Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Картошка все же подгорела. Но не сильно, что радует. Бэррон липнет к Коле, пока белорус переворачивает золотистое блюдо, вываливая ту на тарелку к остальной порции. Бейкер заглядывает парню через плечо, фыркая что-то вроде того, что ему уже не терпится попробовать. Коля хмыкает, одновременно прося Бэррона открыть дверь и окно, поскольку дышать становится просто невозможно. Бэррон, правда, не очень хочет отрываться от любимой теплой спины, но все же замок из рук разрывает, потому что Коля прав—на кухне душно до невозможности, он даже успел вспотеть больше, чем когда они сексом занимались, а это о чем-то да говорит. Трамп нехотя подходит к двери, отпирая ту, и уже хочет пойти обратно, как перед ним предстает Марк и Бэррона слегка отшатывает от неожиданности. Уокер нечитаемым взглядом проводит по Бэррону, заглядывает на кухню, так же мельком глянув на Колю, после чего чуть пихает Трампа в плечо и проходит внутрь, прокашливаясь, дабы его заметил не только первокурсник. Лукашенко вздрагивает, оборачивается и, словно ожидая увидеть кого-то другого, вздыхает, отворачиваясь обратно. —Окно открыть не хотите? —как бы невзначай спрашивает Уокер, присаживаясь на отодвинутый от круглого стола стул. Бэррон бубнит, что как раз собирался и в этот момент подходит к окну, дергает ручку и раскрывает его, впуская в жаркую кухню немного свежего воздуха. Марк смотрит на то, как Бэррон, явно не желая сталкиваться с ним взглядом, подходит к Коле, приобнимает его за талию и что-то спрашивает про шарлотку. Белорус пожимает плечами: «пол часа, может меньше» —доносится до ушей старшего, а глаза видят, как Коля отстраняет Бэррона от себя, недобро зыркая на того. Бэррону неуютно, что Марк так пялится на них, и он неосознанно защищается Колей, как забавно. На губах Уокера появляется гаденькая ухмылочка, но ее приходится быстро спрятать, когда Трамп, не найдя должной поддержки у своего сурового на людях парня, все же поворачивается к своему соседу на некоторый срок и криво улыбается, пища что-то вроде: «жарко тут, да?», —да нет, —мотает головой Марк, —не в жаре дело, —Коля с Бэрроном переглядываются, а Трамп отводит взгляд, когда белорус хмыкает, отворачиваясь. Ну он и гад, решает Бэррон. Сам делает вид, что занят готовкой, а его оставил одного с Марком и его догадками чем они тут занимались помимо картошки и шарлотки. —Ты че пришел? —Лукашенко садится на корточки, включая свет в духовке, чтобы можно было наблюдать за процессом поднятия выпечки, мельком глянув на Уокера. Марк облокачивается на спинку стула, секундно мычит. —Мэтт про еду спрашивал, —в итоге пожимает он плечами, —меня достали его оры, поэтому я сказал, что пойду спрошу, —ухмылка, —вот, спрашиваю, —пауза, —как еда? —Коля в ответ выпрямляется, отводя плечи назад. Бэррон облокачивается о тумбу рядом с плитой, смотря куда-то вниз. Марк всем своим нутром чувствует, что явно прервал их, но уйти просто так, не подразнив, для него невозможно. Это же его хобби. —Сорок минут, и мы все принесем, —губы Уокера дергаются в нервной ухмылке. —Так ты говорил про пол часа, —в ответ сдавленная улыбка, означающая: «услышал, все-таки, сука». —Ошибся в расчетах, —в ответ короткое мычание. Марк, честно, старается держаться, чтобы не начать ржать на всю кухню с этих любовничков, но получается плохо. Не думал он, что его вечно серьезный друг окажется таким эгоистом в отношении времени с кем угодно. Он даже иногда на тренировках вздыхает, что уже хочет обратно. А тренировки для Коли важны. Не важнее, видимо, чем Бэррон. Марк вздыхает, поправляет волосы и хлопает себя по ногам, вставая со стула: —Ладно, пойду я, —сообщает он, делая несколько шагов в сторону выхода. И вот, до конца остается всего ничего, но Уокер выдает «а», словно вспомнив