Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Коля замечает парней буквально сразу. Мэтт с Никитой, которые о чем-то разговаривают, и Марк, нервно постукивающий пальцами по собственному баулу, одновременно с этим крутящий головой. Лукашенко мысленно извиняется перед парнями и надеется, что лишних вопросов не будет. Когда он подходит, Мэтт шутит, что они думали, что Коля уже не придет, на что белорус говорит, что может уйти хоть сейчас. Никита, испугавшись, мотает головой, прося Колю этого не делать, а Марк пялится прямиком на хоккеиста, надеясь просверлить в нем дыру. Парни ничего не спросили и, скорее всего, это из-за того, что Уокер им что-то сказал. Лукашенко вздыхает, когда понимает это, хлопает близстоящего Ершова по плечу и предлагает забираться в автобус. Впереди шумная поездка, а после тяжелый день и долгожданная игра. Мэтт с Никитой забираются в автобус первыми, а Марк, прежде чем залезть, оглядывается на Лукашенко и хмыкает: —Я все еще жду. Коля делает вид, что не понимает о чем он и вообще слов его не слышал, поэтому гонит Никиту со своего места, говоря, что сядет с ним. Марк, корча обиженную рожу, падает рядом со Стивенсоном, а Коля садится у окна с Никитой, после чего автобус стоит еще минут семь и, подождав пока все зайдут и рассядутся, трогается с места. Пока едут, обстановка сбавляет обороты и уже минут через двадцать от Марка перестает веять холодом, он даже отвечает на шутки Мэтта и, повернувшись к парням, что-то спрашивает у зависшего Никиты. Коля как обычно смотрит в окно, но совершенно не следит за тем, как виды сменяются друг другом. Они проезжают свой обычный поворот, выезжая чуть ли не на самую главную улицу их студенческого городка, а белорус смотрит на свое отражение в зеркале и зависает, прокручивая сегодняшнее утро у себя в голове раз за разом. Коле бы, если честно, попытаться отвлечься, но так не хочется. Хочется, чтоб в голове был только Бэррон, с его этим неожиданным сюрпризом и скулящими стонами прямо на ухо. Лукашенко чувствуется, как по коже проходится рой мурашек от этих воспоминаний. Ему не хватало Бэррона, пиздец как не хватало все это время. И сейчас, сидя в автобусе среди своей же команды, своих друзей, Коля понимает это как никогда. Он действительно чувствует себя отдохнувшим. Бэррон чудо. —А куда мы едем? —мысли о прекрасном прерывает довольно громкий вопрос Мэтта. Стивенсон оглядывается по сторонам, не узнавая привычные окрестности. Никто ему не отвечает, поэтому, хмыкнув, парень решает повысить голос, —едем куда? —Марк, сидящий рядом, тяжело вздыхает, а Коля прям видит, как тот отсчитывает секунды до его убийства. Мэтт, уже реально начавший нервничать, оборачивается на Колю, в надежде, что хотя бы тот объяснит ему все. Потому что после вопроса канадца замолчали не только парни—замолчал весь автобус. —В зал, —вздыхает белорус, но его ответ тонет в возмущенном крике Уокера: «не говори ему!». Как жаль, что у Мэтта со слухом все хорошо. Хоккеист вытягивает лицо и такими глазами оглядывает всех присутствующих, словно они только что предали его. —Я не пойду, —сухо выдает канадец и теперь настала очередь Марка разговаривать с ним. —Тебя не спрашивали, —хмыкает Уокер, —сегодня идут все, —Мэтт быстро мотает головой, а Коля наблюдает за тем, как Марк из черствой буханки хлеба превращается в мягкую булку, —не буду я приставать к тебе в душе, если ты боишься именно этого, —канадец в ответ шлепает друга по плечу и рычит ему на ухо о том, чтобы тот не нес всякий бред перед парнями. Никита с Колей ржут с него, потому что Мэтт идиот. —Я не поэтому, —откинувшись обратно на сиденье, вздыхает Мэтт. Марк пожимает плечами. —Запасники тренируются отдельно пока что, —и хмыкает, —тебе на счастье, — повисает молчание. Никита поворачивается на Колю, надеясь, что хоть тот объяснит в чем дело, но Лукашенко молчит, одними губами произнося: «Йохан». Ершову тут же становится все понятно. До зала остается буквально пара поворотов, за которые Мэтт успел успокоиться, достать Марка, а Никита вновь задуматься о чем-то. Взгляд Коли падает на свою ладонь, лежащую на колене и из груди невольно вырывается смешок. Друг спрашивает все ли в порядке, на что белорус лишь отмахивается. Автобус останавливается возле небольшого неприметного здания. Парни выползают на улицу, ежась от прохладного порыва ветра. Марк накидывает на себя свою ветровку, а после орет на Стивенсона, что она до сих пор воняет им. Никита с Колей, опять-таки, переглядываются, но на этот раз им ничего не объясняют. Только когда Лукашенко подходит к Уокеру и буквально ощущает, как от ветровки за версту несет табаком, все становится понятно. Мэтт же, проигнорировав выпад своего старшего товарища в его сторону, принялся рассматривать все вокруг, потому что он бывал тут крайне редко. Чаще вообще не бывал—сбегал до того, как речь вообще заходила о зале. Никто так до конца и не понял откуда у их канадского собрата взялось отторжение от спорта. Хотя, зная Мэтта и его образ жизни, можно предположить, что он просто боится подохнуть где-нибудь под штангой, причем не самой тяжелой. Дружно дождавшись пока Скотт соизволит выйти из автобуса самый последний, разговаривая по телефону, парни кивнули капитану, но тот отмахнулся, мол идите первые. Коля чуть на подольше задержал взгляд на Скотте. Не нравилось ему то, что их капитан какой-то сам не свой. Но мысли прервал Марк, взяв Лукашенко под руку и уведя его в сторону зала. Команда дружной гурьбой заваливается в вестибюль, из-за чего завсегдатая девушка за стойкой