волосками яичкам, и втянул одно в вот, рукой продолжая массировать сочащийся смазкой член. Гилберт замычал сквозь сомкнутые губы и засучил ногами, снова прижимая лицо Франциска как можно ближе. - Mon ami, ты стал таким честным, - выдохнул Бонфуа, отрываясь от затвердевшего члена друга. – Скажи, ты играешься сам с собой в ванной? - Что?.. о чем ты… - Байльшмидт часто сглатывал и смотрел невидящим взглядом на Франциска – все его существо сейчас хотело продолжения и не хотело лишних разговоров. - Ты знаешь, - француз провел указательным пальцем от яичек вниз по промежности и легонько ткнулся пальцем в расслабленную дырочку. - Ммм, - Байльшмидт нахмурился и напряг мышцы – и все равно фаланга пальца проскальзывала внутрь без сопротивления. - Все с тобой ясно. Франциск убрал палец и ловко перевернул Гилберта на живот, подсовывая под бедра скомканное одеяло. Альбинос слабо трепыхался, но как только сзади его коснулся горячий язык, замер, сжав пальцами простынь. Бонфуа тем временем широко лизнул чуть приоткрытую дырочку, радуясь, что угадал со временем, когда Гил выходит из душа. После него он расслаблялся… во всех смыслах. Вдруг французу что-то прилетело на спину. Изогнувшись, Франциск снял с себя тюбик со смазкой. «Мычал он, как же. Интересно, что еще я о нем не знаю?» - Бонфуа глянул наверх и увидел покрасневшие уши альбиноса. Да, все было абсолютно ясно. - Какой ты развратный, - восхищенно шептал Франц, размазывая по ладоням смазку и щедро выливая ее на сжатое отверстие. – Обожаю. Внутрь скользнули сразу два пальца, заставляя Гилберта вздрогнуть всем телом и вжать голову в подушку. Размашисто двигая пальцами, Франциск уже смазывал свой член и щекотал языком основание члена Байльшмидта. Вытащив пальцы и глубоко вздохнув, Бонфуа плавно, но быстро толкнулся вперед, придерживая друга за бедра. - А-а-а, черт, Франц, - простонал Гилберт, выгибаясь в спине. – Черт… выше… давай же… - Как скажешь, - Бонфуа послушно вышел, чувствуя, как мышцы приятно сокращаются вокруг головки, и уже резко вогнал член в Байльшмидта. - А-а-а, да-да-да, так… - вскрикнул альбинос, толкаясь навстречу и жмурясь от удовольствия. – Быстрее… И Франциск отпустил себя. Звонко шлепнув по бледным ягодицам широкой ладонью, француз пригнулся к затылку друга и задвигался, быстро, резко и размашисто. Гилберт вскрикивал и восхищенно шептал что-то на немецком, комкая сбившуюся простыню и подмахивая, то и дело сбиваясь с темпа. Слишком быстро и грубо, и Бонфуа чувствовал, что вот-вот кончит, но остановиться не было сил. - Ммм, черт… Франц… помоги мне… - сквозь стоны выговорил Гилберт, и француз тут же сжал в ладони напряженный член друга. Через минуту Байльшмидт задрожал всем телом и вскрикнул, изливаясь Франциску в руку, а за ним кончил и Бонфуа, войдя как можно глубже в альбиноса. - Ты… ублюдок… - пруссак тяжело дышал и даже не сменил позы, все еще оставаясь кверху задницей. – Кончил в меня… придурок! - Прости, - без тени сожаления извинился Франц и провел пальцем вдоль отверстия – оттуда сочилась его собственная сперма. – Я сегодня сделаю это еще раз, так что прости заранее. *** Ночь. Луна бледно-желтым диском светила с неба в окружении тысячи маленьких мерцающих звезд. Тишина. В лесу ни звука. Воздух остыл, стало даже холодно. - Знаешь, - сказал Альфред, стуча зубами, - мне вот уже вообще не хочется куда-либо идти. - Мне тоже, - честно ответил Иван выпуская изо рта маленькое облачко пара. – Надо согреться. - Есть идеи? - Нет. Может костер? - Отличная мысль! – воскликнул Джонс и вскочил на ноги. От долго пребывания в одной позе ноги парня затекли, и тот, от неожиданности, потерял равновесие и свалился прямо в объятия Ивана. - Эй, эй, - усмехнулся тот, прижимая американца поближе к себе. – Полегче! - Хорошо, - пробубнил тот в плечо русского. Иван помог Альфреду принять ровное вертикальное положение. Его руки непроизвольно опустились парню на талию. Лица обоих были слишком близко, а носы почти соприкасались. Альфред отдал бы все