Тango to Evora

Na nhasonho mi é forte Um tem boprotecao Um te so bocarinho E bosorriso Ausencia (CesáriaÉvora, Goran Bregović) В моих снах я силён И ты меня защищаешь. Там твоя нежность И твоя улыбка.

Губы забыто вышептывают слова, пока знакомая мелодия звучит из МP-плеера. На Rodeo Road плотный трафик, но она выехала с большим запасом по времени. … Слова танго, которое они разучивали с Джейме, она запомнила уже после третьего занятия. Песня оказалась очень прилипчивой. Они наперебой то и дело принимались ее мурлыкать или бормотать посреди какого-нибудь разговора. Когда отношения с Джейме оборвались, она однажды разрыдалась прямо в такси, услышав эту мелодию, до полной растерянности напугав улыбчивого, не замолкающего ни на секунду толстяка-водителя. После она заставила себя повторять и повторять эти слова, пока они не превратились в бессмыслицу, просто рандомный, ничего не значащий набор звуков. … Джейме не снился ей ни разу за эти десять лет. Первый раз случился несколько дней назад, после той встречи в ресторане Брентвуда. Во сне, где все было зыбко, приглушенно и в тоже время жарко освещено круглым шаром торшера, они были вдвоем. Она чувствовала его твердую грудь своей спиной, обнимающие руки, теплые и сильные, дыхание на своей шее.Это было так, как будто она вернулась домой, где ее долго ждали. И так горячо, как будто весь мир вокруг сейчас взорвется раскаленным белым шаром торшера на миллионы дрожащих брызг. Она проснулась, ощущая содрогающиеся от оргазма мышцы, и закрыла глаза вновь, проваливаясь обратно в сонное блаженство. … Через один квартал от дорожного указателя на Флоренс-авеню — ее фотостудия. Две недели назад Под, ее ассистент, заявил ей, что на освободившееся время — мисс Бракен заболела — появилась онлайн-заявка. Джейме Ланнистер, сказал он, фотосессия на полтора часа, бизнес-портрет, стандартный пакет. Она поперхнулась кофе. Конечно, можно было отказать. Перепутано время, сбой сайта, сожалеем, но у мисс Тарт все расписано на два месяца вперед, мы внесем вас в предварительный лист ожидания. Она почти услышала, как Под говорит все это своим самым доброжелательным тоном. И промолчала. — А почему нет? — протянула Маргери, когда они вечером заказали себе по чашке матча в ближашей кофейне на углу Флоренс-авеню. — То есть, это ни в коем случае не профессиональный совет, я не консультирую друзей, это запрещено, ты же знаешь. Но… мне кажется, у тебя незавершенный гештальт, ты возвращаешься в ваши отношения снова и снова. Ищешь причины, копаешься в себе. Придумываешь ответы за него. Хотя, между нами, в моих глазах исчезнувшего без объяснений из постели мужчину мог бы извинить разве что Smith&Wesson у виска. Да и то… Бриенна чувствует, как обжигает щеки. — Он прислал тогда сообщение. — Нда, этого уж не забыть, — с сарказмом бормочет Маргери. Своей маленькой рукой она накрывает ее большую ладонь: — Задай ему, наконец, все свои вопросы. И пусть он тебе на них ответит. Чтобы не тащить это прошлое в твою будущую семейную жизнь. Хиль тот человек, который заслуживает, чтобы между вами не было недомолвок. Она была права. Тем более, что с семейной жизнью все было непросто. На вопрос Хиля, тогда, в ресторане, она должна была сказать, вернувшись после танго к столику: «Это Джейме Ланнистер, моя первая любовь. И это ничего не значит для нас с тобой». «Один мой знакомый, давно не виделись», — скомкано и сбито, все еще глухо от непролитых слез голосом ответила она ему. Хиль что-то почувствовал, конечно. Поэтому ни кольца, ни секса в тот вечер не было. Были позже. Бриенна переводит взгляд на лежащую на руле кисть. Тяжелый золотой ободок с сапфиром и тремя жемчужинами вызывающе заметен на ее пальце. Он ей кажется броней. Чем-то вроде шлема с забралом. Как будто нужно было защищаться от Джейме