Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Хоть они и собрались практически одновременно, Бэррону пришлось выйти чуть позже. Он совсем забыл про свой альбом, без которого его сумка—Колина, но не суть—не представляет никакой ценности, точнее ее нутро. Учебники и тетради это одно, без них можно и выжить на парах, а вот без альбома жизнь кончена. Трамп поправляет взлохмаченные волосы, еще раз проходится по ним расческой, поправляет толстовку, про себя подмечая, что она очень приятная на ощупь и что, скорее всего, ее Бэррон тоже у Коли сопрет в ближайшее время. Улыбнувшись своим мыслям, Бэррон выходит из комнаты, проворачивает ключ в замке один раз, после чего пытается вспомнить где вообще находится комендант. Вспоминать долго не пришлось, небезызвестная сериальная женщина, что сегодня была просто в отличнейшем расположении духа, Бэррону в этом помогает. Трамп стучится в такое же небольшое, как и коморка вахтерши, помещение, и ему тут же открывают. Бэррон представляется, потому что с этой женщиной ему как-то еще не приходилось видеться. Та терпеливо выслушивает всю слезливую—на самом деле не очень—историю про кровать, выдуманную буквально за секунду до разговора и опустив ненужные совершенно подробности, крутя толстый темный локон средней длины. Трамп заканчивает, переводит дыхание, но ответом ему служит лишь тяжелый вздох и какой-то напутствующий бубнеж, в котором первокурснику даже разобраться сложно, что уж говорить о понятливости. —Тебе есть где жить? —внезапно спрашивает женщина, а Бэррон аж дергается. Голос у нее, конечно, грубоват. —В смысле? —не понимает парень. —У нас кровати тут не каждый день ломаются, —вздох, —вряд ли тебе смогут ее поменять прям сегодня же, поэтому спрашиваю: Тебе есть где пожить, пока мы с твоей кроватью разберемся? —на секунду Бэррон задумывается. —А надолго мне съехать надо? —в ответ молчание. —Дня на три, возможно, —женщина пожимает плечами, устало потирая у висков, —ну так? —Бэррон складывает руки на груди, но на самом деле ему даже думать долго не надо. Как только пошел разговор, что Трамп не сможет жить у себя, в голове тут же возник очень даже неплохой вариант. —Да, —кивает парень. Женщина, удивленная таким решительным ответом, просит подождать ее. Через секунду она уже выходит с каким-то блокнотом и ручкой, кивком прося видимо назвать того к кому он переселяется. —Фамилию. —Уокер, —Бэррон чуть медлит, следя за тем, как женщина быстро водит ручкой по бумаге. Горло чуть сжимается от нервов, —и Лукашенко, —брови каменды ползут вверх, а изо рта вырывается усмешка. —Хоккеисты, —тянет она, —третий курс, да? —Бэррон неловко кивает, чувствуя себя мальчишкой, которого только что поймали на поедании сладкого в пол второго ночи, —хорошо, я передам твои данные, чтобы тебя пускали, —Бэррон вновь кивает, —тебя предупредят, когда можно будет возвращаться, —пауза, —договорись со своими друзьями до вечера желательно, —вздох, —а я пока позвоню, —Бэррон хлопает глазами и даже не успевает как следует попрощаться и поблагодарить женщину, она тут же уходит в себя и закрывает перед Трампом дверь. Полдела сделано. Осталось главное—рассказать об этом Коле. Тело пронзает неприятное чувство. Бэррон надеется, что его это не обременит.