что-то, оборачивается, облокотившись о дверь и все-таки ухмыляется своей издевательской ухмылкой,—приду через сорок минут, постарайтесь не заниматься сексом, —и уже из коридора, —второй раз кухня этого не переживет, —Бэррон смущенно прячет лицо в руках, а Коле хочется догнать и хуйнуть разок сковородкой Уокера за то, что тот орет такое на весь коридор. Придурок, просто идиот настоящий. —Может дверь закрыть? —предлагает Бэррон, а Коля не сдерживается и смеется, прикрывая рот рукой, чем немного озадачивает Трампа. —Плохая идея, —все еще не унимается белорус. —Тебя это никогда не останавливало, —хмыкает Бэррон, глядя через Колю на лежащую на тарелки и так явно манящую его картошку. Подумав с секунду, Бэррон делает шаг, затем еще, берется одной рукой за плечо хоккеиста, а затем тянется к тарелке и берет с него близлежащую картофелину, тут же выпучивая глаза, —вкусно! —белорус горделиво хмыкает, всем своим видом говоря, что по-другому у него никогда и не получается, —я положу себе? —Коля угукает, и пока Бэррон радостно раскрывает верхний шкафчик с тарелками, выбирая себе ту, что понравится, хоккеист решает заняться посудой, которой хоть и было немного, но она все же была, а оставлять ее на какого-то другого не хочется, даже если это и было нормой в их кампусе. Бэррон вываливает себе чуть меньше половины, но к счастью Коля пожарил довольно много, чтобы остальным парням хватило. К тому же Марк вряд ли будет есть картошку, ему хватает своих булок жрать по утрам, а вот Мэтт с Никитой обожрутся, прям как хотели. Трамп спрашивает не хочет ли Коля сам попробовать, засовывая себе в рот целых пять соломинок, но ответом ему служит отрицательный моток головой. Лукашенко заканчивает мыть посуду, оттряхивает руки и оборачивается, тут же изумляясь количеству еды на тарелке Бейкера. Он уже хочет спросить не много ли ему, как сердце пропускает удар от осознания, что Бэррон сам положил себе и сам ест, без напоминаний и с очень даже заметным аппетитом. Внутри все теплеет только от этого и Коля, ухмыльнувшись, спрашивает не промелькнувшую мысль, а почему тот есть картошку пустой. «А что-то есть?» —удивленно вскидывает бровями первокурсник, а хоккеист дергает уголком губ, походя к холодильнику. —Если есть кетчуп, то лучше его, —вдогонку звучит Бэррон. Коля кивает: —Их три, тебе какой именно? —парень чуть ли не давится. —Любой, Коль, просто дай мне кетчуп, —и просьба тут же исполняется. Лукашенко выбирает среди барбекю и острого самый простой, ставит бутылку на стол и двигает стул, садясь напротив, —что не так? —спрашивает Бэррон, недоверчиво зыркая на парня. —Ничего, —выдыхает белорус, —как твоя рука? —Бэррон даже не сразу понимает о чем он. —А, —и смеется, —да я уже забыл об этом, заживет, ничего серьезного, —Коля подпирает щеку ладонью, чувствуя как расплывается в глуповатой улыбке, —ничего что я так..? —спрашивает Трамп, косясь на картошку у себя в тарелке. Коля в ответ хмыкает, тянется к нему и взъерошивает капну волос. —Все нормально, котенок, —у Бэррона розовеют щечки, —я хотел, чтобы ты был первым, кто попробует, —Бэррон бурчит, называя его дураком, но все же ластится к большой теплой ладони и рвано выдыхает. —Коль, —зовет он непривычно тихо. —Да? —так же тихо отвечает белорус. —Скажи это по-русски, — хоккеист легко смеется, спрашивая: —Сказать что? —Котенок. —Меня сейчас стошнит, —Марк облокачивается о дверной косяк, а Коле приходится одернуть руку от Бэррона, —где еда, Лукашенко?! —возмущается Уокер, совершенно наплевав на то, что только что разрушил их уютно-семейную атмосферу своим присутствием. Белорус раздраженно цыкает, встает со стула, подходя к плите, включает свет в духовке и выключает ту: «подожди минут пять» —бесцветно просит он, все еще бесясь с того, что их с Бэрроном прервали. Марк закатывает глаза, грохается на стул рядом с