на свете за то, чтобы этот момент длился вечно: чтобы он так же мог обнимать Ивана и чувствовать его руки на своем теле; чтобы его глаза также смотрели на него всегда, а он мог просто утонуть и раствориться в них. Он хотел вечность вдыхать запах, исходящий от этого теплого серого свитера. - Ты чего? – прошептал Иван и небрежно отбросил упавшую на лоб Альфреда прядь волос. - Я? Ничего, я, э…, я… Иван тихо вздохнул и, сильнее обвив талию американца рукой, прижал его к себе вплотную и поцеловал. От прикосновения этих желанных и сладких губ все нутро Альфреда наполнилось каким-то странным, но приятным теплом, разлившимся по всему телу – от макушки до кончиков пальцев. В голове разразилась целая буря эмоций. Он обвил руками шею России и приник к нему всем телом. - Я думал, - прошептал Иван, оторвавшись от Альфреда, - что ты врежешь мне. - Зря ты так думал, - выдохнул Альфред. – И да, я знаю, как мы могли бы согреться… Пресекая все дальнейшие разговоры, Иван снова жадно впился в губы Альфреда, медленно проникая холодными руками под свитер парня. Альфред вздрагивал, тихонько постанывал от некоторого недовольства, но Ивана это только раззадоривало. - Ты уверен, что хочешь здесь и сейчас? - Да… Большего и не нужно. Иван стянул с американца свитер, обнажая немного худощавый, но довольно подтянутый торс, и медленно провел руками по груди вниз по животу до границы пояса и брюк. Там, нащупав пряжку ремня, Иван начал было ее расстегивать, но упрямый аксессуар поддаваться не желал. - Ваше американское качество и надежность меня добивает, - тихонько улыбнулся он. - Секунду, - выдохнул Альфред и одним ловким движением руки избавился от совершенно ненужной в данной момент вещи. Воздух, казалось, накалился до предела. От прежнего пробиравшего до самых костей холода не осталось и следа. Пот мелкими каплями выступал на спинах и лбах русского и американца. Расстегнув пуговицу на джинсах Альфреда, Иван проворно проник рукой под резинку боксеров и сжал ладонью уже отвердевшую и вожделеющую плоть. Альфред шумно выдохнул и слегка отбросил голову назад, подставляя русскому новые участки для поцелуев. Иван приник губами к немного грубоватой коже, то нежно целуя, то засасывая ее, оставляя за собой красноватые отметины. - С…снимай, - выдохнул Альфред. - Что? - Свитер, сними его. Русский быстро скинул с себя свитер. Затем он крепко прижал к себе Джонса, продолжая покрывать его тело поцелуями, не пропуская, казалось, ни одного квадратного миллиметра его немного бледноватой кожи, приятно отдающий запахом мужского дезодоранта вперемешку с ароматом свежей выпечки (и откуда только?). Иван опускался все ниже и ниже, пока его лицо не оказалось на уровне ширинки джинс Альфреда. Он медленно стянул с парня джинсы и, проведя языком по коже у самой резинки боксеров и затем, оттянув ее, выпустил уже окаменевший от возбуждения член американца на волю. Альфред с трудом мог стоять на ногах, а когда губы русского нежно коснулись головки, он со сладким стоном откинул голову назад, а перед закрытыми глазами разразился целый фейерверк. Ощущения были сравнимы с блаженством, американцу казалось, что его просто уносит куда-то далеко от этого мира, и нету ничего, кроме него и вытворяющего нечто невообразимое с его плотью Ивана. Русский то медленно посасывал член, проводя языком по стволу к самому основанию, захватывая в рот яички, то набирал темп помогая себе рукой, при этом невероятно пошло причмокивая. Джонс не мог больше терпеть и, положив ладонь русскому на макушку начал медленно двигаться постепенно набирая темп. - Не в рот, - с трудом оторвавшись от Альфреда, выговорил Иван. - Но, - начал было хныкать Джонс, но в этот момент Иван быстро поднялся на ноги и резким рывком повернул Альфреда к себе спиной и ставя перед собой на четвереньки. Альфред не сопротивлялся. Через пару секунд он почувствовал в себе палец Ивана, к которому спустя пару минут присоединился второй. Брагинский аккуратно растягивал американца, позволяя тому