В погоне за солнцем

Подёрнутая лунным светом темнота окутывала фигуры трёх путников, торопливо направляющихся к городу. Они ехали молча, но тишина, окутывавшая их, казалась тягостной и зловещей. Только глухие звуки летней ночи — стрёкот сверчка и шелест листвы, потревоженной ветром — раздавались во мраке, даже стука копыт не было слышно, и любой человек, столкнувшись с этой угрюмой процессией, невольно подумал бы, что повстречал на пути мертвецов, восставших из могилы и затерявшихся среди живых. А между тем то были совсем не мертвецы, но люди, на душе у которых, правда, царила смертельная тоска. Бэкхён не знал, что именно чувствуют его спутники, однако сам он был совершенно опустошён произошедшим, и лишь усилием воли заставлял себя сосредоточенно следить за дорогой. Мысли скакали и прыгали, то и дело всплывали слова, в гневе оброненные его сестрой, и лицо Чанёля, убитого этими словами. Он вновь и вновь прокручивал в голове случившееся, недоумевая, как невинная поездка в город с Сехëн могла обернуться такими последствиями. В его памяти невольно ожили воспоминания о предыдущей их вылазке на городской праздник ровно год назад. Он вплоть до мельчайших деталей запомнил тот вечер: капли дождя падали ему на лицо, дрожали в саду под тяжестью влаги ветки деревьев, детская радость переполняла сердце. Всего год минул, но принцу чудилось, что прошла уже целая вечность — так много изменилось с тех пор. Он многое пережил: встречу с Чанёлем, поход в Мунчжэ, смерть отца, разногласия с братом. И хотя он всё ещё был тем неугомонным юношей, что сбежал год назад на праздник вместе с сестрой, он всё же был уже не совсем тот, что прежде. Он охватил своим мысленным взором весь прошедший год, и казалось, впервые скоротечность времени предстала перед ним во всём своем ужасном и чарующем величии. Воспоминания вихрем пронеслись в голове — такие чёткие, яркие, будто бы всё это случилось с ним только мгновенье назад. Картина последних двенадцати месяцев его жизни была так насыщенна, изображения так быстро сменяли друг друга, что у него едва не закружилась голова. Но вот события минувших дней закончили свой бесконечный круговорот, и мысли принца вернулись к мрачной действительности. Улыбка, которую он не мог сдержать при воспоминаниях о том, какая неуёмная, по-детски наивная гордость охватывала его, когда год назад он сбежал из дворца на праздник, какое невероятное волнение наполняло его душу, — эта улыбка исчезла с его лица. Как сильно эта их с сестрой вылазка была непохожа на ту, что так сильно восхитила его год назад! Тогда даже брызги дождя были ему в радость. Ночная прохлада и свежий ветерок бодрили и будоражили его. Теперь же ему казалось, что ветер дует мрачно и зловеще, а холод, которого он раньше и не заметил бы, словно обхватывает его своими ледяными руками, забираясь под одежду. В его сердце всколыхнулось дурное предчувствие, и всё же он продолжал ехать вперёд, словно движимый какой-то неведомой силой. Время от времени он поднимал уныло опущенную голову и взгляд его натыкался на широкую сильную спину Чанёля. Принц знал, что виконт теперь уже ни за что не повернёт назад, а значит Бэкхёну оставалось только следовать за ним. Виновница происходящего ехала впереди с высоко поднятой головой, всем своим видом показывая, что ни за что не уступит уговорам отказаться от своего намерения. Бэкхён не переставал гадать о том, что она чувствовала. Была ли она горда тем, что смогла дать отпор? Или же ей было больно и обидно оттого, что родной брат оставил её ради друга? Возможно, она чувствовала сейчас и то, и другое, но Бэкхён не решался спросить её об этом, а она и не собиралась делиться с ним своими переживаниями. Бэкхён невольно ощущал себя виноватым в сложившейся ситуации. Не отступись он от сестры, она не стала бы оскорблять Чанёля. Но, не встань он на сторону виконта, неизвестно, какие бы меры он принял, чтобы задержать их. Кого бы он ни выбрал, он бы в любом случае проиграл. Здесь не было верного решения. Да и сама по себе попытка выбрать между двумя людьми, каждого из которых он по-своему любил, была настоящей пыткой. Поглощённый своими печальными мыслями Бэкхён совершенно перестал замечать, что творится вокруг него, и лишь гул празднующего города и свет огней, мягко сияющий вдали, заставили его