Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Какого же было удивление ребят, когда они заходят в комнату и вместо привычной нахальной ухмылки их встречает буквально ничего. Марк до сих пор не вернулся. Бэррон потягивается, словно он только что занимался какой-то тяжелой работой и у него затекли руки, снимает с себя всю верхнюю одежду и шурует переодеваться во что-нибудь домашнее. Коля следует его примеру и уже через какое-то время оба падают на помятую койку Марка, растягиваясь на ней во весь рост. У Бэррона все еще немного покрасневшие щеки и холодные пальцы. У Коли, кстати, тоже. Долго лежать не в стиле белоруса, поэтому, хлопнув себя по ногам, он привстает с кровати и уже собирается встать, как Бэррон обхватывает его запястье и спрашивает: —А ты куда? —В танки, —просто отвечает хоккеист. Отказывать себе в удовольствии поиграть в выходные просто вверх идиотизма, но. Но Бэррон коротко хмыкает и тянет парня обратно. —Полежи со мной немного, —тихо смеется Бейкер, —а то мне не согреться без тебя. —Коля вздыхает. Ну и как тут отказать. Лукашенко поудобнее устраивается на кровати, приподняв подушку и положив ту за спину, что бы можно было на нее облокотиться. Бэррон чуть шипит, когда у него не сразу получается найти нужное положение и приходится касаться спиной холодной стены. Коля смеется, притягивает Бейкера к себе и буквально загребает в свои руки, чувствуя, как под футболкой раскрывается очередная рана, слава богу не глубокая. Бэррон что-то довольно урчит, а белорус уже в который раз про себя подмечает то, как они все-таки подходят друг другу. Бэррон кажется Коле таким маленьким, он все не перестает удивляться этому. Бейкер тепло дышит куда-то в район ключиц, а Коля краем глаза посматривает на оставленный на столе ноутбук и, пожалуй, делает перевес весов в сторону Бэррона. Танки могут и подождать. Собственные мысли слегка удивляют, но, наверное, это и есть жертвы ради отношений, так ведь? Если вспомнить, что в Беларуси, что первые два курса в Америке, помимо учебы, хоккея и занятия музыкой, именно танки были какой-то особенной отдушиной. Сейчас Коле можно не выпускать пар так часто, можно просто стиснуть Бэррона в крепком объятии и успокоиться. Влияние ли это того, что они встречаются довольно непродолжительное время или же то, что Бэррон уже стал кем-то большим, чем обычным парнем, Коля не знает и, если честно, сил на раздумья у него как-то нет. «Можно я посмотрю сериал?» —тихий вопрос практически на самое ухо, заставляющий по шее пробежаться стае мурашек. В ответ короткое угуканье. Бэррон теплый. Теплый и приятный на ощупь, его постоянно хочется трогать, хочется смотреть на него, следить за каждой переменой в лице, за каждым незначительным движением. Прямо как сейчас, он едва-едва касается запястья белоруса, а Коля уже чувствует приятный холодок от его пальцев. Это тот самый случай, когда холод не вызывает желания закутаться во что-то теплое. Наоборот, Коля бы вечность ощущал на себе все эти касания. В итоге положение приходится сменить, потому что Бэррону стало неудобно лежать на Коле. Белорус, конечно, для вида недовольно сощурился, но стоило Бэррону расплыться в почти виноватой—вообще ни разу, если честно—улыбке и чмокнуть парня в линию челюсти, как все обиды тут же забылись. Спойлер, их и не было, это было специально. На этот раз Коля устраивается на бедрах Бэррона и, что странно, те у него как раз-таки теплые. Хоккеист усмехается этому, но ничего не говорит. Бэррон одной рукой переключает серии, растягивая ту на весь