— Ты и правда думаешь, что в облаках сидит дядька, который решит твои проблемы, если ты попросишь? — То есть учёные не могут верить в Бога? — Насколько я знаю, разговор с невидимыми людьми — признак шизофрении. Илай Локер (Eli Loker) Доктор Джиллиан Фостер (Dr. Gillian Foster) Она мозгоправ, я шут. Извините, обычно мы с табличками ходим. Доктор Кэл Лайтман (Dr. Cal Lightman) — Не могу дождаться завтра. — Почему? Что будет завтра? — Я хорошею с каждым днем. Доктор Кэл Лайтман (Dr. Cal Lightman)
Алсу дёргает край рукава, Бельфегор пытается просверлить дырку в голове Девятого, Девятый пытается оценить Корэй, но что-то видно не сходиться, а братец Скуало привычно натягивает недружелюбный оскал на уста, пытаясь задавить всех свои пламенем. Вечер проходит… просто проходит. Нельзя как-то описать то чувство, что его — Алсу — вывели в свет, — мафиозный свет, — на мероприятие-бал, — как в глупых романах, зачитываемых Луссурией, — где каждый первый нюхал пороху и убил неизвестное количество людей. Собравшиеся в зале — психи и убийцы, но убийцы умные, что вдвойне опасней. У Алсу внутри взрывается вулкан, но на вид это никакое влияние не показывается: с «небрежно» взъерошенными светлыми волосами; доверчивыми глубокими голубыми глазами, которые завораживали, затягивали куда-то в глубину; в деловом «костюме»; и явной хрупкостью тела, видя то, как будто с яйцом писанным с ним возятся сильнейшие Варии; ни у кого не остаётся и мысли, что он может оказать сопротивление — физической силой. Весь его вид кричит: «Ну же! Посмотрите на меня! Я такой слабый, беззащитный и не способен отбиться! Вручаюсь в самые «хорошие» руки!» И даже на уровне иррациональности интуиция не кричит — безобиден, не опасен. Корэй, право, стоило бы оскорбиться, но он знает преимущество подобных мыслей, — никто не заподозрит «невинного» мальчика, на котором только ткни — синяк появиться! Он был обладателем бесполой красоты, что явней становилась от дня ко дню — и не поймёшь, девочка перед тобой, или мальчик. Никаких признаков определённого пола — смятение и путаница постоянна. Бельфегор, не даром гений, мгновенно стал подыгрывать: бросал холодные, леденящие душу взгляды, всем видом показывая кто тут Принц; заявлял о себе, на уровне «пламени» как о серьёзном противнике, которого не стоит недооценивать, давил морального, «уничтожая» остатки гордости или былую гордыню; показывал свой «гений», зубоскаля на не детские темы рядом с мафиози, куда старше его самого. И в тоже время старался всё время держать Алсу в поле зрения: находился рядом, держась чуть ли не за ручки; отпугивал кого по младше взглядом или аурой пламени, недружелюбно скалясь; действовал так, словно Корэй тронь — и он рассыплется, точно песок. Старые мафиози — умные люди, и тоже «разгадают» каждый через своё определённое время это «игру», — но большинство любит наблюдать «племенем», оценивать интуицией, а ведь это именно те две вещи, две ненормальные для обычных людей «способности», на уровне которых он кажется безобидным. Пламя ласкается, скрывается, показывает силу на уровне едва ли гражданского в форме, а интуиция молчит — главное в глаза не смотреть, в глаза не смотреть — они могут рассказать многое, потревожить интуицию, «разбудить» ленивое чужое пламя. Это последнее, что хотелось бы им всем: смотрим в переносицу, на лоб, в подбородок, на губы, в волосы — не в глаза. Милое — откровенно смазливое — личико с состроенной «боязливой» мордашкой дают двойной эффект, словно он боится их. Алсу Корэй боится людей, которые не смогут даже на уровне пламени с ним потягаться.Смешно.