Ланнистера сейчас всеми этими средневековыми штуками. Как будто они могли защитить… мелькнуло где-то на краю сознания, опасно и в то же время маняще. Она не сказала Хилю правду и сегодня утром, когда он по привычке спросил: «Кто у тебя сегодня на фотосессии, милая?» «Мужской бизнес-портрет», — крикнула она ему из спальни, застегивая перед зеркалом винное кружевное бюстье из нового комплекта. Накинула на плечи темно-красную рубашку. Пальцы не слушались от волнения, соскальзывали с мелких, гладких пуговиц. То, что она скрыла правду от Хиля, ее злило, смущало и тревожило одновременно. Скажу позже, решила она, паркуясь возле бизнес-центра, где на первом этаже арендовала помещение под фотостудию. Обязательно скажу. В фотостудии Под уже двигает софтбоксы, она позвала его, хотя могла бы этого не делать. Съемка не сложная. Но она почему-то боится остаться с Джейме наедине. Хочет этого и боится. — Уютно, — Джейме Ланнистер оглядывается по сторонам, пунктуально позвонив в дверь ровно в пять. А она смотрит на него. Она почти забыла о том, насколько он красив. И сейчас осознание этого ошеломляет заново. У них не было совместных фотографий, не считая случайных двух-трех. Что неудивительно, десять лет назад она ненавидела фотографироваться. Да и сегодня может доверить себя далеко не всякому из своих коллег. — Поддерживаю расслабляющую обстановку, –сердце уже начинает частить, и ей самой не расслабиться, это точно. — Может, будешь бокал вина? — Это входит в фотосессию? — он прищуривается, улыбаясь. — Может что-то еще, о чем я не догадываюсь? — Входит, — она отвечает резче, чем хотела бы, намеренно не поддерживая игривую фамильярность в его тоне. — Я, пожалуй, воздержусь, — он проходит к освещенному центру со стулом. — Сюда? — Да, — кивает она. «Пристреливается», делает пробные кадры, проверяя баланс белого. С профессиональной точки зрения эта фотосессия оказывается одной из самых легких. Джейме безупречно и четко выполняет ее короткие указания: «левое плечо чуть ближе ко мне», «повыше подбородок», и вообще ведет себя в качестве модели непринужденно и раскрепощено. Но, несмотря на это, она чувствует, как капли, сбегая, щекочут кожу спины под рубашкой. Щеки горят, и все тело сжато нервным, закручивающимся напряжением. Ей не нравится, как край манжеты сползает на браслет его часов, и она просит поправить. Он делает, но не так, как ей нужно. Ее усталые путанные объяснения не помогают. — Покажи, — требует он. От этого слова и его тона россыпью мурашек по телу ее отбрасывает в ту, первую ночь в палатке, когда она стянула с себя перед ним толстовку, набравшись отчаянной, бог знает, откуда взявшейся смелости. Бриенна делает несколько широких шагов к нему. Касается запястья, сдвигая мешающий край манжеты, скользит по теплой, с жесткими волосками коже, и ей не хочется отнимать руку. Его негромкий выдох над ухом она скорее чувствует, чем слышит. Когда фотосессия заканчивается, кисти сводит от усталости, а внутри все дрожит от накаленного ожидания. — Я могу идти, Бриенна? — Подрик нерешительно топчется у порога, переводя взгляд с нее на Джейме и обратно. Он, безусловно, сразу же понял, что они знакомы, и практически не встревал в разговор. Удерживать его было бы странно, Джейме не преминул бы прокомментировать это в своей обычной, насмешливо-цепляющей манере. — Конечно, Под, до завтра, — кивает она ему. Как только он выходит, Джейме садится на софу в зоне отдыха и вытягивает ноги, всем своим видом давая понять, что уходить пока не намерен. — Будешь кофе? — она подходит к кофемашине. Неловкое молчание хочется как-то прервать. — Спасибо. Вот теперь, пожалуй, не откажусь от бокала вина. Бриенна ставит кружку в кофемашину, делает себе двойной латте, потом достает из шкафчика сверху тонко звякнувшее стекло, откупоривает