***

Трамп влетает в аудиторию, осознавая, что преподаватель еще не пришел. Бэррон почти сгибается пополам, ибо бег для него хуже, чем внезапные контрольные. Глен сидит на привычном месте, почти в самом конце, и поднимает голову лишь для того, чтобы махнуть Бэррону. Трамп, отдышавшись, падает на стул рядом, начиная обмахивать себя руками. Жарко. Пока Бэррон тяжело дышит и пытается достать все нужные принадлежности, краем глаза замечает, как Глен сначала секунд семь смотрит на Колину сумку, словно что-то решая для себя в голове, после ведет взглядом по кофте, тоже Колиной, и, наконец, брови рыжего взлетают вверх и практически долетают до космоса. —Это что за хуйня? —Бэррон дергает головой, а после приходится зашипеть по-кошачьи, когда Макларен берет его за подбородок и отворачивает, с немым ужасом в глазах осматривая фиолетовые синяки, —он что, животное? —Бэррон закатывает глаза, отпихивая руку Глена от себя. Вопрос, видимо, про Колю, которого Глен знает, как ненавистного хоккеиста и не знает, как парня Бэррона. —Нет, —только и отвечает Трамп, отстраняясь, когда друг хочет оттянуть ворот толстовки и заглянуть под него, —прекрати, —Бэррон одергивает плечо, чуть отодвигая стул вправо. Глен некоторое время молчит, осматривая друга нечитаемым взглядом. —Это вообще нормально? —в ответ тяжелый вздох. Еще один нашелся. И если Колю Бэррон может поддержать и успокоить, объясняться перед кем-либо, даже если это друг, не хочется по триста раз. —Давай я сразу отвечу на все твои вопросы, —цыкает Бэррон, поворачиваясь к Глену, —нет, это не из-за того, что я пошел на хоккей, —пауза, — это была не ревность, потому что мой парень не дебил, —Трамп чуть ли не сказал «не то, что ты», —я сам предложил и не хочу говорить почему именно, —Глен тяжело сглатывает. Непривычно видеть Бэррона таким уверенным в своих словах, —я понимаю, что это слишком заметно, я знал на что шел, окей? —в ответ кивок, —мы можем просто сделать вид, что это просто синяки, которые скоро сойдут, потому что это не навсегда, ладно? —вздох, —давай поговорим о чем-нибудь другом, —снова кивок, но дальнейшего продолжения диалога не следует. Диалога не следует и это, пожалуй, единственная хорошая новость за всю пару, если исключить то, что Глен вообще после этого целое занятие сидел тише воды, ниже травы. Бэррону на секунду всего стало совестно за это, все же Глен друг и любопытство—одна из его черт, но подумав об этом, Трамп понял, что есть вещи, о которых лучше не говорить, тем более с Гленом, дабы избежать ненужных вопросов и конфликтов. Пара была скучная, но Бэррон старался находить в этой скуке и тишине свои плюсы. Например, он мог спокойно рисовать. И думать. И все об одном и том же человеке. Бэррон первое время пытался вспомнить прошедшую ночь, но ничего, кроме мурашек по телу, ему не удалось добиться. Трамп вздыхает, откидывает голову назад и смотрит в потолок, туда, где должна была ярко светить лампа, но почему-то она перегорела еще в самом начале учебного года и заменять ее, кажется, не планируют. Вчерашняя игра, если исключить кое-какие события, была и правда крутой. Бэррон никогда не думал, что его может завлечь хоккей. Он всю жизнь то и делал, что играл сначала в футбол, а потом недолго в гольф. Парень тяжело вздыхает. В груди неприятно давит. Вчера ему зачем-то звонила мама. Аж три раза, что для нее несвойственно вообще от слова совсем. Бэррон увидел пропущенные звонки только сегодня утром, когда ему сообщение прислал Глен и оно высветилось на главном экране. Это нервирует, незнание того, почему мама вдруг звонила ему, но он пока не может с ней созвониться, пока нет времени. Посреди пары выходить не хочется, к тому же Глен будет спрашивать, а потом еще и посмеяться может, если узнает, что Бэррон звонил именно маме. Бэррону некомфортно, что-то мешает ему дышать, что-то повисшее в воздухе, вот-вот дошедшее до него, в самый неподходящий момент. Бэррону остается только ждать.

