Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Уже второе утро подряд у Коли начинается не как обычно. На этот раз он открывает глаза под скулящие звуки Умки, который скребется лапками о дверь, просясь выйти. Лукашенко чисто на автомате встает с кровати, выпуская пса, а после валится обратно и тяжело вздыхает. Тело и мозг явно сговорились, потому что впервые Коле не хочется вставать с постели, он бы с удовольствием повалялся еще, может быть даже целый день, но. Но он не может, потому что сегодня он наконец встретится с мамой, по которой жутко соскучился, а еще сегодня нужно будет поговорить с отцом насчет отъезда. При всей своей любви и уважению к семье и родине, Коле нужно возвращаться обратно. У него учеба, матч и Бэррон. И ни один из этих факторов игнорировать нельзя. Лукашенко садится на кровать, зевает и трет глаза. Во всем теле чувствуется какая-то вялость, Коля разминает затекшие мышцы, встает с постели. И тут же на глаза попадается красная кофта Бэррона, которую Коля так и не выпустил из рук прошлой ночью. Почему-то его самого смущает тот факт, что он заснул, прижав ту к себе. Неловко. Немного потупив, Лукашенко берет кофту в руки и подходит к своей сумке. Еще некоторое время сжимает мягкую ткань в ладонях, не решаясь убрать ту, но в итоге вздыхает и убирает. Не время тосковать, все равно они уже совсем скоро увидятся. Никакая кофта не заменит настоящего Бэррона. Коля трясет головой, отгоняя ненужные сейчас мысли, выходит из комнаты и шлепает по холодным ступенькам вниз, на кухню. Завтракать не очень хочется, поэтому Лукашенко открывает один из трех холодильников и вздыхает. Тот заполнен доверху, но на глаза ничего вкусного не попадается. Дверца хлопает и до ушей хоккеиста доносится тихое, но быстрое топанье маленьких лапок. Умка появляется в дверях и радостно приветствует хозяина, а Коля смеется, замечая маленькие земляные следы, которые белоснежный пес оставляет за собой. Лукашенко хмыкает, надеясь, что он ничего не порушил в саду во время своих игрищ, садится на корточки и принимается гладить своего маленького друга. Вот с кем-кем, а с Умкой он проведет времени меньше всех. Хоккеист игнорирует, когда пес опирается о колено хозяина, оставляя грязное пятнышко на пижамных штанах, и ухмыляется, стоит шпицу лизнуть его в нос и задорно тявкнуть. Ну хоть у кого-то из них хорошее настроение с утра. Выпрямившись, Коля подмечает стоящую на столе вазу с фруктами и решает напасть на ту. По крайней мере, уж очень его манит к себе ярко-красное спелое яблоко, что аж светится от того, насколько оно чистое. Белорус подхватывает фрукт и кусает, тут же жмурясь от яркого сладкого привкуса, остающегося на языке. Умка рядом наклоняет голову вбок, словно тоже хочет попробовать, но Коля лишь подмигивает псу и в считанные секунды сгрызает яблоко целиком, выбрасывая огрызок в мусорный бак. Хоккеист моет руки и лицо, смывая остатки липкого сока с себя, вытирает лицо полотенцем и уже хочет было пойти обратно к себе, как на кухню заходит одна из многочисленных кухарок. Женщина слегка пугается, поскольку не ожидала тут кого-то увидеть, тем более Лукашенко младшего, но Коля лишь выгибает бровь, говоря, что уже собирается уходить. Придя в себя, кухарка интересуется что приготовить парню на завтрак, но Коля отказывается, отвечая, что не голоден. Белорус уходит с кухни вместе с Умкой, что следует за хозяином хвостиком, преданно глазея на того. Коля запускает пса в комнату первым, после заходит сам и закрывает дверь. До места встречи добираться довольно долго, то находится практически у самого выезда из города, поэтому лучше начать собираться заранее. Узнав погоду и в очередной раз пролистав новостную ленту, но не обращая на статьи должного внимания, потому что сейчас хоккеисту не до них, Коля выворачивает свою сумку на кровать и смотрит на все вещи, что успел в нее запихнуть. Кофта Бэррона была аккуратно отложена, в ней он точно не поедет. Будут вопросы, поскольку вещь вообще не в стиле белоруса, хоть и подходит ему по размеру. А этого Коле не надо. Даже от мамы. Тем более от мамы. Парень задумчиво хмыкает, переводя взгляд с удобных джинсов, на какие-то обычные штаны. Если бы это был очередной выезд с отцом, на котором не нужно было надевать костюм, Колю бы, наверное, убили, если бы он надел джинсы. Ладно, не убили бы. Но отчитали бы со всей свойственной и несвойственной строгостью. Лукашенко передергивает, и он все-таки останавливает свой выбор на джинсах. Во-первых, они удобные, во-вторых Коля едет не с отцом, так что внешний вид не особо важен. Так что хоккеист надевает джинсы, накидывает черную футболку и сверху темную кофту на молнии, завершая свой так называемый «образ» обычными кедами. Умка вопросительно гавкает, как бы интересуясь куда Коля собирается, но белорус подносит палец к губам и хмыкает, а собака сразу же успокаивается. Если парень правильно понял, отца дома уже не было. Иначе он бы, наверное, встретился с ним на первом этаже или они бы столкнулись на кухне под предлогом завтрака. Как бы эгоистично это не было осознавать, но так даже лучше. А то смотреть отцу в глаза и говорить про какие-то там срочные дела не очень хочется. Тот скорее всего подозревает куда Коля направляется, но в их