экран, а Коля смотрит куда-то в никуда и вздыхает, стоит Бейкеру откинуться назад и положить одну ладонь на плечо белоруса, провести свои какие-то незамысловатые линии, в итоге остановиться и просто иногда поглаживать то. У Коли не хватает эмоций, чтобы выложить все то, что он чувствует по отношению к Бэррону. Бейкер смеется с какой-то странноватой шутки, а Коля чувствует щекой эту вибрацию и сам невольно улыбается. Так проходит пару минут, по прошествии которых Бэррон останавливает свои движения рукой и начинает внимательно вслушиваться во французскую речь. —Что не так? —спрашивает Коля, но его слова приглушаются на фоне того, что он лежит на Бэрроне, а у парня в одном ухе наушник. Бэррон тыкает на экран и просит повторить вопрос, —Ты так внимательно слушаешь, —усмехается белорус, —что у тебя там? —Тебе правда интересно или ты просто так спрашиваешь? —Бэррон чуть выгибает бровь, остановившимися пальцами возобновляя свои робкие движение. —Мне правда интересно, —хмыкает хоккеист. Бэррон коротко пересказывает ему содержание просмотренного, чувствуя, как тело под пальцами чуть напрягается. «Думаю, он должен рассказать своим друзьям» —выдыхает Бэррон, — «по крайней мере, не знаю, все буквально намекает на это» —Бэррон смеется, выдавливая из себя слабую улыбку. —И что они скажут? —внезапно сипло спрашивает белорус, а Бэррону сдавливает горло, и он не может ответить прям сразу. —Я не знаю, это ведь сериал, его в любом случае должны поддержать, —почему-то шепчет Бейкер, —а что? — и тут же сухой ответ: —Ничего, —вздыхает хоккеист, —извини, что отвлек, смотри дальше, —Бэррон ничего на это не отвечает. Неловко елозит подушечками пальцев по предплечью, чуть выше, после чего всего на секунду зарывает пятерню в отросшие волосы на затылке, вздрагивая от того, насколько те приятные. В комнате вновь повисает тишина. Но на этот раз она не расслабляющая, она словно давит. Стенки, потолок, да даже верхняя койка такое чувство, что вот-вот упадет на плечи тяжелым грузом. Может Коле не стоило спрашивать. Может стоило просто проигнорировать. Всего лишь какой-то там сериал, да, ничего больше. Тогда почему сердце стучит так сильно, словно хочет что-то сказать, но его словно держат в клетке из бетона, звук из которой отражается и никогда не найдет выхода извне. Коля чувствует успокаивающие поглаживание, но ему становится все тревожнее. Тот факт, что узнал Марк—как будто этого недостаточно. Это будто ты давно думал о чем-то то, допустим о какой-то безумно вкусной еде, в итоге решил попробовать немного, но теперь организм, вкусив столь сочный вкус и почувствовав легкость, требует еще. А больше нельзя. И что теперь делать? Невольно вспоминаются слова Уокера. Уверенные, пронизывающие до самых костей, но почему-то, при всем диком желании, Коля не может поверить в них на все сто процентов. Потому что Коля знает своих друзей. И это знание, примерное предположение о реакции, пугает до дрожи в коленках. Что, если она окажется хуже, чем Коля себе может представить, что, если парни вообще отвернутся от него после того, как узнают. А что если, что если, что если…голова раскалывается от этих «если». От великих мыслей Колю отвлекает тихое «да блять», внезапно произнесенное Бэрроном. Лукашенко чуть поднимает голову, видя, как парень впился взглядом в телефон, после чего откинул голову назад и практически жалобно застонал. —Я не хочу отвечать, —телефон летит на ноги, а Коля видит надпись: «Глен» на экране и хмыкает. Но ничего не говорит. Бэррон вздыхает, ругается про себя и