Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

В комнате темно, хоть глаз выколи. Темнее, чем на улице. Ну, это, наверное, логично, учитывая то, что на улице есть уличное освещение, а в комнате комнатное не присутствует. Точнее, оно присутствует, но спать с включенной лампой как минимум странно. Бэррон облокачивается на стену, понемногу привыкая к темноте, снимает с себя кроссовки, проходит внутрь. Сразу же его пьяный глаз упал на стол, на котором лежал его альбом. На том самом месте, где и лежал обычно, но теперь была разница на миллиметр. Бэррон возмущенно вздыхает, надеясь, что на трезвую голову он припомнит Лукашенко об этом. О, кстати о Лукашенко. Бэррон поворачивается к своей кровати и конечно же находит Колю там. Сложно не заметить такой бугор в одеяле. На секунду Трампа пробивает на смех. Он подходит ближе, пихает Колю и садится на коленки на кровать. —Коль, —зовет он, но в ответ тишина, —Коля, —чуть громче, —ну Коля, —Бэррон трясет белоруса за плечо и только после этого слышит короткое, сонное мычание в ответ, —Коля, —для достоверности повторяет Трамп, чтобы уж точно убедиться в том, что его слышат. В ответ такое же мычание, —ты спишь? — «угу» —отвечают ему. Бэррон хмурится, —почему ты спишь? —искренне возмущается Трамп, а после ему приходится подвинуться и чуть ли не свалиться с кровати, когда Коля поворачивается на спину и приоткрывает глаза. —Потому что у меня тренировка с утра, —все еще сонным, чуть раздраженным голосом говорит Лукашенко, но Бэррона это вообще не останавливает, —ложись спать, —и уже хочет было повернуться обратно, как Бэррон останавливает его, удерживая за плечо. —Я не хочу спать, —так жалобно, что у хоккеиста невольно совесть просыпается. —Отлично, —вздыхает он, понимая, что выспаться ему не дадут, —чего ты хочешь? —спрашивает белорус, сонно зевая. Бэррон молчит где-то минуту, и этой минуты хватает, чтобы сну вновь напасть на уставшего Николая. —Тебя, —глаза, все-таки, приходится вновь открыть. —А я хочу спать, —и отворачивается, —как жаль, что наши желания расходятся, —Бэррон дует щеки, но Коля этого не видит, —раздевайся и ложись спать. —А ты меня обнимешь? — тихо спрашивает Трамп, а в ответ слышится лишь тяжелый вздох. —Да. —Честно? —Да. —Не обманываешь? —Ну вот ляг и проверим. В считанные секунды Бэррон отстает от белоруса, принимаясь стаскивать с себя джинсы, в которых тут же путается и практически падает, но это ничего. Сняв их с себя—Колина кофта спала с плеч еще до того, как Трамп вообще заметил белоруса, а посему сейчас валялась где-то рядом и была, кажется, полностью забыта—Бэррон бубнит что-то непонятное и залезает к Коле под одеяло, тут же хватая его за бока своими холоднющими руками. —Сука, Бейкер, —дернувшись, шипит хоккеист, но Бэррону даже не стыдно, уткнулся носом в спину Коле и мурчит себе что-то себе под нос. —Мне холодно, —Лукашенко в очередной раз вздыхает, понимая, что ему придется смириться со своей участью, —так ты не обнимешь меня? —Бэррон трется щекой о спину Коли, но это не действует. —От тебя воняет, спи, —Трамп хмыкает, окончательно обижаясь на белоруса. —Я не хочу спать, —канючит Бэррон, несильно кусая хоккеиста за плечи. Тот никак не реагирует, точнее старается, потому что что-либо объяснять Бэррону бесполезно, тем более сейчас. Трамп еще некоторое время пытается донять Лукашенко, всячески лезет к нему и, боги, пытается перелезть на другую сторону. Коля уже, честно, заебался слушать это шуршание и это нытье, парень уже собирается повернуться и высказать Бейкеру все, что он о нем думает, как первокурсник внезапно затихает, прижимаясь щекой к плечу хоккеисту. Бэррон горячий и слегка трясется, но Коля думает, что это из-за алкоголя. Убеждается он в этом уже через секунду. —Я все понял, —если бы можно было закатить закрытые глаза, Коля бы закатил, —я тебе не нужен. —Бэррон, —вздыхает белорус. —Я тебя раздражаю, поэтому ты не обнимаешь меня, —Лукашенко все-таки переворачивается на другой бок, но Бэррон утыкается ему куда-то в ключицу и отказывается менять свое местоположение, —я приношу одни проблемы, да? —в ответ молчание, —я всегда все порчу, —Коля