доме это некое табу, поэтому об этом не говорят. Белорус вздыхает и выходит из комнаты, выпуская Умку с собой. Пес следует за хозяином вниз, радостно виляя пушистым хвостиком, и обещано молчит, когда Коля, как следует взлохматив белоснежную шерстку, прощается с ним и выходит на улицу. Умка еще несколько секунд смотрит на закрытую дверь, а после убегает по своим делам. Коля делает всего шаг, а после поднимает голову и практически оступается, чуть ли не падая, когда видит охранника, который постоянно сопровождает Лукашенко на мероприятиях с отцом, стоящего рядом с машиной. Белорус вздыхает, надеясь, что стоит он тут недавно, потому что если наоборот, то все очень плохо. Поскольку отец сейчас явно где-то дает очередное интервью, не сложно догадаться для кого подана эта машина. А с учетом того, что вчера Коля вышел в свет, вообще проще простого. Как можно быстрее хоккеист преодолевает расстояние от входной двери до машины и садится в нее. Дверь хлопает и Коля начинает объяснять куда ему конкретно надо. Охранник, сидящий рядом, смотрит как-то неодобрительно, видимо ему самому не очень хотелось выезжать куда-то с младшим Лукашенко, но это его работа и Колю она не волнует. Он был бы рад поехать к маме один, без сопровождения, увы и ах, это невозможно. Машина наконец трогается, Коля облокачивается спиной о сиденье и устремляет взгляд в окно. Впереди его ждет долгая и нервная поездка.

***

Уже на середине пути Коля понял, что колено у него трясется самой собой явно не от ровных дорог. Лукашенко нервно постукивает пальцами по ноге, периодически тяжело вздыхая. Кто ж знал, что он будет нервничать так сильно. Коля даже перед приездом в Беларусь так не нервничал. Ну, это понятно, ситуации совсем разные. Там Коля из другой страны летел, а тут…тут мама. Рвано вздохнув, Коля чуть прикрывает глаза и откидывается назад. Нужно успокоиться, пока это не переросло во что-то большее, например, в страх. Этого Коле очень не хотелось бы. Ехали долго. Действительно долго. Коля уже потерял счет времени, он даже не смотрел в телефон, не хочет самого себя шокировать тем, сколько времени он потратил только на дорогу. Асфальтированная часть пути кончается, и шофер сворачивает на лесополосу, заезжая в какой-то небольшой проем между деревьев, где более-менее чисто и примята трава. Коля тут же вылезает на улицу, полной грудью вдыхая чистый лесной воздух. Где-то вдалеке щебечут птицы, а солнце ярко бьет по глазам, приветливо обволакивая всего белоруса. Холодный порыв ветра заставляет съежиться, но это сейчас такая мелочь, что Коля полностью ее игнорирует. Парень делает всего шаг, когда понимает, что его охрана следует за ним тенью. Хоккеист оборачивается и, как бы ему не нравились все эти сравнения, по-отцовски хмурит брови и выдает: —Я один, —в ответ холодное молчание, которое явно означает отказ, —я серьезно, не надо ходить за мной, —Лукашенко старается принять более грозный вид, но получается это у него из рук вон плохо. А все потому, что он уже поскорее хочет увидеться с мамой. Эти мысли просто не позволяют Коле злиться, —пожалуйста, —в конце концов, поддавшись своим эмоциям, просит хоккеист, замечая некие перемены в лице напротив, —я буду осторожен, —и, развернувшись, уходит, заворачивая на главную тропинку, ведущую к, кажется, небольшой речке. И на этот раз за ним и правда не идут. Коля оглядывается по сторонам, ища глазами маму, но пока находит только какие-то огромные зеленые кусты, да белок, что спрятались высоко на деревьях и, кажется, не очень рады тому, что на их территории бродит кто-то незнакомый. Лукашенко оказывается возле пошатнувшегося ограждения, а дорога разделяется на две части, одна из которых еще на несколько и узенькими тропинками уходит куда-то вглубь леса. Эта Коле точно не подходит. Парень уже собирается свернуть и продолжить поиски, как слышит сзади тихое, запыхавшееся: «Коля» —и оборачивается. Понятно, так он просто приехал чуть раньше. Они с секунду смотрят друг на друга, словно не могут поверить в то, что сейчас происходит, а после женщина быстрыми шагами доходит до сына и сгребает в удушающе-крепкое объятие. Коля нервно смеется куда-то матери в плечо, в ответ еще крепче сжимая ее. Сцена прям как из слезливых романтических фильмов, в которых герои встречаются спустя долго время, вот только это не кино, а реальность, в которой Коля не виделся с мамой дольше, чем с отцом, и ему это не нравится. Женщина отрывается от белоруса первая, вздыхает: «Ты так вырос, Коля», а у Лукашенко никак сойти улыбка с лица не может. Мама ласково треплет его по волосам, гладит по щеке и смотрит с такой неописуемой любовью, что у Коли чуть глаза слезиться не начали. —Ты похудел…—мама делает брови домиком и горестно вздыхает, все же, не сдержавшись, дернув сына за покрасневшую щеку. —Это мышцы, —гордо усмехается Николай, когда его принимаются щупать за руки, удивленно охая. И правда мышцы. Да еще какие! Коля с мамой смеются с собственного поведения, а потом замолкают и принимаются рассматривать друг друга. Коля думает, что его мама вообще не изменилась. Все такая же красивая и веселая, а женщина думает, что ее сын поменялся полностью. Что-то все еще осталось от того прежнего Коли, но теперь…что-то в нем было