***
Найти родителей Кэтры не оказалось такой уж сложной задачей. Они слишком выделялись своей богатой одеждой, количеством плюшевых игрушек в руках и обеспокоенными лицами на фоне счастливых улыбок толпы. Завидев своих родных, Кэтра позволила себе заплакать, и блондинка тут же выпустила ее из своих рук, чтобы девочка смогла добежать до своих родителей. Но вместо радостных объятий, которых ожидала девушка, отец девочки дал ей сильную затрещину. А мать, схватив девочку за платье возле шеи, поволокла ее к выходу, приговаривая, что она вытрепала им все нервы своим побегом. Блондинка хотела было вмешаться, но потом поняла, что только разозлит этим родителей Кэтры. Вместо праздничного ужина, сделанного на заказ торта с пятью свечками и кучи подарков от малочисленных родственников Кэтра получила только пару новых подзатыльников, кучу ругани и временное лишение всех купленных на ярмарке игрушек. Девочка тихо сидела на кровати в своей комнате и нюхала свои маленькие ладошки, улавливая уже почти сошедший кисло-горький запах своей спасительницы, которую она даже не поблагодарила. На прикроватной тумбе лежал брелок с плюшевым единорогом с аккуратно вышитым на его животе именем «Адора», который Кэтре дала спасительница, когда девочка в очередной раз едва не заплакала, боясь, что родители бросили ее на ярмарке. Этот брелок казался девочке дороже, чем все те игрушки, которыми ей запретили играть.***
Когда Кэтре исполнилось семь лет, у нее родился младший брат, приемник родительского бизнеса, и тогда девочка поняла, что значит быть старшим и нелюбимым ребенком. Все внимание родителей и гувернанток было направлено на брата, и сначала девочке это нравилось: никто не донимал с ненавистным ей распорядком дня, никто не следил за каждым ее шагом, никто не пугал ее за неповиновение позвонить строгому отцу, который по возвращении домой точно наказал бы свою дочь. Теперь Кэтра могла дышать свободно. Но счастье не длилось долго. О своем плачевном положении Кэтра осознала тогда, когда гувернантка не приехала за ней в школу. Кэтра ходила в частную школу для девочек, которая находилась в центре города, в то время как особняк ее родителей находился далеко за чертой города, в элитном районе, до которого, разумеется, общественный транспорт не ходил. Хотя нет, догадываться о том, что ей крайне не повезло с семьей, Кэтра начала тогда, когда пошла в школу. У школы был строгий дресс-код, который Кэтра любила нарушать: то волосы распустит, хотя гувернантка исправно каждое утро заплетала ей косу, то в туалете переоденется из школьной юбки в черные брюки, которые тоже считались нарушением, то намеренно забудет тетради дома, чтобы посмотреть, как среагируют учителя. Учителя бесились, учителя проводили с Кэтрой воспитательные беседы, которые та едва ли слушала в пол уха, потому что знала, что до родителей ее проказы не дойдут: слишком уж важно спонсирование ее родителей для этой школы. Из-за проблем с дисциплиной и учебой у Кэтры не было подруг. Совсем. Сначала некоторые девочки хотели с ней подружиться, то ли по доброте душевной, то ли из-за наставлений своих родителей о том, как важно дружить с представительницей самой известной в их штате фамилии, но вскоре эти попытки сошли на нет. Вместо доброжелательных или виноватых улыбок Кэтра вскоре начала видеть насмешливые взгляды и слышать шепотки у себя за спиной. В семь лет Кэтра впервые подралась. Это была неловкая и очень короткая драка, начавшаяся с подножки какой-то девочки из ее класса и закончившаяся разбитым носом у нее же. Кэтра вышла из драки полнейшей победительницей, которой не пришлось получать сдачи. Директор школы была максимально недовольна поведением своей ученицы и поставила ультиматум ее родителям: либо Кэтре прививают хорошие манеры и дают должное