Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Дни летели со скоростью света. Бесконечные тренировки, регулярное питание, зал по вечерам; от одних и тех же лиц уже понемногу начинает тошнить, но Коля понимает, что без этого никуда. Находиться практически двадцать четыре часа в сутки с парнями оказалось непосильным трудом. Все нервничают, и вся повисшая в воздухе нервозность чувствуется за версту, больше раздражая, чем удручая. Мэтт ссорится с Йоханом, воспринимая любые слова и замечания в штыки, Скотт все никак не может поговорить нормально с Лукашенко, потому что тот вечно занят и у него какие-то дела, а Никита будто в облаках летает. Из всех себя чувствуют, как рыба в воде, только, кажется, Марк, три вратаря, да Коля местами. Уокер все не оставляет свои шуточки, даже на важных откатах, постоянно усмехается белорусу в лицо, словно спрашивая, язвительно так, как он себя чувствует без Бэррона. Охуенно просто, вот как, хмурится Коля в ответ и бросает в Уокера шайбу. Марк, конечно же, уворачивается, но тренер предупреждает белоруса, чтобы на матче таких вот выкрутасов не было. Хоккеист кивает, спиной чувствуя, как друг ржет над ним. В таком темпе проходит три дня. День перед самим матчем неожиданно оказался самым спокойным из всех. Парни в очередной раз просматривали прошлые игры, отрабатывали подачи и прочее. Преподаватели, глядя на хоккеистов в своей группе, из которых более-менее их слушает только Лукашенко, лишь вздыхают, но понимают, что с этим ничего не поделать. Никита с Мэттом досыпают недостающие часы на партах, а Марк ловит нирвану, откидывая голову назад. Какая там хирургия, когда у них вот-вот сезон должен начаться. «Какая, какая, интересная» — вздыхает Коля, ловя себя на мысли, что тоже не прочь вот так завалиться спать. Но нельзя, Коля себе такого позволить не может. Все эти безумные три дня были адски тяжелыми, такими, что Коля с Бэрроном могли только переписываться, даже поговорить времени не было. Они всего один раз пересеклись в коридоре их учебного здания. Парни как раз собирались на очередную тренировку, а у первого курса только-только начинались занятия. Бэррон, явно не выспавшийся, о чем-то разговаривал с Гленом. Коля настороженно подумал о том, что их отношения как-то изменились. Подумать-то подумал, а вот стоило Бейкеру заметить хоккеиста и расплыться в улыбке, как все мигом забылось. Поговорить они тогда тоже не успели, Никита пихает Колю в плечо, чтобы тот шел быстрее, мимоходом кивая Бэррону. Марк вообще успевает хлопнуть парня по плечу, за что потом получил получасовые гневные гляделки с Колей, а белорус лишь кивнул. После Бэррон написал о том, что вообще растерялся, потому что не ожидал их увидеть раньше, чем на матче, а Коля в очередной раз подумал, что было хорошей идеей предупредить Бэррона о том, что они не смогут увидеться. Лукашенко вздыхает, зарывает пятерню в волосы и прикрывает глаза. Блядски сильно хочется просто по-человечески обнять Бэррона и никуда не выпускать, но его в очередной раз выводят из транса и возвращают в этот безумный круговорот. Вечер перед днем икс стал единственным вечером, в котором происходило хоть что-то. Парни уже лежали в своих кроватях, потому что обычно перед матчем они ложились раньше, чтобы окончательно выспаться и заполнить запас сил до максимума, но произошел форс-мажор. Форс-мажор в виде Ершова, который сначала постучался в комнату, а после, не дождавшись ответа, зашел внутрь. —Пацаны, спите? —Коля моргает пару раз, чувствуя, как сон, итак идущий к нему черепашьим шагом, развернулся в обратную сторону. У Марка, кажется, ситуация был похожая. Уокер поднимается на постели, сначала бурча на Никиту, что тот конченный и они уже должны спать, но получив в ответ лишь: «а хули вы тогда не спите?» и поняв, что предъява основана на вполне законных основаниях, спрашивает зачем тот приперся. За это время Коля уже успел слезть на первый этаж, пихнуть Марка в бок и сесть рядом. Никита вздыхает, чешет затылок. —Ну и? —не выдерживает старший. —Да с Мэттом херня какая-то происходит, —нервно цыкает Ершов, —сидит с пачкой в руках, —вздох, —поможете отнять? —Марк с Колей переглядываются, не понимая, что могло с Мэттом случиться. Тот всегда недели за две перед игрой бросал и пить, и курить. Если тот сорвется пойдет по пизде вся подготовка, причем не только его, потому что они все вчетвером играют в одной пятерке, пойдет по пизде их командная работа. —Пойдем, —Марк выпутывается из одеяла, хлопая Колю по плечу, чтобы тот шел за ним. Никита хмыкает, ждет, пока белорус соизволит встать, и все трое меняют свое местоположение на другую комнату. Картину застали они не самую