вздрагивает от такого количества парней. Кто-то даже здоровается с ней, пока Марк, все еще зачем-то держа Колю, выискивает глазами Мэтта. Проходящий мимо Рассел ржет над ними, но Коля хмыкает и слегка толкает его в плечо. Пока Пол со Стивом что-то пытались выпытать у несчастной девушки, которой явно было некомфортно из-за этих двух амбалов, что практически нависают над ней, Никита предложил уже наконец подняться. Когда, кажется, Алан, фыркает, что для них всех места в зале вряд ли хватит, Ершов пожимает плечами и говорит, что, если ему не хватит места, он может заниматься в душе. Марк почти усмехнулся, но кивнул на предложение короткостриженого и потянул Колю за собой. Мэтт, все-таки не сваливший, спрашивает почему белорус не вырывается, на что тот пожимает плечом, говоря, что ему лень и, если Уокеру в кайф таскаться с ним, пусть тешит себя этим. Марк называет его своей собакой, на что Коля говорит, что еще одно такое сравнение и эта собака отгрызет ему его бубенцы. Марк вздрагивает, нервно смеется и похлопывает хоккеиста по предплечью, извиняясь за неудачную шутку. В итоге парни не успевают даже переодеться до конца, когда в раздевалку заходит Скотт, о чем-то переговариваясь с Дарреном. Коля спрашивает все ли в порядке, на что капитан отмахивается, говоря, что сейчас не время. Даррен удивляется присутствию Стивенсона, а когда на него направляются сразу несколько пар удивленных глаз, признается, что в автобусе спал и уже настолько привык к орам Мэтта, что не проснулся от них. Канадец громко возмущается, что он не орет, а у него просто голос высокий, Марк бьет его по спине сухим полотенцем, прося заткнуться иначе у него сейчас перепонки лопнут. Скотт говорит что-то о разминке, сам переодевается быстрее всех и первым выходит из раздевалки. Никита кидает Даррену свой напульсник, получая в ответ «спасиб, бро», а парни смотрит на Ершова таким взглядом, словно он их только что предал. —Да это не мой, это его, —немых вопросов становится еще больше, —ой, идите нахуй, —отмахивается Никита, хрустит пальцами и также выходит из раздевалки. Коля тоже хочет выйти, но Мэтт просит не оставлять его одного с Марком, на что Уокер закатывает глаза, говоря, что если у канадца какие-то проблемы с самоконтролем, то это не его проблема, после чего сам выходит из раздевалки. —Ты же понимаешь, что он тебе ничего не сделает? —чисто из интереса спрашивает Коля, когда за Уокером хлопает дверца. Мэтт опускается на деревянную скамейку, откидывая голову и прижимается спиной к шкафчикам. —Все ведь будет нормально? —в никуда спрашивает Стивенсон, чем настораживает. У белоруса застывает каменное выражение лица на земле, а пальцы нервно перебирают воздух. —Конечно, —сухо выдает Лукашенко и уже хочет было спросить что вообще не так, как Мэтт встает на ноги, хлопает друга по плечу и кивает в сторону выхода. Белорус выходит вслед за канадцем, тут же натыкаясь на взгляд Марка. «Что с ним?» —немой вопрос. «Я не знаю» —немой ответ. Скотт зовет всех присутствующих парней к себе, после чего быстро озвучивает план тренировки. Ничего сверхъестественного они делать не будут, тем более таскать штанги или что похуже, капитан предлагает начать с обычных наклонов, чтобы разогреться, на что все присутствующие кивают головами. Пока все делают наклоны, Скотт шипит на Мэтта, который явно халтурит, но тот будто бы и не слышит. Лукашенко отводит плечи назад, чувствуя, как мышцы начинают растягиваться. После шли приседания с поочередной нагрузкой на каждую ногу, прыжки на месте с круговым движением рук и напоследок бег на месте. Марк ржет с красный щек белоруса, но их прерывает Мэтт, который, наверное, бессмертный, раз решил навалиться на Лукашенко. Тот, правда, никак не отреагировал. —Тебе че? —спрашивает Уокер, будто он и не их друг вовсе. Стивенсон молчит, а Коля видит, как тот тяжело дышит и хмыкает: «кулер в той стороне». Мэтт удивленно хлопает глазами, отлипает от Коли и буквально улетает в ту сторону, куда указал белорус. Марк ехидно ухмыляется, говоря, что Коля уже научился понимать их с полуслова, но Коля на это ничего не отвечает. Просто Мэтта легко понять, вот и все. Скотт дает десятиминутную передышку, после чего они сделают еще несколько упражнений и их отпустят в душ. Подошедший Мэтт спрашивает почему им нельзя в душ сейчас, на что Скотт совершенно спокойно выдает: «мне просто нравится, когда вы воняете» и уходит, потому что его зовет Даррен. Мэтт оскорбленно фыркает, но делает вид, что такой ответ ни разу его не задел. Коля не понимает почему тот вернулся так быстро, а Стивенсон ноет, что в кулере закончилась вода. Марк, подумав, предлагает Мэтту свое смузи, на что получает перекошенное лицо и еще более тупое: —Ты чо пидор смузи пить? —Повисает тишина, в которой даже не слышен звук движущихся шестеренок в голове Стивенсона. А все потому, что у него их там нет, —а, ой, —Марк тяжело вздыхает, практически пробивая себе ладонью лоб, —а просто воды нет? —Мэтт смотрит то на Никиту, то на Колю, но парни одновременно мотают головами. Канадец ругается, но отказывается, говоря, что может потерпеть. Уокер предлагает ему выпить воду из душа, на что Мэтт крутит у виска, называя Марка долбоебом. Скотт с Дарреном возвращаются вместе еще с некоторыми ребятами, которые, видимо, тренировались в другом зале, что этажом ниже и чуть поменьше. Рассел махает своим ребятам, а главной хоккейной четверке на секунду даже стыдно становится за то, что они забыли про своего пятого сокомандника. Рассел спрашивает почему вдруг Коля с Марком стоят