Братец Бельфегор дёргается, выступает на шаг вперёд, защищает плечом. К ним подошла девушка, — едва заметно для него, но не для других, — смотрящая пристальным серым взглядом. Глаза словно заволокло дымкой, не человек — подвешенная, управляемая кукла. Блондинистые, золотом политые волосы струятся по спине, пара прядей — спереди, на плечах. Алсу подозревает катаракту Открытое фиолетовое платье с декольте, чёрные браслетом на левой руке и небольших чёрных каблучках, что удивительно не отбивали о паркет свой ритм. — Маленький принц… — Зачарованно проговорила девушка, дёрнув в сторону Алсу белёсые рученьки с аккуратным красным маникюром. Корэй едва отшатнулся — Бельфегор уже прыгнул-перескочил-перешёл-сделал шаг перед ним слитым, красивым движением, угрожающе скалясь. Рука потянулась к закреплённого стилету — быстро, метко и точно. Аура, — «Ки», — возле нас становится тяжелей, Алсу наблюдает как у не-родного братца по оружию переплетают яростные красные искорки по ауре, обозначая и ярость, и стихию… Девушку, — не представившуюся, — в себя это привело, пусть и не сильно: тумана, «дымки», в глазах стало несколько меньше, а движения стали более дёрганными, словно только осознанными. Она болезненно вскрикивает, шагает назад, — скорее на голых «инстинктах» отскакивает, — и выглядит злой, разочарованной и в то же время наполненной чем-то ярким, светлым… Надеждой?.. В углу виднеется Леви, по его руке едва заметно проползает зелёненькая искорка, а сама рука сжата в кулак, взгляд словно скучающий, смотрящий в потолок, — Алсу знает, что Левиафан не отрывает пристальный взгляд от них, готовый и закрыть собой, и убить девушку, а поза у него ничуть не расслабленная, а готовая хоть сейчас идти и сражаться. Это правда дорогого стоит — знать, что ты кому-то не безразличен. Видеть по ауре, догадываться — это всё одно. Видеть — совсем другое. Приятная забота для него — сиротки, с недостатком внимания, — звучит как самая благодатная благодать Рая. Скуало стоял рядом с Луссурией и ещё тремя неизвестными стариками в противоположном углу — цепко глазами «отмечали» территорию, но не вмешивались, давая «проход» молодому поколению, будто сами старики. Каверзная мысль, что их готовят, если никто из старших офицеров не справится и их не станет — ужасна, приводит в дрожь тело и клятвенное мысленное обещание самому себе, что никогда это не допустит даже ценой собственной жизни. — Ещё один шаг, — утробная угроза, которую говорит Бельфегор, он многозначительно промолчал, давая додумать что будет впереди. Серые глаза распахнулись, а ресницы задрожали. Девушка поклонилась — в реверансе, кажется, или как там это называется, — и слегка дрожащим голосом говорит: — Прошу прощения, синьор Каваллини, я Рокси Кёрман, и мне так жаль, что я напугала вас с маленьким принцем. — Словно торопится, оглядывается по сторонам, натыкается на множество любопытных взглядов, направленных на них. И, подождите-ка, что? Она серьёзно назвала его — Алсу, — «Маленьким принцем»? Ладно, он мог бы принять такое обращение ещё в сторону Бельфегора, — он уже тренирует непрочные нервы служанок, чтобы те звали его «Принц», «Ваше Высочество» и никак иначе, — он-то в действительности Принц… Но Корэй?.. — Ты нас не напугала! — Надменно возмутился Ураган, по руки прошлась едва заметная ярко-красная искорка, да так и пропала, «залез» под кожу. Губы потянулись в неумелой улыбке, и Алсу осторожно дёрнул за рукав Бельфегора, — им тут определённо нельзя встревать в неприятности. Одно дело — угрожать устами, сверкать яростно из-под чёлки глазами, совсем другое дело — идти на расправу физически, и всем будет плевать, что ты маленький мальчик, а она взрослая девушка. Может пламя у неё слабее, — чём чёрт-Девятый не шутит. Потому что если это не его слуг попытка вывести самых младших из себя, то — он признаёт, девушка действительно странная. Иллюзионистка, что-ли?.. — Конечно, да, простите меня… — тише залепетала Рокси, и поспешно развернулась, чтобы не опорочить честь: свою или нашу, вот уж не знаю. Скуало в углу вернулся к разговору, Луссурия подхватил бокал с — пуншем, кажется, — и завлёк в беседу ещё женщину с дочерью, живописно жестикулируя. Леви А-Тан переместился из своего угла в противоположный — за ним, точно попятам, следовала женщина, похабно облизывая зубы. Бельфегор нервно рассмеялся своим «ши-ши-ши» смехом, пока Корэй потянул его в сторону стола с напитками и закусками. «Маленький Принц» — и придумают же?..***
Морио Агата смотрит на враждебного мальчика, с кровоподтёками по всей одежде и чёртовым морем крови возле глаз.«Господи Боже, блять», — думает он
Но помогает. Всегда, чёрт возьми, помогает. Мальчишка что-то говорит про Нота, говорит звать его Калиго, и выглядит допиздища усталым. Агата не знает, что заставляет ему помогать лабораторной крысе — уж точно не жалость, себя Юрию почему-то было жальче больше, чем мальчика, который только родившись завяз по уши в дерьме. Жалость у него вообще вызывала только сестра — с прошлой жизни. С чего он решил пожалеть мальчишку с красным и голубыми глазами — гетерохромия, говорите? — он не понимает. Возможно, от него веет частью её тепла. Или он просто долбанутый кукловод, которому в жизни слишком мало адреналина. Агате плевать. Насрать. Похуй. Поебать. Чёрт, какие ещё маты можно применить?..Сестра была бы против.
Вот только она мертва, в другом-родном мире, а он тут непривычно один — расхлёбывает собственное-чужое дерьмо.С Е С Т Р А
Имя — священно, никому не позволено его носить. Единственная, кто его понимал, принимал и давал пиздюлей, если что-то шло по пизде, а он ссал, как сукин сын. Агата смотрит на мир такими же — гетерохромия, чёрт возьми! — глазами, протягивает руку мальчишке и скалиться-скалиться-скалиться. К чёрту эту семью. У него она одна.и плЕвАть чтО УжЕ нЕ тУт.
Мальчишка с синими волосами, небрежно собранными в хвост, стоит рядом с ним, и они вместе на крыше чужого здания смотрят как горит его — не совсем, но Морио, — дом. Ярко, с маленькими искорками фиолетового цвета. Яркого — цвет индиго?.. Они держаться за руки, две сиротки, и никого рядом нет. У Морио все сдохли — один остался. У Рокудо никого не было — один всегда был. Насмешка ленивая, Мир жесток, а ночевать они идут на окраину города, где есть ещё два таких же«Господи Боже, блять», — думает он
мир был ебанутым, но Морио не прочь с ним посоревноваться.