вздыхает, все-таки приобнимая парня, притянув к себе поближе, —ты меня не любишь, —всхлипывает Трамп, а у белоруса начинает дергаться глаз, —и не отвечаешь ты мне потому, что я тебя бешу, —Лукашенко вновь молчит, понимая, что доля правды в его словах есть. Правда только доля. Бэррон внезапно отпихивает Колю от себя, выкручивается из одеяла и обиженно сопит, —отпусти, я пойду спать к Глену! Коле приходится встать с кровати, потому что это чудовище уперло целое одеяло, и остановить Бэррона практически у самой двери. Белорус выпутывает своего парня из одеяльного кокона, отбрасывает его куда-то на пол и берет Трампа за запястье. —А мы куда? —интересуется Бэррон, а после вскрикивает, когда его пихают в душевую кабину, снимают душ и выкручивают вентиль, —только не в одежде! —но крик пропадает в шипении воды. Бэррон прикрывает лицо руками, пока он весь не намокает, после чего Коля выключает воду и с секунду ждет. —Живой? —спрашивает белорус. Он не очень правильно поступил, это крайняя мера, но ему правда нужно на тренировку с утра, она важная для него. Бэррон не отвечает с минуту, после чего убирает руки от лица и оттряхивает их от воды. Бэррон ничего не говорит, но Коля понимает, что стресс пошел тому на пользу, —я схожу за оде…—начинает уже было хоккеист, но его прерывают. —Не надо, —Бэррон снимает с себя футболку, больше напоминающую сейчас мокрую тряпку, кидает ее куда-то на пол, —это бесполезно, —и тут же, —я буду спать голым, —брови белоруса собственноручно остановили поезд на станции "конкретный ахуй», а из губ вырвался нервный смешок. Это не кончится ничем хорошим.

***

Ну хоть раз может Коля быть НЕ прав, а не наоборот. Лукашенко совершенно игнорирует то, что Бэррон сейчас совершенно бессовестно, блять, трется об него, и все считает часы до пробуждения. Прощай, здоровый сон, ты был таким приятным житейским компаньоном. —Я тебя не возбуждаю, да? —Коле буквально хочется выбросить Бэррона из окна. Или самому спрыгнуть. Потому что кто, нахуй, в здравом уме вообще откажет настолько перевозбужденному Бейкеру? Кто, кто, Николай, мать его, Лукашенко, вот кто, —Коля, м? —и ручищами своими юркает прямо под трусы, задевая чуть влажными подушечками пальцев член хоккеиста, —правда не хочешь? —и бровь ползет вверх, словно приглашает, даже лучше сказать заманивает на всякие грязные делишки, о которых обычно не жалеют. Знал бы Бэррон как Коля его хочет, даже предлагать бы не стал. Но Бэррон не знает, а Коле скоро вставать. —Может я просто обниму тебя? — все-таки делает попытку Лукашенко наладить контакт, пока Бэррон уже, не встречая никакого сопротивления, водит пальчиками по стволу, хмурясь из-за мешающей ткани. —После того, как я отсосу тебе, —окей, у Коли сейчас реально встанет, нужно это заканчивать, —ладно? —пальцы смыкаются вокруг ствола, но белорус начинает ерзать всем телом, чем настораживает Трампа. —Повернись, —командным тоном произносит тот, а у Бэррона аж мурашки по коже. Он незамедлительно поворачивается, надеясь на что-то горяченькое, но его лишь прижимают к теплой груди и обнимают со спины, смыкая руки на животе, —пожалуйста, давай просто заснем, я тебя умоляю, у меня утренняя тренировка и она рано, мне осталось спать всего каких-то несколько часов, я обниму тебя, и мы будет спать так всю ночь, хорошо? —Бэррон думает с секунду, а после кивает. Коля покрепче обнимает успокоившегося парня, стараясь не обращать внимание на характерный запах. —Можно я спрошу кое-что, —в ответ вздох, —последний вопрос, ладно? —Коля угукает, просто надеясь, что это не будет что-то мегатупое, —ты ведь не злишься на меня? —в воздухе повисает молчание. —Не злюсь, —и тут же тело в руках расслабляется, —я все понимаю, —Бэррон устраивается поудобнее и вздрагивает, когда по голым плечам проезжается холодная ветряная струйка. Белорус укутывает Бэррона в одеяло, чувствуя, как постепенно тело парня нагревается. —Коля, —уже совсем сонное, на грани слышимости. В ответ мычание, —спокойной ночи. —Спокойной ночи, котенок, —Коля нежно целует Бэррона в ближайший участок молочной кожи, хмыкает и засыпает. Впрочем, Бэррон вырубился практически сразу же.

