lanterns burning, flickered in the mind (only you)

Звенит последний звонок, и Питер не знает, благодарен он или расстроен. С одной стороны, больше никаких уроков. С другой – он пропустит день робототехники, чтобы провести время с современным воплощением антихриста. Учитывая инсульт и травму, это был один из тех долгих, трудных дней, которые, казалось, никогда не заканчиваются. Часы растягивались до невозможно длинных миллисекунд, когда он смотрел на циферблат, и это все не заканчивалось. Страх наполнял его в ожидании встречи, и перед первым уроком он случайно стукнул себя по лбу, пока пытался открыть шкафчик. Было больно, и он был уверен, что будет синяк. Но если он искал сочувствия, то его не было. Баки и Нат не разговаривали, и в итоге их друзья разделились между собой и выглядели настороженными. Это сделало день еще более неловким. Попытки Питера сохранить нейтралитет и преодолеть разрыв были встречены с раздражением и отброшены, поэтому он снова ел свой ланч один в библиотеке. Баки и Нат были независимыми, что не то чтобы было неожиданно, но это было в его природе – хотеть всех помирить. Бен говорил Питеру, что тому не все под силу. Легко сказать. Тем не менее, он старается держать это высказывание в голове в течение дня, но все выглядит очень нескладно. Никто ни с кем не разговаривает, Питер был так занят и увлечен всеми этими внутренними разногласиями и школьными делами, что ничего не ел с завтрака. И Мэй утром вела себя супер странно. Волнение грызло его до такой степени, что он забыл поесть, будь то связано с Мэй и матчем в четверг, с огромным прыщиком, который выскочил ночью на подбородке или же с неизбежными муками, которые Старк приготовил для них после обеда. Они должны встретиться только через несколько минут, но Питер не дергает ногой. Он не дергает. Конечно, коридоры свободны от других учеников. И возможно он чувствует себя совсем немного довольным в то время, что Тони заставляет его ждать, несмотря на то, что сам это не любит… С другой стороны, у него до сих пор есть пара минут перед его долгом. Он не собирается появляться раньше, ради всего святого, однако та его часть, которая говорит если ты не придешь раньше, то опоздаешь, просит его ускорить шаг. Возможно, он оттягивает это до последней минуты, чтобы увидеть разочарованного Тони рядом с его винтажным ’69 мустангом, уголки его губ безошибочно опускаются по мере того, как машины на парковке вокруг него постепенно разъезжаются. Он знает, в какой момент Тони замечает его, высовывается из машины, спускает солцезащитные очки на нос, чтобы внимательно на него уставиться. – Вот почему ты мудак, – Тони показывает на него пальцем, когда он приближается к машине. – Мне следовало бы оставить тебя здесь. – Прости, – беззаботно извиняется Питер. – Я пытался быть где-нибудь, но не здесь. Однако я не опоздал, итак? Тони разворачивает машину водительской стороной, все еще указывая на Питера. – Не спугни удачу, Паркер. Залезай. Тихонько хихикая самому себе, Питер садится с другой стороны. Двигатель громко рычит, глубокое урчание проходит через все тело Питера. Быстро напрягшись, он с любопытством осматривается вокруг, пока Тони выезжает с парковки. Он неожиданно удивлен. Для старой машины, принадлежащей подростку, которого выгнали из двух школ, она в идеальном состоянии. – Хорошая машина, – говорит он тихо, больше самому себе, пока его взгляд с интересом бродит по салону. Сложно соотнести Тони Старка со словами хороший или даже аккуратный, но машина именно такая. Салон почти как новый, кристально чистый, кожа на сиденьях удобная, нет ни следа сигаретного пепла. Это на самом деле эффектно – когда двигатель рычит, и сидения под ним вибрируют, у Питера появляется чувство удивления и любопытства, как в тот раз, когда он влюбился в де Лоран после просмотра Назад в будущее с Беном. Он с любопытством открывает бардачок и обнаруживает там приличный запас снэков и шоколадных батончиков. – Ничего не трогай, – хмурится Тони, шлепая Питера по рукам. – Это правило номер один. Салон нетронутый, и моя девочка очень чувствительна к твоим остаткам. Остаткам, усмехается он, испытывая искушение протянуть руку и коснуться еще, просто чтобы выразить противоположное мнение. – Любишь сладкое или типа того? – вместо этого спрашивает Питер, указывая на бардачок. – Нет. – Можно