Павлины и кролики

– Долго ты еще собираешься там возиться? – Это была твоя чертова идея, поэтому наберись терпения и помолчи! Цзинь Цзысюань лишь недовольно цокнул и скрестил руки на груди, следуя просьбе и затыкаясь. В томительном ожидании он уже искусал себе губу изнутри и извозился на постели до такой степени, что та более не сверкала порядком, смятая и разворошенная, словно на ней не сидел один человек всего несколько минут, а пробежалась толпа детей. Это, впрочем, не сильно тревожило владельца, что чинно восседал в позе лотоса еще в ночных одеждах и неотрывно смотрел на расположенную поодаль ширму. Где-то в глубине души съедала толика сожаления. Сожаление от того, что эта расписная перегородка совершенно не играла ему на руку и не пропускала ни следа блеклой тени юноши, что прямо сейчас за ней возился с одеждами, то и дело чертыхаясь. До нетерпеливого хозяина отведенной орденом Цишань Вэнь комнаты доносились лишь глухой шорох ткани и тихое ворчание. Его словно дразнили. Неудивительно, если окажется, что Вэй Усянь в самом деле нарочито издает как можно больше шума. Издеваясь. Завлекая. К сознанию наследника ордена Ланьлин Цзинь подкралось совсем не благонравственное желание плюнуть на все и подойти. Наплевать на все писанные и неписанные правила морали, забыть обо всех строгих, но игриво-издевательских просьбах Вэй Усяня, встать с кровати, подойти, откинуть ширму... Цзинь Цзысюань ущипнул собственную кисть руки. Успокойся. Ты сам этого хотел. Нужно терпение. Больше терпения. Ты же чертов адепт Ланьлин Цзинь. Наследник, в конце концов! Воздержание сохраняй на уровне этих живых каменных изваяний из Гусу Лань. Не позволяй столь постыдным желаниям вырваться наружу. Да твою мать, ты уже опустился ниже, чем когда бы то ни было, в тот момент, когда предложил ему это! Уже за это ты должен получить наказание! Время ожидания будет служить им. Он попытался отвлечься. И первое, что пришло ему в голову – осторожно пригладил волосы, осмотрел сверху собственные одежды на элемент вдруг появившегося пятна или лишней складки. Идеально. Впрочем, как всегда. И быстро одернул себя. Спасибо Небесам, его никто не видел. Из-за ширмы выглянула знакомая черная макушка. Цзинь Цзысюань едва не подпрыгнул на месте. Дождался! – Ты там еще не уснул? – Как видишь, нет. – А, ну тогда подожди еще, я почти закончил. И скрылся обратно. Цзинь Цзысюаню оставалось лишь страдальчески закатить глаза. Какие грехи он совершил в прошлой жизни, раз вынужден терпеть подобные издевательства? – Такое чувство, словно тебе всунули не традиционную мужскую одежду, а женскую. Сколько ты там торчать собираешься? – Принес бы ты мне женскую, сам бы и напялил. Юноша вновь тяжело вздохнул и повалился на кровать. Идея пришла ему в голову совершенно спонтанно, и также спонтанно он предложил ее Вэй Усяню. Но кто бы мог подумать, что по итогу он будет вынужден расплачиваться подобными муками. Чем больше он над этим размышлял, чем сильнее включал воображение, тем отчетливей понимал – он хочет его увидеть. Очень. Прямо сейчас. Сдержав очередной горестный вздох, он перевернулся на бок и открыл глаза. Так и застыл. Перед ширмой стоял он. Вэй Усянь. В аккуратно уложенных золотых одеяниях. А в руках держал пояс. Лицо его отражало просто неописуемое недовольство. Но тем не менее, он осторожно поправил на груди узор «сияния средь снегов» и как-то нехотя приблизился к дождавшемуся его Цзинь Цзысюаню. И впервые в жизни тот увидел, как его избранник будто бы в смущении отводит взгляд. Картина просто завораживающая. – Помоги завязать пояс, – бросил Вэй Усянь. Так, будто эти три слова дались ему с огромным трудом. «Не можешь сам? Руки не из того места? Тебе что, пояс до сих пор собственный шиди повязывает?» Но Цзинь Цзысюань проглотил все едва не сорвавшиеся с языка колкие фразы. Что-то подсказывало ему, что любое неверное телодвижение или же неосторожное слово может его спугнуть. Не для того он страдал в мучительном ожидании, чтобы так просто позволить прекрасному образу пропасть, как какому-то видению. И он покорно поднялся с кровати, принимая элемент одежды. Просить не пришлось. Вэй Усянь самостоятельно поднял руки вверх, собирая мешающие волосы. Цзинь Цзысюань с какой-то трепетной осторожностью закинул пояс за чужую поясницу, на короткое мгновение приобнимая одними изгибами локтей. Подтянул и поправил. Он должен лежать идеально ровно. Как-либо иначе просто непозволительно. – Придержи, – коротко попросил он, и Вэй Усянь без вопросов отпустил волну черных волос, послушно ухватив пальцами края пояса и фиксируя на месте. Цзинь Цзысюань нервничал. Отчего – сам не понимал. Пальцы его слегка подрагивали, пока он старательно затягивал пояс и путал пальцами веревки в узел. Пару раз он случайно коснулся чужих пальцев, и промелькнула мысль, что такими успехами его сердце под конец может просто остановиться. И все равно увлекся, теперь опутывая веревки друг вокруг друга в волнистый узор вокруг талии. Дошел до боков и на мгновение