бутылку. Темно-красное Шато Фонрок расползается по стенкам. Вот теперь понятно, что разговора точно не избежать, но она паникует, не зная, как его начать. — Как дела у твоей сестры? — спрашивает неожиданно для самой себя и оборачивается к нему через плечо. Джейме прищуривается и отвечает медленно, глядя ей в лицо: — Она в Нью-Йорке, уже давно. Вышла замуж. Мы редко видимся. — Так что, больше не проводит кастинг твоих девушек? Или консультирует по видеосвязи? — Она никогда этого не делала, — хмыкает он за ее спиной. — Не верю, — протягивает ему бокал и пальцы вздрагивают, когда он касается их своими на тонкой стеклянной ножке. — Она сканировала меня до костей. Хотя нет, даже не так. Раскладывала до молекул. И каждая молекула была возмутительно недостойна ее брата. Он опять хмыкает со знакомой интонацией «у тебя хорошее воображение». Переводит взгляд на ее руки, держащие чашку с кофе, задерживается взглядом на кольце. — Уже назначена дата? — Да, — кивает она, кофе горчит, как никогда раньше. Она стоит напротив, оперевшись бедрами о высокий столик. — Тринадцатое октября. Джейме молча отпивает вино. — Почему ты выходишь за него? «Это не твое дело», проглатывает она возмущенно, но что-то все же заставляет ответить: — Он меня понимает. Заботится. У нас много общего, и… он нравится всем моим друзьям, отцу. Мне с ним легко, интересно… — Я ждал фразы «потому что я его люблю», — перебивает он, крутя в руке бокал. — А это, — сердце подскакивает к горлу, — не твое дело. Он кивает, как бы соглашаясь с ней, залпом допивает вино, с легким жалобным звяканьем возвращает бокал на стеклянную тумбу рядом с софой. — Наверно. Когда-то было моим. Ты не спрашиваешь, но я скажу, хотя ни одно мое слово не будет свидетельствовать в мою пользу, — он сухо усмехается. — Тогда… утром, я от тебя уехал прямо в аэропорт, рейс в Мадрид улетал в 9:40, видишь, я помню даже это. Багаж уже был там. В Мадриде меня должны были встретить помощники отца и его деловой партнер. Бри, меня всю жизнь готовили к тому, что я — именно я — буду продолжать семейный бизнес. Я это слышал с тех пор, как едва-едва научился выговаривать свою фамилию. Он замолкает, глядя на нее выжидающе, но она не находит, что сказать в ответ. — Отец решил меня отправить в Европу, в наш основной офис в Испании, не дожидаясь, когда я закончу учиться. Решил, что будет лучше — и для меня, и для бизнеса, — если я начну входить в курс дела раньше. Тогда очень сильно обострилась конкуренция на европейском рынке. Я доучился в университете Комплутенсе. Отец сказал, что мне нужно будет остаться в Испании столько, сколько потребуется для компании. Год, два, десять. Я много раз перед отлетом собирался тебе сказать об этом, и не знал как. Да, отправить вместо этого сообщение, мог только полный мудак. Я даже не знаю, какими словами за это можно просить прощение. Я думал, вдруг ты начнешь задавать вопросы. О нас. А я был не готов. Начнешь плакать. Я не выношу женские слезы, Бри. Никогда не мог. В детстве стоило Серсее разреветься, и любая наша игра завершалась так, как хотелось ей. Он снова криво усмехается. Бриенна ощущает себя одеревеневшей, подушечки пальцев уже не чувствуют обжигающий бок кружки. — Хорошо, — она сглатывает. «Вдруг ты будешь плакать?» Внутри все клокочет от ярости. Конечно, черт подери! Потому что это было больно, Джейме! Усилием воли проглатывает комок, чтобы чего доброго, не разрыдаться прямо сейчас. Это было бы слишком после его слов. — Но потом. Когда ты уже не мог увидеть моих слез. Потом, что? Почему ты не позвонил мне? Я… «Я хотела умереть тогда». — Потом… — он взглядывает на нее с виноватой тревожностью, почти с опаской. — Потом, в Испании, оказалось очень много разных дел. Много нового. Черт, я не хочу врать, Бри. Много интересного. И полная свобода