***

Коля просыпается и внезапно осознает, что сейчас далеко не утро. В комнате все еще темно, так, что даже глаза не сразу привыкают к этой темноте. Лукашенко никак не может понять причину своего пробуждения, но причина становится ясна, как только Бэррон в очередной раз содрогается всем телом, а до ушей белоруса доносятся противные звуки, означающие только одно—кого-то сейчас стошнит и точно не Колю. Хоккеист, чувствуя нарастающие вибрации, проходящие по собственному телу от Бейкера, как можно осторожнее наклоняет парня над кроватью, ближе к тазу, который Коля захватил, когда они выходили из ванной, и вздыхает. Пока из Бэррона выходит все выпитое и съеденное, хотя последнего было довольно мало, Коля аккуратно выбирается из постели, устало потирая глаза. Голова болит, а в висках гудит так, словно у него там целый грузовой состав по кругу катается, периодически давая знать о себе. Дабы не зацикливать слух на той прекрасной мелодии, издаваемой Трампом—а то ненароком и самому проблеваться захочется—белорус пока собирает сброшенную одежду, мокрую футболку, с которой уже натекло воды больше, чем в ней, кажется, вообще было. Все это парень кидает в стирку, а после очередь доходит до своей кофты. Лукашенко подносит ее к носу и тут же отстраняет. —Фу, блять, —и продолжает, уже на английском, —можешь не возвращать, она твоя, —Бэррон на кровати что-то ноет в ответ. Коля смотрит на это несчастное создание и лишь вздыхает. Ну а что он еще может сделать? Сказать, какой он лох, что нажрался до такого состояния? Бэррон итак знает об этом, Коля уверен, —держи, —белорус протягивает взятую со стола воду и какое-то полотенце, —вытрись и выпей, —Бэррон покорно следует всем указаниям, осушая бутылку практически до дна. —Я хочу умереть, —хрипит Трамп, закутываясь в одеяло с головой. Бэррона трясет, как в минус сорок, так, что зубы стучат, друг на друга не попадая. Лукашенко залезает обратно под одеяло, тянет Бэррона на себя и некрепко обнимает, пытаясь согреть его. Закрывать глаза смысла нет, это явно был не последний раз, когда Бэррона вывернуло. И, словно подгадав, Коля слышит себе куда-то в плечо: —Меня сейчас стошнит, —первокурсника отворачивают обратно, а белорус наблюдает за тем, как по совершенно голой спине бегут непрекращающиеся мурашки. Коля вновь, в который раз за ночь, вздыхает, все же чувствуя, как веки постепенно тяжелеют. Не очень хочется оставлять Бэррона один на один с его проблемой, но Коля устал. И сильно, раз его вырубает даже тогда, когда он беспокоится за Бэррона. —Коля, —белорус понимает, что не помнит, как уснул, когда к нему под бочок начинает лезть Бэррон. Он все еще мелко подрагивает, но уже чувствуется, что и тело, и все остальное, устало от таких американских горок. Лукашенко мычит в ответ, на свой страх и риск приобнимая Бейкера, —извини меня, —Коля смеется, совсем тихо и коротко, куда-то в макушку: «все нормально», —я очень устал, — «я тоже» —практически одними губами произносит хоккеист в ответ, —спим, да? —у Бэррона хоть и ужасно усталый голос, но даже в таком состоянии он смог выдать вопросительный тон. —Спим, —Коля чуть сильнее прижимает Бэррона к себе, одной рукой заворачивая его в одеяло. Парень трется Коле о плечо, все же выпутываясь из кокона, прижимаясь к белорусу всем телом и утыкаясь куда-то в ключицу. —Хочу обниматься. И кто Коля вообще такой, чтобы отказывать Бэррону. Никто, вот именно.

