Тихонов вжал чёрный звонок в желтоватый, с подпалинами пластиковый квадрат. Сумрак пропахшей кошатиной площадки разбил надтреснутый дребезг. Дверь открылась почти сразу — отошла, оставляя в серой кирпичной стене пронзительно-белый прямоугольник света.
— Ну? — процедил Круглов, оглядывая программиста.
— Помогите мне.
— С чего бы? — выразительно поднимая залепленную пластырем бровь, бросил майор, но всё-таки посторонился, пропуская Ивана в прихожую. Кивнул в сторону стойки для обуви, но Тихонов резко дёрнул головой:
— Некогда. Николай Петрович, вы должны поменяться со мной местами.
Если он и опешил, то быстро справился с удивлением.
— Тихонов. Если я что кому и должен, то точно не тебе.
— Тогда — вы должны сделать это ради Галины Николаевны.
Круглов прищурился, опёрся рукой о стену, вторую упёр в бок.
— Вероятно, после того, что я скажу, ты опять кинешься на меня с кулаками. Но кто-то должен сказать тебе это. Иван. Хватит портить ей жизнь.
Тихонов раскрыл рот, с языка сорвался почти что мат или, как минимум, откровение, но майор поднял ладонь, приказывая молчать.
— Не отнекивайся.
«Не изгаляйся» — вспомнил Иван. Кажется, Лариса произнесла это точно с такой же интонацией.
— Ты лезешь в её жизнь — уже не в первый раз! — и думаешь, что так будет лучше. Ты действительно считаешь, что ты мудрее взрослой женщины, полковника? Чёрт возьми, ты всерьёз мнишь себя умнее Рогозиной? Иван?
В голосе Круглова звучала язвительная усмешка. Ледяное, звонкое спокойствие Тихонова давало крупные трещины.
— Если кто и может читать мне нотации, — подражая его ядовитому тону, выговорил Иван, — то точно не вы. Я прошу вас — помогите. Это… только ради неё.
— Неё — или тебя? Что ты задумал? Иван, ты не первый год в ФЭС. Пора зарубить на носу, что бывают дела, когда приходится ставить работу выше личных интере…
— Слушайте! — взорвался Тихонов. — Легко вам говорить! В данном случае интерес на вашей стороне, да? Сколько вы этого ждали? А? Сколько бы ни было — я ждал столько же! Даже то, что у вас с ней было до ФЭС…
— Щенок! — рявкнул Круглов, нависая. — Кто тебе позволил рыться в чужих жизнях?
— Работа у меня такая, — скривился Иван. — Так вот, даже то, что когда-то было, а может быть, и не было между вами, не даёт вам никакого права… никаких привилегий…
— Не вздумай трогать, — тихо, холодно, со страшной выдержкой произнёс майор. — Не вздумай вмешиваться. Завтра мы улетаем в Штаты. Ты будешь следить за ходом операции тут. Ты меня слышишь? Слышишь? Если ты этого не сделаешь…
— Что? — почти взвизгнул Тихонов. — Что вы сделаете? Посадите меня в тюрьму?
Его пробивало на истеричный смех, очень хотелось действительно снова броситься на Круглова, но он всё ещё держался, надеясь, что дело выгорит. К тому же — здесь не было Галины Николаевны, чтобы их разнять...
Мелькнула шальная мысль: если довести майора ещё чуть-чуть (он, кажется, и до его прихода уже был чем-то решительно разозлён), тот точно размажет его по стенке. Если повезёт — Иван придёт в себя уже после того, как они улетят. Тогда будет поздно нервничать… А если очень повезёт — возможно, не придёт в себя совсем.
«Развести Круглова на убийство, — Тихонов едва не рассмеялся от этой мысли. — Тоже вариант... сорвать операцию…»
Он снова успокоился; совсем успокоился, вспомнив, что у него всегда есть этот последний выход — из жизни.
— Николай Петрович, — перекрывая громкий голос майора, крикнул Иван. — Я хочу, чтобы вы остались в Москве. Мы поменяемся документами. Никто из принимающей стороны никогда не видел вас вживую. Суматоха приезда, утряска… Пока всё оформят… А когда поймут… Я разберусь там со всем. Вы же знаете, я умею улаживать такие вещи. А вы в это время останетесь в Москве. Я всё продумал. Неделю придётся не светиться, а потом, когда я всё улажу, Галина Николаевна оформит вам отпуск задним числом. Всё будет шито-крыто, я обещаю.