замер, не уверенный, как ему поступить дальше. Попросить повернуться? Обнять? Последняя мысль пленила, но остатки разума не позволяли так просто пойти на поводу чувств. Вопрос решился просто, когда Вэй Усянь, взглянув на невероятно напряженное лицо перед ним, усмехнулся и, ехидно прищурившись, поддался немного вперед, устраивая руки на плечах. Мол, расслабься. Мол, трогай, сколько душе угодно. Приглашение было принято с невольным волнением. Работа окончена. Пояс сидит просто превосходно и выглядит великолепно. Цзинь Цзысюань даже отступил на пару шагов, разглядывая со стороны плоды своих стараний. Но не столь восхищал его внешний вид одеяний, сколь тот, на ком они сидели. И сидели просто превосходно. Штаны были слегка коротковаты. Все этот гребаный рост Вэй Усяня. Сантиметр или два, если присмотреться, разница ощущалась все равно. И Цзинь Цзысюань поспешил скользнуть взглядом выше от босых стоп. Нижняя часть верхних одеяний лежала ровно и вполне свободно. Пояс не перетягивал и не болтался тряпкой. А в плечах юноша определенно был немного скован. Как их в этой Пристани Лотоса вообще тренируют? Вэй Усянь перестал поправлять рукава и поднял взгляд на будто бы одеревеневшего адепта. – Знаешь, создается впечатление, что ты получаешь сомнительное наслаждение. Так нравится смотреть на людей в собственных одеяниях? – со смешком изрек он. А Цзинь Цзысюаня бросило в жар. Нравится. Но не смотреть на людей, а смотреть на него. На чертового Вэй Усяня. В его одеждах. В одеждах его ордена. И он хотел бы смотреть на него такого вечность. – Тебе идет. Все, что он смог из себя выдавить. Наступит ли однажды день, когда гордый и скованный в изложении чувств наследник ордена сможет сказать прямо все то, что хотел бы сказать Вэй Усяню? Или им просто суждено до скончания дней общаться одними прикосновениями, взглядами да недомолвками? Впрочем, даже если такой день наступит, скорее всего он будет обозначать падение Небес. – Разумеется идет! Мне все идет! – и Вэй Усянь крутанулся на месте, а Цзинь Цзысюаню пришлось крепко сжать кулаки в попытке утихомирить взметнувшееся сердце. – Не я ли четвертый по красоте? Однако... – он с хмурым недовольством осмотрел одежды сверху вниз и как-то небрежно приподнял нижнюю часть. – Она такая яркая. Аж глаза слепит. В жизни такое больше носить не буду. – Даже если я попрошу? Вэй Усянь вздохнул и развел руками. – Я бы сказал «да», но я уже стою, обернутый золотом, и именно по твоей просьбе, – он повернулся к зеркалу, оценивая вид со стороны. – Некрасиво, – и, поразмыслив, добавил: – На тебе смотрится лучше. Так что, – он обернулся резко, прежде чем Цзинь Цзысюань успел осмыслить сказанное им, – ты закончил? Налюбовался? Я хочу уже переодеться обратно. И нам скоро идти на занятия. – Еще не все, – признался Цзинь Цзысюань. Он просто обязан пойти до конца. И запечатлеть этот образ в памяти до конца своих дней. * * * – Вэй Усянь! Цзян Чэн догнал его уже возле тренировочного поля, хватая за руку и дергая на себя, вырывая из толпы других учеников. – Какого черта? Ты где был? Я приходил за тобой и... Шиди замер на полуслове с приоткрытым ртом и буквально вперился глазами в названного брата. Вэй Усянь вопросительно склонил голову. – Цзян Чэн, ты так проголодался, что решил мухами закусить? – Заткнись! Ты... – Цзян Чэн беспардонно ткнул в него пальцем, а лицо выражало такую смесь непонимания и гнева, будто шисюн прямо на его глазах в одночасье нарушил все возможные законы каждого ордена Поднебесной. – Ты чем занимался утром?! – Что? Все это время шествующий за ним Не Хуайсан, которому просто до жути страшно было идти на занятия без поддержки в лице друзей или хоть кого-то из знакомых, привычно прикрыл часть лица веером, а глаза его, казалось, откровенно смеялись. – Вэй-сюн. Давно ли ты столь тесно общаешься с адептами ордена Ланьлин Цзинь, что решил позаимствовать заколку и украсить лоб киноварной точкой? На несколько мгновений повисло неловкое молчание. – Что?! – уже громче выкрикнул Вэй Усянь и резко отвернулся от друзей, быстро касаясь руками головы и лица. Черт! Чертчертчертчерт!! Он забыл! Он забыл снять гребаную заколку и смыть киноварь! Они так увлеклись этой дебильной игрой, что он просто-напросто позабыл о том, чего не видел, лишь переоделся и сразу убежал на занятия! Но! Эта павлинья задница! Он же точно видел! У него чувство самосохранения притупилось за одно утро?! Он же не малолетка, чтобы так просто пропустить подобное сквозь пальцы намеренно! Как он собирается изъясняться и оправдываться? Как ЕМУ сейчас изъясняться и оправдываться?! Вэй Усянь быстро сдернул заколку и яростно стер рукавом метку на лбу, пока никто еще не заметил подобное допущение. Он буквально чувствовал взгляд на себе, прожигающий и внимательный. И он обернулся, но Цзинь Цзысюань моментально отвернулся от него. И все же Вэй Усянь успел заметить волнительный блеск в золотисто-карих глазах. Если он полагает, что расплата его не настигнет, то он глубоко заблуждается.