домашнее воспитание, либо Кэтра будет отчислена. Кэтре было все равно. Ровно до тех пор, пока она не узнала в полной мере, что такое гнев отца. Три дня Кэтра пропускала учебу, чтобы у нее зажили те синяки, которые невозможно было спрятать под косметикой. В тот момент Кэтра поняла, что она является лишней в своей семье, что она не дождется того же внимания от своих родителей, которое получал ее младший брат, просто родившись мальчиком. А раз она не сможет впечатлить своих родителей, то и стараться, из кожи вон лезть тоже не нужно. В тот вечер семилетняя Кэтра повзрослела, осознав, что ее детство кончилось, и теперь кроме нее самой у нее никого нет.***
Кэтра небрежно кинула портфель на землю и легла на траву, положив голову на сумку. На дворе стоял конец мая, непривычно горячий для их штата воздух обжигал легкие, а солнце приятно припекало нос и шею. Возможно, она даже сгорит на этом самом солнце, и завтра на нее с неприкрытой неприязнью все будут коситься из-за покрасневшей кожи. Может, ей опять скажут, что она позорит школу тем, что у нее не белоснежная кожа, что куча ссадин на руках и ногах из-за того, что девочка лазит по деревьям в парке, что куча синяков на ногах из-за того, что Кэтра бегает по парку не смотря под ноги и часто падает. Кэтру это не волнует. Ей даже немного смешно от того, как краснеет в едва сдерживаемой злости лицо ее классной руководительницы, когда она в очередной раз читает своей подопечной нотации. Поорет и перестанет, все равно все учителя знают, что если они не позволят Кэтре учиться дальше, то ее семья не будет спонсировать школу, а их деньги составляют большую часть вкладываемых в школу средств, Кэтра подслушала это, когда ее классная говорила с директором об отчислении. Накажет отец? Что в этом нового? Огорчится мать? Посюсюкается с братом, и ее настроение тут же улучшится. Так есть ли смысл эмоционально выгорать в школе, чтобы доказать что-то учителям и родителям? Кэтра считала, что нет. Она умела считать, умела писать, умела читать, она прекрасно знала программу первого класса, поэтому могла заткнуть остатки самоконтроля и просто прогуливать уроки в парке. Хочет и будет. Подходило время обеда, и Кэтра думала, стоит ли ей вернуться в школу, потому что у нее не было никакой еды с собой, ровно как и денег, чтобы купить что-то в парке. Стоявший недалеко фудтрак с мексиканской едой только соблазнял детский аппетит, и Кэтра с тоской подумала о том, чтобы сейчас как по волшебству у нее в кармане оказалось пять долларов на тако и колу. «Наверное, все же стоит вернуться в школу», — подумала девочка. Как бы она ни храбрилась, от криков учителей болела голова, а от методов воспитания отца по несколько дней ломило все тело, а синяки не сходили неделями. Кэтре не нужны проблемы, ей не нравится, когда на нее кричат или когда ее бьют, но только так ее замечали. Только так родители переключали свое внимание со своего любимого сыночка на старшего ребенка, о котором в спокойное время предпочитали не вспоминать. Кэтра встала на ноги и отряхнула юбку от прилипших травинок. Белые гольфы измазались и на икрах проступали черные от земли и зеленые от травы пятна, которые вряд ли бесследно исчезнут после стирки. Возможно, на форменной юбке тоже остались пятна, но разглядеть их девочка не могла. Да и не то чтобы они ее как-то волновали — есть и есть, нет и нет. Если ей и прилетит за что-то, то скорее за очередной прогул, нежели за порчу одежды. Девочка бросила последний взгляд на фудтрак, еще раз вдохнула острый запах приправ и пошла в сторону школы. Кажется, сегодня в школьной столовой у них будет французская кухня. — Хей, привет, — послышался мужской голос откуда-то со стороны, и Кэтра оторвала свой взгляд от сбитых носков своей обуви. — Привет, — рассеянно ответила