***

Коля доходит до кампуса за какие-то жалкие минуты. Нужно вспомнить какие вообще сегодня предметы и что надо брать. А еще найти свою вторую сумку. Лукашенко мотает головой, цыкая, понимая, что с этим придется повозиться. Ладно, не самое страшное. Тупой Глен и его привычка все замечать. Ведет себя как Марк. Только Марк молча издевается, а это существо небось все прям в лицо высказывает. Белорус тяжело вздыхает. И как Бэррон вообще с ним общается, он же просто конченный. За мыслями Коля не замечает, как игнорирует слова вахтерши и с какой скоростью поднимается к себе на этаж. Пройдя по этажу, хоккеист замечает открытую комнату и внутренне ругается за Марка. Бэррон может так делать, у него то в комнате нет оружия. Идиот Уокер. Коля хлопает дверью, стараясь как можно быстрее найти сумку и запихнуть в нее все нужные учебники. Краем глаза он замечает на диване собственный баул и клюшку, но вообще не помнит когда именно успел закинуть их сюда. Вчерашний день слишком сумбурный был, видимо. Накидав нужных учебников и поправив волосы, которые вздыбились от сильных порывов ветров, надев учебную сумку на плечо, Коля выходит в коридор, закрывая дверь на ключ. Марку потом пиздец за то, что он оставил комнату открытой. И неважно, что это сохранило очень нужные пару секунду, все равно так делать нельзя. По дороге к учебному зданию, которая занимала каких-то жалких три минуты, если не меньше, Коля все поглядывает на время, постепенно замедляя шаг. Он успеет, в любом случае успеет. Марк пишет, что в общей группе сообщили, что преподаватель задержится, поэтому занятия чуть перенесутся. Лукашенко вздыхает, толкая массивную дверь плечом. На улице уже прохладно, а вот внутри здания как раз нужная температура для того, чтобы вмиг согреться. Коля вздрагивает всем телом, шикая от боли в спине, и поднимается по лестнице на второй этаж. Если белорус правильно рассчитал время, то парни должны быть в коридоре. И он оказывается прав. Лукашенко заходит на этаж и тут же машет друзьям. Никита коротко кивает другу, сидя на подоконнике, а Марк даже не поворачивается. Слава богу это не потому, что он опять на что-то обижен. Уокер отдает Мэтту телефон, говоря, что все это херня. Коля подходит ближе, спрашивая в чем дело, правда сосед отмахивается, видимо это не так уж и важно, но тут же руку в воздухе останавливает и произносит, чуть шокировано: —Коль…—Лукашенко не успевает спросить что не так, как Мэтт уже вовсю присвистывает, по-братски хлопая друга по предплечью. —Бурная ночка? —Колю аж всего передергивает от этого пошлого тона, —и кто она, я ее знаю? —в ответ закатанные глаза, —не, ну мне же надо знать, вдруг мы с тобой в одну дверь стучались, — Коля морщится от отвращения, а Марк с силой бьет канадца в грудь, прося того заткнуть свой поганый рот. Никита молча тихонько угорает, наблюдая за всем этим, —серьезно, Колян, кто она? —ответа, как и ожидалось, не следует. Мэтт раздраженно цыкает, —вы хоть мутите? А то если нет, может номерок дашь? —А что на это Ева скажет? —рыкает Уокер, —или вы с ней блядуете на пару? —Стивенсон тут же в лице меняется: с простого дружеского идиотизма на что-то более серьезное, даже почти злое. —За словами следи, Уокер. —Тебе могу тоже самое сказать, Стивенсон. Повисает напряженное молчание. Коле одновременно хочется втащить Мэтту и поблагодарить Марка. Потому что Мэтт дебил тупой, а Марк как всегда вытаскивает его жопу из щекотливых ситуаций. Лукашенко тяжело вздыхает и уже почти погружается в свои мысли, как из них его одновременно выводят две вещи—скрип двери аудитории, что означает скорое начало занятий, и негромкий