Трампом, но не успевает и рта раскрыть, как на кухню вваливаются, чуть ли не застревая в дверях, Мэтт с Никитой. Ершов пихает Стивенсона плечом, орет, что тот слишком широкий, а канадец орет еще громче, посылая друга куда-подальше нахер. Коля, что все это время не отрывал взгляда от готовой шарлотки, что была еще в духовке и не видела этого бренного мира и тех идиотов, что вскоре поглотят ее, тяжело вздыхает, разворачиваясь к парням лицом. «А ты че голый?» —это было первое, что спросил Мэтт, но его взгляд тут же упал на рядом стоящую тарелку с картошкой и вопрос мигом забылся, — «А нас почему не позвали?» —возмущается младший, а Бэррон пододвигает свою тарелку к Марку, кивком показывая, что он готов делиться. Пока Мэтт пытался орать и возмущаться на Лукашенко, Никита с тихим «о, картоха» присоединился к Бэррону с Марком и разделил их наслаждение картошкой. Коля бьет Мэтта по рукам, когда тот пытается стащить картошку из тарелки, краем глаза замечая шумиху возле стола. Если бы Стивенсон не был идиотом, ему, может быть, и досталось хоть что-нибудь, но Мэтт идиот, и поэтому ему придется страдать и ждать, пока суровый Лукашенко сжалиться над ним. А с учетом недавних обстоятельств, Мэтту, скорее всего, придется кидаться ему в ноги. Канадец корчит обиженную гримасу, отворачиваясь к парням, а в это время Никита кидает себе в рот последнюю соломинку и выдает наигранно-неловкое «ой, ты, наверное, тоже хотел». —Пошли вы нахуй! —истерично орет Стивенсон, и под всеобщий хохот хлопает дверью, убегая обратно в комнату. Никита смахивает невидимые слезы, хлопает Марка по плечу раза два: —Пойдем, —сквозь смех кивает он на дверь, —успокоим нашего младшенького, —Марк согласно кивает, вставая с места, а Коля, пока парни не ушли, говорит, что те могут забрать картошку с собой. Бэррон смотрит на все это с непонятным выражением лица. Он все еще не привык к их шуткам и такому отношению друг к другу. Странные они, хоккеисты эти, —Лукашенко, я жду твой шедевр, —кричит Ершов, выныривая из-за двери. —Иди уже, —отмахивается белорус, ухмыляется и, закрыв за парнями дверь, спокойно выдыхает. Бэррон усмехается, проводит пальцем по краю тарелки, краем глаза наблюдая за тем, как Коля взъерошивает собственные волосы, что-то бурчит себе под нос и вытаскивает шарлотку из духовки. —Пахнет яблоками, —Коля вздрагивает, когда Бэррон оказывается непозволительно близко, кладет голову на плечо и несколько раз хлопает глазами, наблюдая за тем, как от вкусно пахнущей выпечки валит пар. Белорус согласно угукает: «ну там же яблоки», подставляет заранее приготовленную тарелку к плите и выкладывает круглый десерт на нее, секунд десять рассматривая, словно что-то задумывая, —пойдем? —спрашивает Трамп, уже готовый отстраниться и пойти за своей кофтой и футболкой Коли, как его останавливают, одним легким движением обхватывая за запястье и притягивая к себе. Бэррон ойкает, оказываясь заключенным в крепкое теплое объятие, а Коля утыкается ему в шею и шумно выдыхает. Трамп мешкает некоторое время, все же дверь, хоть и закрыта, но любой желающий может открыть ту со стороны коридора и все увидеть, но. Но он не может ничего с собой поделать, когда Коля начинает липнуть к нему, Бэррону это слишком нравится. Он робко кладет свои ладони на плечи парня и ведет ими до самой шеи, чувствуя, как под собственными подрагивающими подушечками пальцев вздрагивает и сам белорус. Непередаваемые ощущения, когда их чувства высвобождаются наружу. Бэррон словно не Колю трогает, а пальцами очерчивает каждый изгиб его души, если таковые имеются. Стоя вот так вот, вдвоем, ощущая теплое дыхание у себя на шеи, чувствовать, как крепкие руки прижимают к себе, словно защищая от всех проблем в этом мире, Бэррон вдруг почувствовал, как кислород в легких начинает заканчиваться. Внезапно открытое окно