наконец отвлечься от своих переживаний. Путники давно уже миновали поросшие лесом окрестности королевского замка, и теперь копыта их лошадей звонко ступали по вымощенным камнями улице. Навстречу тут и там попадались конные и пешие люди. До городской площади, где сейчас уже наверняка царило всеобщее веселье, оставалось проехать немного. — Нужно позаботиться о лошадях, — произнёс Бэкхён, подъезжая к сестре, — поищем место, где их можно оставить. Сехён, прекрасно понимая, что её брат разбирается много лучше её в подобных вопросах, не противилась. — Боюсь только, как бы какой-нибудь плут не увёл наших лошадей из стойла, — обеспокоенно сказал Чанёль, — в такие дни, как этот, город кишит ворами. А наши лошади с их дорогой сбруей сразу бросаются в глаза. Бэкхён мрачно улыбнулся в ответ на эти слова. — Не волнуйтесь, господин виконт, — я знаю этот город как свои пять пальцев. У меня повсюду есть свои люди, всегда готовые мне угодить. Будте спокойны. Следуйте за мной. И принц, не колеблясь, свернул с широкой улицы, ведущей на городскую площадь, в узкий переулочек, ничуть не менее мрачный, чем обычно, но теперь ещё и оглашаемый пьяными выкриками гуляющих горожан. Сехён в нерешительности повернула вслед за братом. Её лицо уже не выражало надменности и презрения. Она вступала в стихию, где была беспомощна, словно ребёнок, — она вступала в дебри столицы, и черты её изображали волнение и тревогу, хотя она всеми силами старалась сохранить свой прежний величественный вид. — Что же ты, сестра? — спросил Бэкхён, видя, что ей не по себе. — Уж не думаешь ли ты отступить сейчас, после всего, что случилось? Ты стольким пожертвовала ради этой поездки. Ты обманула мать и короля. Ты оскорбила честь моего друга. Не дай всему этому оказаться напрасным. Прояви мужество и доведи дело до конца. Сехён нахмурилась при этих словах и хотела было ответить брату очередным резким выпадом, однако именно в этот момент где-то в глубине переулка раздался взрыв такого чудовищного хохота, что слова застряли у неё в горле, а сама она невольно содрогнулась, выдавая свою слабость. На лице её изобразилась мука. В едва озаряемой светом огней темноте Бэкхён видел, как она часто и взволнованно дышала. Он почувствовал, что был с ней жесток. Он хотел было сказать ей: «Сестра, уедем отсюда. Скорее вернёмся в замок», — но внезапно нахлынувшее желание отомстить за Чанёля не дало ему этого сделать. «Не ты ли, сестрица, говорила, что скорее предпочтёшь испугаться бушующей толпы, чем думать о завтрашней женитьбе? Не ты ли хотела окунуться в бурные волны жизни? Так вот же она — жизнь, пугающая, но завораживающая своим страхом. Смотри и любуйся, сестра! Смотри и любуйся». И он поспешил отвернуться от неё, дабы не дать выражению мольбы на её лице погасить пламя гнева, обжигавшее его душу. Сехён, словно приросшая к месту от сковавшего её страха, вздрогнула, когда вдруг услышала спокойный и уверенный голос Чанёля за своей спиной. — Право же, вам не стоит бояться, ваше высочество, — говорил он, — пока я с вами, вы в безопасности. Ваш верный пёс перегрызёт глотку любому, кто посмеет покуситься на ваш покой. Поезжайте вслед за братом и ни о чём не беспокойтесь. Сехён обернулась и поглядела на виконта, однако, хотя слова его были словами утешения, на лице Чанёля не читалось ни капли сострадания. Его глаза горели мрачным холодным огнём, а взгляд резал не хуже ножа. Поэтому слова мужчины отнюдь не успокоили её. Напротив, она ощутила в них угрозу. Сехён не чувствовала, что может положиться на своих проводников, от которых теперь зависело всё. Черты её лица исказила судорога. Она колебалась. В её сердце боролись гордость и страх. Её разрывало изнутри. Она не знала, что делать. «Боже, и зачем я так чудовищно оскорбила этого человека? — в отчаянии думала она. — Ведь он теперь возненавидит меня до конца своих дней. Он никогда не забудет моих слов. А ведь мне предстоит провести подле него весь остаток моей жизни. О Боже, зачем я обидела его? Ведь он ничего дурного не сделал. Почему мой гнев был так силён, что я захотела раздавить его, уничтожить, словно какое-то насекомое? Неужели потому, что всë это время он был так холоден и равнодушен ко мне?..» К той сложной гамме чувств, что испытывала Сехён, прибавилось чувство вины. Она хотела попросить