болезненный стон Никиты. Коля к другу взгляд приковывает, но тот отмахивается, будто все в порядке. Да нихрена не в порядке. Коля хоть и не дипломированный врач, отработавший дохуялиард лет, но даже он видит, что состояние Никиты оставляет желать лучшего. Студенты неспешным потоком заходят в аудиторию, рассаживаются за парты. Четверка из друзей выбирает те же самые места, Никита тут же ложится спать, а Мэтт проводит по экрану мобильника и пропадает. Коля бурчит на Уокера за открытую дверь, но в ответ получает лишь пожимания плечами и простое: «ну забыл, с кем не бывает, не ори». Коля не орет, у Коли просто оружие в комнате и не очень хочется, чтобы оно куда-то внезапно исчезло. Марк хлопает друга по плечу, но тут же руку одергивает, когда понимает, что Коле неприятно. —Просто не трогай, —все же просит белорус. Не будет, наверное, ничего страшного, если он скажет это Марку. Марк поймет. Должен понять. Желательно. С минуту Уокер молчит, осматривает хоккеиста всего с головы до ног, останавливая взгляд на виднеющихся засосах и еле-еле видимые следы от глубоких царапин на шее. Марк глотает ртом воздух и прежде, чем успевает подумать, спрашивает: —Он вообще живой? Оба парня тут же вздрагивают. Марк—потому что не думал, что спросит об этом вслух, а у Коли только что все внутри похолодело от ужаса. —Что? —сипит белорус, впиваясь взглядом в парту. Сердцебиение настолько быстрое, что отдает в висках. Страшно поднимать глаза на Марка. Еще страшнее ждать его ответ. —В смысле Бэррон, —Лукашенко сжимает меж пальцев карандаш, прокручивая тот. В каком смысле Бэррон? Причем тут Бэррон? —Как…как ему игра? —голос предательски дрогает, хорошо, что это замечает только Коли, —или вы не виделись еще? —напряжение между ними такое густое, что если попробовать разрезать его, то проще сломать этот нож. Коля тяжело вдыхает, резко выдыхая. —Не виделись, —короткий ответ. —Понятно, —нервно смеется Уокер, потирая вспотевшие ладони, —понятно, —и отворачивается. Сейчас было опасно. Они буквально стояли друг напротив друга с пушкой в руках, с пальцем на курке, который вот-вот должен был чуть надавить и выстрелить. В последний момент одернув руки, они спасли друг друга. Коля понимает, что еще немного и у него бы закружилась голова от нервов. Внутри все сжалось до такой степени, что стало невыносимо больно. Марк сглатывает снежный ком из несказанных слов, застрявший где-то в горле, разминает шею, пытаясь унять дрожь в руках. Он, конечно, все знает, но не хочется сталкивать булыжник из осознания на Колю. Друга он любит и дорожит их дружбой, не хотелось бы, чтобы они вернулись к самому началу. То, что между ними сейчас—поистине бесценно, даже если Коля иногда говнюк полный. Преподаватель заходит в аудиторию как раз в тот самый момент, когда Мэтт, закинувший ноги практически на стол, чуть ли не падает со стула, а по кабинету раздается громкий неприятный звук. Одногруппники злостно косятся на канадца, а тот поправляет своего барана на голове и громко, чуть ли не на всю аудиторию шепчет: —Сегодня Трамп приезжает. В ответ на него вылупляются две пары совершенно незаинтересованных глаз, а Марк, поняв, что от них ждут хоть какой-то реакции, тяжело вздохнув, спрашивает: —И? —В смысле «и?» —возмущенно орет Стивенсон. Преподаватель делает ему замечание, но канадец игнорирует ее, —вам не интересно? —Нет, —одновременный отказ. Мэтт закатывает глаза. —А мне интересно, —фыркает младший, —не каждый день президента можно увидеть, —но на это ему ничего не отвечают, —да что вы как хуи повисшие, вам что, реально все равно? —Женщина средних лет с силой ударяет указкой по