другое, совершенно другое. Лукашенко предлагает маме пройтись, и та тут же с удовольствием соглашается. Они гуляют среди массивных стволов и густых лиственных шапок. Ветер свистит где-то вверху, понимая, что до двух гуляющих ему не добраться. Некоторое время они молчат. Коля раздумывает что бы такого спросить у мамы, но понимает, что мысли разбегаются кто-куда, а она тем временем поглядывает на Колю с легкой тенью улыбки. Погода хорошая и даже несмотря на то, что на его маме черное теплое пальто, Коле совершенно не холодно в кофте, разве что моментами, когда коварному ветру все же удается залезть под футболку парня. В парке тихо и нет людей, что, несомненно, радует. Ради такого стоило приезжать сюда, побыть только вдвоем им редко удается, тем более вне каких-либо стен. Женщина вдыхает полной грудью и предлагает сыну присесть на, кажется, одну единственную скамейку, непонятно зачем здесь установленную. Коля соглашается, потому что отказывать маме это не в его стиле. Да и просто посидеть, послушать природу—довольно неплохой отдых. По крайней мере колоссально отличающийся от вчерашнего дня. Они присаживаются на углубленную в землю скамейку и одновременно выдыхают, тут же переводя друг на друга взгляд, хмыкнув. —Ну рассказывай, —решает начать мама, заправляя за ухо выбившуюся светлую прядь. Коля словил флешбек, но благо вовремя одумался, —как ты там, как учеба, чем занимаешься? —засыпает его вопросами родительница, на что сначала получает короткий смешок, а после Коля улыбается и принимается выкладывать все как есть. Потому что это мама, потому что ей можно рассказать чуть больше, чем нужно. —С учебой нормально, даже отлично, —с нескрываемой радостью говорит белорус, —на парах интересно, на практике тоже, особенно хирургия и неврология, —Лукашенко задумывается на секунду, вспоминая названия предметов на русском, —а, —вспоминает он, —еще анатомия и рентгенология. Это все так интересно, ты не представляешь! —женщина тепло улыбается, видя с каким живым блеском в глазах сын рассказывает ей об этом, —Мне в принципе в Америке нравится, —усмешка, —там меня никто не знает, —на секунду Коля замолкает, но тут же спешит продолжить, дабы как-то замять эту неловкую фразу, —я все еще дружу с ребятами из команды, мы даже живем в соседних комнатах, —Мама удивленно приподнимает брови, а Коля тут же достает свой покоцанный мобильник и принимается что-то искать, — они не сильно изменились, но если хочешь, могу фотки показать, —женщина кивает, подсаживается ближе, а Коля пытается найти более-менее приличную фотку, где нет курящего Мэтта и страшных рож Марка, а у Никиты открыты глаза, а не как обычно, —вот, смотри, —парень отдает матери в руки телефон и уже через секунду чуть ли не взрывается смехом, когда она с нескрываемым удивлением спрашивает, где тот самый маленький мальчик из их компании. У Коли трясутся плечи от смеха, но он тыкает на Мэтта и, не сдержавшись, смеется в голос, ибо лицо у мамы настолько удивленное, что невозможно не посмеяться, —Мэтт вырос, да, —сквозь смех говорит Лукашенко, —но характер не изменился, —усмешка, —все еще наш мелкий чудик, —мама беззлобно цыкает на Колю: «не называй его чудиком», на что белорус лишь хмыкает. Ну что ему поделать, если Мэтт и правда чудик. —Да ты наврал мне, —наигранно возмущается женщина, —смотрит как Марк изменился, —Коля наклоняется чтобы понять что такого изменилось в Уокере, но при всем желании ему это не удается, —балбес, —смеется родительница, взъерошивая сыну волосы, —вы все изменились, —она делает небольшую паузу, —Марк, вон, выше стал, —Коля удивленно хмурит брови: «да ладно?», —конечно, —вновь кивает мама, —мне лучше видно, —Коля усмехается на такой ответ, —хотя нет, —хоккеист немного не понимает ее, —не все изменились, Никита каким был, таким и остался, —они вдвоем смеются с этого факта, после чего белорус пожимает плечами: —Ну, Никита же русский, —мама на это лишь закатывает глаза и отдает Коле его телефон, блокируя тот. —Хорошо, —женщина вмиг серьезнеет и Коля вместе с ней, —ты уже думал о том, что будет дальше? —пауза, —какие у тебя планы? —Учиться дальше, —слегка дернув головой, отвечает Лукашенко, —медицина-это мое и, думаю, я пойду в ней дальше, —мама кивает и с секунду раздумывает о чем-то. —А хоккей? —Это просто хобби, —отмахивается белорус, —мне нравится играть, да, выигрывать с ребятами матчи и все такое, —Коля вздыхает, —но не больше, —пауза, —я знаю, что отец хотел бы мне большого будущего в нем, но, —Коля направляет взгляд на маму и дергает уголком губ, —но этого ведь хочет он, а не я. —А ты, значит, бунтарь, —усмехается мама, несильно хлопая Колю по ноге. —Нет, просто не хочу делать хоккей смыслом своей жизни, —родительница кивает головой, одними губами произнося «правильно». И раз уж тема зашла про хоккей, Коля решает рассказать маме о том, что у них совсем скоро начало сезона и первый матч. Мама спрашивает волнуется ли сын, на что Лукашенко лишь хмыкает и отвечает, что нет, но было бы неплохо, если бы он не пропускал тренировки. Женщина коротко улыбается, легонько похлопывая сына по предплечью. Она прекрасно его понимает. —Как он вообще? —внезапно спрашивает она, после недолгого молчания, Коля даже сначала не понимает о ком идет