все-таки принимает вызов. Коля все еще лежит снизу, но все равно прекрасно слышит то, что происходит на другом конце. —Ты где, пидорас? —белорус хмурится, пытаясь не выдать того, что ему все еще не очень нравится его друг. Особенно теперь. —И тебе привет, —спокойно отвечает Бэррон. —Ага, —и тут же, —так где ты? —В кампусе, —и даже практически не врет. —Отлично, выходи, —оба парня тут же напрягаются. —В смысле? —настороженно спрашивает Бейкер. —Ну, я прямо сейчас стою у тебя перед дверью, выходи, —Бэррон неловко смеется. —А…ну…я не у себя, —пальцы на плече чуть подрагивают от волнения, а Коле хочется самолично повесить трубку и укутать Бэррона в одеяло, чтобы тот не волновался. —Классно, —в голосе Глена ни капли радости, —так где ты? —В кампусе, —вторит Бэррон. В ответ раздраженный вздох. —В каком блять, именно, их дохуя? —Бэррон не успевает ответить, —слушай, Бейкер, если ты вдруг внезапно решил провести все выходные в компании своего парня и кинуть меня, мог хотя бы предупредить, чтобы я не стоял у тебя перед дверью двадцать сраных минут и не стучался в пустоту, —вываливает на него Макларен, цыкая языком напоследок, —сука, ненавижу, когда ты так себя ведешь, —и бросает трубку. Бэррон устало вздыхает, останавливая серию, которая вот-вот должна была возобновиться. Коля молча трется о Бейкера макушкой, из-за чего парень слабо улыбается, называя хоккеиста большим щенком. «Я сказал ему, что у меня есть парень, но не сказал, что это ты» —бубнит Бэррон, понимая, почему Коля не поднимает на него глаза. После этих слов он, конечно, делает в точности да наоборот, — «Глен нормально это воспринял, он сам би» —снова вздох. Бэррон проводит ладонью по волосам белоруса, — « и это его нормальный тон для разговора, я не расстроился». Коля хмыкает, понимая, что на все всплывающие в его голове вопросы Бэррон уже ответил. Он просто невероятный, правда. —Ты просто нечто, —все-таки не сдерживается хоккеист. Бэррон в ответ смеется, смущенно улыбаясь. —Просто тебя легко понять, когда мы одни, —Белорус чуть прикрывает глаза, мычит что-то несвязное в ответ, а потом приподнимает одну ладонь, тянет Бэррона к себе за шею и коротко целует, чувствуя, как Бейкер чуть сдавливает его плечо своими пальцами, —слишком неожиданно, —у Бэррона краснеют щеки от неловкости происходящего, а Коле хочется повторить этот трюк еще раз. Но, видимо, не сегодня. Дверь в комнату открывается, и на порог заходит Марк, вздрагивающий всем телом из-за холода. Уокер снимает с себя куртку, проходит вглубь комнаты, поправляя взъерошенные волосы. —Чтоб вы знали, я ушел, когда вы только начали, —парни непонимающе хмурятся, —я про ваш секс в нашей душевой—Бэррон стыдливо прикрывает лицо, а Коле хочется встать и ударить Марка, —да забей, я ничего не слышал, —и тут же, —кстати привет, давно вы так лежите? —Лукашенко успевает подумать о том, что Марк слишком активный сегодня. А ведь лениться с Бэрроном было так прикольно. Одно разочарование, а не день. —Мы возили Никиту ко врачу, — «мы?» —переспрашивает Уокер, —Я и Бэррон, мы, —как для тупых поясняет белорус, —у меня в куртке, в каком-то из карманов его справки, —вздох, —он просил тебе передать. —О, ладно, —как ни в чем не бывало кивает головой Марк, —что там у него в итоге? —Сотрясение второй степени, —Марк хмыкает. —Долбоеб, —Коля практически усмехается, потому что подумал о том же, —ну все, твоя белорусская душенька спокойна? —Вполне, —горделиво угукает хоккеист, обратно утыкаясь в Бэррона. —Что смотрите? —Марк ходит по комнате, переодеваясь. Уокер