раздельно и не поссорились ли они, и больше четверке стыдно не становится. Коля смотрит на хоккеиста несколько секунду с нечитаемым выражением лица, надеясь, что он заткнется. Такие шутки уместны всего раз от других, в остальное время Коля готов терпеть такое только от Марка и то, если они будут направлены на Мэтта. Рассел заметно нервничает, потому что Коля уж слишком долго и внимательно смотрит на него, дружелюбно хлопает по плечу, а Скотт стучит по мягкой обивке какого-то тренажера, прося всех разойтись и продолжать разминку. Хоккеисты поочередно сгибают ноги, потом идут проседания на разные колени и в конце ходьба на месте с высоким подниманием бедра. Скотт говорит, что все молодцы и свободны. У них есть где-то с полчаса, чтобы принять душ и собраться возле автобуса. Умирающий Мэтт, проделав все нужные упражнения, не менее умирающим голосом хнычет Марку, чтобы тот давал сюда свое гейское смузи. Уокер не обижается, наоборот предлагает еще Коле и Никите. Оба соглашаются. Жидкость какого-то странноватого цвета и с не менее странноватым запахом распивают по очереди Мэтт, Никита и Марк. Мэтт вытаскивает язык, его аж всего передергивает от спектра вкусов, канадец жалуется, что смузи какое-то противное, а Марк ржет, что они только что все поцеловались. Коля, который уже было хотел отпить, руку останавливает, после чего демонстративно вытирает горлышко и выпивает, не касаясь им рта. Марк закатывает глаза, говоря Мэтту, что это не смузи противный, а Лукашенко, раз не может стерпеть даже непрямой поцелуй со своими пацанами. Никита уточняет, что это Марк с ними обоими не на прямую засосался, а не они с ним, из-за чего Мэтт ржет, а Уокер шипит Ершову, что тот должен был поддержать его, а не Стивенсона. Коля в отместку бросает допитую бутылку в Мэтта, и машет друзьям, чтобы они вместе шли в душ. —Тогда я возле Коли встану, —фыркает Мэтт. —Возле Коли стою я, —хмурится Марк. —Может вы вместе мыться будете, а со мной постоит Никита? —вопрошает Лукашенко, —а то подеретесь еще, девочки, —Мэтт орет, потому что он не девочка, а Марк бьет его по плечу, прося не орать. —А можно я один помоюсь? —тихо спрашивает Никита, изображая из себя великого мученика. На него тут же вылупляются два злобных прищура Мэтта и Марка. Коля вздыхает, сочувствующе похлопывая своего собрата по плечу. —Теперь ты моешься с ними, —и закидывает себе полотенце на плечо, уходя в сторону душевых. В итоге принятие душа превратилось в какой-то цирк. А все потому, что Марк и Мэтт стояли рядом. До Коли доносились обрывки фраз, но их было достаточно. —Не смотри на мой член, у тебя что, своего нет?! —возмущается Стивенсон. —Да что я там не видел, идиот, —раздраженно выдыхает Марк. —В смысле?! —у Коли, кажется, ухо заложило от этого выкрика, —ты что, пялился на мой член, Уокер?! —Стивенсон, сука, еще одно слово про твой член, и я тебе его оторву, —в диалог неожиданно вступает Алан, которого, как и всех присутствующих, заебали эти крики и возмущения малолетки в пубертатный период. Марк благодарит Алана и как бы невзначай спрашивает не могут ли они поменяться душевыми, а то у него уже уши минуснулись. Алан фыркает, —не, сам стой со своим парнем, —и тут же хоровое: —Мы не встречаемся! Коля просит друзей заткнуться, потому что они правда уже достали. Марк показывает ему средний палец, а Коле так и хочется сказануть, что он у него размером с его же член, но Коля молчит, потому что Коля хороший и сдержанный, Коля не может так выражаться. Хотя очень, если честно, хочется. Водные шумы заполняют разум и со временем Мэтт с Марком все же успокаиваются, найдя, наконец, общий язык и тему для разговора. Молчать они не могут, ну хоть так. Лукашенко облокачивается одной рукой о холодную кафельную стену, по которой стекают чуть теплые водяные струи, подставляя под душ голову. Вода стекает по всему телу, мочит волосы и крупными каплями падает на пол, делая отражение более расплывчатым. Коля стоит так минут, может, десять, пока его не толкает Никита, интересуясь что он такого интересного увидел в полу. Белорус пожимает плечами, ничего не отвечая. Не может же он сказать, что ему неспокойно, по дебильному как-то получится, сам всех вчера ведь только успокаивал. Пока Мэтт с Марком разводят очередной срач на пустом месте, Никита вот уже секунд, может, двадцать, смотрит на то, как Коля прожигает взглядом собственную футболку. Ершов не хочет ничего говорить, потому что знает, что Коля ничего ему не скажет, он просто надеется, что это состояние у друга пройдет. Ладно Мэтт, тот вряд ли вообще замечает хоть что-то, что не гейские шутки, пиво и девчонки, а вот Марк опять может до него докопаться, а зная Уокера тот еще и надавить сможет, бровью не поведя. —Коль, —все же не выдерживает Ершов, касаясь предплечья белоруса, —все но…—но Лукашенко дергается, ерошит себя по волосам и цыкает. —Мне нужно поесть, —выдыхает хоккеист. Никита хмурит брови, не ожидая ответа, тем более такого. Больше Никита ничего не спрашивает. Скотт, собравшись, окликает Даррена, и они вместе уходят, напоследок предупреждая, что если кто-то не подойдет вовремя, до корта будет шлепать пешком. Коля надевает на себя футболку, убирая полотенце в шкаф, когда к нему подходит Марк и объявляет, что теперь они сидят вместе. Коле все равно, поэтому он пожимает плечами и достает из кармана телефон. Ни пропущенных, ни сообщений. Лукашенко вздыхает, думая, что, если Бэррон решил его не доставать, то это не очень хорошо. Коле неспокойно и успокоить его может только Бэррон. Наверное, лучше ему написать.