прощения, но не знала, как ей признать себя виноватой, не потеряв лица. «Впрочем, — думала она, — разве не потеряла я лицо, когда позволила себе оскорбить безвинного человека? Не лучше ли будет признать свою неправоту сейчас, чтобы избежать недоразумений в будущем? Но что, если этот виконт воспримет моё извинение как слабость? Вдруг он подумает, что я потакаю ему, что я нуждаюсь в нём? Нельзя допустить, чтобы он думал, будто бы взял надо мной верх». Таково было решение Сехён. Поэтому вместо извинений, она сдвинула брови и произнесла (впрочем, довольно спокойным голосом): — Ну, разумеется, вы будете оберегать меня. В этом заключается ваша священная обязанность. Я потому и позволила ехать вам вместе со мной. С этими словами она направилась за Бэкхёном, понимая, что к более откровенному разговору с виконтом пока не готова. Гордыня её была ещё слишком сильна, и даже страх не мог заставить девушку отступиться от своих прежних слов. «Ничего, я поговорю с ним позже, — подумала она, — когда смогу подыскать нужные слова». Трое всадников двинулись по переулку. Здесь было темно, тесно и душно. В зловещей, пугающей тьме то и дело угадывались контуры лиц и тел, и порой чья-то костлявая, скрюченная рука возникала из окружавшего путников мрака, словно стараясь схватить проезжающих мимо людей. Сехён казалось, что они находятся в аду, и души грешников кишат в темноте, озаряемой тусклым светом. Ей сделалось дурно, на лбу проступили капли пота. Она отвела взгляд от неясных силуэтов, извивающихся во мгле словно многоголовые змеи, и посмотрела на брата, едущего впереди неё. Хотя она могла видеть только его спину, ей всё же стало спокойнее. Она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, а затем приопустила взгляд и тихо зашептала слова молитвы, прося Бога защитить их и оградить от беды. Вскоре переулок закончился, и они оказались на широкой, хорошо освещённой улице с множеством празднично одетых горожан. Сехён вздохнула с облегчением. Эта картина была ей, по крайней мере, знакома. Она хорошо помнила эту улицу — здесь они с Бэкхёном проходили, когда уходили на праздник в прошлый раз. Тогда они были без лошадей и следовали совсем другим путём, но на этой улице были несомненно. Именно отсюда они направились в тот раз на площадь. Пока Сехён воскрешала в своей памяти эти воспоминания, Бэкхён проворно соскочил с лошади и повёл её под уздцы в направлении большого трактира, переполненного, судя по звукам, посетителями. Принцесса и виконт последовали его примеру. — Вы ждите меня здесь, — сказал Бэкхён, — я всё улажу и вернусь. Чанёль, — необычайно серьёзно добавил он, глядя на виконта, — ты отвечаешь за сохранность моей сестры головой. Мужчина поклоном дал понять, что понимает, насколько велика ответственность, на него возложенная, и Бэкхён, бросив на сестру мимолётный взгляд, скрылся за дверью шумного заведения. Внутри трактира было жарко, как в печи, и так тесно, что нельзя было развернуться, однако присутствующих здесь людей это едва ли волновало. Они выпивали, спорили и громко смеялись, не замечая, казалось, никаких неудобств. Появление нового посетителя тут же привлекло их внимание, однако Бэкхён, не заботясь о пьяных выкриках, ему адресованных, сразу направился к хозяину трактира, розовощёкое полное лицо которого сразу же заприметил в конце зала. Тот, видимо, прислуживал какому-то важному посетителю. Он крутился вокруг него словно огромный назойливый шмель, заискивающе ему улыбался и то и дело поддакивал. Приблизившись, Бэкхён понял, почему так суетился трактирщик. Он, судя по всему, обслуживал знатных людей и надеялся на щедрое вознаграждение за свою угодливость. То чрезмерное внимание, которым одаривал хозяин заведения своих высокородных посетителей, невольно заставило и Бэкхёна бросить на них любопытный взгляд. Их было двое, один из них сидел, сильно сгорбившись, и часто кашлял. Пища и вино, стоявшие перед ним, были не тронуты. Лица его Бэкхён разглядеть не мог, так как незнакомец с ног до головы был закутан в плащ, несмотря на духоту. Зато лицо его спутника Бэкхён не только хорошо разглядел — оно даже на секунду показалось ему знакомым, однако он никак не мог вспомнить, где его видел. «Впрочем, мало ли людей я встречал на улицах столицы? — подумал принц. — Нет времени думать о подобных