подходит сзади, и тут же усмехается, стоит заметить знакомых персонажей, —ты там где? —Почти досмотрел, —Марк ерошит Бэррона по волосам, переодевается в свою домашнюю футболку, одной рукой открывая коробку из-под пирога. —Надо было заскочить по дороге сюда, —раздосадовано цыкает Уокер, —ладно, потом кто-нибудь из вас напомните мне, —оба угукают. Марк, наконец, перестает мельтешить перед глазами, садясь на диван, —ты так и будешь валяться? —удивляется он, обращаясь к Коле. В ответ лишь быстрый, ничего не значащий взгляд, —и как давно ты такой лентяй, друг мой? —пытается раздразнить его Марк, —Бэррон, что ты с ним сделал? —упомянутый пожимает плечами. —Ничего, —ухмылка, —он всегда такой, —у Марка чуть глаза из орбит не повылезали. —Да ты гонишь, —парень бьет себя по коленке, —не может этого быть, он обычно сидит в своей домашке, лицо-камень, и все, что я от него слышу это: «отвали, я занимаюсь» —Бэррон мелко подрагивает от смеха, а Коля игнорирует весь этот театр. —Кажется мы говорим о разных людях, —Бэррон увеличивает яркость на телефоне, ерзая на месте. Марк смотрит на всю эту идеальную картину секунд пять. —Вы такие милые, —скорее для себя утверждает он, прям видя, как у белоруса закатываются глаза от этого тона. На то и было рассчитано. Марк спрашивает еще какую-то ерунду, а Коле начинает надоедать слушать это бесконечное жужжание практически над самым ухом, поэтому, ничего не ответив другу на его очередную попытку как-то вывести белоруса на эмоции, Лукашенко выпутывается из одеяла, разминает шею и садится за стол, все-таки открывая ноутбук. Бэррон следит взглядом за сием действием, качает головой и утыкается обратно в экран, немного вздрагивая от того, что без Коли стало как-то холодновато. Ну да ладно, все равно он скоро согреется, в одеяле же сидит, плюс в комнате тепло. Уокер называет Колю неженкой, прыгая на кровать рядом с Бэрроном, но хоккеист его не слышит. Точнее, делает вид, что не слышит. Потому что они встречаются глазами в затемненном экране, и Марк видит этот прищур, не означающий ничего хорошего. —Да шучу я, шучу, —отмахивается Уокер, пододвигаясь поближе к Бэррону, —ну что у тебя там? —Коля демонстративно откашливается, но Марк знает, что именно это значит, поэтому наоборот практически соприкасается с Трампом плечами и, совсем обнаглев, утыкается макушкой ему в щеку, —ты тоже чувствуешь этот взгляд? —смеется парень, а Бэррон сначала не понимает, что он спрашивает на другом языке. —Тебе так нравится раздражать его, —Бэррон останавливает серию, выключает телефон и откладывает тот. —На то друзья и нужны, —хмыкает Уокер, вздергивая подбородком, —иначе ему бы слишком сладко жилось, —Бэррон понимающе кивает, но все-таки просит Марка немного отодвинуться, потому что ему немного некомфортно сидеть так тесно прижавшись друг к другу, —а Коле ты такого не говорил, —практически обиженно ворчит Уокер. —Коля это другое, —просто пожимает плечами Бэррон. Марк с секунду смотрит на него, а после громко вздыхает и откидывается на стенку, возвращаясь в английскую речь. —Ты слишком идеальный, это нечестно, —Бэррон дергает краешком губ. Ничего он не идеальный, просто отвечает так, чтобы это устраивало всех. Невольно взгляд падает на спину хоккеиста. Бэррон вздыхает. Если уж и говорить об идеальности, то этот термин явно не про Бэррона. Марк замечает какую-то тусклую тень на лице Трампа, поэтому решает разбавить все его мысли, видимо не очень радужные, чем-нибудь обыденным. Просто занять его, не важно чем, —Получается, вы только Никиту