***

Нет, не надо писать. Нельзя. Это Коля понимает, когда Уокер выгоняет Никиту с места и падает на него вместо Ершова, тут же поворачиваясь к Лукашенко с немым вопросом в глазах. Коля бы спросил что конкретно ему от него нужно, но почему-то не очень хочется. И именно поэтому белорус отворачивается к окну, вздыхая. Может уснуть, или сделать, хотя бы, что-нибудь, чтобы Уокер понял, что Коля не в том настроении, чтобы разговаривать. —Мы можем поговорить про прошлогодний матч? —внезапно тихо спрашивает Марк, чем напрягает. Пока Мэтт с Никитой обсуждают какую-то игру, Коля поворачивается к Уокеру, готовый уже к тому, что ему придется разговаривать, —не говори мне, что ты нервничаешь из-за этого? —порой Коля удивляется как быстро Марку удается понимать его состояние. Это удивляет и ни капли не радует. Куда делось все его самообладание? —Нет, —только и отвечает хоккеист, но Марк ему не верит. —Не думай об этом, —Уокер откидывается на сиденье и глубоко выдыхает, —мы выиграем. До конца поездки они не разговаривают, а Коля так и не понял к чему вообще был этот разговор. Они ничего не выяснили, Марк, скорее, поговорил сам с собой. Странный день.

***

День становится еще страннее, когда вместо того, чтобы приехать на корт и как следует раскататься, Скотт говорит всем оставить свои вещи, потому что они сейчас пойдут завтракать. Парни переглядываются между собой, а Мэтт радуется, чуть ли не вереща как ребенок. Никита и Марк косятся на Колю, но у того эмоций просто ноль. Их нет вообще. Никаких. Взгляд с Коли падает друг на друга, но они тут же отворачиваются, словно и не видели ничего. Возможно, стоит оставить Колю одного. Пусть он сам с собой что-то там решит, а если захочет—что, в общем то, невозможно, но надежда на это помирать никак не хочет—то расскажет, что с ним случилось и почему он такой загруженный. Коля, естественно, не рассказывает. Сидит сам себе возле шумного Мэтта спокойненько и молчит. Стивенсону словно вообще похерам, но парни видят, что нет. Спустя время Марк даже начинает понимать почему, раз, они сели от них подальше и, два, почему именно Мэтт сел с Колей. Даррен, что был все это время на улице со Скоттом, подходит к ним и просит Колю выйти, но канадец фыркает, что, хоть он и вице-капитан, но вообще-то должен понимать, что прием пищи важен и что отвлекать лучших игроков от этого нельзя. На Мэтта все странно косятся, потому что выдать такое мог кто угодно, но не Стивенсон, а растерянный Даррен так вообще, чуть ли не открыв рот, удаляется. Коля хмыкает, тяжело вздыхает, а Марк замечает, что его никакое лицо стало чуть лучше. Ну ладно, если единственным, кто может на это поспособствовать, будет Мэтт, ничего страшного. Марк понимает, Никита, скорее всего, тоже. И, да, Марк вновь оказывается чертовски прав. Потому что когда все набросились на еду и стали сметать ту со скоростью света, Мэтт, хлопая белоруса по плечу, что-то хмыкнул ему на ухо, после чего оба слегка затряслись от смеха. Никита пихает Уокера ногой под столом, усмехаясь, что, если тот будет так пялиться, все подумают, что они с Мэттом реально вместе. Марка от этой информации передергивает, поэтому он тут же глаза опускает на свой салат и, приняв свою позицию наблюдателя, принимается есть. К концу их пиршества, что Скотт скромно назвал завтраком, Коля с Мэттом уже о чем-то разговаривали, а Марку на секунду, всего на секунду, становится обидно. Всего на секунду, потому что Мэтт хоть и идиот последний, с Колей у них особенные, чуть ли не братские отношения. Потому что Мэтт самый младший, а Коля просто Коля. Лукашенко из того типа людей, что вызывают восхищение и Мэтт не стал исключением. Стивенсон затирает белорусу про, кажется, Канаду и скорые каникулы, на что Коля тормозит его фантазию, прося остановиться пока что на сегодняшнем дне и на матче. Мэтт несколько раз понятливо кивает, а Марк удивляется такой какой-то даже щенячьей преданности. Таких понимающих ситуацию глаз у Стивенсона даже на вечеринках среди первокурсниц не бывает, а это что-то да значит. Поднявшийся со своего места Скотт обращает на себя внимание и отвлекает от всех этих мыслей. Правда все, что делает капитан, так это отвлекает. Извинившись, он просит остальных продолжать, а сам куда-то отходит. Никита предлагает Марку пойти и взять еще картошки, на что Уокер, выгнув бровь, заметил, что еще немного и его друг сам станет как картошка. Никита на это не обижается, в отместку тянет, что он прав, не хотелось бы ему, чтобы старший товарищ запустил себя настолько. В хоккеиста прилетает кусок какого-то хлеба, на что совсем не грозный русский возмущается, что это кощунство. «Извини, для антуража я должен был бросить в тебя багет» —и угорают от тупизны всей ситуации. Мэтт со своего места зовет парней и просит, чтобы те сели к ним поближе. Алан и Джеймс, что занимали места напротив, с радостью согласились, потому что от Мэтта реально можно оглохнуть, как его терпит Лукашенко вообще непонятно. Марк с Никитой не успевают пересесть, потому что Скотт заходит внутрь, оглашая, что сбор уже через десять минут. По столам проходятся недовольные возгласы, но никто ничего сделать не может и перечить не смеет. Мэтт недовольно ноет, спрашивая зачем парни вообще отсели от них, на что оба почему-то одновременно пожимают плечами: «так получилось». Стивенсон передразнивает обоих, вздыхает и хлопает Колю по плечу, совершенно несчастным голосом предлагая выходить сейчас. Марк шутит, что нет смысла от раннего выхода, ему все равно не дадут покурить, но Мэтт лишь отмахивается, говоря, что хочет на воздух. Никита почти втащил Уокеру за напоминание, но вовремя вспомнил кто его друг и ограничился лишь закатыванием глаз. Марк это заметил, фыркнул, что он бы его за это не убил, а Никита усмехается и ничего не говорит. Он ему не верит.

