Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Марк чувствует себя странно. Во-первых, он устал, теперь это настолько ярко ощущается, что, если бы его накрыла усталость где-то возле кафе Уолтера, он бы остался там ночевать; или у Джастина, тут уж как распорядилась бы судьба. Во-вторых, он не может даже предпринять мизерную попытку не быть счастливым. Ему правда понравилось кататься с Уолтером. Простое развлечение, да и не оно вовсе, но Марку понравилось, даже несмотря на то, что временами у него кружилась голова. С Уолтером даже молчать как-то комфортно, они словно могут разговаривать с Янгом жестами, прикосновениями, понимать друг друга, просто взглянув в глаза. Это многого стоит. Ну и ко всему прочему, Уокеру все же немного совестно. Джастин пишет, явно в возмущенной манере: «ты издеваешься?», еще через пять минут: «ты серьезно просто взял и свалил?», и в завершение: «и че мне делать?». Марк не знает, но надеется, что у него хватило мозгов поехать обратно домой. Уокер толкает дверь комнаты, зевая во весь рот, прикрывает глаза и практически пластом скатывается по стенке на пол, но успевает удержаться ладонью. Он снимает с себя куртку и кроссовки, сев на пол, потому что нагибаться равно что лечь спать прямо в этот момент, ерошит себя по волосам и осматривает двух спящих парней. В комнате все еще темно, несмотря на то, что уже понемногу светлеет. Марк вновь зевает, уже хочет было переодеться во что-то домашнее, как вдруг со стороны его койки—теперешнего места обитания Трампа—раздается сначала хрипловатый стон, а после такое же хриплое, сонное: —Я щас сдохну, —Марк моргает пару раз, выдавая: «в чем дело?», —принеси мне воды, —в ответ короткий кивок. Уокер так устал, что ему даже удивляться лень тому, что Бэррон проснулся под утро, а Коля нет. Лукашенко преспокойно сопит себе под нос, даже не двигается, когда Марку, чтобы дотянуться до бутылки с водой, потребовалось слегка нависнуть над ним. Теряет бдительность друг, думает парень, протягивая лежачему открытую бутылку. Кое-как Бэррон принимает сидячее положение, а после смотрит на бутылку секунды две, —ты прикалываешься? —Марк не понимает в чем дело, пока не понимает, что у Бэррона ломит и болит все тело и он чисто физически не может держать бутылку сам. Уокер произносит «упс», помогает Трампу отпить немного, после чего отходит назад и принимает полулежащее положение на диване. Ужасно хочется спать, —бессонная ночка? —Марк разлепляет веки, понимая, что, кажется, отрубился минуты на четыре. Уокер кивает. —Что-типа того, —нервно усмехается парень, проводит ладонью по волосам и вздыхает, —много мыслей, о всех за раз и не подумаешь. —Начни с малого, —Бэррон елозит по кровати, видимо усаживаясь поудобнее. Марк смотрит на него неотрывно какое-то время. И все же решает, что разговаривать с Бэрроном довольно неплохое времяпрепровождение. —Он впервые так крепко заснул, —в ответ нервное «пф». —Он до этого засыпал минут на двадцать и то, только когда ты ушел, —поясняет Трамп, качая головой вместо того, чтобы жать плечами, —он плохо спал, постоянно ворочался. —А ты откуда знаешь? —решает поддержать беседу Уокер. —Мне тоже не спалось, —усмешка, —мы спали по очереди, —Бэррон видит, что Марк какой-то слишком уж загруженный, поэтому старается вести себя как ни в чем не бывало. Словно к нему не возвращается его дикая боль, словно его не выворачивает всего наизнанку из-за нее. —Я не удивлен, —Марк вновь откидывается на спинку дивана, прикрывает глаза, произнося на выдохе, через какое-то мгновение, —я тут буквально на днях узнал одну очень интересную вещь, —Бэррон щурится, хотя Марк вряд ли это видит, он ведь даже не смотрит на него, ничего не отвечая на это, —ты наверняка знаешь, —пауза, —это связано с Колей. Какое-то время оба парня молчат. Марк уже было подумал, что Бэррон уснул, но эти мысли перестали существовать, как только он услышал со стороны кровати тяжелый, протяжный вздох. —Я знаю, —отрывистое, словно он не хочет говорить об этом, —и я ничего не могу с этим поделать, временами мне и правда хочется ему врезать, —Марк не сдерживает смешка. —Похоже на тебя, —снова вздох, —тебе не больно, все в порядке? —Больно, —просто отвечает Трамп, —но ты ничего не можешь с этим сделать так? —Уокер кивает, обнадеживающе, —это был дурацкий вопрос. —По сути все