Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Утро наступило слишком быстро. Как для Бэррона, так и для Коли. Марк спрыгивает со второго этажа, на ходу вырубая вот-вот зазвонивший будильник. От этого короткого грохота просыпается и Лукашенко, называя Уокера слоном. Марк не обижается, нависает над ними двумя, и, выбрав более-менее удачный угол, чтобы зацепить только белоруса и не тронуть, не дай бог, его сокровище, несильно шлепает его по голому плечу, тут же понимая, уже когда замахивался, что явно просчитался. Коля шикает от резкой боли, а Бэррон, в которого хоккеист вцепился, жмурит глаза и произносит, отталкивая Уокера от их кровати одной рукой: —Отвали от него. Марк отшатывается, переступает с ноги на ногу и фыркает, что у них вообще-то сегодня последняя тренировка перед матчем. Бэррон сонно вопрошает: «Да?», на что ему утвердительно угукают. Трамп вздыхает, хлопает Колю по руке, что держала его поперек талии, и выдыхает: —Тогда вставай, —Марк кряхтит, чтобы сдержать рвущийся наружу смех, про себя думая, что у Коли отличный парень. И поддерживает, и из кровати выталкивает, когда надо. Ну правда, Лукашенко слишком повезло с Бэрроном. С горем пополам, закрытыми глазами, как слепой крот, на голове непонятно что, а щеки горят из-за того, что парни спали под одеялом, Коля выныривает из кровати, без всякого удовольствия, скорее на автомате ерошит Бэррона по волосам и уползает в душ, шаркая ногами. Марк бы сказал, но не будет. Редко увидишь настолько сонного Колю с утра. Обычно их будильники срабатывают одновременно и глаза они открывают более-менее одинаково. Правда Марк встает сразу, а Коля валяется еще минут семь-десять, пока Уокер не сходит в душ и окончательно не разбудит его, прогоняя в душ. Это был их типичный распорядок утра все те полтора года, что они живут в одной комнате. С появлением Бэррона все поменялось, но не на много. Просто теперь иногда Лукашенко нужно с руками отрывать от его парня. Причем обоим. Коля, кажется, не понимает, но со стороны все это выглядит просто ужасно нелепо и совсем слегка мило. Коля не понимает, а вот Марк и Бэррон очень даже. Лукашенко самоуничтожается где-то в душе, когда Бэррон зевает во весь рот, принимает сидячее положение и просит Марку подать ему его таблетки, что лежали в ящике стола с ампулами. Уокер неуверенно косится и в итоге отказывает ему, говоря, что пусть его лечащий врач сам заведует его лекарствами. Бэррон косится на старшего, как на придурка, но в конечном итоге вздыхает, жмет плечами, и падает обратно на подушку, прикрывая глаза. «Сколько времени?» —практически неслышно вопрошает Трамп. Марк переворачивает телефон в руке экраном к себе, отвечая: «рано», —пауза, — «ну прям очень рано, тебе еще спать и спать». Бэррон неловко смеется: «да ладно, я вас провожу» —встает с кровати и, также шаря по комнате, как Коля уползал в ванную, нашаривает себе одежду в виде Колиных шорт и его растянутой майки, в которой Коля в баскетбол играет летом, когда слишком жарко и скучно. Марк просит Бэррона подать ему из шкафа какую-нибудь футболку, а на немой вопрос отмахивается: «да вообще любую, хоть Колину миллиардного размера, все равно». Бэррон берет какую-то сероватую с вкрапинками, протягивает Уокеру, но не отдает: —Ты в порядке? —В полном? —в вопросительной интонации это звучало не очень уверено. Бэррон отдает футболку старшему, наблюдая за тем, как мягкая ткань ложится на крепкое тело хоккеиста, —что? —не выдерживает этого внимательно взгляда Уокер. —Что-то произошло? —Марк щелкает ремнем на джинсах, исподлобья глядя на Трампа своими холодными серыми глазами. На пару секунд Уокер словно застывает, как статуя. —В каком смысле? —осторожно решает уточнить хоккеист, перебрасывая два увесистых баула через себя и кладя их ближе к двери. —По тебе видно, —жмет плечами первокурсник, не понимая, какую сильную оплеуху он только что дал напротив стоящему парню. Марк усмехается. Сорвано и словно испуганно. Но его лицо сменяется уже через мгновение. Холодность в глаза исчезает. Остается просто ничего. —Недопонимание, —пауза, тяжелая, сопровождаемая долгим