***

Мало того, что сегодня день странный, так еще и парни успели друг с дружкой пересидеть. Марк искренне удивляется, когда, вместо того, чтобы, как обычно, фыркнуть в его сторону и сказать Никите, чтобы тот сел с ним, Коля без каких-либо вопросов садится рядом с Мэттом, даже не у окна. Ершов несильно хлопает Уокера по предплечью, первый садится у окна, пока Марк не отвис и не понял, что просрал единственную возможность попялить в окно. Уокер садится рядом и, если быть честным, искренне не понимает почему так происходит. Все, к удивлению старшего, проясняет Никита. «Ты что, забыл как они ведут себя на льду?» —хмыкает Ершов, когда автобус трогается с места. Да, Коля с Марком отличный дуэт и командная работа у них потрясная, но Мэтт тоже ни капли Уокеру в этом не уступает. Марк с Колей больше стратегический дуэт, Мэтт же, в силу своего возраста и слишком уж вспыльчивого, горячего темперамента, хотя никто так до сих пор и не понял, как из спокойной Канады выползло вот это чудовище, может и сказануть, да погрубее, толкнуть, а если ему ответить, может дойти и до драки. Мэтт буйный, но это не значит, что он плохой игрок. Особенно с Колей. Марк вздыхает, бубня что-то про то, что, кажется, так происходит каждый раз. Никита почти сочувствует ему. Почти, потому что так и правда происходит перед каждой игрой, именно в день матча.

***

Всю дорогу до корта, а она показалась всем безумно долгой, потому что ехали на свою малую арену, до которой только от их учебной части часа полтора, а уж из города и думать страшно сколько времени занимает дорога. Никита по прошествии минут, может, десяти, залип в свой телефон, так что Марку пришлось всю дорогу слушать какие-то странные песни с непонятными, вроде как даже русскими, словами. Коля, который слушал Мэтта, все еще рассказывающего о Канаде, иногда из-за этих самых песен вздрагивал, но так происходило практически всегда, поэтому Уокер не особо-то обращал на это внимание. К концу поездки стало понятно, что, если по всему автобусу продолжат издаваться какие-то странные канадские звуки, кого-то сегодня точно пришибут и это сто процентов будет никто иной как Стивенсон, потому что эта сука, как только понял, что, Коля перестал его слушать, начал докапываться сначала до Марка—но тот послал его нахуй—а потом и до остальной команды, которая никакой симпатии к разговорам, особенно со Стивенсоном, не испытывала. Канадца спас тот факт, что они приехали и пора было выходить. Как ни странно, но первым свалил из автобуса как-раз-таки Марк, которого оры Мэтта уже начали доводить до ручки. Если он повысит голос хоть на тон, Марк убьет его и ему даже не будет жаль. Скотт, выходящий самый последний, просит парней перестать возмущаться на Мэтта и собраться. Все ворчат, но слушаются, а Стивенсон, с довольным до усрачки лицом, стоит рядом с Никитой и хмыкает, словно ему никто ничего не сделает, если он будет стоять рядом со своим обычно молчаливым другом. Коля зовет Марка, чтобы они пошли вместе и Уокер уже хочет было съязвить, что кто-то наконец-таки вспомнил о его существовании, но успевает заткнуть самому себе свои возмущения куда-подальше. Тренер парней встречает возле их раздевалки, говорит Скотту, что запасники приедут чуть позже, на что капитан хмурится, но ничего не говорит. Слова к сведенью принимает, да и только. Ребята переглядываются между собой, после чего смотрят на Даррена и понимают, что помимо тренера, те трое отхватят еще и от Скотта. И смех, и грех. Тони пропускает парней, бросая, что будет ждать тех на льду, и уходит, прося не задерживаться. Команда заходит в раздевалку, под шумные переговоры начиная переодеваться. Где-то справа Алан усмехается, завидев Марка с Мэттом, стоящих близко друг к другу, но тут же получает четыре уничтожающих пары глаз и два средних пальца в придачу. Никита несильно бьет Колю по предплечью, молча интересуясь все ли с ним в порядке. Лукашенко коротко кивает и на этот раз Ершов верит ему. Пока Коля раздумывал стоит ли вообще написать Бэррону или нет, на заднем плане сначала происходила какая-то киношно-идиотская сцена, в которой Мэтт поднял руку со шлемом Марка вверх и, усмехнулся, что тот его не достанет. Марк, не будь дурой, просто втащил своему другу куда-то в плечо, забрал шлем и фыркнул, а в следующий момент в раздевалку заваливается опоздавший Йохан и все затихают. Даррен пальцем манит младшего к себе, закидывая руку ему на плечо. Мэтта передергивает от всего этого, поэтому он поворачивается к Коле с Никитой и предлагает выйти на лед. Оба соглашаются, а Марка не спрашивают, поэтому, не дожидаясь, пока Скотт выскажет запаснику все о том, что опаздывать нельзя, тем более в такой день, четверка выходит из раздевалки, проходя через небольшой темный туннель, после чего коротко здороваются с Тони и выезжают на лед через открытую калитку. Пока раскатываются, переговариваются друг с другом о какой-то ерунде. Марк наворачивает круги по разметке, а Никита, пихнув Колю в Мэтта, отъезжает к тренеру. Тот, правда, посылает Ершова обратно, на что парень возвращается с практически оскорбленным лицом. Мэтт несильно стукает Колю по