стало наводить ужас, дверь, не до конца закрытая, что могла распахнуться при любом чуть сильном, чем обычно, порыве ветра, из обычного куска дерева превратилась в снайпера, что может в любой момент выстрелить. И попадет не в Бэррона, попадет в Колю. Это волнует Трампа больше всего, не собственная жизнь, за которую стоило бы цепляться, а именно Коля. —Ты дрожишь, —шепчет белорус, обнимая Бэррона еще крепче, а упомянутому остается только пытаться заглотнуть едкого воздуха и попытаться дышать. Страх—то самое, ненавистное чувство, что Бэррон не перестает испытывать никогда, только в моменты их близости. Бэррон поднимает одну ладонь чуть выше, зарывается пальцами в мягких волосах и почти уверен, что у него на глазах сейчас выступили слезы. —Что будет дальше? —срывается с губ. Бэррон правда не хотел говорить об этом. Он хотел жить беззаботно, хотел учиться, проводить время с друзьями, ходить на Колины матчи, быть вместе с ним, спать вместе, вместе принимать душ или, как сегодня, вместе готовить из-за какого-то дурацкого желания, Бэррон просто хочет обычной жизни рядом с Колей, но мерзкое чувство не дает в полной мере наслаждаться всем этим. Потому что в один миг Бэррон может лишиться всего этого—учебы, друзей, Коли, он может потерять все то, к чему так привык, все то, что дорого ему. И самое страшное, что это может произойти в любой момент, в любую секунду. Каждый вздох приносит в легкие лишь пепел боли, который однажды заполнит их и Бэррон умрет, отдав свой последний вдох тому, кто посчитает нужным его забрать. Бэррон сжимает пальцы в волосах сильнее, но в этот самый момент Коля поднимает голову. Он насторожен. И ему явно не понравился тот тон, которым Бэррон задал вопрос. Он взволнован, но этого стоило ожидать. Это же Коля. Он всегда волнуется о Бэрроне слишком сильно. —Что ты подразумеваешь под «дальше»? —с некой опаской спрашивает хоккеист, но Бэррон по голосу слышит, что он не хочет знать ответа. Потому что думать о чем-то большем—этого боятся все подростки, а они с Колей всего лишь подростки. Бэррону больно. —Если так посудить, у нас осталось чуть больше года, —усмехается Трамп, но в голосе нет и капли веселости. С уголка глаз все же стекает соляная струйка, как жаль, что вместе с ней Бэррон не может выпустить все свои переживания, —что мы будем делать потом? —Бэррон поднимает глаза на белоруса и понимает—это те самые разговоры, которые не должна звучать из уст подростка и быть обращены к такому же подростку. Это слишком сложные, взрослые разговоры. Коля не отвечает, потому что в глазах Бэррона он видит море из неопределенности, его всегда ярко голубые глаза теперь полны волн безумного страха: «Я могу уйти в любой момент» —звучит в воздухе и Коля понимает, что не чувствует собственных пальцев. Потерять Бэррона значит обрести самого себя на нескончаемый ад. Коля не хочет этого. Так же сильно, как не хочет всех этих разговоров. Бэррон смотрит в бинокль и видит непроглядную пустоту, а Коля боится даже притронуться к нему, боится увидеть того, чего ему не хочется больше всего. Увидеть себя еще недавнего—скованного и совершенно одного. Обоих парней бросает в неприятную дрожь. —Я закрою окно, —Коля отпускает Бэррон, обходя его, и закрывает ставни, еще несколько секунд всматриваясь в почерневшие в ночных сумерках дали. Бэррон всхлипывает носом, но все же стирает засохшую дорожку, дрожащими руками наливает себе воды из фильтра в совершенно блестящий стакан, и выпивает его залпом. Пусть уж легкие будут наполнены водой, чем чувством животного страха. —Я возьму шарлотку, —голос предательски дрогает, но в ответ лишь сдавленное угуканье. —Иди вперед, —вздох, —я догоню. Бэррону ничего не остается, кроме как послушаться и уйти с кухни, прикрыв за собой дверь. Нужно оставаться сильным. Или хотя бы попытаться таким притвориться.