пустяках. Нужно заняться лошадьми». Он окликнул трактирщика, и тучный мужчина недовольно обернулся. Он, видимо, был крайне удручен тем, что кто-то прерывает его попытки стрясти побольше денег со знатных посетителей. Однако, стоило ему только увидеть Бэкхёна перед собой, как лицо его в один миг просияло, и он рассыпался в приветствиях столь сердечных и восторженных, что, казалось, готов был расплакаться от переполнявших его чувств. Он мог бы выражать свою радость бесконечно, однако Бэкхён, в распоряжении которого было не так много времени, быстро прервал его. — Мне нужно место в конюшне для трёх лошадей. И смотри, чтобы они были как следует накормлены — я могу вернуться за ними в любой момент. О деньгах не беспокойся, заплачу вперёд двойную цену, как всегда. А теперь пошевеливайся. — Не извольте беспокоиться, господин, — лукаво улыбнулся толстяк, — я сейчас же распоряжусь, чтобы вашим коням приготовили место. Заботиться о них будут лучше, чем где бы то ни было, уж будьте покойны. С этими словами трактирщик удалился, продолжая загадочно улыбаться. «Вот ведь старый плут», — усмехнулся про себя Бэкхён, глядя ему вслед, как вдруг его окликнул один из дворян, от которых трактирщик не отходил прежде. — Благодарю вас, сударь, за то, что вы избавили меня и моего бедного друга от этого назойливого хряка, — с поклоном произнёс незнакомец, чьё лицо показалось Бэкхёну знакомым, — он совсем нас измучил своими нескончаемыми попытками нам угодить. Бэкхён учтиво поклонился в ответ. — Хоть и я не имею честь быть с вами знакомым, однако я рад, что сумел оказать вам эту маленькую услугу. Однако не будьте уж слишком суровы к трактирщику. Он только лишь зарабатывает себе на хлеб. — Ах, прошу вас, сударь, не беритесь его защищать. Этот жирный боров не замолкал ни на минуту, до тех пор, пока не появились вы и не освободили нас от его общества. Мой друг совсем устал от его бесконечной болтовни. С некоторых пор он не слишком разговорчив, но поверьте, он искренне благодарен вам за то, что вы услали трактирщика куда подальше. Бэкхён снова взглянул на закутанного в плащ человека, которого незнакомец называл своим другом. Его пища и вино по-прежнему были нетронуты, а сам он сидел, опустив голову так, что черт его было не разобрать. — Я рад, что сумел хотя бы таким образом облегчить страдания вашего товарища. Ибо, не сочтите мои слова за грубость, мне кажется, он страдает. Собеседник принца глубоко вздохнул. — Около года назад его тяжело ранили, — принялся рассказывать он, — ему едва удалось выкарабкаться с того света. Однако с тех пор он тяжело захворал. — Мне очень жаль, — искренне произнёс Бэкхён, — судьба жестоко обошлась с вашим другом. Но даже несмотря на это, вы его не оставляете. Это достойный поступок. Незнакомец смутился. — Я лишь делаю, что должно, — сдержанно ответил он, — но толку от меня немного. Я не могу излечить своего друга и вернуть ему здоровье и силы, что были у него прежде. — Не говори так, — послышался глухой, хриплый голос, — это заговорил мужчина в плаще. Слова его едва можно было расслышать в чудовищном шуме трактира, однако они всё же долетали до ушей собеседников, — если бы не твоё присутствие, жизнь казалась бы мне совсем невыносимой. Но благодаря тебе, временами она всё ещё кажется мне вполне сносной. Сказав это, мужчина поднял голову, чтобы взглянуть на своего товарища, к которому, видимо, испытывал искреннее чувство благодарности. Свет лёг на его черты, и Бэкхён наконец сумел разглядеть лицо незнакомца. Оно было чудовищно худым и бледным, с сильно выдающимися скулами. Подбородок и рот мужчины были обрамлены жидкими бородой и усами. Длинные тёмные волосы спадали на плечи. Под глазами его, глубоко запавшими, лежали сизые тени. Он задержал взгляд на товарище лишь на секунду, а затем обратил свой взор на Бэкхёна. Глаза мужчины, и без того казавшиеся огромными на узком измождённом лице, неожиданно стали как будто ещё больше. При этом в них сверкнуло два зловещих огонька, от которых Бэкхёну сделалось не по себе. Мурашки пробежали по его коже. Ему показалось, будто сама смерть заглянула ему в лицо. Бескровные тонкие губы незнакомца дрогнули, словно пытаясь что-то сказать, и вдруг он, прежде совершенно недвижимый, поднялся во весь рост, оказавшись несколько выше Бэкхёна. Не переставая