столу, предупреждая, что еще одно слово и она попросит Мэтта удалиться, чтобы не мешать остальным студентам. —Мэтт, ты ведь понимаешь, что если он приехал сюда по делам, то не будет разгуливать по коридорам и поджидать, когда ты его увидишь, —остужает пыл канадца Уокер, хлопая друга по бедру, —будь добр, заткнись и дай послушать лекцию, —вздох, —если так хочешь, ищи Трампа один, —и тут же усмешка, —в этом и то больше смысла, чем в твоих похождениях, —Мэтт ничего на это не отвечает, отпихивает руку Марка и направляет свой взор на Колю. —А ты и твоя подружка? —в ответ игнор, —или ей тоже не интересно на Трампа глянуть? —Коля вздыхает. —Не интересно. —А! —восклицает Мэтт, —то есть ты признаешь, что у тебя есть подружка! —Стивенсон, —канадец тут же сжимается весь, стоит преподавателю подойти к их парте, —могу я попросить вас быть потише? —Мэтт мямлит извинение, —еще слово и мне придется отправить вас в деканат, —Мэтт мотает головой, чуть ли не перекрещиваясь. Марк угорает над младшим, пока Коля подпирает щеку рукой и тяжело вздыхает. С Бэрроном что-то не так. Что-то не так и это «что-то» тянется тонкой ноткой, словно терпкий запах алкоголя в сладкой конфете. Что-то новое, что-то странное. Колю еще вчера разволновали его синие, всепоглощающие глаза, сегодня он в этом убедился. Его мальчик словно повзрослел. Не в привычном смысле, просто Бэррон теперь стал более, видимо, открыт к своим собственным желаниям. Чего стоят его отдельные реплики и прикосновения, ни разу не робкие. Может Бэррон просто привык к этому, а может это то самое, о чем Коля и думает. Это не плохо, просто непривычно. Видеть Бэррона таким решительным, слышать его зазывающий голос, чувствовать горячие прикосновения—все это непривычно. И эта нотка чего-то дурманящего сознание одновременно нравится Коле, но вместе с тем и пугает. Он не знает чего ждать от котенка. Это интересно. Интересно, как сюрприз в новогоднюю ночь, который ты находишь под елкой. Коле, правда, сюрпризы не нравятся. Лукашенко вздыхает. Сложно думать об этом, все равно однозначных ответов он получить не сможет, потому что их просто нет. Нужно, скорее всего, побольше присмотреться и понять. Если Бэррон стал открыт сам с собой, то это здорово, правда здорово. Посмотрим, что будет дальше. Преподаватель отходит от их стола, а Коля косится на Никиту, который хмурится во сне, нервно дергая пальцами. Перед глазами стоит та самая картина, заставляющая грудную клетку сжаться, а после раздевалка и тоненькая струйка крови. Коля дергает Марка за рукав футболки, а Уокер вздрагивает от столь неожиданного жеста. —Ты поговорил с Никитой? — Марк выгибает бровь в немом вопросе, но практически сразу же понимает о чем речь. —Нет, —мотает головой Уокер, —он не хочет об это разговаривать, постоянно какие-то отмазки находит, —Коля удрученно вздыхает, откидывается обратно на спинку стула и хмурится, —может тебе с ним поговорить? —предлагает Марк. Белорус пожимает плечами, —тебя он послушает. —С какой стати? — немного грубо вопрошает хоккеист, бросая быстрый взгляд на соседа. —Действительно, —хмыкает Марк, —Это же мы с ним постоянно болтаем на русском и считаемся лучшими друзьями, —Колю задевают эти слова. По крайней мере потому, что он не может назвать себя лучшим другом для Никиты. Они давно уже не близки, как раньше, —поговори с ним, —еще раз просит Марк, уже более мягче, —он не будет увиливать, если это ты, —усмешка, —ты всегда знаешь, что сказать, —больше Марк ничего не говорит, а Коля не спрашивает. Внутри поселяется неуютное чувство, белорус косится на Никиту, смотрит секунд десять и отворачивается. Может Марк и прав.

