Юпитер

По прозрачным окнам барабанит дождь. В раздевалке его слышно гораздо лучше, чем на треке, потому что нет ни стрёкота цепей, ни шороха колёс, ни громких криков и разговоров. Аракита тут уже один — торчит себе возле приоткрытой форточки и жадно дышит прохладой. Кажется, ещё чуть-чуть — и нос наружу высунет, только на носочки подняться осталось. Волк он всё-таки и есть, самый настоящий. Ещё бы локоть правый не ломило, и Аракита морщится, потерев его второй рукой. Локоть, чтоб его. Одна маленькая трещина — и закончилась репутация талантливого игрока, и исчезло уважение сокомандников, и прошли победные матчи. Одна маленькая трещина — и привычный мир раскололся тоже, да так, что не склеить теперь. Знал бы он тогда, что так будет, то не заинтересовался бы бейсболом вообще. — Болит? — раздаётся позади голос. Спокойный, как обычно. Без нотки лишних эмоций, глубокий и серьёзный. Аракита оборачивается, смотрит лениво на Фукутоми, который только сейчас, опять последним, закончил свою тренировку. После душа он весь как на ладони, пахнет свежо ментоловым гелем, и капли воды стекают вниз, по груди и животу, к повязанному на бёдрах белому полотенцу. Не привыкни к нему Аракита за три года, скрыть влечение не получилось бы точно. — Ноет от старой травмы, — отвечает он нехотя, всё ещё держа локоть в собственной ладони и массажируя его лёгкими движениями. — На улице льёт вон как из ведра, так что ничего удивительного. Забей, Фуку-чан, пройдёт всё. — Покажись снова врачу, — Фукутоми подходит к своему шкафчику, отворачивается и стягивает полотенце. Смотреть на его крепкие ягодицы неловко, так что Аракита спешно переводит взгляд на острые крупные лопатки. Возле левой видно большую родинку, чуть правее — три поменьше. — Любая боль влияет на твоё общее состояние, а в велоспорте важны не только ноги. Если на межшкольных у тебя… — Ой да знаю я, Фуку-чан, — тянет нетерпеливо Аракита. Подмечает влажные завитки волос на затылке, которые липнут к коже и кажутся темнее, чем обычно, аккуратные позвонки. Сосчитать бы их, но увы. — Только к врачу не пойду, ничего нового он не скажет. — Тебя к нему за ручку отвести? — бросает на него взгляд из-за плеча Фукутоми, и на секунду Араките сильно хочется ответить «да». «Отведи», «отнеси», что угодно. Быть перед ним слабым почему-то кажется совсем не зазорным, давно осознанная истина. — Я не хочу волноваться во время гонки. — Знаю-знаю… — Аракита кивает и со вздохом сдаётся. — Схожу завтра после уроков, уговорил. Справку тебе ещё притащу, если надо. В папку мою подошьёшь. — Я тебе верю, так что можно и без справок, — Фукутоми скрывает лопатки за чистой белой рубашкой, и дышать сразу становится проще. Красивый он всё-таки, Фукутоми. Фуку-чан. Без голливудской улыбки, конечно, и бакенбарды ещё эти ужасные, зато сам по себе хороший такой парень. Из тех, кто брошенных котят из коробок забирает, даже если дома уже настоящий зоопарк, и не строит из себя при этом героя, каких свет не видывал. Араките он правда нравится; он себя с ним чувствует надёжно, защищённо, будто за щитом каким-то, и мысль, что всё это не просто так, грызёт его периодически изнутри. С тех пор ещё, как чутьё подсказало, что Аракита влюбился, а чутью он своёму доверяет безоговорочно.