глядеть на него тяжёлым немигающим взглядом, он принялся вслепую шарить руками по столу, а затем у себя на поясе, будто искал оружие. Принц с опаской наблюдал за странным поведением этого человека, которого вдруг начало трясти, словно в лихорадке. Губы его снова беззвучно что-то произнесли, дыхание участилось, но затем последние крупицы силы будто покинули его, и он в изнеможении упал обратно на лавку, всё ещё продолжая дрожать всем телом и вперив почти обезумевший взгляд в Бэкхёна. — Мне кажется, вашему другу нездоровится, — произнёс принц, хотя состояние мужчины сейчас скорее пугало его, чем вызывало сочувствие. — По правде сказать, я впервые вижу его таким, — с волнением ответили ему, — боюсь, как бы у него не начался жар. Как раз в этот момент вернулся трактирщик, и Бэкхён вынужден был оставить своих странных собеседников. Впрочем, внешний вид и поведение мужчины в плаще произвели на него такое сильное впечатление, что он был счастлив проститься с ними. Из трактира он вышел, чувствуя облегчение оттого, что лишился компании этих двоих. И всё же лицо мужчины, закутанного в плащ, продолжало стоять у него перед глазами. Уже были отведены лошади в конюшню, уже двинулись они в сторону главной площади, а эти страшные, искажённые болезнью и печатью скорой смерти черты вновь и вновь возникали перед внутренним взором принца. Ему хотелось поделиться своим волнением с Чанёлем, однако виконт шёл по левую руку принцессы, а Бэкхён — по правую, и принц мог лишь бросать на мужчину косые тревожные взгляды. На душе у него стало ещё тоскливее, чем прежде. Между тем, никто не замечал его тревоги. Она тонула в шуме и блеске огней, путалась в складках чужой одежды, её топтали сотни ног проходящих мимо людей. Никому не было дела до чужих горестей в такой день — все готовились позабыть хоть на вечер о своих собственных бедах. Чем ближе была площадь, тем больше становилось людей. Прежде они текли по улицам тоненькими ручейками, теперь же толпа образовала бурный поток, который нёсся прямо в сердце столицы, где уже начиналась главная часть празднества, которую так ждали весь день, — карнавал. Шумная человеческая река подхватила Бэкхёна, Чанёля и Сехён и стремительно понесла вперёд. Они изо всех сил старались держаться вместе. Принц взял сестру за руку, опасаясь, как бы с ней ничего не случилось в царившей вокруг давке. Она не противилась — у неё просто не было выбора. Наконец человеческий поток замедлился, а затем и вовсе остановился, словно натолкнулся на невидимую плотину, — люди достигли площади и стали разбредаться кто куда, надеясь найти местечко, откуда всё будет как следует видно. К счастью, Бэкхёну и его спутникам не приходилось об этом волноваться. Их высокий статус позволял им смотреть на происходящее из первых рядов. Конечно, суть праздника такова, что граница между людьми разных сословий стирается, однако торжество не успело пока ещё достигнуть своего пика, когда всё перемешивается друг с другом и переворачивается вверх дном. Этому моменту только суждено было случиться, а пока люди безропотно пропускали вперёд тех, чей внешний вид выдавал в них знатных людей. Благодаря этому Бэкхён, Чанёль и Сехён вскоре оказались совсем рядом с центром площади, и могли прекрасно видеть всё, что там происходит. Они успели как раз в тот момент, когда раздались первые звуки флейты и бубна, возвещая начало мистерии. Как непохожа была эта внезапно прорезавшая воздух музыка на всё то, что слышал обычно Бэкхён, как бесконечно далека она была от величественного и внушительного пения органа под сводами собора или изящного и утончённого звучания лютни в королевских покоях. О нет, это была музыка совсем другая — дикая, воинственная, но при этом красивая и завораживающая настолько, что хотелось слушать её ещё и ещё. Вслед за музыкой раздались звучания голосов множества людей — нарядно одетых и с венками на головах. На женщинах были широкие длинные одеяния разных цветов, на мужчинах — свободные штаны и рубашки, такие же разноцветные, расшитые узорами, значение которых было известно только лишь им самим. Все они — и мужчины, и женщины — были с ног до головы увешаны маленькими бубенчиками, которые звенели при малейшем движении и создавали непрекращающийся шум, сливавшийся с музыкой. Голоса певцов поначалу звучали