шлему, чтобы что-то спросить, но на лед выходят остальные ребята и тренер зовет всех к себе для обсуждений. Кто-то из толпы страдальчески стонет, но Тони совершенно серьезным тоном говорит, что время отдыха закончилось и парням пора снова пахать. Главная четверка ничего не говорит, поэтому остальные особо не стремятся выразить свое недовольство. Никите все равно, Марк уже готов на все, что угодно, лишь бы Мэтт заткнулся, сам Стивенсон, кажется, летает где-то в облаках, а Коле, если честно, уже не терпится. Хочется поскорее взять в руки клюшку и выйти на лед, глянуть в лицо соперникам и как-нибудь самодовольно хмыкнуть. До тряски в коленях хочется наконец начать играть. Чтобы мысли полностью очистить, чтобы те были как лед, после того, как по нему проедется ледозаливочная машина—абсолютно ровный, без единой царапины от острия коньков, словно те не раздирали несчастную поверхность буквально секунды назад. Белорус рвано выдыхает, снимает шлем с перчаткой и зачесывает волосы назад. Время идет слишком медленно, Коле хочется быстрее. —Кто-нибудь видел Бейкера? —из собственных мыслей о том, как Коля наваляет тому парню, с которым у него в прошлый раз случилась стычка, выдергивает резкий, напряженный голос. Лукашенко переводит взгляд на Тони, но тот в глазах расплывается, когда до хоккеиста доходит, что он только что сказал, —где его носит? —чуть ли не рычит тренер, а Колю словно по голове огрели чем-то тяжелым. Он чуть не падает на ровном месте. Какой еще Бейкер? —Нейтан, —хмыкает подъехавший Марк, пытаясь не ржать с лица друга. —А? —совершенно тупое в ответ. —Нейтан Бейкер, —Коля смотрит на Марка секунд, может, семь, после чего понимает, что все. Он проебался окончательно. Уокер следит за тем, как лицо белоруса из потерянного становится испуганным, всего на миллисекунду, после чего тот нацепляет на себя привычное каменное выражение и пожимает плечами, словно это не он только что чуть коньки от стресса не отбросил. Марк смеется куда-то в сторону. Коля забавный. Пока Тони зло пыхтит на Йохана с Картером, что они где-то забыли своего сотоварища, а Коля пытается унять своего бешеное сердцебиение, Мэтт решает, что можно своего друга вообще добить. Стивенсон громче всех орет, спрашивая могут ли они пока просто покататься, на что тренер отмахивается от канадца, говоря, что можно. Стивенсон ухмыляется, берет Колю и просто отводит его подальше ото всех. Лукашенко уже думает, что там что-то серьезное, но его, кажется, ненавидит все в этом мире. —Кстати о Бейкерах, —Мэтт осматривается, словно их кто-то может подслушать, —Бэррон придет? —и почему-то сглатывает. Видимо, у Коли слишком спокойное лицо. Страшно спокойное. —Сам спроси у него, —сухо отвечает белорус, а про себя думает, что пусть только посмеет и его клюшка окажется не в самом приятном месте. —Не будь говном, —Коля вообще удивляется, как Мэтт умудряется выдавать такие словесные пируэты, совершенно не вяжущиеся со всем сложившимся образом канадца. Белорус, видимо, слишком долго молчит, поэтому Стивенсон чуть толкает его в плечо, —ну так, придет? —Да, —сквозь зубы выдает хоккеист, чувствуя, как начинает злиться. Ему срочно нужна клюшка в руках и шайба перед глазами, иначе он сейчас что-нибудь нехорошее спизданет, —Почему спрашиваешь? —ответ убил. —Бэррон бро, —отвечает Мэтт и тут же хватается за живот, а по арене проносится дикий, почти лошадиный ржач. Мэтт, сквозь смех, кое-как произносит, что тупее лица он даже в зеркале не видел, а уж видеть такое от Коли вдвойне смешнее. Лукашенко хмурится, потому что еще немного и он его ударит. Сильно, —ну Бэррон твой друг, —практически отойдя от приступа смеха, Мэтт тыкает Коле в грудь, —значит и наш тоже, —Коля тяжело вздыхает. Да знал бы Мэтт, какой Бэррон «бро», ни за что бы даже язык не повернулся назвать его так. Ага, друг, конечно. Бэррон не друг, Бэррон особенный. Но Мэтту знать об этом не обязательно. Точнее, лучше вообще не знать. —Мне написать ему?—глубоко выдохнув, все-таки спрашивает хоккеист. —Да, пусть водички принесет, пожалуйста, —иногда Коле очень хочется, чтобы Мэтт поумнел, но загадывать желания деду морозу уже поздно. Коля вырос и в эту чушь не верит. А жаль, возможно тогда он был бы чуть лояльнее к своему другу. —Пей из-под крана, —просто выдает белорус и отъезжает к Марку, который вот уже минуту точно пялится на них неотрывно. —Да Коля! —орет ему вдогонку Стивенсон, но хоккеист прекрасно делает вид, что не слышит его. Ага, че ему еще принести? Пусть бабам своим пишет, чтоб те ему и воды, и чего только не приносили. Бэррон не мальчик на побегушках и Коля не собирается просить его о чем-то, на что Бейкер будет тратиться, хоть и немного, все равно. Под конечный ор Мэтта на лед выходит потеряшка Нейтан, Тони по-отцовски отчитывает его, после чего просит Скотта заняться парнями, а ему пока нужно отойти. Капитан хрустит шеей, а команда напряженно сглатывает. Но это оказывается зря, потому что Скотт мало того, что сегодня неразговорчивый, так он еще и не особо-то прислушивается к тренеру. Это не к лучшему, но, видимо, Хилл сам знает, что нужно делать. Капитан, дождавшись, пока Тони