***

Коля ненавидит свой встроенный в мозг будильник, но именно он сейчас помог Лукашенко встать буквально на десять минут раньше основного времени пробуждения. Бэррон сладко посапывает в подушку, а Коля смотрит на это и усмехается. Ну-ну, спи спокойно, пока можешь. Коля ничего не имеет против пьянок, он все-таки дружит с Мэттом, и тем более ничего не имеет против Бэррона, Бэррон вообще самый лучший и белорус верит, что на то, чтобы так нажраться, были веские причины, но. Но Коля из того типа друзей, с которым не пьют, потому что он к алкоголю не притрагивается, а на утро еще и специально гремит, да стараясь пошумнее. Так, как над Мэттом, Коля над Бэрроном издеваться не будет, все же Бейкер его парень и вообще будет очень жалко, если его котячье довольная сонная мордашка спадет с лица, но не шуметь Коля не может. Просто чтобы знал, что в следующий раз будет намного громче. Это пока так, тренировка. Кстати о тренировке, пора начинать собираться. Единогласное решение, обсуждаемое между Колей и его совестью, было принято практически сразу. Бэррона пока не будить. Лукашенко пихает таз ногой, потому что при всей его любви к Бэррону, в руках он это нести не собирается, разве что только до туалета, а после до душа для ополаскивания, что, впрочем, случается через какие-то секунды. В комнате довольно тепло, благо Коля додумался закрыть вечно приоткрытую дверь балкона, наверное именно поэтому Бэррон раскрывается и ворочается на кровати, хотя обычно, если ему становилось холодно, Бейкер сразу просыпался или хотя бы начинал поскуливать. Сейчас ничего не было и это радовало. Лукашенко вытаскивает принесенные вещи из сумки, несколько секунд смотрит на то, как ровно поднимаются и опускаются плечи Бэррона, вздыхает и заходит в ванную. Быстрое ополаскивание должно немного взбодрить, а то у Коли такое чувство, что все тело ломит. Это, скорее всего, от недосыпа. Выйдя из душа, Коля решает, что дал Бэррону достаточно времени для того, чтобы выспаться. Ну и что, что Бейкер спал гораздо меньше, чем сам белорус. Мог прийти пораньше и все было бы отлично, но. Но что произошло, то произошло. Хоккеист вытирается, бросает сырое полотенце куда-то на стул и начинает собираться. Молния вжикает туда-сюда, сумки переставляются, а еще Коля совершенно случайно задевает стол и тот трясется, как припадочный. На пол падает целая куча пустых бутылок, белорус наблюдает за тем, как те с грохотом, стукаясь друг о друга, закатываются куда-то под кровать, а после замечает, что у Бэррона приоткрыт один глаз. —Доброе утро? —вопрошает хоккеист. —Ну ты и сука, Лукашенко, —а голос сорванный, наверное горло разодрал, пока блевал. Бедняжка. Коля на это пожимает плечами, после чего садится на корточки, начиная подбирать разбросанный пластик. Бэррон жалостливо скулит, с головой укутываясь в одеяло. Белорус усмехается, несильно стукая одной бутылкой Бэррону по макушке. —Как себя чувствуешь? —тут же неестественно громкое: «Лучше всех, блять», после чего слышится сухой хриплый кашель, —Бэррон, вылези из-под одеяла, —в ответ отрицательное мычание, —я сейчас брошу эти бутылки на пол и буду продолжать шуметь, —тело в одеяле дергается, видимо слыша по голосу хоккеиста, что шутить он не намерен. Бэррон выныривает на целую голову, а Коля практически не хочет ржать с его чуть опухшего, красного лица. Почти, потому что усмешку все-таки сдержать не получилось. —Зачем ты встал? —Бэррон зевает во весь рот, кутаясь в одеяло. Лукашенко на этот вопрос выгибает бровь и хмыкает. Ладно, если Бэррон не помнит, Коля ему напомнит. —У меня тренировка, —в