взять? – Нет. – Ты скажешь мне что-то другое во время этой поездки? – Нет, – сардонически улыбается Тони, делая радио громче, пока рифы Somebody to love группы Queen не заглушают их обоих. Верный своему слову, Тони хранит молчание на протяжении всей поездки. Это прекрасно подходит Питеру, эту тишину нельзя назвать неловкой или неудобной, не когда радио орет из старых динамиков, ветер свистит в окнах и заглушая движение транспорта вокруг них. Он думал, что это могла быть трудная и неуютная поездка, однако чем дольше они не разговаривают, тем больше Питер растекается в своем кресле с подогревом, и его конечности расслабляются, пока они не чувствуют себя бескостными после проведенного им дня. И надо отдать ему должное, Тони не выглядит чрезмерно напряженным или тревожным из-за того, что Питер находится в его пространстве – на самом деле он выглядит таким расслабленным, каким Питер его никогда не видел. Беспрерывное напряжение в его челюсти и плечах кажется легким, его поза открыта и непринужденна, когда он ведет одной рукой, переключает передачи другой, иногда переключая мелодию на руле. И всякий раз, когда по радио звучит песня, которая ему особенно нравится, он увеличивает громкость, и если Питер смотрит в нужный момент, то видит, как он сам себе улыбается, довольный изгиб его губ. Иногда Тони ускоряется и высовывает пальцы из окна, чтобы провести ими по ветру, и его улыбка растет. Хотя дружеская атмосфера вряд ли имеет к нему какое-то отношение, вероятно, они впервые провели вместе больше пяти минут, не оскорбляя друг друга. Это странно. Питер, слишком опасающийся нарушить мир, не упоминает об этом. К тому времени, как они оказываются на мосту Квинсе, Eurythmics сыграли одну из любимых песен Мэй. Не осознавая, что делает это, он качает головой в такт мелодии, шепчет слова себе под нос, внезапно вспоминая о танцах на кухне с ней и Беном, в девять лет, используя деревянные ложки в качестве микрофонов. Он улыбается, прежде чем успевает остановиться, откинув голову назад на сиденье, глаза не сфокусированы на горизонте. Пахнет одеколоном Тони и моторным маслом, он охвачен старым воспоминанием. Краем глаза он видит, что Тони смотрит на него, но никто из них ничего не говорит. Громкость увеличена. --- Они прибывают к риэлтору за считанные минуты до начала встречи. На пути к Лонг Айленд Сити пробки постепенно увеличиваются, дороги становятся все более загруженными по мере их движения. Напряжение в плечах Тони возвращается по мере того, как минуты приближаются к половине пятого, он стучит по рулю скорее из-за нетерпения, чем из-за хорошего настроения. Он смотрит на часы со своим беспокойством, чувствуя себя немного плохо теперь, когда раньше вел себя бойко. Не то чтобы пять минут, которые он мог сэкономить, имели бы большое значение, но все же чувство вины шепчет яростно. По этой причине он вежливо не говорит ничего, что могло бы быть воспринято как подстрекательство, когда Тони кладет в карман солнцезащитные очки и застегивает рубашку на все пуговицы, проверяя свое отражение в зеркале заднего вида. Даже если он до смерти хочет сказать ему, что тот выглядит чертовым ботаником. Не то чтобы он мог говорить. Прислушавшись к словам Тони, он был одет точно так же, в свои самые нормальные джинсы, чистую рубашку и кардиган. В классе Эмджей засмеялась и сказала ему, что он похож на Наполеона Динамита. Они входят, звонок над дверью сигнализирует об их прибытии. Это сетевой риелтор, а не тот, через которого они сдают квартиру, но Питер думает, что прямо возле его дома есть офис. Внутри их встречает женщина средних лет за стойкой регистрации. – Э-э ... у нас назначена встреча с Кейт Прайс, – жестом показывает Тони между ними. – Встреча для Тони Старка? – О, мне очень жаль, – извиняется женщина с сильным валлийским акцентом. – Вы должны были получить уведомление, она нездорова и взяла выходной. – О, мм ... – Ничего страшного, я свободна, могу вам помочь, если хотите. – Вы уверены? – спрашивает Питер, переглядываясь с Тони, который выглядит столь же неуверенно. – Мы были бы очень признательны. – Абсолютно. Все равно тихо. Идемте, – она ведет их по узкому коридору к ряду кабинок и L-образных столов. Похоже, что в офисе больше никого нет, отмечает он, поскольку им обоим велят сесть за стол, а женщина печатает за компьютером. – Я Миранда, – представляется