в больницу отвезли и все? —Бэррон хлопает глазами, не понимая вопроса до конца, —Вы серьезно просто практически целый день валялись в кровати? —Трамп кивает, а Уокер тянет «у-у-у» и тут же расплывается в ухмылке, —а у меня свидание было, —хвастливым тоном оповещает Марк. «Свидание» —вторит ему Бэррон, —но мне не понравилось, лучше бы мы просто потрахались, как обычно, да и все, — Уокер жестом отмахивается, видимо, от воспоминаний, а после смотрит на то, как у Бэррона чуть зажимаются плечи, но спросить не успевает. —Ты помирился со своим парнем? —вопрошает Трамп, а Марка умиляет то, как его всего передергивает от таких разговоров. Ничего, привыкнет еще. —С каким именно? —и тут же, —а, с этим, —смеется Уокер, —не, мы, походу, расстались окончательно, —как бы Марк не старался выглядеть непричастным к этой ситуации, голос все равно становится чуть тише. —О, —Бэррон неловко кладет свою ладонь на плечо старшего, —мне жаль. —Забей, —хмыкает Марк, —это не конец света, —и тут же, мечтательно, —но его член я не забуду никогда, —рука с плеча тут же убирается, а у Бэррона перекашивает все лицо, хотя он очень старается это скрывать. Мило. Следующий, может, час пролетел просто мгновенно. Марк с Бэрроном, закончив разговор о парнях Марка и его свиданиях, начали обсуждать сериал, и заговорились. Трамп внимательно выслушивал все возмущения старшего и усмирял его пыл, когда тот раздражался с какого-то тупого поступка, по его мнению. В общем, за всеми этими разговорами они не заметили, как время потекло рекой, а остатки пирога смели в первые минут двадцать их сериального диалога. Марк практически напугал Бэррона тем, что будет дальше, но не успел до конца описать во всех подробностях весь ужас, как их прерывает негромкое клацанье мышкой, а после звук отъезжающего от стола стула. Белорус прикрывает ноутбук, встает со стула, разминая плечи, и под две пары внимательных взглядов уходит в душ. «Чего это он?» —немой вопрос. «Катка тяжелая» —немой ответ. Немного сбитые поведением хоккеиста парни не сразу поняли что к чему и что диалог можно уже продолжать. Шипящий звук воды приводит в чувства обоих. «Так о чем это мы» —Марк хлопает Бэррона по плечу, возвращая с небес на землю, а Трамп хлопает глазами и заторможено мычит, пытаясь вспомнить о чем они вообще говорили. «Люсиль?» —неуверенно начинает Бэррон, а Марк почти бьет себя по лбу. «Точно, так вот эта су…»—комната вновь наполняется беспрерывным громким голосом Уокера, а Бэррон подпирает щеку ладонью и иногда для вида кивает, показывая, что он все еще здесь и все еще слушает. Не долго длился разговор. Как только дверь ванной открывается и из нее выходит Коля, парни тут же замолкают и устремляют глаза на хоккеиста. Белорус трясет головой, высушивая волосы, а после замечает на себе взгляды этих двоих и спрашивает, как ни в чем не бывало: —Что? Марк в ответ усмехается, а Бэррон отводит взгляд куда-то вправо, потому что долго смотреть на обнаженного по пояс Лукашенко просто не в его силах. Особенно, когда тот после душа. —Ничего, —пожимает плечами Уокер, —мы тут с Бэрроном о свиданиях говорили, —голову Трампу приходится повернуть обратно и зыркнуть на Марка так, чтобы тот понял его взгляд никак иначе, как: «замолчи». Но Марк не собирается упускать очередную возможность поиздеваться над хоккеистом. —Ага, —совершенно незаинтересованное. Коля снимает с шеи полотенце, вешая то на перегородку верхней койки, —и? —а взгляд такой отстраненный, словно ему и правда не интересно. — «И?» —передразнивает его Уокер. Бэррон