привыкнуть к новым ощущениям. Ему совершенно не хотелось делать парню больно, он хотел его, хотел страстно, и в то же время невероятное чувство вожделения не заставляло его терять голову, забывая обо всякой осторожности. Альфред ощутил новый прилив желания и возбуждения. Он уже сам начал насаживаться на пальцы Ивана, постанывая и хныкая, чтобы русский уже не медлил и вошел в него. После этакого заявления Иван уже недолго думая, быстро снял штаны и боксеры, и резко, но аккуратно вставил в Альфреда уже пульсирующий от возбуждения член. Он начал медленно, постепенно ускоряясь, входя все глубже. Когда он наконец достиг заветной точки простаты, Альфред прогнулся и громко застонал, не в силах больше сдерживать ту бурю эмоций и ощущений, бушевавших внутри. Он стонал, кричал, звал русского по имени, а Ивана это заводило все сильнее. Он вошел уже полностью, уже практически вдалбливая американца в землю. - И.., ах, Иван, возьми…его…пожалуйста, - простонал Альфред, уткнувшись лбом в собственные ладони. Иван обхватил ладонью член Альфреда и начал дрочить ему, следуя собственному темпу. Они оба желали бы, чтобы все это длилось вечность и не прекращалось. Но вот уже почувствовав, что дошел до черты, Иван с тихим рыком сделал еще пару толчков и излился прямо в Альфреда. А через пару секунд кончил сам американец, залив спермой руку Ивана и одеяло. *** - Теплее? – улыбнулся Иван, приобнимая Альфреда за плечи и прижимая ближе к себе. - Гораздо, - ответил парень. Отыскав кое-как впотьмах разбросанную одежду и быстро одевшись, Альфред и Иван перевернули одеяло чистой стороной на лицо, русский быстренько собрал валявшийся неподалеку хворост ( ибо Джонс был просто не в состоянии быстро передвигаться) и развел небольшой костерок. Теперь они вдвоем сидели перед ним и грели уже замёрзшие ладони, смотря и слушая, как весело потрескивает огонь на сухих сучьях, а маленькие искорки одна за другой вились в темноту и там исчезали. - Неделю назад я бы вообще не поверил в возможность всего того, что сейчас происходит, - тихо сказал Альфред прижимаясь ближе к Ивану. - Я тоже, - ответил Иван, крепче сжимая руку на плече американца. – Но не стану отрицать того, что очень давно хотел этого. - Как давно? - С первого дня нашего знакомства, когда я приехал к тебе заключать договор купли-продажи на Аляску. - Мне казалось, что именно после этого и меня возненавидел, - усмехнулся Альфред. - Да нет, - улыбнулся Иван. – кстати, тебе все еще интересно, почему я прячу шею? - Да, - мигом оживился Джонс. - Я думал, конечно, что ты разглядел, - Альфред отрицательно покачал головой, - но раз так, то смотри. Иван оттянул воротник Свитера, и взору Джонса предстали несколько шрамов. Одни были глубже, другие длиннее, но все они выглядели жутко и безобразно. - Ты говорил, что это Орда, - сглотнул Альфред. - Да, это то, чем меня наградил за все мое время пребывания под его игом. Альфред хотел, что-нибудь сказать, но Иван лишь покачал головой и снова прижал его к себе. - Ты же знаешь, я не люблю, когда меня жалеют. - Да, да. Интересно, - вздохнул Альфред, - что бы сказали Гилберт и Франциск. - Они оба были бы просто в восторге! – засмеялся Иван. – А вот Артур… - А что нам Артур? - Ну, он вроде как твой опекун и старший брат. - Тебе не все ли равно? – улыбнулся Альфред. - Меня не волнует его мнение, равно как и мнение остальных. - А Мэтт? - Он поймет. После этого они просидели еще немного у костра, а затем решили завалиться спать. Вечер выдался все-таки тяжелым и утомительным. Достав из рюкзака Альфреда два плотно скрученных спальных мешка, парни быстренько забрались в них и, повернувшись друг к другу лицом, забылись долгим и спокойным сном до самого утра. А где-то на самой дальней опушке этого непролазного и дремучего леса, под угасающим лунным светом начал закрывать свои лепестки неописуемой красоты цветок, росший в самом центре между листами папоротника. Теперь он мог спать спокойно целый год, ведь сегодня он выполнил сразу четыре желания.