— А ты? Ты, значит, вместо меня полетишь с ней?
— Да, — кивнул Иван, краем сознания примериваясь к прихожей — как лучше отпрыгнуть, если что. — Да. С вашей стороны — минимум усилий. Я дам адрес одного дома в Безвиле, вы сможете пересидеть там неделю. Там искать точно не будут.
— Погоди, погоди, — несвойственной ему интонацией, как-то сдавленно перебил Круглов. — Ты так лихо расписал роли. Положим, заставил остаться в Москве меня, обвёл вокруг пальца ФСБ и ФБР, полетел в Штаты… Но, Тихонов, чёрт возьми… Я раньше считал тебя уголовником и придурком. Работая с тобой бок о бок столько лет, я не могу не признать, что ты лучший в своём деле. Но…
Майор покачал головой, и Иван понял, отчего его голос звучит так странно: Круглов едва сдерживает смех.
— Но… Как ты планируешь объяснить это Рогозиной?
— Никак, — ответил Тихонов. — Поставлю её перед фактом. Всё.
— Вот. — Круглов вздёрнул палец и кивнул. — Вот самая твоя большая ошибка, грабли, на которые ты наступил уже раз дцать и хочешь наступить снова. Пора бы запомнить… Ванька, она никогда не потерпит такого обращения. Она не из тех женщин, которых можно ставить перед фактом. Она не из тех людей, которых можно ставить перед фактом.
— Я справлюсь, — упрямо процедил Тихонов.
— Идиот… — вздохнул майор. — Иди в какой-нибудь бар. Напейся. Протрезвеешь к вечеру, когда всё будет позади.
«Предлагает щадящий вариант», — почти с усмешкой подумал Тихонов.
— Я уже. Плохо кончилось, — произнёс он, как оказалось, вслух. Ответил на недоумённый взгляд: — Хорошо, что вы уже были в Москве. Так что? Вы отказываетесь? Думаете, у меня ничего не выйдет?
— Я тебя прошу не усложнять жизнь ни мне, ни ей, ни всем, кто завязан в этом деле.
Тихонов махнул рукой и повернулся к дверям. Бросил — устало, как будто внутри выключили лампочку:
— Был бы я покрупнее… Сколько раз я хотел вам вдарить, вот прям по-настоящему… За то, что так мурыжите её… До свиданья, Николай Петрович.
— Ры-ыцарь поганый, — услышал он уже этажом ниже. Сказано было негромко и презрительно; Иван посмотрел на часы. Сглотнул, чувствуя, как внутри растёт холодный шар бессилия. Ускорил шаг.
***
— Алло. Руслан Султанович? Иван Тихонов, ФЭС.
В груди вздрагивало и сжималось — так бывало, когда в очередной раз не возвращалась домой мать; и ещё, только сильнее — когда где-то в недрах клиники умирала Лариса, а он сидел, съёжившись, на пластиковом стуле и ничего не мог сделать.
Тихонов шёл упругим, лёгким шагом; сумерки уже загустели, фонари зажглись, и часы на фасаде экспресс-кафе показывали начало десятого. Времени оставалось в обрез.
Время позднее, сказал Султанов. Жду тебя дома. И Тихонов послушно, раз за разом прокручивая в голове будущие слова, шёл к куратору ФЭС.
Султанов жил в неплохом районе недалеко от Кутузовского проспекта; Иван знал об этом и раньше, но никогда не бывал в двухэтажной сталинке сам. Двор оказался мрачноватый, но почти уютный — на широких листьях каштанов блестел рассеянный фонарный свет, тропинка была чисто выметена, пахло ухоженным садом и каким-то сладковатыми цветами вроде бархатцев.
Тесный аккуратный двор, тёмные окна, выбеленные бордюры — всё это так контрастировало с мыслями и с тем, что он собирался сделать, что временами Ивану казалось: всё не взаправду.
Дверь, как и дверь Круглова часом ранее, открылась, раздвинув в темноте ярко-белый просвет.
— Какими судьбами, Иван Фёдорович? — поинтересовался Султанов.
Непривычное «Фёдорович» царапнуло по натянутым нервам. Иван кивнул в знак приветствия, пожал протянутую руку — ладонь у генерала была тёплая и чуть влажная.
— Руслан Султанович, «Дело в Штатах» нужно отменить.