отрывисто и разрозненно, словно нестройный боевой клич, но затем слились воедино, и они затянули древнюю языческую песню, потрясающую своей первозданной красотой. Бэкхён слышал её уже несколько раз, но всякий раз она завораживала его как в первый. Она то убаюкивала его, то призывала вступить в неизвестную битву, и хотя принц не понимал ни слова того древнего языка, на котором её пели, он чувствовал за каждым из них такую невероятную силу, что у него невольно перехватывало дыхание всякий раз, когда он её слушал. Так же случилось и сейчас. Эта песнь, сотканная, казалось, из тихого журчания ручейка, звона оружия, треска пламени и шелеста полей, поглотила его целиком. Он забыл обо всём — о женитьбе Чанёля, о ссоре с сестрой, и даже лицо человека из таверны, так напугавшее его некоторое время назад, совершенно изгладилось в его памяти. Он, казалось, не слышал ничего, кроме музыки, не видел ничего, кроме этих странных людей, чьи голоса то сливались, то звучали по отдельности. Их тела задвигались в такт музыке, и десятки, нет, сотни, должно быть, бубенчиков, висевших на одеждах, лодыжках, запястьях и шеях, зазвенели в такт бубнам. Этот танец был таким же странным, как и песня. Он был то плавным, то резким, то спокойным, то неистовым. Бэкхёна захлестнули чувства. Он ощутил, как ком подкатывает к горлу, а на глазах готовы выступить слёзы. Его всего охватил какой-то неясный порыв. Ему хотелось взяться за оружие, кинуться в бой под воинственные напевы, которые он слышал. Принц невольно взглянул на Чанёля. Тот глядел и слушал внимательно, чуть сведя брови к переносице. — Неправда ли это прекрасно? — хотел спросить Бэкхëн, но слова застревали у него в горле, и он мог лишь смотреть на виконта, надеясь, что они поймут друг друга без слов. Чанёль заметил его пристальный взор, и глаза их встретились. И хотя виконт ничего не сказал, Бэкхён почувствовал, что мужчина оценил своеобразную красоту того, что видел и слышал. А загадочный танец, между тем, продолжался, становясь всё неистовее. Всё громче становилось пение. Глядя на танцующих, зрители подхватывали простые слова их песни и с каждым мгновением на площади становилось всё более шумно. Голоса всего города сливались в единый клич, будто бы все присутствующие читали молитву какому-то могущественному древнему божеству, и только присутствие Чанёля и Сехён удерживало Бэкхёна от того, чтобы не присоединиться к этому странному действу. Впрочем, они и сами, казалось, были крайне увлечены происходящим. Щёки Сехён сияли лихорадочным румянцем, глаза сверкали от переполняющего её внутреннего волнения. Она сжимала свои маленькие кулачки, чтобы невольно не пуститься в пляс вслед за этими загадочными мужчинами и женщинами, продолжавшими непрерывно двигаться под звуки музыки. Но вот круг танцующих постепенно расширился, своими плавными шагами они двинулись к обступившим их плотным кольцом зрителям. Они нежно брали их за руки и с улыбками увлекали в свой хоровод, приглашая присоединиться к общему веселью. Сехён во все глаза наблюдала за этим, и Бэкхён невольно улыбнулся, видя, как сильно она поглощена происходящим. В её чертах страх смешался с азартом, и принцесса, казалось, только и ждала, пока её тоже вовлекут в общий танец, и вместе с тем, этого боялась. Поэтому, когда к ней наконец подплыли ярко разряженные парень и девушка, протягивая к ней свои руки и улыбаясь, она застыла как вкопанная, не зная, что ей делать. Нервы её после событий сегодняшнего вечера были расстроены, ей было страшно, но огонь, горевший в её душе, толкал её вперёд. Она подняла свои тёмные глаза на Бэкхёна, и увидела, что он улыбается. Заметив её взгляд, принц улыбнулся ещё шире и кивнул. Боясь передумать в последний момент, девушка покорно вложила свои ладони в руки тех, кто зазывал её присоединиться к общему хороводу, и её тотчас же увлекли в широкую людскую реку, ни на секунду не прекращавшую своё движение. — Бэкхён… — принц почувствовал руку Чанёля на своём плече; голос виконта был полон тревоги и возмущения. — Не волнуйся, — ответил принц, прекрасно зная, в чём мужчина собирается его упрекнуть, — разумеется, мы не оставим её и последуем за ней. Как раз в этот момент Бэкхёну протянула руки пёстро наряженная девушка с белоснежной кожей и светлыми волосами, в которые было