она, и лишь потом поняла, что обладатель голоса был в разы старше ее. Рядом на скамейке сидел мужчина средних лет, показавшийся Кэтре невероятно старым. Он был одет в серый деловой костюм, чем-то напоминавший отцовские костюмы, только намного дешевле. Возле него на скамейке лежал потертый дипломат, а на нем — шляпа, такая же дешевая, как и костюм. Мужчина потирал носовым платком лоб, вытирая пот и неловко улыбался девочке. — Ты разве не должна быть в школе? — спросил мужчина. — А вы разве не должны быть на работе? Мужчина хохотнул, продолжая обтирать лицо и шею платком. «Наверное, в костюме очень жарко в такую погоду», — подумала Кэтра. — А тебе палец в рот не клади. Голодная? Кэтра стрельнула взглядом в сторону фудтрака и покачала головой. Мужчина встал со скамейки, надел шляпу на голову, взял дипломат и подошел к девочке. — Я же вижу, что ты хочешь есть. Давай я тебе что-нибудь куплю? Потом можем купить мороженое, я знаю одну палатку, она недалеко. Кэтра недоверчиво посмотрела в лицо мужчине. Он улыбался слишком сильно, что задергались уголки губ, но девочка списала это на жару. Мало ли как люди реагируют на высокую температуру, одна из их гувернанток сразу падает в обморок, если на улице выше двадцати пяти градусов. Мужчина подошел вплотную, положил горячую ладонь на спину девочке и несильно подтолкнул к фудтраку. Кэтра подчинилась. Кэтра всю жизнь питалась только в школе и дома. В частной школе руководство могло себе позволить нанять приличных поваров, заказывать лучшие овощи и мясо, чтобы ученицы питались не хуже, чем в ресторанах, поэтому каждые три дня школьное меню кардинально менялось вместе с кухней. В основном в их столовой были французская, итальянская и греческая кухни, изредка появлялась и американская, однако руководство считало, что такую еду ученицы могут есть и дома. Но никогда — мексиканская. Она манила Кэтру своей новизной, своими острыми соусами и пряными напитками. Тако с креветками и овощами вызывал восхищение одним своим видом, Кэтра не могла осмелиться его попробовать. Мужчина пригласил ее сесть на лавочке в тени деревьев поодаль от дороги и теперь с улыбкой наблюдал за немым счастьем первоклашки. — Кусай, девочка, — сказал он и закусил губу. Кэтра откусила максимально большой кусок, на который была способна, уронив небольшое количество начинки себе на юбку, и зажмурила глаза от удовольствия. Никакие запахи и никакой вид еды не сравнится с этим потрясающим вкусом. Кэтра поняла, что теперь все французские рататуи и итальянские лазаньи, которые она так любила есть на обед в школе, не сравнятся с тако, купленным в обычном фудтраке в парке. — Какая ты не аккуратная, а еще девочка, — цокнул языком мужчина, вытирая соус с губ Кэтры. В ее голове кольнуло, что что-то не так. Что-то не так в мужчине рядом, что-то не так в его обращении к ней, что-то не так в его действиях. Ей не нравилось то, как он трогал ее лицо, не нравился этот запах пота от него, который забивался в чувствительный нос. — Посмотри, ты запачкала свою юбочку, — мужская ладонь легла на юбку и, будто стряхивая упавшие из тако овощи, он начал медленно задирать юбку Кэтры. Девочка неуверенно попробовала отодвинуться. Секунда — какой-то вихрь уверенным кулаком врезал мужчине в лицо, а потом, схватив за грудки, резко стряхнул со скамейки. Кэтра, онемев от страха и неприятных ощущений, выронила тако и попыталась сжаться так, чтобы совсем исчезнуть, спрятала лицо в руках. — Убери от нее руки, тварь, — немного запоздало прорычал женский голос, послышался еще один звук удара, а потом мужской стон боли. Кэтра посмотрела сквозь пальцы и увидела мужчину, угостившего ее, который лежал на земле, прижимая руки к лицу, и смутно знакомую девушку в красной куртке. Девушка с горячей ненавистью смотрела на