действий, которую я очень ценил, после стольких лет под колпаком у отца. И я думал, а чтобы дали наши редкие встречи на каникулах, наши разговоры по скайпу, виртуальный секс? — А был не виртуальный? Он, молча, неопределенно ведет плечами. — Можешь считать, что я струсил. — Хорошо, — она отталкивается от столика. — Я все поняла. Дрогнувшей рукой достает второй бокал, наливает вино себе, много, почти до краев. Пьет залпом, как воду. В горле пересохло, и от прохладной, терпкой жидкости сразу становится легче. Ставит недопитое вино на тумбу рядом с его бокалом. За руль теперь не сядешь, но вряд ли в таком состоянии ей вообще следовало садиться за руль. — Ну, а теперь всё? — она намеренно не присаживается, не смотрит ему в лицо, давая понять, что разговор окончен, и он должен уйти. — Превью фото я тебе вышлю на е-майл уже завтра. Сами снимки, согласно договору, получишь в течение месяца. — Нет, не все, — ей видно, как он сцепляет и расцепляет пальцы. Знакомый жест, который он часто повторял, когда волновался. — Мне никто не нужен, кроме тебя. Истеричный смех, пополам со слезами обрушивается на нее внезапно, как тропический ливень, напугав ее саму. Вздрагивая плечами, она неловко хватается рукой за стекло тумбы, и ее бокал с вином летит вниз, вдребезги разбиваясь о железную ножку. Брызги пачкают ее бежевые джинсы, осколки стекла разлетаются вокруг. Опускаясь на колени, она бросается их собирать, почти не видя от слез. – Не надо, послушай меня, ну пожалуйста, я сам, — слышит рядом глухой, совершенно незнакомый голос опустившего на колени Джейме. — Осторожно, Бриенна, ну пожалуйста! Подушечку ладони под мизинцем заливает кровью, она вытаскивает осколок, отбрасывая его на лист бумаги, который держит Джейме. Он ругается сквозь зубы, перехватывает ее ладонь, вытаскивает второй рукой из кармана брюк чистый носовой платок и зажимает его вокруг пореза. Бриенна слышит его тяжелое дыхание, запах лайма и чего-то смутно знакомого, древесного от его кожи.Голова кружится, в нее ударяет разом вино, адреналин, возбуждение, саднящая под кожей боль, и ее стремительно подхватывает этой головокружительной волной, когда он прижимается губами к ее рту. От касания его языка, от бешено бьющегося под ее пальцами пульса на его шее, сердце разгоняется еще сильнее, так, что уже тяжело, невозможно дышать. Где-то там, вспыхивая, гаснут мысли о разосланных приглашениях на церемонию, за судорожно сжатыми веками возникает и исчезает лицо Хиля, и отчаянное «нужно остановиться» оказывается смято мощным, вызывающим дрожь, желанием. Она бросает испачканный кровью платок, обнимает его за плечи, выгибаясь, прижимается грудью, позволяет обхватить себя и приподнять с пола на софу. От их неловких, спешащих движений опрокидывается раскрытая сумка, из нее сыпятся распечатки ее свадебного лукбука, договора на аренду, наброски рассадки гостей, и что-то еще, на что она слепо натыкается рукой, закинув голову под его поцелуями. Губы Джейме прижимаются к шее, к ключицам в распахнутом вороте рубашки, проходят по подбородку, пока пальцы тянут, расстегивая, мелкие неподатливые пуговицы. Ему удается справиться только с верхними, дальше он торопливыми, дергающими движениями спускает рубашку с плеч и она, задыхаясь, выкручивается из тесной ткани навстречу ему. Когда его губы сквозь прозрачное кружево находят сосок и сжимаются на нем, она уже не может не стонать. — Бри, ты же хочешь? — шепчет он сумасшедше и умоляще, тяжело переводя дыхание. — Я не хочу останавливаться. Не смогу, я… вообще не смогу больше без тебя. Вместо ответа она тянет руками край его рубашки из-под ремня брюк, ладони бесстыдно и откровенно сползают к его паху. Пальцы Джейме, расстегнув молнию ее джинсов, сминают тонкий, промокший шелк, касаются ее между ног, где влажно, скользко