дергает Марка за рукав его футболки, шепотом прося не доставать Колю, —да ладно тебе, мне просто интересно. —Что? —Лукашенко садится обратно на стул, но следующий вопрос заставляет напрячься. —Вы уже ходили на свидания? —Коля хочет было ответить что-то вроде «завали ебало, это не твое дело», но ему не приходится даже поворачиваться. —Марк, отстань от него, —возмущенно бурчит Бэррон, но совершенно не ожидает, что после этого Уокер переключится на него. —Ладно, —вздох, —тогда ты мне ответь, —Бэррон непонимающе хмурится, —тебе совсем-совсем не хочется на свидание? —Бэррон уже хочет ответить, что ему итак нормально, да и выходить на улицу в холод себе дороже, но почему-то слова застревают в горле. Хочется ли ему на свидание? Возможно, наверное, Бэррон никогда на них не был, да и видел только в кино, поэтому не очень хорошо представляет, как они должны проводиться. Просто…просто сидеть где-то вдвоем? Тогда у них итак регулярные свидания, поскольку они очень часто вдвоем зависают у Бэррона в комнате. Для Трампа не очень понятен реальный смысл всех этих вылазок, но, может быть, где-то глубоко в душе ему это очень хочется понять. От всех этих мыслей отвлекает тихий смех Марка, —извини, я забыл, что ты еще совсем ребенок и мог на них даже не бывать, —смех становится чуть громче, —не отвечай, я понял тебя, —Бэррону почему-то вдруг захотелось забраться под одеяло, чтобы никто не увидел того, как его задели слова Марка. Тупое смущение приливает к щекам и, если бы Бэррон мог, он бы огрызнулся как-нибудь, что-то вроде «я не ребенок», но это выше его, поэтому он просто смиренно опускает голову и молчит. Молчит, кстати, недолго. Марк что-то быстро говорит ему, хлопает по спине, а после поворачивает голову и практически в ужасе охает. «Коль» —зовет он, но поворачиваются оба, — «не хочешь что-нибудь сделать с этим?» —и указывает на разодранную спину. Лукашенко пожимает плечами, отворачиваясь обратно. —Бэррон, —вздох, —ну ты и пиздец, конечно, —Марк встает с дивана, а Бэррон вспыхивает, как новогодняя елка в полночь и поджимает губы, —я даже спрашивать не хочу, как ты это сделал, —Уокер ржет, рыская в своей сумке. Через секунду парень подходит с каким-то тюбиком в руках, —вставай, —и несильно шлепает белоруса по предплечью, —лечить тебя будем. Коля нехотя поднимается со стула и ложится на кровать лицом вниз. Бэррон нервно трет руки, пока Марк оценивает масштабы повреждений. —Пиздец, нет, я хочу знать, как ты это вообще сделал, —Уокер поворачивается к Бэррону, но Трамп глупенько улыбается ему и мотает головой, мол хер тебе, ничего не расскажу. Марк цыкает языком, —какие вы скучные, —и откупоривает крышку, —кто мазать будет: я или ты? —вопрос повисает в воздухе на несколько секунд. —Давай ты, —неуверенно отвечает Трамп. —А почему не ты? —вопрос в лоб. —Мне сейчас надоест тут лежать, —раздается откуда-то снизу, и Бэррон чуть пихает Марка в бок, как бы подгоняя его на дальнейшие действия. Уокер цыкает недовольно, но все равно выдавливает немного крема на пальцы, начиная обрабатывать им красноватые царапины. Бэррон смотрит на все это действие, как завороженный, боясь лишний раз вдохнуть, словно если он дернется, то Марк сделает что-то не то и Коле будет больно. Лукашенко честно терпит эту медленную пытку, периодический раздраженно вздыхая, чтобы Уокер был быстрее, но Марк игнорирует его, ссылаясь на то, что, если пропустить хоть миллиметр и пойдет заражение, он самолично ему спину и отрежет. Ничего такого не будет, но Коля все равно затыкается. Когда половина