мужчину и, не сдержавшись, пнула его ногой в бок, вызывая у того еще один вскрик. Блондинка села на корточки у его лица и прошипела: — Если ты приблизишься к ней хотя бы на километр, я найду и убью тебя. И поверь, я не шучу. Пошел отсюда. Мужчина, позабыв про свой дипломат, кинулся прочь от девушки, хромая от боли. Блондинка с презрением смотрела ему в след, пока тот, оглядываясь на фурию в красной куртке, не скрылся за поворотом дороги. Девушка глубоко задышала, успокаиваясь, и сжимала-разжимала пульсирующие от боли кулаки. Наконец, она повернулась к Кэтре и присела рядом с ней, но сохраняя дистанцию, чтобы не давить на нее своим присутствием. Девочка зашмыгала носом, стараясь не заплакать. Почему ей хотелось плакать — Кэтра не совсем понимала. — Кэтра, ты в порядке? Он не сильно тебя напугал? — спросила блондинка. Кэтра покачала головой и вытерла первую слезинку со своей щеки. — Тебя проводить до школы? Или до дома? — Если я сейчас приду домой, папа меня наругает, — ответила Кэтра. — Я пойду в школу. Блондинка тепло улыбнулась и выпрямилась. — Откуда ты знаешь мое имя? — спросила Кэтра, когда они с блондинкой отходили от злополучной скамьи. — Ты не помнишь меня? Мы с тобой уже виделись. Кэтра украдкой посмотрела на свою спасительницу. Светлые волосы собраны в высокий хвост, белая водолазка и красная куртка, в которых девушке наверняка было жарко в такую жару, потертые джинсы, добрые голубые глаза и нежная улыбка. Что-то шевелилось в памяти Кэтры, но она никак не могла понять, почему девушка ей знакома. Кэтра принюхалась. У нее очень чуткое обоняние, она поняла это не так давно, но теперь часто пользуется этим, чтобы выбрать самое вкусное во время обеда в столовой или чтобы узнать, испортился забытый в холодильнике десерт или нет. От девушки пахло кисловато-горько. Грейпфрут. Ярмарка, вечер, Кэтра потерялась. Красная куртка на плечах. Брелок с единорогом. — Адора? — неуверенно спросила Кэтра. — А ты откуда знаешь мое имя? — улыбнулась Адора. Кэтра достала из рюкзака связку ключей, на котором красовался подаренный два года назад брелок с единорогом и вышитым на нем именем. Блондинка, не забирая ключей из рук девочки, покрутила в пальцах единорога и улыбнулась. — Не думала, что ты его хранишь. Нравится? Девочка молча кивнула и неожиданно для них обеих крепко сжала ладонь Адоры в своей ладошке. Прохлада рук девушки успокаивала, навевая какие-то недосягаемые воспоминания, когда родители еще были рады иметь дочь и потакали всем ее желаниям. Дорога от парка до двора школы заняла не больше пяти минут. Перед тем как отпустить детскую немного дрожащую ладонь, Адора внимательно осмотрела Кэтру с ног до головы, аккуратно стряхнула с ее юбки остатки еды быстрым движением, чтобы не испугать ее еще больше. Потом серьезно посмотрела ей в глаза. — Кэтра, пообещай, что расскажешь маме о том, что случилось в парке. Она не будет ругать тебя за прогул и не скажет твоему папе. Но ты должна рассказать, что этот… мужчина сделал. — Обещаю, — прошептала Кэтра, не желая отпускать руку блондинки. — Ты уйдешь? — Да, мне пора. — Ты придешь завтра? — Нет, прости. Завтра я не смогу, — Адора аккуратно освободила свою руку. — Обязательно расскажи маме. Кэтра кивнула и зашла в здание школы, обернувшись один раз перед тем, как закрыть дверь. Адоры уже не было. На следующий день Кэтра увидела лицо того самого мужчины, что угостил ее в парке, на экране телевизора с подписью «в розыске», а диктор новостей сказал, что если кто-то подвергся его домогательствам, стоит сообщить полиции. Кэтра, как и обещала, сказала сначала маме, потом одной из гувернанток, что этот мужчина трогал ее. Ни та, ни другая ей не поверили. После этого Кэтра подумала, что все же ребенком быть лучше, чем взрослым. Она еще не готова взрослеть.