она, протягивая руку, чтобы они оба ее пожали. – В записях о встрече сказано, что вы ищете неподалеку квартиру для съема? – В каком-то смысле, мы просто изучаем цены. Ничего серьезного, нам просто нужно сделать несколько заметок, почувствовать это. Очки Миранды скользят по ее носу, когда она наблюдает за ними. – Вы слишком молоды, чтобы переезжать из дома, не так ли? – Ой! Нет, – заикается Питер, размахивая руками. – На самом деле мы не… Миранда снисходительно машет ему. – Не то чтобы я могла судить. Мы с мужем жили вместе и поженились к девятнадцати годам, конечно, теперь он мертв. Тем не менее, мы хорошо провели время. В любом случае, вам повезло. Юная любовь, это так мило. – Юная что? – говорит Питер. Миранда, весело печатающая на компьютере, явно не поняла записку о школьном проекте, как, должно быть, Кейт. Питер поворачивается к Тони, у которого такие же широко раскрытые глаза, как и у него самого. – Какого хрена, – спрашивает он одними губами, вжимаясь в кресло. – Не знаю, – ошеломленно отвечает Тони. – Итак, о чем мы думаем – студия, раз вас только двое? Что-нибудь уютное? – Ну, мы хотим расти, – говорит Тони, прикрыв рот рукой. Он разделяет с Питером растерянный взгляд широко раскрытых глаз. – Хорошо, нет ничего плохого в том, чтобы знать, чего хочешь. Какой бюджет? Давайте я посмотрю, что я могу для вас найти. – А, – Питер ерзает на своем стуле, пытаясь безмолвно общаться с Тони, так как направление их исследований очень быстро откланяется от задуманного. Он пытается сообщить о необходимости срочного ухода взглядом, который, как он надеется, продолжительный и многозначный, но встречает лишь такое же паникующее моргание. Какое-то время они перемигиваются неразборчивыми сообщениями, и прежде, чем он осознает это, тишина слишком сильно затягивается. – Ну, мы думали про шестнадцать сотен в месяц. Верно… Тони? – Верно, – он медленно кивает, переводя взгляд с одного на другого. – Единственный источник дохода, видите ли. Паркер… эм, Питер все еще учится в школе. – О, боже мой, – Бодро говорит она, печатая на клавиатуре. – Знаю, это непросто, сама проходила. Кем вы работаете, молодой человек? – Я? – спрашивает Тони, показывая на себя и бросая на Питера отчаянный взгляд. – Я… механик… подмастерье… Питеру приходится замаскировать свое фырканье кашлем, лошадь так далеко от ворот, что ее не догнать. – Молодец, дорогой, – рассеянно говорит она, возясь с монитором и не обращая внимания на взгляд Тони. – Посмотрим, возможно будет трудно, но у нас может быть что-то для вас. Одна кровать, одна ванная, гостиная, которая может быть переделана во вторую спальню. – Отлично, – нерешительно кивает Питер. – Где? – Фактически, через улицу, – она поворачивает монитор на подставке, чтобы показать им набор размытых фотографий маленькой квартиры. – И на данный момент она свободна – мы можем сходить туда прямо сейчас, если хотите? Повисает многозначительная пауза. – Одну минутку, – улыбается ей Тони, поднимая палец. Слышен скрип, когда Тони одной рукой придвигает стул Питера по линолеуму. – Это выходит из-под контроля, – шепчет Питер, наклоняя голову. – Я знаю, я знаю, я знаю, – Тони зажмуривается, делая умиротворяющие движения руками, которые мало успокаивают растущие опасения Питера. – Все в порядке, все под контролем. Слушай меня, идем туда, посмотрим на место… – Да ты шутишь, чувак, нам шестнадцать. –Мы не собираемся заполнять заявку, дубина, слушай; мы идем, делаем несколько снимков, узнаем некоторые подробности о квартире и бам, кому нужна справка? Подумай об этом! В чьем еще проекте будет такой уровень детализации? – Я не совсем уверен, что мисс Ан имела в виду полевые исследования. Тони тыкает его в лоб. – Думай нестандартно, милый. Поднимись над желанием сделать свой минимум, и мы сможем просто получить хорошую оценку. Питер украдкой бросает взгляд на Миранду. – Хорошо, – он толкает Тони в грудь. – Но все говоришь ты, умник. – Я согласен. – Хорошо. – Отлично. Тони поворачивается к Миранде и очаровательно улыбается ей. – Нам бы очень хотелось. Показывайте дорогу. --- Дверь заедает, когда Миранда поворачивает ключ в замке. Мгновение она борется с этим, уверенно улыбаясь двум парням, пока крутит дверную ручку взад и вперед, прижимаясь плечом к облупившейся деревянной доске, и дверь с треском открывается. – Вот и все, – радостно