выйдет и подождав буквально секунд пять, расслабляется в плечах, быстро говоря парням о том, что они могут раскатываться сами, если хотят, могут встать на позиции и погонять шайбу. Буквально вся команда переглядывается между собой, а Скотт, что уже почти доехал до калитки, внезапно разворачивается, и, оглядывая всех присутствующих, задерживая взгляд, почему-то, на Мэтте, произносит: —Запасники катаются тоже,—кто-то выругался и это точно был Мэтт, —вы одна команда, помните об этом, —дождавшись, пока все, вообще все, кивнут в знак согласия и понятия, Скотт выходит со льда, направляясь, видимо, в раздевалку. По всему льду прошелся встревоженный бубнеж, но Даррен более-менее рассосал ситуацию, раскрыв карты и сказав, что у Скотта с Тони не очень сходятся мнения насчет их игры и тактического плана. Лукас спрашивает, что не так с их тактикой, но Даррен переводит на него взгляд, хмыкает и отворачивается, не собираясь рассказывать об этом больше, чем ничего. Коля предлагает поработать над передачей и бросками, а Никите над расчисткой ворот соперников. Ершов спрашивает, как он это вообще сделает, на что Лукашенко пожимает плечами и зовет Лукаса. Бейль спрашивает в чем дело, а Коля, вкратце разъяснив всю ситуацию, спрашивает не могли бы они поиграть шестерками. Третий центральный с радостью соглашается, а когда Марк спрашивает про других ребят, то только отмахивается, говоря, что они уже давно хотели с ними сыграть. Уокер сконфуженно смеется, не понимая с чего ему вдруг стало неловко. Лукас отъезжает за остальной частью своей шестерки, пока парни стоят, о чем-то разговаривая. Никита зовет Рассела с Полом, а пока те едут, разъезжаются. Коля обхватывает клюшку двумя руками, чуть приподнимая ногу, но тут же делает разворот, когда в него чуть не врезается один из запасников. Ну надо же, какое совпадение. —Бейкер, —непривычно строгим для самого себя голосом зовет белорус, а Нейтан, не очень поняв, что нужно от него лучшему игроку, подъезжает с некой опаской в глазах, —Бейкер, да? —клюшка пару раз стучит по льду, не сколько угрожающе, сколько заинтересованно. Только вот Нейтан вряд ли разбирается в сигналах Лукашенко. —Бейкер, —отвечает тот, не выдерживая любопытно осматривающего взгляда, —а т…в…ты, — Коля практически усмехнулся с того, что тот чуть было не обратился к нему на «вы». Он и правда выглядит угрожающе? —Лукашенко? —в ответ белорус молчит, чем напрягает новичка только сильнее. Хоккеист осматривает Бейкера с ног до головы, вздыхая. Бейкер какой-то вообще не Бейкер. Коля даже не может сопоставить эту фамилию с хоккеем, а тут практически сокомандник. С губ срывается короткая усмешка, почти что разочарованная, а к ним обоим подъезжает Марк, резко тормозя. —Что происходит? —спрашивает тот, глядя сначала на Нейтана, потом на Колю, —Коль? —Уокер чуть трясет белоруса за плечо, понимая, почему у него мыслительные процессы затормозились, но не понимая почему друг не может держать свой тупняк при себе. Нейтан сконфуженно берется за свою клюшку, спрашивая может ли он уйти, —иди, прости, он не в себе немного, —Марк как можно мягче улыбается парню, отправляя его восвояси. Бейкер хочет сказать что-то еще, но передумывает и уезжает к двум другим ребятам. Марк пихает Колю в плечо, недостаточно сильно, чтобы было больно, но в себя Лукашенко точно приходит. Уокер пристально смотрит хоккеисту в глаза, вздыхает и трет лоб. Коля хмурится, потому что не понимает в чем дело, а Марк называет его тупым и говорит, что Лукас уже собрал ребят и они готовы, одного его ждут. Лукашенко проводит пальцами по рукоятке клюшки, кивает и они оба отталкиваются, подъезжая ребятам уже буквально через секунду. Скотт вернулся как раз в тот момент, когда Марк забивал очередную шайбу. Капитан игру останавливает, на что получает возмущенные возгласы, но те сразу же стихают. Вместе со Скоттом заходит и Тони. Коля хлопает Лукаса по плечу, говоря, что у тех отличная техника. Бейль усмехается, но внутренне остается доволен похвалой. Тренер, не дожидаясь, пока все подъедут и начнут его слушать, потому что кто-то да точно забьет на это, объявляет, что на этой игре будут играть все. На слове «все» он сделал резкий акцент, а Коля карем глаза замечает, как Мэтт сжимает пальцы на клюшке и отводит взгляд. Этого им еще не хватало. Тони продолжает что-то там говорить, а Йохан, стоявший чуть поодаль, заметно так пялит на Мэтта. Стивенсон этого не замечает, но зато прекрасно видит Коля. И смотрит в ответ. Младший от взгляда дергается, отворачивается и что-то бубнит себе под нос. В итоге Тони решил сегодня добить вообще всех. Прерванную игру сказал продолжить, но в формате игры, они будут меняться, как на льду. Команда возмущается, что это практически невозможно, на что тренер трет виски и сквозь зубы выдает, что у него есть четко разработанный план выхода. Парни чуть успокаиваются, разъезжаются по льду. Шестерку Лукаса отправили пока сидеть, Скотт выезжает на лед, но Тони останавливает Даррена и кивает Йохану, чтоб тот выходил. Мэтт шипит, что смысл выпускать новенького во вторую шестерку очень, видимо, большой и плану у Тони, наверное, обосраться