ответ кивок. Реакции хоккеист не понимает. —Ясно,—Бэррон откашливается, —а меня ты нахера разбудил? —а голос такой злой, словно это Бэррон отчитывает Колю, а не наоборот, как должно быть. Лукашенко думает с секунду, после чего понимает, что издеваться над Бэрроном оказалось веселее, чем над Мэттом. —А, ну мне просто скучно собираться одному, —глаза, которые сейчас априори не могу увеличиться, становятся по пять копеек, а взгляд такой жалобно-злой, что Коле даже на секундочку стыдно становится. Ладно, врет, не становится, —обычно ты что-то там бубнишь и нормально, —хоккеист головой кивает в сторону Бейкера, —можешь начинать, я как раз в процессе. —Ты нормальный? —возмущенное в ответ. —А ты? —тут же в лоб. —Что «я»? —не понимает Трамп. Белорус молчит, но в итоге вздыхает. —Как себя чувствуешь? Голова сильно болит? —Как бы Коле не хотелось поржать над парнем, о нем еще и позаботиться надо. Коле он еще, все же, нужен живым и без похмелья желательно. Бэррон в ответ отфыркивается, —я серьезно, Бэррон, мне нужно понять масштаб трагедии, —Бэррон молча смотрит на Колю, высматривая в нем какой-то сарказм, но к своему счастью тот не находится. —Вот знаешь, —начинает он, а Коля пока переодевается, —ты меня сбиваешь, —Лукашенко так и застывает с футболкой в руках и только потом понимает, про что он. Хоккеист как-то неестественно дергает плечами, в одно движение надевая несчастный кусок ткани на себя, —такое чувство, что, если я подниму голову с подушки, она просто расколется на две части, —жалобно скулит парень, но уже через мгновение его тон меняется, —а можешь еще раз футболку снять? —в ответ недоуменный прищур, —ну ты просто так красиво это сделал, мне даже лучше стало, —Коля смеется, называет Бэррона балбесом и зачесывает волосы назад. —У меня есть кое-что получше, —Бэррон с интересом, насколько вообще его лицо может выдать интерес, лежа на подушке, наблюдает за тем, как Лукашенко подходит к своей сумке и достает из нее что-то, —сейчас ведь все спят, так? —внезапно спрашивает он у Бэррона. Тот, подумав, кивает, —тогда я сейчас вернусь, —и уходит, игнорируя встревоженное «ты куда?». Пока Коля свалил, Бэррон переворачивается на спину, но тут же понимает, что дебильнее идеи просто не могло родиться в его голове. Мозг как будто расплавили и теперь он плавает туда-сюда в голове, как в бассейне, стукаясь о бортики из черепушки. Трамп болезненно стонет себе в руки, боль настолько тупая и неприятная, что плакать хочется. Еще и Коля со своим шумом и издевками. Не мог что ли просто отстать от Бэррона, зная его состояние? Тут же вспоминаются слова белоруса о том, что у него тренировка. Трамп глубоко вздыхает, понимая, что он идиот. Он не помнит всего, что делал, точнее вообще ничего не помнит, но вряд ли бы Коля стал так делать, если бы Бэррон просто пришел и лег спать. Стыдно спрашивать, но, кажется, придется. Жить с еще одним провалом в памяти не очень хочется. Коли нет, как кажется Бэррону, целую вечность, на деле же где-то минуту-полторы. Дверь тихо открывается, и Лукашенко заходит с каким-то стаканом, наполненным мутной жижей. Бэррон смотрит на нечто в стакане, потом на Колю. —Что это? —Выпьешь, полегчает, —Бэррон не очень доверяет лекарству такого цвета, но очень доверяет Коле, поэтому неоднозначно кивает. Стакан ставится на пол, рядом с кроватью, потому что если поставить тот на стол—стол скажет, что сегодня у него опять дискотека. Бэррон думает, что было бы неплохо заиметь новый стол. И покрепче, желательно. Мало ли что опять произойдет. Спонтанность, она такая, непредсказуемая. Лукашенко