объявляет Миранда. Двое следуют за ней внутрь, обмениваясь неохотными взглядами друг с другом, когда она ведет их в комнату, которая должна быть гостиной, и стук ее каблуков эхом отражается от потертых половиц и голых стен. Первое, что замечает Питер, это то, что комната, лишенная мебели, кажется невероятно маленькой даже по нью-йоркским стандартам. Поскольку все трое тонко разбросаны по ней, между ними остается лишь несколько дюймов. Едва ли есть место для пары кресел, не говоря уже о полноценном диване или журнальном столике. С первого взгляда он оценивает трещины в потолке, обесцвеченные пятна в штукатурке и расколотую деревянную раму входной двери, которая, похоже, была взломана снаружи. Цепочка сломана. Тони заходит в дальний угол, проводя пальцем по толстому слою пыли на подоконнике. Сверху раздается громкий хлопок. – Итак, это жилая зона, – говорит Миранда, взмахивая руками. – А если вы последуете за мной, вот это, – она ведет их за угол, – это кухня. Кухня состоит из небольшой скамейки, запачканного фартука и нескольких шкафов без ручек. Пока Миранда продолжает указывать и сообщать им обо всех «уютных» и «причудливых» особенностях, Тони вытаскивает телефон из кармана и, кивнув в знак согласия, отступает на несколько шагов назад, чтобы сфотографировать квартиру. Пока он это делает, Питер осматривает кухню, играет с ручками духовки и двухконфорочной плиты, проверяет, как открываются дверцы шкафа. Внутри одного из них грязная чашка для чая и мертвый таракан. – … И, как видите, достаточно места для обеденного стола, может быть, вам захочется пригласить к себе друзей… Он следует за ними в ванную комнату, такую же компактную, как и вся квартира. Он проверяет смеситель, отмечая, что плитка треснула, как и ванна. Больше всего беспокоят пестрые пятна черных спор вдоль высоких стен и потолка. – Это большая старая ванна, много места, – она гладит Тони по животу. – В нее могут поместиться двое, если потесниться, да? А теперь, пожалуйста, мальчики, позвольте мне показать вам главное блюдо ... Тони прикрывает живот руками, дуясь, когда Миранда ведет их в соседнюю комнату. – Это главная спальня, – сияет она, щелкая светом. – Прекрасно, не так ли? Двое молодых людей останавливаются в дверном проеме, заглядывая внутрь. Пространство, которое, вероятно, оборудовано для размещения единственной королевской односпальной кровати и в лучшем случае тумбочки, не особенно велико. Мерцающий ярко-желтый шар, кажется, только подчеркивает пузырящиеся обои и ковер с подозрительными пятнами. Пахнет травкой и кошачьей мочой. – Как видите, у вас двоих много уединения, гостиную можно превратить во вторую спальню, если потребуется – или если кому-то из вас нужно спать на диване, – подмигивает она им. – Хорошо, – медленно говорит Тони, подталкивая другого локтем. – Что ты думаешь ... милый? – Я не знаю, дорогой, – отвечает Питер, отталкивая его локтем в ответ. – Что ты думаешь? – Думаю, меня просто немного вырвало во рту. – Боже, – вмешивается Миранда, опираясь на дверной косяк, наблюдая за ними. – Вы просто очаровательны, вы, должно быть, школьные возлюбленные. Наступает тишина. – ... Д-да, – хрипло говорит Тони через мгновение. Его рука вытягивается, чтобы неловко похлопать Питера по плечу. – … Мы школьные возлюбленные. – Так что ты думаешь? – О нем? – Тони указывает на Питера. – О квартире, – смеется она. – Что ты думаешь, тебе она нравится? – О, ммм, на самом деле у меня есть несколько вопросов, – упоминает Питер, следуя за ними обратно в кухню, игнорируя странный взгляд Тони. – Если можно? Что ты делаешь, говорит Тони одними губами, повернувшись спиной к риелтору и прочищая горло. Питер поднимает палец и просит минутку. Каждому из них приходится нелегко, чтобы передать свое сообщение безмолвно, однако Тони неохотно соглашается, широко разводя руки в театральном одобрении. Он ходит по комнате, шаркая по пузырящемуся линолеуму, за который он едва не зацепился, входя, и наклоняется, чтобы осмотреть его. – Вы знаете, как долго квартира пустует? – свой вопрос он адресует риелтору. – О, недолго, – неопределенно отвечает она, листая файл. – Думаю, пару дней или недель. Мне нужно проверить. Питер кивает, глядя между ними тремя. – Эмм, я заметил, что духовка не нагревается. Думал, может, газ отключили, а печка работает? Кроме того, в гостиной