речь, поэтому жестко тупит. —А, — выдает он, —все хорошо, —исчерпывающий ответ, —как всегда, занимается своими делами, —усмешка, —он очень старается, —в ответ тихое «конечно», —вчера мы ездили на какое-то мероприятие, — тяжело вздохнув, начинает рассказывать Коля, —открытие завода какого-то, не помню, честно, —мама мотает головой, как бы говоря, что это не важно, —я понял, что это не мое, —пауза, —все эти выезды, камеры, —вздох, —мне это не нравится, я некомфортно себя чувствую, —внезапно Коля выпрямляется, словно вспомнил что-то забавное, вот только радости на лице просто ноль, —я когда костюм надевал, думал сейчас как нахлынет, —вздох, —а это так непривычно оказалось, —Мама ласково гладит по плечу, поддерживая, —это было так страшно, —понижая голос, сознается белорус, чувствуя острую необходимость рассказать об этом маме, —не то, чтобы прям страшно, но сам факт, что на меня, буквально, уставилось шесть гребаных, —раздраженно вздыхает Николай, извиняясь перед мамой за последнее слово, —уставилось шесть камер и я даже спокойно выдохнуть не могу, чтобы меня потом не осуждали и не обсуждали, — Коля, словно маленький ребенок, понурив голову, кладет ее маме на плечо и горько вздыхает, —я был зол и скован одновременно, я не знал, что мне делать и как быть, но я должен был, господи, должен был стоять там с каменным лицом и сохранять свою «репутацию», —Коля делает кавычки в воздухе, —чтобы быть для кого-то там идеальным, —мама успокаивающе гладит по голове, пока ветер набирает свои обороты и скитается вдоль дорожки, подгадывая идеальный момент, чтобы напасть на мирно сидящих людей. —Ты перерос, Коля, —объясняет она, —тебе перестали нравиться камеры еще лет в четырнадцать, —Лукашенко кивает, подтверждая ее слова, —ты просто не хотел оставлять отца одного, —и вновь она права, —а сейчас ты окончательно вырос, —пауза, —теперь ты точно знаешь, что тебе нравится, а что нет, —вздох, —это очень по-взрослому, знаешь, —белорус тепло улыбается, мамина рука до сих пор лежит у него на плече и это так здорово. Коля чувствует себя таким расслабленным и спокойным, таким он может быть только с ней. —Иногда мне грустно от того, что я не могу быть здесь с тобой, —мама сильнее прижимает сына к себе, оставляя практически невесомый поцелуй в макушку. —Ты учишься там, где тебе нравится, —на выдохе произносит она, —и в Америке тебе спокойнее, не нужно прятаться от надоедливых камер и постоянно сидеть дома, —пауза, —ты можешь жить как нормальный человек и это главное, —Коля коротко усмехается, вздыхая. —Ты ведь знаешь, что если бы не ты, то я, скорее всего, остался бы в Беларуси, —после этой фразы они замолкают. Потому что прекрасно помнят всю историю и все многочисленные дискуссии насчет обучения Коли в штатах. Лукашенко старший был категорически против, поскольку хотел, чтобы сын обучался и дальше на родине. А Коле хотелось большего, хотелось чего-то нового, хотелось понимания и свободы. Но отец был непреклонен и как бы он не любил Колю, слушать его он просто отказывался. И только мама была безумно рада за Колю и всеми руками была за переезд сына в Америку. И именно мама этому поспособствовала, ведь когда в разгар очередного спора насупленный Коля ляпнул, что «а мама согласилась», тем самым задев отцовскую гордость, стена из решительного «нет» пошла трещиной и разрушилась. Именно благодаря маме Коля сейчас учится там, где хотел, благодаря маме он переехал в Америку и нашел там друзей. Черт, если бы не мама, Коля бы даже с Бэрроном никогда не познакомился. Белорус обвивает талию женщины руками и крепко-крепко обнимает, выражая огромную благодарность. Мама все понимает, улыбается и вновь треплет по голове. Коля все еще ее маленький Коленька, каким бы взрослым он не был. —Ты изменился, Коля, —не нарушая тишины, негромко говорит мама, слегка нервно выдохнув. Коля никак на это не реагирует, потому что не знает что именно нужно ответить, —не в том смысле, что ты стал хуже или лучше, —мама замолкает, раздумывая с секунду, —просто я вот смотрю на тебя и понимаю, что ты какой-то другой, —Лукашенко поднимает глаза на женщину и все еще молчит, —эти изменения…—мама смотрит четко в глаза сыну, словно пытаясь понять, что же творится у него в голове, —произошли по какой-то причине? —Коля опускает взгляд, выпрямляется, отводит плечи назад и прочищает горло. —Возможно, —настороженным тоном отвечает он, замечая, как брови матери заинтересованно дернулись. —Или может…—атмосфера вдруг становится какой-то странной. Коля понимает, что мама залезла куда-то слишком глубоко, но выгонять ее оттуда не хочется. Потому что это мама, потому что она вряд ли будет злиться, —кто-то стал этой причиной? —они одновременно поворачивают головы и смотрят друг другу в глаза нечитаемым взглядом. Конечно мама все поняла, это же мама. Было бы странно, если бы она не спросила об этом. Проницательная. —Мам, —в ответ короткое «м», —я сделал одному человеку очень больно, когда уехал, —женщина глубоко вздыхает и коротко кивает, показывая, что слушает его, —мы буквально на днях поругались, были сказаны громкие слова, а потом меня так резко выдернули, —Лукашенко опирается руками о колени, ладонями прикрывая лицо. Его действительно волнует вся эта ситуация. Их идиотская