какой крутой, но на канадца шипит Марк, прося его держать эмоции и при себе и выбирать выражения. Мэтт уже хочет было возмутиться, но Уокер одним своим видом говорит, что прекрасно понимает его. Они ничего не могут с этим сделать, нужно просто смириться и отыграть. Хоккеисты разъезжаются на позиции, а Мэтт старательно игнорирует стоящего возле него Йохана, который явно пыжится, чтобы тот его заметил. Коля на секунду даже подумал, что Мэтт, наконец, взрослеет. Всего на секунду, потому что не успела игра начаться, как оба парня оказались у бортиков, вцепившись друг в друга. Никита, объезжая Колю, вздыхает, что такими темпами они до игры отношения выяснять будут. Белорус с ним согласен, но согласие это выражает молча. —Да что ты цепляешься ко мне?! —Стивенсон отрывает Йохана от себя и тот практически влетает спиной в самый неудачный угол, но вовремя группируется. —Это ты ко мне цепляешься! —рычит в ответ Ривз. Марк цыкает, что Мэтт за все это время даже ни разу не подошел к нему и видит, как некоторые из сидящих кивают, потому что так и есть. Мэтт хоть и идиот последний, но даже у него иногда появляется капля мозгов. Заслуга, возможно, того же Марка, с которым они вместе в команду и пришли. В итоге Мэтт выплевывает что-то едкое в ответ и отъезжает, чувствуя, как внутри него растет ком из ярости. Скотт пихает Йохана плечом, говоря, чтобы тот не вытворял ничего такого на игре, если выйдет, иначе его место в команде освободится. Новенький хмурится, но покорно кивает. Следующий импровизированный период прошел относительно хорошо. Счет был «3:2», что довольно-таки неплохо. Вот только концовка заставила всех насторожиться. Йохан вдруг внезапно подъезжает к Мэтту, но вместо того, чтобы достать его, совершенно по-дружески хлопает по плечу, и все уже были подумали, что тот все понял, но следующие слова заставляют разозлиться не только Мэтта, но еще и остальную команду: —Молись, Стивенсон, чтобы я не встал в одну шестерку с тобой, —Мэтт руку с себя спихивает, отталкивает парня и отъезжает, не желая слушать этот бред дальше. Да кто его вообще пустит в их шестерку, только через труп Мэтта. —Эй, Ривз, —окликает его Марк, проезжающий мимо, —хуйню нести перестань и сосредоточься лучше на себе и на том, что ты так и не забил ни одной шайбы, —Йохан опешивши хлопает глазами, а Коля усмехается. Марк такой Марк, что меньшего от него и не ждали. Даррен, что все время был вроде как на стороне Йохана, несдержанно усмехается, что в очередной раз доказывает то, что лучше не нарываться на перепалки, хоть и словесные, со старшими, особенно когда это кто-то из первой шестерки, особенно когда этот кто-то Марк. Последний период закончили более-менее и то только потому, что Йохан вообще, кажется, перестал хоть что-то делать. Скотт закатывает глаза и вздыхает. Нездоровая конкуренция, особенно внутри команды, вредит всему составу, но без нее Ривз как говно на льду. Капитан уже не знает что с ним делать. Мэтт забивает последнюю шайбу, получая несильный дружеский хлопок по шлему от Коли, а Тони, что все это время наблюдал за игрой, свистит в свисток и просит центровых пожать друг другу руки, чтобы завершить их межкомандный тренировочный матч. Коля на секунду зависает, когда к нему подъезжает Скотт, снимая перчатку. Лукашенко переводит взгляд на свою правую ладонь, сжимающую клюшку и хмыкает, снимая левую перчатку. Скотт непонимающе хмурится, но у него нет времени выяснять причину этого дурацкого поступка. Они пожимают руки и разъезжаются. На лед выходит третья шестерка и смешенная вторая, с остальными запасниками, а остальные размещаются на скамейках. —Что с рукой? —спрашивает Марк, падая рядом. Коля смеется, прикрыв глаза, потому что этот вопрос был ожидаем. Жаль расстраивать Марка, но ничего он ему не скажет. —Все нормально, —отвечает белорус, но ответ меркнет на фоке резкого свиста. —Тогда почему? —Уокер выгибает бровь, переводя взгляд с Коли на его руки. —Захотелось, —пожимает плечами хоккеист, следя за тем, что происходит на льду. Ну не может же он ему сказать о том, что не хочет теперь ничего трогать этой рукой. Слишком многое та на себя взяла, не хочется даже частичкой делиться ни с кем. Это только для Коли. И плевать, если остальные подумают, что у него произошли какие-то сдвиги. Потому что они, походу, реально произошли и теперь Коля готов в этом признаться. Хотя бы самому себе. —Ты выглядишь жутко, —Коля поворачивается к Марку и только сейчас, кажется, понимает, что начал неосознанно ухмыляться от воспоминаний сегодняшнего утра. Ну тут попробуй сохранить непричастное лицо, когда перед глазами такие картины стоят, а по рукам мурашки бегут, стоит Коле вспомнить громкий голос его котенка, —не думал, что скажу это, но мне стремно, —Коля несдержанно смеется, пряча улыбку за шлемом, пока Марка всего аж подбрасывает на скамейке, —окей, ты меня пугаешь. —Я сам себя иногда пугаю, —пожимает плечами белорус, Марк отсаживается от него на пару сантиметров, а Коля наклоняется чуть вбок и все никак не может стереть с лица ухмылку. Слишком уж хорошее у него настроение сегодня. Почаще бы такие утра, заряд на целый день.