есть часть половицы, которая гниет, потому что с потолка течет вода? Улыбка Миранды застывает. – О, разве? Это должно быть что-то новое. Питер заламывает руки, глядя на Тони, и его собственная смелость испаряется. – И я заметил, что окна заедают; напор воды тоже забавный? – Я могу проверить это ... – В некоторых комнатах черная плесень. Думаю, из-за того, что там нет контроля температуры, окна выходят на запад, поэтому летом должно быть довольно влажно. Питер смотрит на Тони так, как он надеется, кажется искренним. – Я не возражаю, я упоминаю об этом только потому, что Тони ... ну, у него астма. Тони кашляет, понимая. – Да, верно. Поза Миранды при этом искажается, профессиональная маска мгновенно стёрта с её лица. – Вы правы, это место – свалка, – признается она, пиная пол и широко раскинув руки. – Посмотрите, это мерзко. Я бы не позволила моей несчастной старой свекрови жить здесь, в старой сумке. Простите, мальчики. – Ну, вообще-то, – говорит Питер, жестикулируя между собой и Тони, подходя к нему ближе. – Мы были бы счастливы сделать весь ремонт и взглянуть с другой стороны на нарушения техники безопасности, если в арендной плате есть лазейка? Миранда листает бумаги, которые держит в руках, поправляя очки, пока читает их. Сквозь тонкие стены слышны крики соседей. – У нас есть возможность снизить ее с шестнадцати с половиной до… пятнадцати сотен в месяц для подходящих арендаторов. Не буду врать, хозяин в отчаянии. Хотите приложение? Тони кладет руку Питеру на плечо, сжимая его. – Мы подумаем. Могли бы мы получить все эти условия в письменном виде, пожалуйста? Питер усмехается. --- – Я не могу сказать, гениально это или безумно, – говорит Тони, когда они расходятся с Мирандой и направляются обратно к «Мустангу» на другой стороне дороги. – Серьезно, не могу сказать, что я этого ожидал. Пара бежит трусцой через дорогу, когда в движении происходит перерыв. После того, как умер Бен, Питер и Мэй дважды переезжали. В детстве Питер видел в другой квартире именно это – еще одно место, где можно было сложить сумку с подержанной одеждой и игрушками из благотворительного магазина. Но Мэй была умна. Сообразительна. Она называла это дисконтом Паркера. Питер пожимает плечами, когда они подходят к машине. – Что ж, то, что наш отчет предназначен для сопоставления бюджета с расходами, не означает, что мы не можем найти способы сэкономить деньги и максимально их использовать. Не тогда, когда тебе приходится учитывать страховку, счета, еду. Все складывается. – Я все еще пытаюсь поднять челюсть с пола. Не знал, что в тебе есть это, Паркер. – Да ладно, ты ничего обо мне не знаешь, – говорит Питер земле, пиная тротуар, – так что. Он старается не извиваться под тяжестью задумчивого взгляда Тони, словно тисками сдавливает его шею. Он чувствует, как что-то сдвигается, как будто булавка протыкает стену между ними, дышится легче. – Послушай, что бы ты ни думал обо мне, меня это не волнует, но ты, наверное, не смог бы найти лучшего партнера для этого проекта. Я знаю об этом больше, чем ты. – Хорошо, не надо кукарекать по этому поводу, я просто сказал, что впечатлен. Не забивай себе голову. Живот Питера громко урчит, перекрывая вечерний трафик, прежде чем он успевает ответить. – Извини, – говорит он, проклиная время, которое выбрало его тело, – ничего не ел после завтрака. Тони кивает на закусочную через дорогу. – Хочешь? – О, – возражает он, беспокоясь о своем жалком банковском счете, - я не… – Давай, кретин, я угощаю. Не оставляй парня в подвешенном состоянии, это невежливо. Тони терпеливо ждет, скрестив руки на груди. Он уверен, что это тот взгляд, на который многие попались. Изогнутая, кривая улыбка и самоуверенный вид, которые можно принять не то за обаяние, не то за шарм. На этот раз он чувствует себя не в своей тарелке и не уверен, нравится ли ему это. Но его желудок снова урчит, и ему нечего терять, кроме аппетита. – Ладно, – кивает он. – Конечно. --- Это самая сюрреалистичная вещь, которая с ним когда-либо происходила. Он хочет ущипнуть себя, чтобы поверить, что это реально, что во вторник вечером он обедает вне дома в одном районе с Тони Старком. С тем самым парнем, который, как он думал, мог убить его только на прошлой неделе. Честно говоря, он все еще не уверен, что это исключено. Это было бы самым нормальным за весь день. На этот