лучшую. Мэтт, тяжело вздыхая, крутит у себя в руке уже раскрытую пачку, то вытаскивая, то убирая сигареты внутрь, матерясь. Коля спрашивает как давно он так делает, а Никита отвечает, что уже где-то полчаса. «И ты только сейчас сказал?» —шипит Марк. Братья славяне одновременно переглянулись, не поняв, почему именно Уокер так взъелся. —Мэтт, —зовет он, подходя ближе и садясь рядом на кровать, —все нормально? —Коля с Никитой молча наблюдают за сием действием с кровати Ершова. —Да заебись, —вздыхает канадец, —нихуя не могу, нихуя не получается, тренер блять пиздит без конца, может нахуй все это? —и поднимает глаза на хмурящегося Марка, —если мы проебем? —Ты дурак? —непривычно мягко усмехается Марк, —в курсе, что такие мысли только хуже делают? —Да я не знаю, —взрывается Стивенсон, —я не знаю, я чувствую, что что-то не так и это блять меня раздражает, —Марк хватает Мэтта за запястье, заставляя сесть обратно на кровать, —у меня плохое предчувствие, —все-таки успокаивается парень, закрывая лицо руками. Марк, пока ему предстала возможность, забирает из рук пачку сигарет и бросает ее Никите. —У меня тоже, если честно, —сознается Ершов, когда запирает ящик с остальными пачками. —Да вы чего? —непонимающе выдает Марк, поднимая голову на Никиту. —Хуета, —выдает Лукашенко, —сами себя накрутили и весело вам, —белорус встает с Никитиной койки, потягиваясь, —мы столько времени тренировались не для того, чтобы вы сейчас сидели и булки мяли, —Ершов хмыкает, все еще не проникаясь словами хоккеиста, —если бы перед каждым матчем все разводили такие сопли, стали бы мы первой шестеркой, а? —Марк практически ржет с таких проникновенных речей, —кончайте себе голову ерундой забивать, мы нормально откатали тренировки, нормально откатаем и матч, —повисает молчание, но, кажется, Никита более-менее приходит в себя. Ершов громко вздыхает, жалуясь, что уже хочет спать. —Ты можешь пообещать, что ничего не пойдет по пизде и мы выиграем? —внезапно подает голос все это время молчавший Мэтт. Марк, чья ладонь до сих пор покоится на плече Стивенсона, вздрагивает и направляет взгляд на Колю. —А ты можешь пообещать, что перестанешь думать об этой хуйне? —канадец в ответ усмехается, а в комнату, наконец, возвращается спокойная атмосфера. —Заметано, —хмыкает Мэтт, встает с кровати и подходит к Коле, протягивая тому руку. —Ну вот и отлично, —крепкое рукопожатие прерывает Марк, который говорит прекращать весь этот цирк. Лукашенко похлопывает Мэтта по плечу, кивает Никите, и они с Марком уходят к себе. Уокер еще где-то пятнадцать минут издевается над белорусом, передразнивая его слова, но Коля хмыкает, что он не может отрицать того, что это сработало, и Марку приходится заткнуться. На самом деле у Коли тоже были сомнения. Они не беспочвенны, потому что играют они с командой, которая в прошлый раз им проиграла. И все бы ничего, если бы парни в той команде не были агрессивными и буйными. Если Коля правильно помнит, то в конце они грозились взять реванш и показать, кто тут главный. Лукашенко всего передергивает, он пытается отогнать от себя все эти мысли, но получается из рук вон плохо. Белорус забирается к себе на кровать и лежит, тупо пялясь в потолок, еще некоторое время. Марк уснул практически сразу, а Коля подумал, что нужно будет научиться как-нибудь у друга технике быстрого засыпания. Не зная, что и делать, Коля берет в руки телефон и заходит в мессенджер, удивляясь тому, что единственным, кто оказывается в сети, был Бэррон. Коля думает раз, думает два, а потом вспоминает слова тренера про хороший отдых и поднимается с койки. Хороший отдых, так хороший отдых. У каждого же он свой, правильно? Белорус вновь спускается вниз, решая, что свою норму подъемов и спусков он уже выполнил, быстро одевается, стараясь не разбудить Марка, подхватывает баул с дивана и отправляется отдыхать. Пока идет, старается не думать о том, что они не виделись чертовски долгих три дня, но думать не получается. Шаг ускоряется, потому что чем быстрее Коля придет к нему, тем, раз, они быстрее увидятся и, два, он быстрее ляжет спать и проспит хотя бы свою норму. Только спать с Бэрроном уже какое-то небесное благословение, серьезно. Колю будто эти три дня вообще не кормили, он скоро начнет забывать как Бейкер вообще разговаривает. Белорус в кампус первокурсников заходит, здоровается с женщиной и напоминает ей про пирожки. Та смеется, говоря, что уже успела досмотреть какой-то там из многочисленных посоветованных сериалов. Лукашенко вежливо и терпеливо выслушивает ее, но все же приходится прерваться. Коля извиняется, говоря, что его ждут, на что вахтерша бодренько кивает и отпускает его, прося прощения, что