спины уже была обработана, Бэррон замечает, как белорус щурится, пропуская воздух сквозь зубы. —Коль, тебе больно? —выпаливает он быстрее, чем успевает сообразить, что рядом Марк. У Уокера дергается рука, но благо ничего серьезного не происходит. Белорус вздыхает. —Не больно, —следует смешок, который вроде как должен был успокоить Бейкера, но за ним следует тихое шипение. —А вот сейчас ему больно, —пожимает плечами Марк, —пройдет минут через десять, как ощущение? —в ответ молчание, —если как будто тебе спину прожигают, то так и должно быть, —кое-как Коля кивает, —вот и отлично, можешь вставать. Хоккеист осторожно выпрямляется, вставая с кровати, после чего шумно выдыхает и с секунду стоит, втыкает в никуда. Марк внимательно осматривает, как крем впитывается в спину, а после его всего передергивает, стоит почувствовать на себе не очень-то довольный взгляд. Уокер поворачивает голову к Бэррону, который смотрит на него, и, немного неуверенно, спрашивает: —Что? —Ничего, —тут же отвечает Трамп и отводит взгляд. Марк хлопает глазами, но почему-то возвращать взгляд на спину друга как-то не хочется. Мурашки по коже пробежали от этого странного чувства. В итоге Коля, перезагрузившись, видимо, вновь садится за стол, но вместо танков на рабочем столе начинают всплывать какие-то окна с информацией. Бэррон берет свой альбом, оставленный на столе, падает на диван и спрашивает у Марка будет ли он смотреть с ним дальше сериал или Бэррон может досматривать один. Уокер отмахивается, мол, смотри один, а сам садится на кровать и некоторое время пялится на этих двоих. Коля занимается чем-то своим, Бэррон рисует, периодический поглядывая на экран, когда там происходит что-то интересное. Мда, прям идиллия, ничего не скажешь. Даже смотреть на это как-то скучно, ничего не происходит. Спустя может минут двадцать Марк все же решает пойти развлечь себя. Уокер встает с кровати и начинает одеваться. Коля замечает шебуршание первым, поэтому спрашивает куда Марк намылился. —Пойду в магаз схожу, —отвечает Уокер. —До которого полчаса шлепать? —хмыкает Лукашенко, возвращаясь к своему занятию. —Ну да, —кивает друг, —прогуляюсь заодно, —что-нибудь надо? —белорус мотает головой. Марк ответ принимает, чуть задевает рукой Бэррона, который тут же возвращается из своего мира в нынешний и вторит первому вопросу белоруса. —В магазин, —и тут же, —тебе что-нибудь надо? Бэррон с секунду думает, а после называет какие-то триста непонятных названий, видя, как лицо Уокера вытягивает от незнания того, что он только что выдал. В итоге все это оказалось простым печеньем, мармеладом, выпечкой и так далее. Марк просит Бэррону написать этот список ему в сообщения, чтобы тот не забыл, а пока Трамп печатает, усмехается, что найти бы на все это денег. —Да я тебе на карту переведу, —бросает Бэррон, но уже через секунду до него доходит, —а, нет, не переведу, —Марк нервно терт шею. Он совсем забыл о том, что знает его секрет. Об этом лучше не забывать, —я тебе наличкой завтра отдам, ладно? —в ответ короткое «угу». —Это все? —Марк смотрит на весь список, присланный Трампом, —точно больше ничего не будешь? —Бэррон утвердительно кивает, а Марк выключает телефон, суя тот обратно в карман. В другом случае Уокер бы съехидничал, мол влезет ли в тебя столько, но зная Бэррона и зная ситуацию с его организмом Марк даже подумать об этом не смеет. Потому что тоже надеется на то, что Бэррон вскоре поправится и начнет питаться нормально, как все. Дело не в деньгах, дело в обычном человеческом беспокойстве. Уокер