Юпитер

После пятой тренировки ноги у Аракиты по-прежнему отваливаются. Упав без сил на скамью, Аракита бьёт по ним кулаками, шёпотом клянётся, что ещё чуть-чуть — и уйдёт он из этого дурацкого велоклуба. Заявление напишет, велик продаст, никаких сложностей, разве что времени потраченного жалко будет. Он мог бы, например, с таким же успехом проваляться под солнцем на крыше с баночкой «Бепси», или на мотороллере погонять до городской окраины и обратно, или на учёбе сосредоточиться, в конце-то концов. Последняя мысль смешит, и он сминает колено немножко сильнее. Остальные ребята косятся на него с удивлением и очевидной опаской, но Аракита на них плевать хотел. Ему не интересны их имена, их успехи, их навыки — он умело игнорирует их, чувствует себя диким одиночкой и исправлять это не торопится. Те, правда, тоже: так, болтают себе тихо о чём-то, рыжий пацан раздражающе шуршит фантиками, и всем в итоге хорошо. Аракита сюда ведь не дружить пришёл, а кататься на велике, чтобы было чем забивать свободное время. Как-то проветривать голову, выбрасывать одно за другим ненужные воспоминания, выматываться до крайности и отключаться, едва упав на кровать. Получается пока не очень, да и крутить безостановочно педали, оказывается, та ещё задача. Сложнее даже, чем битой махать и бегать от одной базы к другой, пытаясь схватить победу зубами. Удивительно, как сильно могут уставать ноги. Он стаскивает со ступней велотуфли, рассматривает их придирчиво, ставит на пол. Мозоли на лодыжках, вот повезло, не открылись, так что кровью — пока — ничего не залито. Пальцы неприятно сводит, так что Аракита тщательно растирает их, уложив одну ногу на колено, и шипит, когда по ней проходит небольшая судорога. — Привыкаешь? Фукутоми устало садится рядом, едва вернувшись с трека. В руках у него початая бутылка воды, он ещё не ходил в душ и потому пахнет солёным, терпким потом. Опять наворачивал лишние круги, когда все уже ушли, и Аракита счёл бы это выпендрёжничеством, будь вместо Фукутоми кто-то другой. Кто-то более простой, смазливый, наглый — точно не сын основателя велоклуба, который ежедневно выкладывается на сто двадцать процентов, потому что иначе нельзя. Иначе неправильно, разочаровывающе, далее по списку. Аракита знает, потому что читал буклет академии, видел там знакомую фамилию не единожды, и непоколебимая преданность Фукутоми своей семье его в какой-то степени восхищает. Потомственный гонщик он, надо же. Далеко не в каждом клубе такой есть — и не факт вовсе, что сам Фукутоми от этого в восторге. Как знать, что там у него в голове творится. Нравится ему велоспорт вообще или нет. Аракита подвигается на скамье, давая ему больше места.  — Ни черта я не привыкаю, — отвечает он сухо и меняет ногу, давит большим пальцем на сухожилия. — Одна морока с этими вашими великами и никакого кайфа! Роллер в кошмарах сниться начинает, в ногах сейчас как будто желе, а утром я вообще с койки встать не мог, даже рассказывать стрёмно. — Боль уйдёт, как и дискомфорт. Надо ещё немного потерпеть и просто продолжать ездить, — Фукутоми отпивает воды, вытирает рот внешней стороной ладони. — У тебя есть хороший потенциал универсала, Аракита, над ним надо работать. Развивать его регулярными тренировками, не пускать на самотёк… Я говорил о тебе с капитаном, он со мной согласен. — Потенциал, как же, — Аракита опускает обе босые ноги на пол и смотрит на Фукутоми, опершись локтями на колени. — Я не ради его развития езжу. — Вот и зря. Ты должен стремиться как можно максимально себя реализовать. Тон голоса Фукутоми — ровный, без тени сомнений, — внезапно задевает в Араките некую больную струну, и он вскакивает, бездумно хватает его за воротник джерси, тянет вверх к себе. Вокруг сразу становится тихо, кто-то бросается их разнимать, но Фукутоми предостерегающе поднимает ладонь, и Аракиту не трогают. В карих глазах Фукутоми — почти чёрных, — при