ссора с Бэрроном не выходит из головы. То, что он сейчас рассказывает об этом, вряд ли как-то изменит ситуацию, но Коля больше не может держать все в себе. Его буквально грызет совесть, —не знаю, нужна была вообще эта ссора или нет, просто я вспылил, я волновался, наговорил всякого, —вздох, —мы бы поговорили и все выяснили, но мне пришлось уехать, и я не знаю, —мама берет руки Коли и убирает их от лица, беря ладони парня в свои. Она легко улыбается и получает измученную улыбку в ответ, —я не знаю, чего мне ждать, это гложет меня с того момента, как я…—Коля чуть было не выпалил «как я оставил его», но мозг вовремя подал речи красный знак, —как я уехал, —несколько секунд они молчат, —мне нужно обратно, я не могу спокойно спать, зная, что, возможно, из-за меня кто-то страдает, —руки у мамы на удивление теплые в противовес похолодевшим от нервов рукам самого хоккеиста. Что-то ему это напоминает…—прежде, чем я уеду, я хотел встретиться с тобой, —пауза, —я очень соскучился, мам, —женщина вбирает ртом воздух и Коля по глазам видит, что она вот-вот заплачет. Мама легонько проводит тыльной стороной ладони по щеке, дергая уголками губ. —Все будет в порядке, —шепчет она и Коля верит. Верит, потому что не верить маме просто нельзя, —если она любит тебя, то все будет в порядке, —белорус кивает, слушая ее со всей серьезностью, —вы поговорите и решите все, —пауза, —обязательно объясни, что ты не хотел кричать, а просто волновался, понял? —и снова кивок. Мама тихо смеется, —ты такой забавный, когда влюбленный, —короткая улыбка, —впервые вижу тебя таким, —Коля в ответ так же усмехается. Коля и правда влюблен. Намного сильнее, чем когда-либо, —дай волю чувствам, —Коля мычит, словно не понимает о чем она, — я знаю, что тебе тяжело в эмоции и ты предпочитаешь держать все в себе, —вздох, —но ты бываешь разным, сынок, —Колю буквально дергает от этого внезапного обращения. Его так называет только мама…—удиви ее, покажи ей такого себя, —и вновь мама смеется, —она точно будет в шоке, —Коля смеется в ответ. И правда, Бэррон, наверное, расплачется, если Коля выпалит все, что у него на душе. Бэррон такой Бэррон…Коля так сильно хочет поскорее обнять его, почувствовать его тепло и услышать его смех. Коле так нравится, когда Бэррон смеется. Он бы слушал его смех вечность. Коля так соскучился. —Спасибо, мам, — «за что?»-практически удивленное в ответ, —просто, —пожимает плечами парень, —за то, что ты моя мама, —женщина слегка бьет сына по предплечью и цыкает, пряча собственное смущение. Некоторое время они молчат. Коля и не задумывался о том, что ему может быть так легко после разговора о такой тяжелой для него теме. Невероятно. Его мама просто волшебница не иначе. К тому же она права. Коле и правда нужно еще немного открыться Бэррону, он заслужил этого больше, чем кто-либо на всей планете. Мама украдкой поглядывает на о чем-то задумавшегося сына, подмечая про себя его какую-то уж слишком блаженную улыбку. Так и хочется потрепать за щечки, влюбленный Коля прям весь из себя светится. Настоящее чудо. —А, —хоккеист прерывает спокойную атмосферу, вновь вытаскивая телефон из джинсов, —вспомнил, у меня были видео с тренировок, —мама усмехается тому, как сын ловко перескакивает с темы на тему. Коля листает свою галерею, глазами быстро просматривая все, что в ней есть. Белорус хмурится, но выражение лица за секунду сменяется на победное, когда он наконец находит то, что искал, —вот, смотри, —он протягивает матери телефон, включая видео. Подождав несколько секунд то начинается с громкого: «я снимаю нахуй» от Стивенсона, после чего динамик разрывается от грубого смеха. Коля отводит взгляд в сторону, надеясь, что мама не поняла, что именно парень сказал. После на экране появляется гневное лицо Марка, что бьет Мэтта в плечо и отнимает телефон: «ты нормально себя вести умеешь или нет?» —родительским тоном отчитывает младшего Уокер, а мама прикрывает рот рукой, смеясь. То-есть, она понимает их. Ну классно, нужно будет поставить себе напоминание о том, чтобы не давать Стивенсону свой мобильник даже для видео. Следующий ролик начинается с того, что Мэтт падает на Марка, после чего происходит шуточная драка, которая таковой не выглядит. Тренер орет, чтобы парни заканчивали маяться херней и занялись, наконец, тренировкой, Коля с Никитой ржут за кадром: «а мы что?» —интересуется Лукашенко, направляя камеру на Ершова: «а мы русские, с нами бог» —и видео заканчивается. Коля решает, что дальше будет только хуже, поэтому забирает телефон из трясущихся от смеха маминых рук и нервно усмехается. Женщина просит Колю снимать как можно больше, потому что друзья у него действительно интересные. Белорус стыдливо кивает и спрашивает не хочет ли мама посмотреть на фотографии с дня рождения. —Не спрашивай, —цыкает она, —просто показывай, мне ведь интересно все, что с тобой связано, —мама ерошит сына по волосам и улыбается, —прости, что у меня нет для тебя подарка, —с толикой грусти произносит женщина, на что Коля лишь насупливается и в шутку толкает ее плечо своим. —Самый лучший для меня подарок, это вот так сидеть и разговаривать с тобой, ты же знаешь, —смущенное «конечно» в ответ, Коля приобнимает маму за плечо и у обоих тут же краснеют щеки от