выдохом, —я и Джа…—Марк не успевает договорить, дверь в ванную открывается и ему приходится снять с лица маску серьезности и нацепить лицо, погруженное в раздумья из-за матча, —потом. Бэррон уже знает, что этого «потом» никогда не будет. Тем не менее, они оба—Марк и Бэррон—делают вид, что разговаривали о чем-то неважном, о чем-то повседневном, типа того, какая погода с утра и соизволит ли их хоккейное чадо выйти из комнаты самостоятельно или несчастному Ершову опять придется тащить сонного Стивенсона до автобуса на себе. Бэррон хихикает с того, как Марк называет Мэтта «хоккейное чадо», но смех тут же превращается в ойк, стоит Коле приобнять Бейкера со спины и оттащить от Уокера. «Коль, тут Марк, вообще-то» —напоминает Трамп, пока белорус вздыхает ему в шею. —Можно я сделаю вид, что все еще сплю? —в ответ смешок. —Нельзя, собирайся давай, —Бэррон выпутывается из загребущих рук, замечая, что у Марка глаза невольно опустились вниз. Он словно малолетка, что смотрит с родителями фильм и там начинается постельная сцена. Непривычно видеть именно Уокера таким. Всей дружной комнатной семьей в виде Уокера и Бейкера собрали Лукашенко в путь, в дорогу. Пока Марк, выполнивший свою задачу за перемещение баулов к выходу, ждал следующей команды на размещение их номера один в командный автобус, Бэррон, тяжело вздохнув, наблюдает как Коля натягивает через голову одну из его многочисленных черных футболок. Руки приподнимаются, а ткань тянется на локтях, пытаясь окутать все тело хоккеиста сразу, мышцы непроизвольно нагибаются и Бэррон дуреет, когда видит насколько забугрились руки белоруса и каким стальным, с рельефом, стал его живот. Бэррон уже не может дождаться, когда они наконец предстанут вот такими вот обнаженными друг перед другом. Ему уже так сильно хочется, облапать всего хоккеиста, просто сил уже нет терпеть! Собравшийся и резко проснувшийся белорус ерошит Бэррона по волосам, закидывает баул на плечо и пинает ногу Марка, мол, вставай, чего расселся. Уокер ничего не отвечает, но бросает взгляд настолько красноречивый, что понятно одно—то, что он промолчал, можно считать за небесное благословение. Бэррон машет обоим парням на прощание, интересуясь когда они вернутся. Марк отмахивается, что значит, что его планы могут измениться, поэтому он точно не знает. Коля смотрит на Бэррона—отчего-то из-за этого взгляда Бэррон смущенно краснеет— долгих секунд пять, после чего вздыхает: —Я приеду как только смогу. Марк бросает на друга один пустой взгляд, разворачивается, утешающе хлопнув Лукашенко по плечу, и выходит из комнаты, бросая: «до скорого». Коля задерживается еще на полминуты. Притягивает Бэррона к себе и некрепко обнимает, шепча на ухо: «потерпи еще немного». Трамп отстраняется, но только для того, чтобы взглянуть белорусу в глаза. Конечно он понимает, что после того, что они вчера натворили, им обоим захотелось гораздо большего. И это желание будет острым копьем, что безжалостно протыкает тушу еще живого, окровавленного животного. Коля проводит тыльной стороной ладони по все еще горячей после сна щеке, окончательно отстраняясь: «мне надо идти». Бэррон держится за него еще какое-то время, но все же отпускает. Просит отписать ему, как закончится тренировка, чтобы он, если не будет спать, мог примерно рассчитать сколько ему ждать своего нападающего. Коля смеется, кивает: «ладно, как скажешь» —и уже окончательно уходит, прикрывая за собой дверь, стараясь не оглядываться назад. Коля научился не смотреть на тех, кого он оставляет, когда еще жил с папой и Умкой. Пес всегда провожал его, первое время было дико совестно, оглядываясь, натыкаться на полный любви и ожидания взгляд. Теперь Коля знает, что это—ловушка, что ни в коем случае нельзя оглядываться. Он ведь еще вернется, а вина не должна жрать его, он ведь ничего не сделал. Как только дверь за хоккеистом закрывается, а Бэррон различает в коридоре голоса Мэтта и Никиты, первокурсник, устало осев на нижнюю койку, решает подремать еще пару часов. Все равно он в итоге проснется, если Коля напишет ему или придет. С недавнего времени у Бэррона излишне чуткий сон.