накидывает на плечи куртку, бросает «не скучайте» и уходит, хлопая дверью. В комнате повисает тишина. Бэррон продолжает рисовать, как ни в чем не бывало, но все же предпоследняя серия заставляет оторваться от бумаги с набросками и отложить те до лучших времен. Трамп подпирает щеку ладонью и чувствует, как поджимаются пальцы у него на ногах от эмоций, что бушую внутри. Так грустно, но так красиво. Бэррон вслушивается в мягкий французский голос, до самого конца не отрываясь от экрана, а после переводит взгляд на Колю. Все это так странно, но именно сейчас Бэррону хочется прилипнуть к Коле и не отцепляться. Почувствовать, что он тоже больше не одинок. Трамп выпускает тяжелый воздух из легких, откладывает телефон, заранее выключая тот, и встает с дивана, в полшага подходя к белорусу. —Что делаешь? —тихим шепотом спрашивает тот, словно не хочет обрывать эту манящую спокойную атмосферу громким тоном. —Презентацию, —просто отвечает хоккеист, а после чувствует, как Бэррон пробегается пальцами от одного плеча к другому, и вздрагивает, оборачиваясь на парня, —тебе внимания захотелось? —предполагает Лукашенко и конечно же оказывается прав. Бэррон самолично берет одну руку парня, убирая ту, а после устраивается на бедрах хоккеиста и обнимает того за шею. Коля хмыкает, одной рукой прижимая Бэррона чуть ближе, —тебе удобно? —в ответ мурчащее угуканье, —тогда ладно. —Я не мешаю? —Бэррон спрашивает куда-то в шею, перебирая собственными пальцами в воздухе. —Ты никогда не мешаешь, перестань спрашивать, —Бэррон тихо смеется, покрепче обнимая белоруса. С минуту оба молчат. Коля возвращается к своей презентации, а Бэррон чувствует, как начинает засыпать. Так всегда происходит, когда он с Колей. Хоккеист теплый, даже горячий, Бэррона невольно размаривает от контраста их температур. Трамп всего на секундочку прикрывает глаза, как понимает, что вот-вот заснет и поэтому совсем слабо смеется, оставляя короткий поцелуй на покрытой собственными сходящими засосами шее. —Я засыпаю, —на грани слышимости произносит Бэррон, чувствуя, как Коля свободной рукой ерошит его по волосам. —Можешь спать, —в ответ приглушенный смех. —Прям так? —Если тебе удобно, то да, —Бэррон думает, что Коля у него и правда самый лучший. Белорус возвращает руку в прошлое положение, щелкает мышкой и тихо усмехается, бубня себе под нос какие-то заумные медицинские словечки, смысл которых Бэррон никогда не поймет, даже если очень постарается. Трамп, вопреки своим словам, засыпает все-таки не сразу. В голове прокручиваются миллиард мыслей, обо всем и одновременно ни о чем. Он поглядывает на телефон, лежащий на диване и вздыхает. Наверное, стоит позвонить или хотя бы написать маме, убедить ее, что все в порядке и приезд отца не пошатнул его моральное состояние. Хотя, конечно, дела обстояли в точности да наоборот. Бэррон вздыхает. Не хочется думать об этом, эти мысли ни к чему хорошему не приведут. В итоге, приложив неизмеримую силу, Бэррон отрекается от всех этих мыслей, для себя решая, что, даже если их следующая встреча неизбежна, произойдет она, по крайней мере, не скоро. Да, пока за Бэрроном наблюдают издалека—все хорошо, пока Бэррон может свободно передвигаться, говорить то, что хочет, быть там, где хочет и с кем хочет, пока все это есть у Бэррона—все хорошо. Трамп спокойно выдыхает, прикрывает глаза и тут же проваливается в сон, в надежде, что ему не будет сниться ничего плохого или, что еще хуже, его детские воспоминания вперемешку с кошмарами и криками. Бэррон очень на это надеется.