и горячо. И ей кажется, что все эти десять лет без него — просто приснились. Пронзительный звонок ее телефона звучит отрезвляющим, мучительно громким пробуждением. Тяжело дыша, вслепую она пытается найти айфон, хотя Джейме просит хрипло и настойчиво: «не бери». Вызов завершается, но вверху экрана бежит сообщение «Милая, нас ждет Энни, ты не забыла?». Энни, флорист, оформление цветов на столах, голубые гортензии или белые эустомы, они спорили об этом вчера. Каждое из этих слов, впивается в ее растерзанное, оглушенное сознание, с безупречным прицелом дротиков. Она отстраняется от Джейме, вжимая ладонь в его плечо, только сейчас замечая, что на белом рукаве остались алые, уже подсохшие и смазанные следы ее крови. В голове шумит, его руки размыкаются, отпускают, вместе со стремительно накатывающим чувством вины и стыда в мозгу мечется только одно: «что? сейчас? делать?». Снова и снова. Щеки заливает жаром, она поспешно застегивает брюки, собирает на груди рубашку, пытаясь нащупать пуговицы, и старается не смотреть на него. Низ живота еще тянет колышущимися волнами возбуждения. — Я должна вернуться домой, — голос не слушается. — Через 40 минут у нас встреча с флористом. – У нас? — он растерянно поправляет рубашку, голос еще хрипит. — У нас. У меня и у Хиля. Украшения на стол, рядом с приборами гостей. Небольшие букеты. — Мне не нужна лекция о свадебной флористике, я в курсе, как это выглядит. Бриенна молча застегивает пуговицы. Они такие твердые. И мелкие. И так туго вдеваются. Она пытается сосредоточиться на этом. Как будто от того, как она их вденет, зависит исход разговора. — Ты же… — он сбивается. — Минуту назад ты текла под моими пальцами. Выдыхает, хочет добавить что-то еще, но прикусывает нижнюю губу. Она вспыхивает еще сильнее. Вспоминает все, что он сказал ей перед этим, до того, как ее накрыло истерикой. — Я ему расскажу. О том, что у нас с тобой было раньше. О том, что ты вернулся и предлагал возобновить отношения. И что я отказалась. Он ведет глазами вдоль софы с измятыми бумагами. — И про это тоже? — Нет. Про это — нет. Я совру, даже если он спросит, — жестко и решительно отвечает она. Джейме смотрит так, словно не узнает. — Я бы мог взять тебя прямо сейчас, если бы не звонок, — наконец, говорит он. Голос у него дрожит, черные, почти вытеснившие ярко-зеленую радужку зрачки, не мигая, смотрят на нее, словно поглощая, втягивая почти два метра ее роста. — Повторю, чтобы до тебя дошло: я бы мог тебя трахнуть прямо здесь, на твоем свадебном списке гостей. И ты... ты бы мне это позволила. Она протестующе, возмущенно открывает рот, чтобы отрицать: беспомощно, яростно, оскорбленно, из последних сил. Но он не дает вставить ни слова: — Даже не начинай, — скептически морщится, потирает ребром ладони переносицу. — Как бы ты там не научилась врать, но врать мне на этот счет…бессмысленно. Бриенна застегивает последнюю, верхнюю пуговицу у горла. Врать бессмысленно. Но и продолжать разговор — тоже, считает она. — Так вот, Бриенна, — он говорит уже спокойнее. — После всего этого ты считаешь, что через месяц выйти замуж за другого мужчину — это, мать твою, правильное, разумное, взвешенное — черт его знает, что ты там бросала на свои весы — решение? А главное, идущее от искренне любящего сердца? Ну, ответь же мне? Или хотя бы себе. Только лучше уж честно. — Уходи, — она не знает, что сказать еще, чтобы слезы снова не прорвались неконтролируемым потоком. — Уходи прямо сейчас. Пожалуйста. — Хорошо, — скомкав, он берет пиджак в руки. — Но просто, чтобы ты знала: я не собирался и не собираюсь уезжать отсюда без тебя. Входная дверь хлопает, и тогда она снимает кольцо с пальца и зажимает его в кулаке. Опускается головой на руки и расфокусированным взглядом утыкается в не умолкающий от сообщений телефон.