слишком откровенных фраз. Неловко. Фотографии с вечеринки листали долго. Мама все восхищалась тем, какой Коля американизированный на фотках, а Коля не до конца даже понимал что она имеет в виду, посмеялись с лиц Марка и Никиты, пообсуждали Мэтта, который на всех снимках разный: то потерянный, то недовольный, то слишком довольный, то самоуверенный, то с девчонками, то с дотлевающей сигаретой. Мама качает головой и просит передать ему, что спортсмены, вообще-то, не курят. Коля усмехается: «Мэтт особенный, мам», получая усмешку в ответ. Женщина рассматривает, кажется, даже самые мелкие детали, а Коля молчит. По крайней мере, до одного момента. Она пихает Колю в бок и приближает фотографию. —А это кто? —интересуется родительница, указывая на Бэррона. —А чего спрашиваешь? —вопросом на вопрос отвечает хоккеист, нервничая. —Да он выделяется просто, —пожимает плечами женщина, —не похож на хоккеиста. —Ну да, он не играет с нами, —Коля сглатывает вязкую слюну, стараясь говорить как можно непринужденнее. —Так кто это? —еще раз спрашивает мама. —Ну друг, —произносит белорус и почему-то отводит взгляд от телефона. Коля понимает, что, по сути, не врет маме, но от недосказанности так же нелегко, как и от лжи. С секунду мама молчит. —Ну ладно, —после чего продолжает листать галерею. Коля не обращает на это внимание, пока фотки с вечера не заканчиваются. Мама перелистывает последнюю и натыкается глазами на рисунок Бэррона, который Коля сфоткал, чтобы он везде был с ним, —красиво, —произносит она, —видно потенциал, —пауза, —твое? —Нет, —мотает головой Лукашенко, нервничая еще сильнее, —просто понравился, —в ответ бесцветное «м», а потом мама приближает рисунок и натыкается на подпись. Подпись Бэррона. У Коли внутри все холодеет, но она лишь безучастно читает ее и листает дальше, натыкаясь на какие-то скриншоты конспектов. Телефон выключается и отдается законному владельцу. Сердце стучит как бешеное, либо мама не поняла, либо просто сделала вид. Коля надеется на первое. После они встают со скамьи и шагают вдоль ограждения. Мама рассказывает про работу, как она устает, но ей нравится все это, а Коля просто слушает и иногда кивает. Он уже выговорился, теперь настала мамина очередь. Она долго-долго рассказывает про интересные случаи, и с каждой секундой глаза парня загораются все сильнее. Мама видит это и где-то у себя внутри искренне радуется, что эта черта Коле досталась от нее. Так проходит часа, может быть, два. Становилось все ветренее, и ветровка не спасала. Ну, так казалось маме, потому что Коле было нормально. Она спрашивает не холодно ли сыну, потому что ей даже в своем теплом пальто зябко, на что Лукашенко пожимает плечами и отрицательно мотает головой. Ему нравится холод, наверное поэтому такая температура для него комфортная. Пока они гуляют, Коля краем глаза замечает вдалеке охрану и это, если честно, злит. Маме он этого не показывает, но, кажется, им скоро придется прощаться. Если за Колей начали ходить, значит они тут уже довольно долго. Лукашенко отводит плечи назад и вновь возвращается в мамин монолог, слушая ее с нескрываемым интересом. Послушав о том, какой у мамы забитый график работы, Коле на секунду становится совестно, что он вот так ни с того ни с сего выдернул ее, на что ему со всей серьезностью отвечают: —Я взяла выходной, чтобы побыть с тобой, —в ответ понимающий кивок, —я люблю работу, да, но тебя больше, —и снова его ерошат по волосам, —так что ты меня не выдернул, я сама приняла это решение, ясно? —Коля бы вновь сжал маму в объятиях, но он боится, что не сможет отпустить ее, поэтому просто коротко кивает. Прогулка длилась еще, может, минут двадцать. Ветер все усиливался, а Коля видел, что мама и устала, и замерзла. Время прощаться не подходило, а буквально подбегало. Белорус, вздохнув, предлагает уже идти обратно и ближе к выходу. Мама дышит на свои покрасневшие от холода ладони и соглашается. Правда с такой же неохотой, с какой Коля предлагает. Расходиться не хочется. Вот вообще. Даже белки, кажется, успели привыкнуть к этим двоим. Одна из них спускается по стволу пониже и провожает Колю с мамой взглядом, смешно дергая щеками. До выхода идут молча и медленно. Неизвестно когда они смогут увидеться в следующий раз и эта неизвестность убивает. —Давай я хоть подвезу тебя, —предлагает Коля. На самом деле ему хочется как можно дольше побыть с мамой. Женщина в ответ грустно улыбается и отказывается. —Не надо, я вызову такси. —Но я настаиваю, —никак не унимается белорус. —Коля, —мягко зовет она, тут же усмиряя его пыл, —не надо, —пауза, —я доеду на такси, ладно? —Коля не отвечает, но понимает, что его ответ и не нужен. У выхода, несмотря на то, что они находятся практически на открытом пространстве и их может заметить кто угодно, Коля все-таки не сдерживается и заключает маму в крепкое объятие. Он шумно дышит ей в плечо и только сильнее прижимает к себе. Он не хочет отпускать ее, он не может. Почему они не могут всегда быть вместе, это несправедливо, неправильно. —Коля, —мама хлопает сыну по плечу и тихо смеется. Правда смех совсем не веселый, —мы еще увидимся. —Это будет не скоро, —выпаливает парень, зарываясь носом в жестковатую ткань пальто. —Я люблю тебя, —что-то внутри Коли ломается