убирает что-то в сумку, после чего встает и зевает во весь рот. Бэррон вспоминает, о чем хотел спросить у парня. —Коль, —в ответ короткое мычание, —я сильно облажался? —пристыженным тихим голосом спрашивает Трамп, а Коля бросает на него быстрый взгляд и вздыхает, вспоминая все то, что это чудище творило. —Не так сильно, как ты думаешь, —Бэррон чуть успокаивается, но самую малость, — ты просто разбудил меня среди ночи своим приходом и ныл, что не хочешь спать, —Трамп вздыхает, понимая, что все-таки облажался сильно, —а, —тут же вспоминает Лукашенко, —еще ты приставал ко мне, —вздох, —опять, —пауза, —и скажи спасибо моему самообладанию, а то на утро у тебя болела бы еще и жопа, —Бэррон пищит «извини» и прячется обратно в одеяло. Белорус это замечает, вздыхает и подходит ближе, садясь на корточки, —Бэррон, —зовет он. Тушка в одеяло кутается еще сильнее, но Коля одной рукой стаскивает его с парня и говорит практически в самое лицо, —я не злюсь, ладно? —в ответ лишь медленное моргание, —и ты на себя не злись, —краешек губ дергается в полуулыбке, —и не плачь—пауза, —так бывает. —Я больше так не буду, —бубнеж куда-то скорее себе под нос. —Вот и хорошо, —Коля встает с корточек, треплет Бэррона по волосам, и продолжает что-то все перекладывать из сумки в баул. Бэррон смотрит на все это, хотя больше его интересует, конечно, Колина спина. Будь его воля, Бэррон бы сейчас прислонился к ней, но он не может. А просить об этом Колю он не хочет по одной простой причине—он итак уже доставил парню кучу проблем. Пока Коля собирается, а Бэррон наблюдает за ним, в голову постепенно возвращаются события прошедшей ночи. Трамп припоминает, как выглядел тот самый бар, в котором они пили, а после вспоминает и про Глена. Точнее, про его слова. Бэррон вздыхает, спрашивая у Коли сколько вообще сейчас времени. Лукашенко возится с вещами, но тут скорость замедляет и поворачивается к парню. —А тебе зачем? —если Коля правильно помнит, а он правильно помнит, у Бэррона сегодня выходной и ему никуда не надо. Тем более в таком состоянии. Может ему, конечно, просто интересно, но все равно. —Да так, —на выдохе произносит Трамп, —Глен должен скоро зайти, —Лукашенко напрягается, но так как сумка разобрана и собрана обратно, а папин подарок сложен в баул, белорус встает и подходит к кровати Бэррона, садясь на ту. —Зачем? —Коля тянется к столу, стараясь как можно осторожнее взять с него закрытую бутылку с водой. Он протягивает ее Бэррону и тот уже было хватает ту пальцами, как произносит: —Да он должен был мне минералочки принести, —Бэррон дергается, когда Коля руку с водой назад отводит и бровь выгибает, —отдай, —первокурсник быстро сжимает-разжимает пальцы в воздухе, пытаясь дотянутся до бутылки, но Коля встает, пихает ногой из-под стола обычное мусорное ведро—пустое, кстати—и демонстративно кидает бутылку в него. Происходит немая сцена, из которой Бэррон выносит только свой мозг, потому что он не понял, что только что произошло, —и что это было? —в ответ Лукашенко лишь пожимает плечами. —Пусть Глен тебе минералку твою несет, —Белорус разворачивается, подхватывает баул, решая все-таки оставить вещи у Бэррона, после чего поворачивается обратно, —не забудь выпить лекарство, —Бэррон все так же сидит и ловит тупняк, хмуря брови, —я пошел, —пауза, —Глену привет. —Коль, пого…—но за хоккеистом уже захлопывается дверь, а Бэррона валится обратно на подушку, понимая, что это была плохая идея. В голове тут же словно что-то взрывается, а дышать на секунду становится не то, что трудно, а попросту невозможно. Все тело пронзает боль.