раз тишина определенно неловкая, они сидят за столиком на улице под навесом, защищающим от непогоды, пока ждут свою еду. Рядом сидит женщина с крупным доберманом, время от времени бросая на них странные взгляды и громко разговаривая по телефону. Питер потягивает колу из гигантского стакана. Единственные звуки между ними с тех пор, как они заказали, это звон кубиков льда из его стакана и звук пузырей, когда он дует через соломинку из-за отсутствия лучших занятий. Судя по взглядам, которые он получает от Тони, он считает, что раздражает его – отсюда и вероятное убийство, – но его спасает их официантка, возвращающаяся с едой. Перед Тони кладут поистине чудовищную кучу картофеля фри, гамбургер, мороженое с фруктами и молочный коктейль. Он снимает рубашку, оставляя черную майку, словно готовясь пропотеть во время еды. «Большому куску рот радуется», – думает Питер, пока перед ним ставят его собственный сэндвич. Это странно. Тони странный. Все это чертовски странно. – Тебе не кажется, что это странно? – спрашивает он, лениво вынимая из корки семечко и покусывая его. – Ага, – вздыхает Тони. – Мне это не нравится. – И мне нет. О чем я только думал? – Не знаю, – говорит Питер. После этого снова становится тихо. И это странно. Сидеть за обычным обедом со Старком или кем-либо из его товарищей не входило в его список желаний на первый год обучения, но он был здесь, ковырял свои корки, умирающий от желания пописать. Тони берет три картофеля фри из кучи и обмакивает их в мороженое, затем в молочный коктейль, прежде чем съесть их. – Чувак, это мерзко. Тони странно смотрит на него. – Нет, не мерзко. Ты никогда раньше не макал картошку фри в мороженое? – Это метафора секса? – Чего? Нет, чудик, – Тони качает головой. – Ты серьезно? Ты никогда – боже, это все объясняет, – он скользит своей картошкой фри по столу на несколько дюймов. Хотя мне действительно противно делиться с тобой, я не могу этого допустить. Попробуй. – Фу, не после того, как ты их потрогал… Тони придвигает свой молочный коктейль ближе. – Попробуй, вонючка. Тебе не будет противно, обещаю. Что ж, не факт, конечно, но если и так, то это просто подтвердит, что у тебя дерьмовый вкус, как я уже и считаю. В любом случае. Давай, попробуй. Питер, глядя на Тони, неохотно берет картошку с вершины кучи и макает ее в мороженое. Он ждет момента, когда комбинация текстур заставит его желудок перевернуться, пока он нерешительно жует, но вместо этого приятно удивлен, что сладкий и соленый вкусы так хорошо дополняют друг друга. – Не самое страшное, правда? – Тони понимающе усмехается, таким же образом кладя себе в рот еще одну картошку. – Я прав, не так ли? Это хорошо. Скажи это. Я прав. – Нормально, – говорит Питер, вытаскивая еще одну картошку. – Не зазнавайся. Самодовольная ухмылка на губах Тони говорит ему, что уже поздно. Тишина снова заполняет пространство между ними, более напряженная, чем раньше, в манере, которую Питер не может описать. Как будто в воздухе возникло мягкое жужжание, как будто его поразило бы статическое электричество, если бы он прикоснулся к нему. Не желая, чтобы его ужалили, он продолжает есть свой бутерброд. У Тони, напротив, есть другие идеи. – Итак, Питер Паркер, теперь, когда я знаю, что ты не полный тупица, скажи мне вот что, – он глубоко вздыхает с мрачным выражением лица, – ты носишь очки ради эстетики или как? Питер смотрит на него. – Да ладно. Ты стремишься к гик-шику? Лучше не стоит, это очень 2012. – Чувак, нет. Я знаю, что очки похожи на аксессуар или что-то в этом роде, но мне они действительно нужны, чтобы видеть. Я, черт возьми, слепой. – Насколько слепой? – Довольно слепой. Он снимает очки и указывает пальцем в направлении цветного пятна, которое он принимает за Тони. – Я тебя вообще не вижу, – прищуривается он. – Ты просто размытое пятно. Это лучший твой вид. Тони берет очки из протянутой руки, и у Питера случается мини истерика, когда он думает, что Тони может упасть так низко, чтобы украсть их, но быстро понимает, что тот просто примеряет их. Он присвистывает, прежде чем вернуть их Питеру. – Ага, действительно работают. Какого хрена ты не носишь линзы? Питер пожимает плечами и снова надевает очки. Старк возвращается в идеальном качестве. – Они очень дорогие, – признается он Тони. – У меня они есть, я использую их для матчей или для особых