***

Бэррон решил не дожидаться Колю, хотя такая мысль у него была, но все же. Стоя в руках с порезанной как пирог шарлоткой, Трамп медленно вдыхает в грудь побольше воздуха и резко выдыхает. Нужно взять себя в руки. Ребята не должны понять, что что-то случилось, особенно это не должен понять Марк, с ним Бэррону еще проводить как минимум ночь, а зная натуру Уокера, по крайней мере ту часть, которая успела раскрыться за эти пару дней, то можно предположить, что его проницательность и тут сработает. Бэррон чувствует себя, как одиноко растущее дерево среди поля. Странное ощущение. Но сейчас не об этом. Трамп стучится, хотя не очень понимает зачем, а после заходит, заранее нацепив на себя добродушную улыбку. Мэтт тут же подскакивает, выхватывая из рук тарелку с шарлоткой, а Никита спрашивает где Коля. «Придет позже» —коротко отвечает Трамп, не смотря на собеседника. Почему-то неловко находиться в одной комнате с друзьями Коли. Благо Марк есть, это хоть немного успокаивает. Так думает Бэррон, а потом садится на пол рядом с Уокером и жалеет о своих словах. Старший пододвигается чуть ближе, прикладывая ладонь к уху, чтобы их никто не слышал: «Все в порядке?» —спрашивает он, но Бэррон не отвечает, лишь легонько дергает уголком губ и отмахивается. Он не может врать тем, кто так добр с ним, это окончательно добьет его итак пошатнувшееся душевное равновесие. Коля возвращается минуты через три. Он в футболке, волосы взлохмачены, выглядит белорус, если быть честным, не важно, его будто лихорадит. Возможно это из-за того, что Бэррон так нагрузил его. Теперь Трамп чувствует вину за это. Он не должен был даже заикаться о чем-то большем, у них же все пока что хорошо. Бэррон тяжело вздыхает. —Выглядишь неважно, —подмечает Никита, Коля в ответ хмыкает: —Я всегда так выгляжу. «Врешь» —вертится на языке у Бэррона, но он ни за что в жизни не скажет это. Трамп поджимает к себе колени, утыкаясь в них. Страшно даже глаза поднять на Колю, вдруг он увидит то, что положит всему конец. Но Коля садится рядом, слегка касается его спины и коротко хмыкает. Бэррону становится легче, он все же поднимает на парня взгляд, но колени все равно оставляет поджатыми. Кажется, это было немое: «давай больше не будем об этом». Если бы Бэррон мог, он бы расстроился, но он не может, потому что ему незачем это делать. Коля прав, все эти разговоры лишь угнетают. Нужно просто жить так, как живешь, и не важно, что совершенно в любой момент тебя могут схватить, как птичку, и запихнуть обратно в клетку. Да, совершенно не важно, не стоит думать об этом. Мэтт с Никитой, сумев сожрать всю картошку за считанные секунды и вдоволь нальстить Коле до на сто лет вперед, принялись нападать на шарлотку. Марк шипит, чтобы оставили хотя бы им, а посему, после того, как те взяли себе по куску, благополучно запрятал ту себе за спину. «Эти идиоты забудут, а нам будет что ночью похавать» —смеется Уокер, а Бэррон пытается выдавить из себя хоть что-то на подобии улыбки. Удивительно, но получается. —Кстати, —вдруг вспоминает Мэтт, дожевывая кусок шарлотки, —пока вас не было мы тут продолжили играть, —Коля с Бэрроном оба хлопают глазами, потому что им ну как бы насрать, но вот то, что остальные присутствующие напряглись, это как-то настораживает, —и я подумал над тем, какое действие тебе загадать, —Стивенсон указывает на Бэррона, ухмыляясь больше оскалом, чем обычной придурошной ухмылкой. —Ты сказал, что придумаешь что-то другое, —мямлит Марк, встревая в разговор. Мэтт прыскает. —Это лучшее, что я могу придумать, —хмыкает младший. —Ага, очередная наигениальнейшая идея, —язвит Ершов, —может передумаешь? —Бэррон напрягается, переводит взгляд с Мэтта на Марка, с Марка на Колю, надеясь хоть от него услышать, что это все дурацкая шутка, но Лукашенко, как и он, без понятия вообще что тут творилось, а значит масштабы идиотизма предугадать просто нереально. —Нет, —настойчиво мотает головой канадец, —я мужик, от своих слов не отказываюсь, —Марка всего аж передергивает от бесполезности произнесенных слов, —Бэррон, слушай, —вновь обращает он на себя внимание Трампа, —достань телефон, —Бэррон мешкает, но все же достаёт мобильник из кармана и вновь направляет взгляд на Мэтта, —разблокируй и зайди в контакты, —Бэррон все еще не понимает к чему это ведет, но видит краем глаза, как напрягается Коля. Почему, интересно? —Зашел? —в ответ короткий кивок, —-Так вот, ты должен будешь с закрытыми глазами, можешь листать, выбрать любой контакт, —Мэтт смеется, не сдержавшись, —позвонить и изобразить, словно ты попал в аварию и все очень серьезно, ты не знаешь где ты и все такое, в общем, —Стивенсон откидывает голову назад, а когда возвращает, в глазах промелькивает нездоровый блеск. Возможно он немного пьян, думает Трамп, —я хочу представления.