задержала его своими разговорами. Коле бы постыдиться, что перед ним извиняется женщина в возрасте, но, если честно, мысли сейчас вообще не об этом. Спасибо кому-то там кто распределял первокурсников по комнатам, за то, что Бэррон живет всего лишь на втором этаже. Коля за несколько секунд преодолевает лестничный пролет и заходит на плохо освещённый этаж, вздыхая, когда понимает, что у Бэррона опять дверь не закрыта. Бэррон вздрагивает, а сердце ухает куда-то вниз, когда дверь резко открывается, с грохотом стукаясь о дверь. Парень обхватывает себя за плечи, уже начиная было дрожать от страха, но поворачивается и понимает, что сейчас убьет кого-то. —Ты нормальный?! —возмущается Трамп. Лукашенко, как ни в чем не бывало, заходит, закрывает дверь, кладет баул на пол и потягивается, —ты как зашел? —уже чуть успокоившись, но все еще с подозрением, спрашивает парень. —А ты дверь почаще не закрывай, —Бэррон в ответ закатывает глаза, встает со стула и быстрым шагом доходит до белоруса, который тут же заключает первокурсника в крепкое объятие, —привет, котенок, —шепчет он Бэррону в плечо, слыша гул собственного сердца в ушах. Он так соскучился по нему. —Ты меня задушишь, —чуть хрипловатое, дрожащее в ответ, —Коль, —а хватка только сильнее становится. Бэррон гладит сильные плечи своего хоккеиста, полностью понимая его сейчас. Он тоже безумно скучал по нему. Хоть эти три дня Бэррону дались легче, чем прошлые, все равно было невыносимо знать, что они не могут увидеться, —ты чего пришел? —спрашивает Трамп, когда белорус все-таки ослабевает хватку. Но вместо того, чтобы окончательно отпустить Бэррона, Коля зарывается в его волосы и выдыхает: —Не могу, давай постоим так еще немного. У Бэррона сердце вот-вот из груди выпрыгнет от переизбытка чувств. Он слышит, как Коля тяжело дышит и его самого трясти начинает. Они стоят так еще некоторое время, пока хоккеист не вспоминает про то, что у него, вообще-то, завтра игра и пришел он сюда не для того, чтобы парня своего воздуха лишать, а чтобы поспать нормально. Бэррон ойкает, когда его выпускают из крепкого кольца и взъерошивают волосы. —Ты пришел сюда только за этим, так и признайся, —фыркает Бэррон, уходя от прикосновений. Лукашенко в ответ хмыкает и падает на кровать, вздыхая, —ты разве не должен был сейчас спать? —искренне интересуется Бэррон, забираясь обратно на стул с ногами. Коля с секунду залипает на парня, а после пожимает плечами. —Я как раз собирался, —и тут же, —что ты делаешь? — «домашка» —одними губами произносит Бэррон, что-то обводя в своей тетради, —помочь? —Бэррон бросает на Колю быстрый взгляд, хмыкая. —Себе помоги, —усмехается он, —мне немного осталось, потерпи минут десять, —ответа на это не следует. Хоть разговор и был про десять минут, пришлось заканчивать раньше, потому что если сначала Коля просто валялся и смотрел как его парень покачивает ножкой, о чем-то усиленно думая, то потом белорусу стало скучно. Бэррон в очередной раз чувствует волну мурашек, когда Коля встает с кровати, подходит к столу и ставит руки по обеим сторонам от Трампа. Бэррон в удивлении выгибает бровь, но старается не подавать виду, что у него весь учебный настрой сбился. Впрочем, в следующую секунду у Бэррона из пальцев выскальзывает карандаш, а дыхание решает взять небольшой перерыв. Коля оставляет поцелуй на открытом участке плеча, после ведя носом чуть выше. —Лукашенко, —рвано вздыхает Бэррон, пытаясь в серьезный тон. —Что не так? —на самое ухо. Бэррон прям слышит как ему весело. —Ты меня сбиваешь, —вздыхает парень, все же делая попытку уйти от прикосновений. —Ты можешь быстрее? —интересуется хоккеист, но Бэррон сделает вид, что не услышал эту нотку раздражения, после которой отпало всякое желание что-либо писать сейчас. —А ты рано встаешь, да? —короткое «угу» в ответ, из-за которого у Бэррона опять мурашки по спине побежали. Этот Лукашенко просто невыносим, —ладно, утром доделаю, —и тут же победоносная ухмылочка прямиком Бэррону в шею, —я в душ и спать. —Забей на душ, —Бэррон практически вскрикивает, когда его резко тянут за запястье и кидают на кровать, пихая к стенке, —ты не так сильно воняешь, чтобы идти туда, —Бэррон мямлит шокированное: «но я…»,—все, мы спим, —белорус зажмуривает глаза, а Бэррон еще с секунду смотрит на его лицо, после чего начинает смеяться. —Не веди себя как ребенок, —Бэррон трясет Колю за плечо, —ляг на спину, я хочу обнять тебя, —Лукашенко чуть приоткрывает глаза, переворачиваясь на спину. Бэррон тут же придвигается ближе, закидывая свободные части тела на хоккеиста, после чего его целуют куда-то в висок, приобнимают за талию и оба засыпают практически одновременно.