в этот момент. Эмоции переполняют его, он чувствует одновременно все и ничего. —И я тебя, —пауза, —очень сильно. —Я знаю, сынок. Проглотив ужасно болезненный ком в горле, Коля отпускает маму и не спускает с нее глаз, пока не убеждается, что та действительно ушла. Лукашенко смотрит на пустое место, где она стояла совсем недавно и понимает, что готов расплакаться как самый настоящий ребенок. Ему не хватило этого времени, он все еще дико скучает по маме. И, кажется, теперь будет скучать только сильнее. Внутри как будто все опустело. Ни чувств, ни эмоций—просто ничего. —Николай Александрович, —у Коли дергается бровь на это обращение, —машина готова. Коля молча поворачивается к охране, бросает на нее гневный взгляд и садится в машину, хлопая дверью. Когда та заводится и принимается выезжать на дорогу, Коля подсаживается ближе к окну и уходит глубоко в себя. Он чувствует, как от собственной беспомощности у него дрожат руки. Отвратительное чувство, если честно. Всю дорогу Коля только и делает, что прокручивает у себя в голове их встречу с мамой. Раз за разом, раз за разом. Коле не хватило, но он не смеет написать ей. Потому что они уже разошлись, потому что лишний раз этого делать не стоит, нужно быть осторожным. Опять. Снова. Все возвращается на круги своя. Коля хочет в Америку. Хочет вдохнуть этот полный свободы воздух полной грудью, сжать Бэррона в своих объятиях и не выпускать долго-долго, пока Бэррон сам этого не захочет. Отпускать дорогих людей страшнее смерти. От этих мыслей Лукашенко всего передергивает. Он неосознанно сжимает кулаки и шумно дышит через нос. Его переполняют эмоции, которые Коля просто не может выпустить. Громадная волна из чувств разбивается о берег «идеальной маски», которую Коля обязан носить. На берегу остается лишь постепенно исчезающая пена из тлеющих внутри парня чувств. Домой Коля приезжает полностью опустошенный. Не хочется ничего, даже встречающий его Умка не заглушает ту звенящую тишину, что поселилась глубоко внутри. Лукашенко сообщают, что отец не дома и это впервые приносит парню облегчение. Сейчас Коле нужен отдых, побыть наедине с собой и привести мысли, которых итак мало, в порядок и успокоить быстро стучащее сердце. Он поднимается к себе на этаж и буквально забегает в комнату. Умка остается за дверью, жалобно скуля, а Коля садится на пол и облокачивается о дверь. В собственной комнате он больше не чувствует ностальгию. Он чувствует, что стены давят на него, а запрятанные в темный шкаф костюмы насмехаются над ним, над его эмоциональностью, над тем, кто он есть на самом деле. Коле тяжело принимать эту сторону себя, тяжелее, чем раньше. Это не он, но он обязан быть таким. Потому что кто-то себе что-то там понапридумывал, а остальные подписались под этим высказыванием и теперь думают абсолютно так же. Коля тяжело вздыхает, зарываясь руками в волосах. Ему было бы легче, если бы он был с Бэрроном. Тогда ему бы не пришлось принимать «идеального» себя, потому что с Бэрроном можно быть самим собой, просто потому что Бэррон—единственное, почему Коля все еще сдерживает свой рассудок, который уже всеми силами хочет сбежать об белоруса. Коля не знает сколько он так просидел. Может час, а может пять минут, это не важно. Умка все еще сидит за дверью и периодически скребется лапкой. Он поддерживает своего хозяина даже через толстое дерево. Коля такого не заслуживает. Внезапно Коля осознает, что дома становится шумно. Внизу какие-то разговоры, смех. Коля усмехается, вставая с пола. «Идеальному» Коле, наверное, нужно поздороваться со взрослыми. Вот только обычный Коля этого не хочет. Но кто будет его слушать. Тяжелый вздох. Бэррон бы послушал, мама бы послушала, да даже Умка бы понял Колю без слов. Все-таки Коля не спускается. Он поднимается с пола и перемещается на кровать. Нужно прийти в себя и поговорить с отцом. То, что Коля так внезапно загнался означает только одно—его нервы на пределе. И это не есть хорошо. Телефон оповещает о новых уведомлениях, но парень даже не дергается в его сторону. Лежит на кровати и смотрит куда-то в стену, слушая собственное размеренное дыхание. В груди все еще давит, но постепенно, очень медленно, Коля привыкает к этому. Потому что пока что это единственное, что он может сделать. Привыкнуть. Стук в дверь показался Коле настолько резким, что его даже подбросило на кровати. Хоккеист принимает сидячее положение, громко вздыхая. —Да? —звучит как-то странно, даже сонно, хотя Коля уверен, что не спал. —Николай Александрович, —Коля поджимает губы и раздраженно вздыхает. Как же его достало это обращение. Еще раз он услышит его и сорвется на того, кто его произнесет, это просто невыносимо, белорус уже триста раз просил, чтобы его называли просто по имени. Кто-нибудь, кроме Умки, слушает его в этом доме или нет? —отец спрашивает будете ли вы ужинать, —Коля резко поворачивается к окну, с ужасом понимая, что уже вечер. Сколько же Коля так провалялся на кровати? —Нет, —коротко отвечает он, а после встает и быстро преодолевает расстояние до двери, открывая ту, —отец сейчас у себя? —посланная девица пугается такому холодному тону, поэтому просто кивает и делает шаг назад, пропуская Лукашенко, который тут же срывается с места и направляется к кабинету