Султанов, точно как Круглов, не показал удивления. Так же отодвинулся, пропуская внутрь, закрыл дверь. Крикнул куда-то в слабо освещённый коридор:
— Мария Николаевна, принесите чаю в кабинет, будьте добры… — И обернулся к Тихонову: — Не здесь. Пойдёмте.
Домашний офис Султанова оказался под стать остальному дому: не слишком просторный, но добротный, аккуратный и обставленный почти аскетично. Не дожидаясь приглашения, Иван рухнул на кожаный диван: сила, так долго державшая на плаву, стремительно уходила.
Куратор ФЭС подтянул стул и сел напротив. Зажёг настольную лампу. Помолчал секунду или две и со вздохом сказал:
— Если бы не личная протекция Галины Николаевны в отношении вас, я бы выслал наряд сразу после звонка Круглова. Но, учитывая, как вами дорожит полковник… ну и ваши заслуги, конечно… Я предпочту сначала выслушать.
— Что там наговорил Круглов? — отрывисто, без обиняков спросил Тихонов. — Что он сказал вам?
— Он изложил ситуацию со своих позиций. А вы, пожалуйста, изложите со своих.
— Рогозина уже в курсе?
— В курсе чего?
— Нашего разговора с Николаем Петровичем!
— Он сказал, что нет. Убедительно попросил не впутывать её в это, если только не останется другого выхода. И это, — Султанов быстро глянул на Тихонова и поджал губы, — зависит сейчас только от вас. Если вы сможете объяснить, что это за переполох накануне решающей фазы операции, — Рогозина ни о чём не узнает. Вы ведь понимаете, Иван Фёдорович, ей сейчас достаточно тяжело. Нам всем тяжело, — качая головой и не давая Тихонову заговорить, повысил голос Султанов. — Но она, в связи с этим делом, испытывает особые сложности.
— Мне необходимо, чтобы Рогозина осталась в Москве. Ей необходимо. Всем! Я разрабатывал эту операцию. Я нашёл ошибку. Мы слишком полагаемся на эту основную стратегию — что она сможет убедительно играть роль домохозяйки, что её не заподозрят. А ведь если та сторона притворится, что верит, если они сыграют на опережение...
— Не ожидал истерик от кого-либо из ФЭС, — с удивлением перебил Султанов. Дверь скрипнула; в кабинет вошла женщина в строгом и простом тёмном платье. Молча поставила поднос, выставила на стол две чашки, чайник на подставке, корзинку с пирожными.
Пирожные! Речь о Рогозиной, а тут…
Тихонов с ненавистью уставился на розовые рыхлые горки, увенчанные вишней. Ровно проговорил:
— Я готов предложить любые деньги.
Султанов заморгал. Расхохотался.
— Машенька, спасибо, идите… Иван! Вы пытаетесь меня купить?
Женщина вышла; Султанов покачал головой.
— Не знай я вас уже столько лет… Иван Фёдорович, идите-ка домой. Успокойтесь. И забудем об этом разговоре. Я сам переговорю с майором. И, обещаю, полковник ничего не узнает.
«Всё будет шито-крыто, я обещаю», — как наяву услышал Тихонов.
— Я спрошу ещё раз, — ровно, железно, с отстранённым удивлением слыша в своём голосе нотки полковника, произнёс он. — Вы можете мне помочь?
С лица Султанова сошла улыбка. Он придвинулся почти вплотную.
— Я отвечу в последний раз: ещё что-то подобное — и вам не поможет никакая Галина Николаевна.
***
Когда Иван выбрался из двора, асфальт уже давила густая осенняя ночь. Враз высосали тепло, краски, влагу. Осталась сухая, саваном шуршащая кутерьма листвы.
— Мама, — неуверенно, сам не зная, почему, зачем, кого позвал он. Мир стоял пустой, притихший. — Мам…
Тишина давила, распластывала по асфальту.
Глотком загнав глубоко внутрь ледяной, парализующий шар бессилия, Тихонов достал сотовый.
— Алло. Оксана. Мне нужна помощь.
И заговорил — отчётливо и быстро, подбирая слова, чтобы не потерять ни одной лишней секунды В горле пересохло, но Иван заставлял себя говорить внятно и без суеты. К счастью, особенно распинаться не пришлось: Амелина всегда схватывала на лету.
— ...У ФЭС слишком большой вес, — на выдохе закончил Тихонов. — Они не смогут проигнорировать предупреждение от лица Службы.