случаев, но я не знаю, я привык к очкам. – Тебе нужно их все время протирать? – Да. На самом деле есть пятно от того места, где Тони случайно коснулся линзы. – Ты когда-нибудь случайно наступал на очки? – Ага. Он делал это не единожды, но никогда не забудет в первый раз, как он был расстроен в данный тот или как он безуспешно пытался скрыть свое лицо от Бена и Мэй, чтобы они не увидели трещин на линзах. Он плакал, когда они узнали. Этот первый раз случился всего через несколько недель после смерти его родителей, и он уже был перегружен мыслями о том, что станет для пары обузой. Они никогда не прекращали попытки доказать, что заботиться о нем не составляет труда. Иногда, по утрам, подобным тому, которое у него было, он все еще не может не задаться вопросом, насколько лучше им было бы без него. После этого они едят в созерцательной тишине. Пока Питер доедает свой сэндвич, он наблюдает, как Тони тайком кормит своей картошкой фри добермана под столом, без ведома хозяина. Он должен есть быстро, чтобы скрыть улыбку на губах, когда собака с очевидным намерением медленно приближается к их столу, глядя на Тони большими задушевными глазами. Когда он заканчивает есть и ему больше нечего скрывать, он возобновляет их разговор. Прочищая горло, он указывает на Мустанг, как только привлекает внимание Тони. – Хорошо, твоя очередь. Что случилось со старушкой? – С моей машиной? – Да. Объясни всю эту атмосферу. Тони мгновение молчит, его взгляд задумчиво исследует Питера, руки скручивают салфетку. – Когда я покупал ее, она была никчемным хламом, в основном металлоломом. Купил все запчасти и довел ее до ума. Я не знаю, мне просто нравятся машины, возиться с ними или что-то в этом роде. – Ты сам ее восстановил? - спрашивает Питер, неохотно впечатленный. Он снова смотрит на машину, пытаясь ее вообразить. Нетрудно было представить Тони Старка, который пачкает руки, будучи золотым ребенком, но у него есть средства и знания, чтобы восстановить старинный автомобиль в шестнадцать лет? Это объяснило бы весь образ Дэнни Зуко, но с его банковским счетом он мог легко купить Мустанг в отличном состоянии, не пошевелив пальцем. Это объяснило бы масляные полосы, появившиеся на днях. Тони пожимает плечами, перекручивая салфетку в руках. – Типа того. В любом случае, перестань меня осуждать, очкарик. – Не осуждаю, – невинно поднял руки Питер. – Я просто не ожидал этого от тебя. – Да ладно. Я знаю, что я исключительный человек. – Это не то слово, которое я бы использовал, – допускает Питер. – Но ты не худший. Вспышка удивления на мгновение мелькает на лице Тони, прежде чем исчезнуть. – Спасибо за похвалу, – криво усмехается он, подпирая руку подбородком. Он медленно осматривает Питера с головы до ног, его большие любопытные глаза согреваются солнечным светом. – Я в таком же шоке, как и ты. – ... Думаю, ты тоже не худший, – вздыхает Тони, словно ему больно признавать это. – Я имею в виду, не пойми меня неправильно, мы никогда не сможем быть друзьями ... – Точно нет. – ... но ты не совсем невыносимый. Боже, никогда не думал, что скажу это. Может, я расту как личность. – Я все еще неандерталец? Потягивая молочный коктейль через соломинку, Тони нерешительно приподнимает плечи. Питер пинает его ногу под столом, не желая принимать это за ответ, даже если Тони пинает его, его глаза на мгновение поднимаются вверх, а улыбка почти застенчивая. В свете заката он даже кажется милым. – Наверное, не стоило тебя так называть, да. – Возможно, нет. Это извинение? Тони закатывает глаза. – Не торопись, Паркер. Я просто говорю, что ты не совсем отвратителен. Кто знал. – Я знал. Я просто не знаю, почему ты всегда так меня ненавидел. Он не хочет, чтобы слова выходили такими тихими, но он не может забрать это обратно, когда слова вылетели из его рта. Начинается дождь. – Извини, – говорит Питер, громче, чтобы его можно было расслышать из-за сильных ударов капель по верхнему зонту, сразу чувствуя себя глупым. – Я не должен был - это не имеет значения. Я имею в виду, ты мне тоже действительно не нравишься. – Могу я предложить вам что-нибудь еще? Оба поворачиваются к официантке, которая подошла к их столику, улыбаясь им морщинистыми губами, с блокнотом в руке. Тони бросает полтиник на стол и встает, и Питер следует его примеру. – Нет, – говорит он, склоняя голову к двери. – Мы