вопросы, заданные сейчас будут дурацкими, я не спал всю ночь, а ты только недавно отошел от наркоза и все еще ловишь приступы адской боли, —произносит Уокер таким расслабленным, чуть уставшим голосом, словно зачитывает какую-то наискучнейшую лекцию. —Он же не собираться дрочить при живом и здоровом мне, правда? —Проигнорировав нудное замечание Уокера, вопрошает Трамп, только уже после озвучки вопроса поняв, насколько идиотским он был. —Я очень удивлюсь, если он НЕ будет этого делать, —Марк отчетливо выделяет «не». Бэррон вздыхает, —ты должен радоваться, что наконец включил в нем эту функцию, потому что до тебя он был настолько отрезан от всего этого, что временами казалось, что он—девственник, —Бэррон хочет перебить его, но Марк внезапно оживляется и не дает ему этого сделать, —чтоб ты понимал, Коля ни сейчас, ни год назад не выглядел как девственник, серьезно, я когда его в первый раз увидел, я подумал, что он ловелас похуже Мэтта, а оказалось вон оно как, —Уокер снижает свой уровень гиперреактивности, забираясь на диван с ногами, —Коля у нас однолюб, —Марк вновь хмыкает, тут же корча слегка странное лицо и начиная дергать рукой из стороны в сторону, —ну, это если не брать в расчёт еще хоккей и хирургию, то да, Коля однолюб. —Тебя прям не заткнуть иногда, знаешь? —гордое: «знаю» в ответ. Бэррон стискивает зубы и смаргивает слезы после очередного приступа боли. Пальцы вздрагивают, а сама рука словно устала находиться в висящем положении и просит уложить ее обратно. Этим Бэррон и занимается. Ничего не говоря Уокеру, возвращается в прежнее положение. —Знаешь, если ты хочешь что-то узнать, —вдруг начинает Марк, —типа, что с ним было, пока тебя тут не было, я всегда к твоим услугам. Я хорошо к тебе отношусь, ты мне даже нравишься, что-то вроде этого. Не в том смысле «нравишься», как друг, наверное, —Уокер повторяет последнее слово еще раз пять, словно оно эхо. Бэррон отвечает, с тяжелым вздохом из-за комка в горле: —Не стоит, —и тут же, —если я захочу что-то узнать, я сам у него спрошу. С секунду молчат. —Мне кажется, ты повзрослел. В ответ отчаянная усмешка. —Мне просто очень больно. Поверь, будь моя воля, я бы сейчас нырнул к Коле под руку и остался там лежать. Мне сложно быть спокойным пациентом, но из-за того, что я не могу долго держать руку даже на весу…это убивает во мне любое желание на движение,—Марк шепчет «мне жаль». Бэррон прожигает его взглядом, —нет, —Уокер хмурится, направляя взгляд на Трампа и встречаясь с его холодными голубыми. Света в окне уже достаточно для того, чтобы разглядеть то, как сильно исхудал Бэррон. Черты его лица настолько острые, что об них, кажется, можно порезаться, а некогда ребяческие голубые глаза, словно кристально чистое небо в ясную погоду потухли и похолодели. В них отчетливо запечатался след той невыносимой душевной муки, что испытал Трамп в свое отсутствие. Бэррон не повзрослел, нет, Марку показалось. Бэррон словно потух, —не тебе должно быть жаль. Разговор зашел в тупик после последней фразы. У Марка сперло дыхание от понимая того, насколько, на самом деле, Бэррон сильный. Хоть он и не выглядит таковым, прямо сейчас он испытывает невероятные муки, но все равно продолжает разговаривать и даже отвечать так, будто ему и не больно вовсе. Марк бы сказал, как сильно его восхищает стойкость Трампа, вот только он понимает, что стойкость эта придерживается его другом. Ровно как и белорусская стена не может стоять ровно без опоры в виде Трампа. Это просто невозможно, то, как они дополняют друг друга. —Давай поиграем, —внезапно предлагает Трамп, устав от лежания в тишине, —назовет это игрой в честность. Будем задавать друг другу вопросы и отвечать на них. —И в чем смысл? —не понимает Марк. —Узнаем друг друга, —вполне логичный ответ, —к тому же не хочу лежать в тишине, так я снова начинают думать о том, как мне больно. Лучше разговаривать. Разговоры отвлекают. Слушать тоже подойдет. Все, что угодно, лишь бы не тишина. Марк не знает стоит ли соглашаться на это, но все равно произносит «ладно». —Я первый, —обозначает Трамп, —я предложил, значит я первый, —Марк бы даже спорить с этим не стал. У него нет на это сил, —где ты был всю ночь? —Там же, где и всегда. —Игра в честность, напоминаю, —Марк вздыхает. —Мне не спалось, поэтому я написал Джастину, —чуть погодя, Марк