вплетено множество разноцветных лент. Бэкхён улыбнулся ей, затем взглянул на Чанёля и жестом пригласил его присоединиться. Виконт колебался. Видно было до последнего, что он считает ниже своего достоинства снисходить до простонародных забав. Но проследовать за девушкой вместе с принцем, влиться в общий хоровод, было единственным способом не терять принцессу их виду и, следовательно, исполнить свой долг. К тому же виконт видел перед собой глаза Бэкхёна, в которых отражались огни факелов, видел его мягкую улыбку, видел его распахнутую на груди белую рубашку, которая обнажала смуглую кожу, и слышал музыку и голоса, словно пробуждавшие в нём всё дикое и необузданное. Желание до последнего казаться непреклонным было сильно, но желание взять Бэкхёна за руку и присоединиться к этому древнему языческому танцу было ещё сильнее, и Чанёль сдался. Светловолосая девушка увлекла их за собой, в самую гущу толпы. Танец становился всё динамичнее, всё быстрее, вокруг них проносились сотни людей. Перед глазами мелькали чьи-то ленты и юбки, в унисон звукам музыки раздавались тысячи хлопков и шагов. Всё это многообразие цветов и звуков смешивалось воедино, от него начинало рябить в глазах и шуметь в ушах, но Бэкхёна это, казалось, совсем не смущало. Он не в первый раз принимал участие в этом танце, и чувствовал себя словно рыба в воде, двигаясь в такт музыке вместе со всеми. Чанёль даже не успел заметить, когда у принца на голове оказался точь-в-точь такой же венок, как и у артистов, начавших выступление, превратившееся в общий танец. Виконт не замечал царившего вокруг всеобщего разгула и веселья, калейдоскоп ярких красок, царивший перед его глазами, был ему незаметен. Он видел перед собой лишь Бэкхёна, который со своей смуглой кожей и увитыми венком волосами, был похож на фавна из древних легенд. Гибкие и плавные движения его подтянутого тела завораживали. Чанёль даже предположить не мог, что сильное тело принца способно на такую грацию. Он смотрел на него, не двигаясь с места, и никак не мог отвести взгляда. Бэкхён был словно древний бог любви, случайно попавшийся на глаза простому смертному и тотчас же поразивший его сердце своей беспощадной не знающей промаха стрелой. Чем быстрее становился темп танца, тем быстрее он двигался. Он беспрерывно кружился вокруг своей оси, его руки плавно вздымались вверх и опускались в такт музыке, ноги чётко отбивали ритм, с шумом касаясь земли в один момент с ударами бубнов. Принц совершенно забылся в танце, и, казалось, не видел ничего вокруг. Он позволил себе остановиться лишь тогда, когда изрядно запыхался, и сразу же заметил на себе зачарованный взгляд недвижимого Чанёля. Увидев, какое впечатление ему удалось произвести на своего возлюбленного, он громко рассмеялся. — Что же ты застыл, словно изваяние? — громко спросил принц, хватая его за руки. — Я никогда не знал, — в замешательстве произнёс виконт, — что ты можешь быть… таким. — Каким? — улыбнулся Бэкхён. — Неземным. Очаровательным. Ты словно не человек. — А кто же я тогда? — спросил Бэкхён, приближая к нему своё лицо. Его глаза сверкали, словно два алмаза. — Если бы я только знал, — прошептал Чанёль в самые его губы, и Бэкхён крепко его поцеловал, зная, что в такой толпе этой его шалости никто не заметит, а если и заметит, то не придаст никакого значения. Этот поцелуй стал последней каплей для Чанёля, он весь обмяк, его взгляд сделался мягким, черты — расслабленными, и Бэкхён без труда увлёк его в общих хоровод. Они отдались безудержному танцу, позабыв обо всём на свете. Завтрашняя женитьба, Сехён, королевство, — всё было неважно. Они танцевали плечом к плечу рядом с людьми, которых видели первый раз в жизни. Многие из них были, несомненно, намного ниже их по положению, но это их не заботило — слишком заразителен был танец, да и вряд ли они могли думать в этот момент хоть о чём-то другом, кроме как друг о друге. Вскоре они заметили Сехён, танцующую со всеми напротив них, и последние их тревоги развеялись. Она была здесь, совсем рядом, в безопасности, и к тому же, лицо её лучилось весельем. Она смеялась, её волосы, тоже украшенные венком, совсем разметались, но она не прекращала плясать, быстро переступая ногами. Бэкхён даже поразился её ловкости. «Очень даже неплохо для первого раза», — невольно подумалось