все. --- – Увидимся в школе? – Питер кричит, чтобы его было слышно из-за дождя. – Я отвезу тебя назад, – кричит Тони, мокрые волосы прилипают к его лицу. – Что? – Питер кладет ладонь на ухо. – Что? – Тони делает то же самое. – Я сказал, что подвезу тебя! – Станция недалеко, – указывает он. – Я могу дойти! – Не делай из меня засранца! Садись, принцесса! Дождь стучит по его тонкой рубашке, а сверху грохочет гром, поэтому он не тратит свою энергию на споры. Он садится. --- Короткая обратная дорога приятна, музыка приглушена, стук проливающегося дождя заполняет все возрастающую комфортную тишину между ними. При включенном обогревателе не нужно много времени, чтобы высохнуть и вернуть ощущения пальцам. Из вентиляционных отверстий приятно льется тепло, и Питер чувствует, что он насытился едой, и что может уснуть в любой момент. Ему приходится постоянно открывать глаза, хотя сложно настроить фокус, поскольку закат на мокром лобовом стекле перетекает в ярко-оранжевый цвет, а огни машин расплываются в яркие длинные цветные полосы. – Ты не совсем безнадежен, – внезапно признает Тони, замедляясь, когда они приближаются к его многоквартирному дому. Это первый раз, когда кто-либо из них заговорил с тех пор, как начался обратный путь. – Слушай, может, все дело в том, что ты выглядишь как хмурящийся засранец, когда говоришь, я не знаю. В тебе есть что-то, что меня действительно раздражает. Питер съеживается, когда они останавливаются возле его дома. – Я не хочу тебя раздражать. – Ага, вот и моральный образ, – у Тони морщится нос, как у младенца, который только что съел что-то кислое. – Отвратительно. Спасибо, Паркер. – Не за что. Он отстегивается и открывает дверь, на секунду колеблясь, пока между ними устанавливается связь. – Думаю, спасибо за жратву и поездку. Напиши мне, когда получишь документы от Миранды? – Да, да, – насмешливо поддакивает Тони. – А теперь выйди из моей машины. Питер подчиняется, показывая ему средний палец на прощание. Как только машина сливается и исчезает в потоке, он улыбается своим рукам, щеки теплеют. «Это чувство, наконец почувствовать себя на равных», – рассуждает он, делая шаг назад в свою квартиру. Это оно и есть. Его живот необъяснимым образом все еще дергается, когда он поднимается по этажам, прокручивая в голове весь день, пока он не подходит к своей двери. Когда он входит, пахнет тикка масалой и слишком большим количеством имбиря. Он ставит рюкзак у двери, вешая ключи на ближайший крючок. Мэй приветствует его покачиванием лопатки, при этом соус попадает в воду. – Привет, малыш, – говорит она, хватая его за плечо, когда он приближается, и целуя его в щеку. При ближайшем рассмотрении он обнаруживает, что кухня блестит чистотой. Полы вымыты шваброй, в затирке между плитками нет ни пятнышка грязи, а под запахом специй слышны слабые нотки резкого дезинфицирующего средства. – Ого, – говорит Питер, глядя на ассорти из курицы и фасоли. Рис на конфорке выглядит мокрым и пережаренным. – Выглядит великолепно. Как работа? Она неопределенно жестикулирует, но не смотрит ему в глаза. – Хочешь есть? Такое же странное поведение, как и утром, и он не решается сказать, что уже поел. Вместо этого он собирает столовые приборы и салфетки, берет стопку мисок и помогает ей подняться. – "Танцы со Звездами?" - спрашивает он, наклоняя голову в сторону гостиной. Он проверяет ее, когда она не отвечает. – Да ладно, ты же не позволишь мне поесть в полном одиночестве, а? Тони, кстати, передает привет. Он не знает, почему добавляет эту последнюю часть, вспоминая недавний разговор, но стоит увидеть ее улыбку. – Хорошо, – кивает она, накладывая рис в миски. – Как Тони? Все, что произошло в тот день, утекает, неважно, незначительно. – Думаю, с ним все в порядке. --- Через несколько часов Мэй засыпает на диване. Он не хочет трогать ее, такую измученную, поэтому накрывает ее старым одеялом и снимает очки с ее лица, кладя их на журнальный столик. Он убирается так тихо, как только может, и ставит ее телефон на зарядку в гостиной. По пути в постель он проверяет время в телефоне. И Баки, и Тони отправили ему сообщения, последнее с ожидаемыми документами. Бен гордился бы им, думает он, улыбаясь, читая некоторые из них, а остальное приберегает до тех пор, пока не станет более внимательным. Может быть, это был не такой уж ужасный конец дня.