поясняет, —это староста с пятого курса психологии, мы, вроде как, постоянные партнеры по сексу, это довольно удобно. В общем, не суть, —Уокер отмахивается от произнесенных слов, поджимает ноги под себя и сжав плечи и вжав голову в них, продолжает, —я написал ему, и мы поехали кататься, у него есть машина, —Марк сжимает губы в узкую полоску, не зная как правильно состыковать мысли в кучу, —ну потом я свалил от него к другому, в итоге мы катались на его мопеде где-то около сорока минут, может больше, у него там случались застои. Было весело, мне очень понравилось. —И что в итоге? —Марк сдувает спадающие пряди волос, чуть склоняя голову вбок, всем своим видом спрашивая "ты о чем?», —ну, кто из них? —«а» —выдает Уокер. —Нет, ты не понял, —Марк зачем-то машет руками в отрицательном жесте, будто Бэррон без них не поймет, —никто из них, я сам по себе. —Тогда что за второй парень? —А разве не моя очередь вопросы задавать? Оба как-то неестественно смеются, пойманные на неловкости. Выждав секунду, Бэррон соглашается: «ты прав». —Тогда…—тянет Уокер и задумывается. Бэррон покорно ждет, рассматривая спящего Колю в неярком свете серого утра. Лукашенко запихнул все же обе руки под подушку и сопит в них. Поза, конечно, такая себе, утром мышцы будут болеть и тянуть. Если бы они спали вместе, у Коли бы просто не было выбора как спать. Потому что Бэррон бы в любом случает захватил бы его в свои цепи. Лучше бы он его обнимал, а не мышцы себя тянул. Бесит, —кто с тобой это сделал? —задержав дыхание, Бэррон резко и сдавленно выдыхает, а Марк тут же спешит напомнить, —игра в честность, Бэррон, ты сам предложил, —в ответ «да-да», совершенно жалеющее о том, что он вообще это начал. —Да я не помню, —уклончиво отвечает Трамп, стараясь сделать тон таким, словно он и правда пытался вспомнить, но представил себе это более размыто, чем Марку бы хотелось. На самом деле Бэррон помнит. Ну как, частично. Очевидно, болевой шок не прошел даром и тот день просто из памяти стерся. Хотя кое-что Бэррон помнит. То унижение, что он испытал от удара, тот шок, когда он понял, что его не просто «не любят», что его «ненавидят», а еще раздраженный и на повышенных тонах огрызающийся голос мамы. Бэррон бы хотел помнить, как она в тот день держала его за руку, но в голове лишь отголоски ее слов и несладкий аромат парфюма, что исходил от волос. Это все, что он помнит из того дня и, пожалуй, больше ему и не надо. Подняв глаза на Марка, выгибающего бровь в немом вопросе, Бэррон вздыхает, —но такой ответ тебя не устраивает, так? —Уокер кивает, щелкая пальцами: «точно». Что за странный жест, думает Трамп, набирает в легкие побольше воздуха и произносит, —ну отец, —и тут же, —допустим, я правда практически ничего не помню из того дня. Казалось, Марк дальше не слушал. На его лице отразилось такое недоумение, что Бэррону даже неловко стало. Что он там себе надумал непонятно. Да, его ненавидит собственный отец. Да, настолько, что не поскупился поднять на него руку. Да, его этот самый отец президент Америки. И что? Словно больше нечему удивляться и возмущаться. Бэррон не понимает. —Это ужасно, Бэррон. Это неправильно, —в ответ простое «ну и что?», —что значит «ну и что?», Бейкер, домашнее насилие не должно существовать, это аморально, —Марк произносит это с таким серьезным лицом, что Бэррону даже становится на секунду жаль, что он раскрыл одну карту своих тайн из миллиарда. Но как он рад слышать это «Бейкер», адресованное ему. Правильно, здесь, в Пенсильвании, Бэррон Трамп уходит на дно. Тут его не существует. Тут есть Бэррон Бейкер. И все хорошо. Все хорошо…—давай так, —Марк вдруг принимает ту самую позу, которую обычно принимают сидя, чтобы обсуждать важные вопросы. Бэррон не двигается с места, —даже если твой отец пре…—Они застывают. Оба. Бэррон от страха пропускает вспышку боли и сдавленно стонет в голос, а у Марка холодеет все естество. Он забылся. Чуть не сболтнул лишнего, —если твой отец важная шишка или кто он там, —пытается сгладить Уокер, —это не дает ему никакого права поднимать руку на собственного сына, —У Бэррона начинается паника. Что Марк только что хотел сказать? «Если твой отец президент»? Он, что, слышал, видел их тогда? Он знает? Бэррону пора обирать вещи и вновь переезжать, сжигая мосты прошлого? Что делать? Что делать? Что делать?!