Лес самоубийц

Кирелл снова почувствовала этот холодок и невольно сжалась, потирая руки, пытаясь хоть как-то согреться. И почему же здесь всегда так холодно? Вопреки всем своим ожиданиям, Кирелл очутилась в комнате для допросов. Разве она не провалила испытание? Разве она не сделала выбор? Разве она не должна была умереть и обрести вечный покой? Должна, но почему-то этого не произошло. Кирелл чувствовала чьё-то присутствие, кто-то смотрит ей в спину, прожигая взглядом её насквозь. Обернувшись, она увидела Харона, сидящего за столом из красного дерева, облокотившись на спинку своего кресла. Он ласково улыбался, приветствуя Кирелл, и можно подумать, что его улыбка — единственный источник тепла в этой холодной комнате. Она впервые видела на его лице настоящую улыбку. Именно улыбку. Однажды, в самом начале её пути, он одарил Кирелл лишь презрительной ухмылкой, которая с настоящей, искренней улыбкой имела мало общего. Как только девушка встретилась взглядом с Хароном, он, всё так же улыбаясь, отчётливо произнёс, прикрыв глаза: — Ты познала грех, однако тебе хватило отваги в последний момент признаться в этом. Ты достойна править мёртвыми и судить их. Кирелл молчала, смотря на него непонимающим взглядом. Что это значит? Править мёртвыми и судить их… Что он хочет этим сказать? Она думала, что же ответить, ведь всем видом Харон даёт понять, что ждёт от неё какой-нибудь реакции. Но Кирелл всё так же молчала. В голове переплетались мысли, перебивая друг друга, и если бы она начала говорить, то получилась бы какая-то неразбериха из пустого набора слов и длинных задержек и заиканий, тем самым запутав и Харона, и саму Кирелл. Пусть уж лучше мысли придут в порядок. Харон понимая, что Кирелл вряд ли что-нибудь скажет ему, тяжело вздохнул, словно знал, в чём дело. Он понимал, что ей сейчас тяжело всё понять. Вот так сразу? Он бы, наверное, и сам заметался, скажи ему кто-нибудь такое. Тёмный жнец подошёл к Кирелл, протягивая руку. — Кирелл, согласна ли ты остаться здесь, между жизнью и смертью, и стать моей преемницей? Кирелл снова ничего не ответила. Вот так взять и принять решение? Раньше бы она не молчала, но сейчас ей нужно сделать выбор, от которого зависит, как она проведёт свою вечность. Девушка посмотрела в глаза Харону, словно пыталась прочесть в них что-то. Но ни кроваво-красный, ни бездонный чёрный, его глаза не выражали никаких эмоций. Может, в этом виновата маска, скрывающая его лицо? Может и так. Кирелл протянула к нему руку, но едва пальцы коснулись его ладони, она отдёрнула её, словно чего-то испугалась. — А если я не соглашусь?— наконец подала она голос. Второй рукой она потёрла свои пальцы, что уже почувствовали холод руки бога смерти. Его ладонь такая же холодная, как и воздух в этой комнате. Даже холоднее. После этих слов улыбка слетела с лица Харона, но его эмоции так и остались не до конца видны. Да и по губам-то тоже не легко понять, что он чувствует. Он опустил руку, считая этот вопрос Кирелл отказом на его предложение. — Тогда я не буду тебя держать,— ответил он. Тон голоса остался неизменным, и если бы Кирелл сейчас не видела его, зная лишь о улыбке, могла бы подумать, что она всё так же сияет на его лице. Как-будто её ответ ничего не решает. Но, может, оно так и есть. Да и она сама не до конца осознаёт, что будет с ней и с Хароном, согласись она остаться. Кирелл тщательно думала, что же ответить. Её взгляд был прикован к опущенной руке Харона. Девушка сосредоточено обдумывала предложения, взвешивая все «за» и «против». Что её ждёт в этой «жизни»? Закончатся хождения по мукам и она станет так называемым посланником смерти. Но если она откажется? Она умрёт окончательно? В той другой жизни нет страданий. Там её может ждать Арго, надеявшийся, что Кирелл сможет завершить своё испытание. Ему самому не повезло оказаться убитым. Но Кирелл для него как родная дочь, и он желает ей только лучшего. А может ли она попросить Харона вернуть её к настоящей жизни? Вряд ли, ведь испытание не пройдено. Но даже если это и возможно, сможет ли она теперь смотреть в глаза Хильде и Филио? А маме? Кто знает, что её ждёт в том жестоком мире... Но если это и произойдёт, то рано или поздно настанет час, когда ей снова придётся пересечь Реку Забвения. И кто знает, как пройдёт этот последний час. Покинет ли она тот мир со спокойной душой, или будет мучиться в агонии? Когда в Кирелл попала пуля, ей было всё равно. Всё произошло быстро, и она ни о чём не задумывалась. Но сейчас почему-то сделала это. — Мне нужно подумать,— сказала Кирелл. Ей нужно было время, чтобы принять верное решение и позже не пожалеть о сделанном выборе. — Хорошо,— ответил Харон. Его голос начинал еле слышно дрожать, но заметить это можно,— Но знай: что бы ты ни выбрала, я сделаю всё. Кирелл замерла. В этих словах прокрадывался некий другой смысл. «Я сделаю всё.» Тогда, если она захочет, он может отправить её куда ей угодно? Харон очень загадочен. Даже, можно сказать, слишком… Как же тяжело его прочесть, он совершенно другой, не такой, как все люди. Может, это потому что он в каком-то смысле не является человеком? Сейчас девушке предстояло сделать выбор. Умереть, уйти на вечные покой, или же остаться здесь? Она истратила свой шанс вернуться к жизни и завершить все дела, сказать родным людям то, что не успела. Не успела, потому что не задумывалась над этим. Люди всегда откладывают всё на потом, уверяя, что время всегда есть. А ведь его-то и нет вовсе. Почему только сейчас, после того, как сердце остановилось, Кирелл осознала, что, по-сути, ничего не успела сделать? Перед смертью этих мыслей не было вообще… А ведь обычно в последние минуты человек отдаёт отчёт о том, как он жил, какие пройдены дороги и тем ли он богам служил. Смерть… Не спасут ни врач, ни поп, когда она уже целует тебя. Перед ней будь ты король иль нищий — все равны. Ей плевать, каким богатым и влиятельным ты был. Это всё земные «ценности», в той, другой жизни, это всё становится не важно. А суд её безмерно строгий. Оправдаться не получится. Она видит все твои пороки и самые грязные тайны, что были у тебя при жизни. — Позволишь?— голос Харона прервал мысли Кирелл. Тёмный жнец взял её за руку. Как же холодно… А вот Харону наоборот. Его рука легонько задрожала, словно он впервые за долгое время прикоснулся к чему-то тёплому.— Я хочу тебе кое-что показать. Кирелл что-то промычала в знак согласия и сжала его ладонь. Холодную, как лёд. Размышления о смерти и верном выборе улетучились, а на замену им пришло любопытство.