этом не читается абсолютно ничего, ноль страха или ответной неприязни. Как будто ему всё равно. Аракита закипает, сердце рвётся у него из грудной клетки. — Я просто хочу забыть о бейсболе, ясно тебе?! — срывается он на хриплый крик. — Мне даром не сдался твой велоспорт. Мне до лампочки твои межшкольные и всякие гонки, и не тебе говорить, к чему мне стремиться! Усёк? — Ты не забудешь бейсбол, пока просто крутишь педали. Если хочешь двигаться вперёд, тебе нужна цель, потому что движение без цели ведёт в никуда, — Фукутоми накрывает его руки своими. Они большие, горячие. Ощутимо сильные. Куда сильнее, чем у Аракиты. — Ты должен хотя бы попытаться. — Не нужны мне твои поучения, каменнолицый, — Аракита сжимает задрожавшие пальцы на его джерси крепче. — Кто ты вообще такой, чтобы я тебя слушался, а? — Человек, который честно тебя победил. И человек, за которым ты сюда пришёл, — Фукутоми продолжает невозмутимо на него смотреть, и от его непоколебимости, от его авторитетности вся злость постепенно гаснет. Оставляет после себя непонятный осадок из растерянности и чувства стыда, жаром приливающего к щекам. — Отпусти меня, Аракита. Аракита медленно разжимает пальцы. Фукутоми не сводит с него взгляд ещё несколько секунд, а потом молча поднимается, забирает из своего шкафчика чистые вещи и уходит. В раздевалке постепенно начинаются неловкие разговоры, словно запах несостоявшейся драки уже выветрился, и Аракита только тогда осознаёт, что всё ещё стоит голыми ногами на ледяном полу. Ругнуться бы как следует, выместить на ком-то эмоции, но он и так уже перегнул на сегодня палку, так что лишь кое-как переодевается, кидает форму в общую корзину с бельём на стирку и сбегает, застегнув рубашку на пару средних пуговиц. Подальше от велосипедов, подальше от внимания, подальше от очередного неудивительного мнения, что он — всего-навсего грубый задира. Впрочем, к моменту, когда он доходит до класса, стыд и растерянность сменяет смущение. Естественно, фыркает Аракита, уронив сумку на парту и усевшись за неё — вполне естественно, что он вспылил. Фукутоми, сам того не зная, напомнил ему бывшего тренера, который тоже продолжал утверждать, что Аракита должен гнаться за успехом. И неважно, что все его броски после той травмы получались неточные. Неважно, что Аракита оставался недоволен собой после каждой тренировки. Неважно было вообще всё, пока он оставался на поле и пытался, пытался, пытался, пока вокруг комом нарастало одиночество. «Тебе всё кажется». «Перебори свою боль». «Со временем ты снова начнёшь бросать без промахов». Он так и не начал. Аракита хорошо понимал, что никогда уже рука не будет слушаться его так же безоговорочно, как раньше, и фальшивые заверения, что это вскоре изменится, только выводили его из себя. Потому-то он и злился, потому-то сломал любимую биту об асфальт, потому-то по привычке не выдержал сегодня. Хотя, чего скрывать, между той ситуацией и нынешней есть огромная разница — кататься на велосипеде Араките сейчас не мешает ничего. Лень разве что, необходимость притирки к новым сокомандникам и адаптация мышц к нагрузкам… Звучит, если подумать, не так страшно, и до конца дня Аракита тщательно обдумывает, бросать ему велоклуб или нет. Может быть, Фукутоми и прав. Он не забудет, пока не отвлечётся, а Аракита ещё в детстве уяснил, что нет отвлечения лучше спорта. На тренировке — матче, гонке, марафоне, — на место рациональности и размышлениям всегда приходят азарт и адреналин, ты действуешь, а не думаешь, и это правда помогает. Особенно, если смотреть только вперёд. Опять же — как говорил Фукутоми. Так что на следующее утро, решив дать себе последний шанс, Аракита всё-таки приходит в раздевалку и молча переодевается, пока Фукутоми не говорит ему ни слова. Зато рыжий пацан, который вчера шуршал фантиками, с улыбкой представляется Хаято Шинкаем и угощает его энергетическим батончиком.