отца. Он все еще немного сомневается, но поговорить нужно. И сделать это нужно как можно быстрее. Потому что уехать Коля хочет уже завтра, желательно рано утром. Время сыпется, как песок, и с каждой секундой внутри все тяжелеет раза в три. Спустившись вниз и буквально за долю секунды оказавшись возле кабинета, Коля чувствует, как у него начинают подрагивать руки. Страшно. Он не хочет задеть отца своим внезапным отъездом, но…но он ведь должен понять, правда? Дабы не закапывать себя еще глубже, Коля стучится и тут же заходит, не дождавшись ответа. Лукашенко старший поднимает голову и легко улыбается вошедшему сыну. «Подожди секунду» —просит он. Коля кивает, продолжая стоять у двери. —Заходи, чего в дверях стоишь? —не отрываясь от каких-то бумаг обращается к белорусу отец, мельком глядя на Колю. —Да я постою, —сухо выдает парень. —Коль, —упомянутый дергает головой, поднимая глаза на встревоженного отца, —что-то случилось? —Лукашенко сглатывает накопившуюся слюну и вздыхает. —Пап, —пауза, —мне нужно уехать. —Уже? —удивляется президент, —ты же только приехал, —Коля нервно усмехается, все-таки делая шаг от двери. —Ну, у меня учеба, — «так все улажено»-следует в ответ, —скоро матч, —осаждает его Коля, зная, что хоккей для отца-особенная тема, —и у нас тренировки, —вздох, —не хочу пропускать, —Лукашенко старший подносит ладонь к лицу и хмурится от усиленных раздумий, пока Коля нервно разглядывает трещинки на залакированном столе. —Ну хорошо, —с толикой неохоты соглашается он, —когда ты уезжаешь? —Коля чуть было не ляпнул «чем скорее, тем лучше» от радости. —Хотелось бы завтра, —пауза, —рано утром, если возможно, —они пересекаются глазами, Коля старается выглядеть как можно более уверенным и спокойным и у него это даже получается. Не на сто процентов, но отец явно не заметил нервную дрожь. —Ладно, —Лукашенко встает из-за стола и, обогнув тот, подходит к сыну, —но не думай, что я отпущу тебя без подарка, —Коля слегка хмурится, не понимая о каких подарках речь, после чего облегченно смеется и мотает головой. —Да не надо, —белорус видит, как у отца на лице появляется радостная улыбка от перемен в лице Коли, —быть дома уже подарок, —в ответ лишь негрозное цыканье. —Нет, так дело не пойдет, —Лукашенко хлопает сына по плечу и просит подождать секунду. Он отходит к своему столу, подзывая Колю к себе, а после вытаскивает небольшую коробку и сует хоккеисту в руки. Коля хлопает глазами, когда понимает, что у него в руках оказывается последняя модель айфона. —Я не возьму, —со всей свойственной ему строгостью в голосе говорит парень и отдает коробку обратно, —это слишком, не нужно, —коробка в руки не принимается, поэтому Коля отставляет ту на стол и вновь хмурит брови, —я серьезно, пап, я не возьму. —Почему? —совершенно простой вопрос, без какой-либо издевки. Ему правда интересно. —У меня есть телефон, —и в подтверждение своих слов вытаскивает из кармана свою восьмерку с чуть потрескавшимся, кое-где поцарапанным экраном. —Но этот лучше, —все не унимается отец, рукой указывая на одиноко стоящую коробку, —для учебы. —Мне хватает моего, —телефон убирается обратно в карман, —и мне не нужен телефон для учебы, я пишу конспекты сам, —Колю практически смешит удивленное этой информацией лицо отца, —поэтому не надо, я не пользуюсь телефоном так часто, чтобы дарить мне какие-то навороченные, —Коля усмехается, —возьми себе, —и тут же громкое по-доброму возмущенное: «да куда мне». Коля смеется, чувствуя некое облегчение. Он очень рад, что отец так спокойно отреагировал, что он понял. Коля зря волновался, зря накручивал себя. Это все не стоило того, чтобы загоняться так сильно, все же Коле стоило понять, что его родители не стали бы насильно удерживать его дома, они все же желают ему счастья и признают его, хоть и не полную, независимость. Оба, и мама, и папа. Коля уже собирается уходить к себе, как его останавливают, беря за предплечье и просят подождать секунду. Лукашенко старший, усмехнувшись, говорит, что предполагал, что Коля откажется от подарка, поэтому у него есть кое-что особенное для сына. Коля с интересом наблюдает за тем, как отец вновь подходит к столу, берет какой-то листок, ручку и быстро что-то пишет. Интерес растет с бешеной скоростью, когда он складывает листок пополам и отдает Коле в руки, но просит пока не открывать. —Когда прилетишь обратно, там написан адрес, —Коля кивает, видя, с какой серьезностью отец все это ему объясняет, —ты говоришь, что тебе не нужна охрана, —пауза. Лукашенко старший вздыхает, окончательно смиряясь с тем, что сын уже взрослый, —хорошо, —с секунду повисает молчание, —тогда защищай себя сам, —Коля активно кивает, сердце бешено стучит, ему так интересно что же он найдет по тому адресу, —я все улажу, тебе нужно только приехать и выбрать, справишься? —Коля хмыкает «конечно», в ответ простая улыбка. Коля видит во взгляде отца гордость за него и это так…странно? Хоккеиста шлепают по плечу и отпускают, предупредив, что с перелетом все решат. Прежде чем уйти Коля просит взять самый ранний рейс, на что ему утвердительно кивают. Лукашенко уходит к себе в комнату и ложится спать с ровным сердцебиением и легкостью в душе. Остались считанные часы до того, как они увидятся с Бэрроном.