***

Пара закончилась, но к огромному сожалению Глена перед обедом была еще одна. Парни переходят из одного класса в другой, практически не разговаривая. Перед самым входом в аудиторию им приходится отойти немного, чтобы пропустить выходящих студентов, Бэррон замечает на себе оценивающий взгляд смутно знакомой ему девушки, а потом ту окликают и становится все понятно. Ева. Друг хлопает по плечу, презрительно фыркая ей вслед, а Бэррон говорит, что так делать некрасиво. В ответ закатанные глаза. Трамп коротко улыбается, но перед тем, как зайти внутрь все же оглядывается и чувствует, как пальцы самостоятельно сжимаются. Ева как-то уж не очень дружелюбно улыбается ему, Бэррон поправляет толстовку и заходит за Гленом. Не нравится ему этот ее взгляд, слишком уж он какой-то холодный, отстраненный. Неприятно. Парни садятся на свободные места, а пока Бэррон пытается найти нужный учебник, Глен ложится на парту и страдальчески стонет. Минута таких стонов и Бэррон все-таки решается спросить. —Что случилось? —друг принимает обычное положение, а Трамп про себя называет его дебилом, не умеющим нормально привлекать к себе внимание. —Хочу уже в столовку, —вздыхает Глен, после чего в голос добавляется ядовитое раздражение, —я не смог поесть сегодня утром. —Почему? —совершенно нейтральный вопрос, но вот как только Бэррон слышит вопрос, то вздрагивает. —Какая-то сука сожрала все мои йогурты, —Бэррон тянет нервное «м», кладет альбом на стол и проводит карандашом по неисписанному листу, —все шесть, прикинь, —возмущенно орет Макларен, —в кого, блять, вообще могло влезть шесть ебаных йогуртов, —Бэррон бросает мимолетный взгляд на разъяренного друга, пытаясь не хмыкнуть в голос. Не подписаны, значит. Трамп вздыхает, пряча за рукой короткую улыбку. Ну что он за человек, —ты меня вообще слушаешь? —Глен несильно толкает друга в бок, цыкая чуть ли не на всю аудиторию, —узнаю кто это сделал—ему пиздец. —Мне жаль твои йогурты, —выдает Бэррон, качая головой. Пока пара не началась, он достает телефон и откидывается на спину стула.

Barron: не подписаны, да? Barron: тебе не стыдно?

Kolya: ни капли

Barron: вы такой плохой, доктор

Kolya: о своих пациентах я забочусь, остальные меня не волнуют Бэррон прыскает куда-то себе в руку. Романтика в стиле Лукашенко, миленько.

Barron: я почти покраснел

Kolya: не заставляй меня приходить и смотреть на это

Barron: а у меня пары, не получится

Kolya: какая потеря

Barron: мучайся^^

Бэррон откладывает телефон на край парты, неловко трет собственные горячие щеки и гулко выдыхает. На самом деле ему не очень хорошо. Тошноты нет, но в голове стоит неприятный писк. Волнение. Вот, что испытывает Бэррон уже на протяжении практически двух часов. Пара начинается, а вот Бэррон чувствует, как у него начинают трястись руки. Не понятно с чего именно. Просто…просто тревога, которой раньше не было, решила напасть на парня именно сейчас. Глен перемену в лице друга замечает, спрашивает все ли с ним в порядке, а когда видит, как тот бледнеет с каждой секундой, да грудь вздымается в тяжелом вздохе, предлагает выйти подышать. Бэррон смотрит на Макларена так, словно это была самая лучшая идея, а после отпрашивается и выходит в коридор. Лучше, правда, не становится. Бэррон стоит возле чуть приоткрытого окна, облокачиваясь о подоконник. Звук тяжелых шагов словно давит на плечи, но Бэррон даже не думает оборачиваться на него. Не думает, пока не слышит до дрожи знакомый голос, выбивающий землю из-под ног. —Бэррон, —упомянутый тут же поворачивает голову, встречаясь глазами с проницательным, глубоким взглядом. Дональд, хотя правильнее было бы называть его «отец», смотрит на него так, словно он ожидал его тут увидеть. Бэррон сжимает пальцами подоконник, а отец делает шаг к нему. И еще одни. И еще. А у Бэррона кончается воздух.