ему. Этот танец мог бы продолжаться ещё Бог знает сколько, но есть предел человеческим возможностям, и постепенно уставшие и запыхавшиеся, но крайне довольные горожане выходили из хоровода, который становился всё более и более редким. Время от времени в него вливался кто-нибудь новый или возвращался кто-то старый, но большая часть празднующих уже расходилась по местным забегаловкам, чтобы выпить, закусить и поболтать с друзьями и знакомыми. Все заведения так и ломились от посетителей. Многие пили просто на улице, глядя на трюки уличных фокусников и кукольные представления, высмеивающие налоговых инспекторов, священников, придворных и прочих людей, над которыми так любит посмеяться простой народ, чтобы облегчить душу. Бэкхён и Чанёль вышли из хоровода совершенно задыхающимися, но не переставали улыбаться друг другу. — Ты танцуешь, словно медведь, — смеялся Бэкхён, — разве можно быть таким неуклюжим? — Что поделать, — улыбался виконт, откидывая назад влажные от пота волосы, — чего не дал Бог, того не дал. Но, к счастью, у меня есть много других достоинств, способных покрыть моё полное неумение танцевать. Бэкхён игриво улыбнулся в ответ на эту фразу. В этот момент к ним подлетела запыхавшаяся Сехён. — Вот вы где, наконец-таки я вас отыскала, — сказала она, — ох, брат, если бы ты знал, как я рада тому, что я здесь, — она схватила его за руки, — И чего я только раньше боялась? Ну, то есть, мне, конечно, было страшновато поначалу, но я видела, что ты всегда где-то поблизости, и мне сразу становилось легче. Она говорила быстрее, чем обычно, хотя ей едва хватало воздуха, и она никак не могла отдышаться. Взгляд её упал на Чанёля, и она тотчас улыбнулась ему. — Ох, господин виконт, — произнесла она, — мне, право, так неловко за то, как недостойно я повела себя сегодня в отношении вас. Я всё хотела извиниться, но никак не находила слов. Но теперь я знаю, что сказать. Прошу вас, будьте великодушны и простите меня за всё то, что сходило сегодня с моих уст. Не знаю, что на меня нашло. Мне, право, так стыдно, что я готова провалиться сквозь землю. Я бы хотела забрать все свои слова обратно, и принести свои извинения. Я ошибалась. Простите меня, — и она без доли сомнения поклонилась ему, словно простолюдинка, кланяющаяся знатному человеку. Бэкхён не мог поверить своим глазам — чтобы Сехён, гордая и упрямая Сехён, вот так запросто взяла свои слова обратно да ещё и поклонилась человеку, бывшему ниже её по положению… Право, такое поведение можно было приписать только влиянию праздника, где все становились едины, и различия между сословиями стирались, пропадали. Принц с любопытством поглядел на Чанёля, ожидая, какой же будет его реакция. Виконт смотрел на Сехён без доли былой весёлости на лице. Его черты снова заострились, а взгляд, в котором Бэкхён ещё пару минут назад видел любовь и безмятежную радость, стал неуютным и колючим. — Нам завтра с вами предстоит обвенчаться, и я бы не хотел, чтобы мы вступали в брак, питая злобу друг к другу. Поэтому я принимаю ваши извинения, дабы уладить наши разногласия… — Вы очень добры, господин виконт. — …однако нельзя просто так взять обратно слова, оскорбляющие честь другого человека и больно ранящие его. Сказанного не воротишь. Поэтому всё, что вы произнесли, навсегда сохранится в моём сердце и в моей памяти. Когда пронзаешь человека мечом, недостаточно просто вынуть его из раны, чтобы она сразу же затянулась. И даже если она всё-таки потом затянется, шрам всё равно останется навсегда. Былая беззаботность тут же сошла с лица Сехён. Она хотела было что-то возразить, однако так ничего и не сумела вымолвить, и в конце концов поникла в скорбном молчании. Бэкхёну было жаль её, но не признать правоту Чанёля он тоже не мог. Нельзя просто так забыть подобные слова, сказанные в твой адрес. Хорошо и то, что конфликт хоть немного сгладился. — А теперь, ваши высочества, — невозмутимо продолжил Чанёль, — предлагаю направиться прямиком в королевский замок, пока нас не хватились. Надеюсь, здесь вы со мной согласны? Сложно передать все чувства, охватившие Бэкхёна в этот момент. Ещё пару часов назад Сехён подчинила себе волю виконта, теперь же он властвовал над ней с холодным и горделивым спокойствием. Ни одного оскорбительного слова не слетело за всё это время с его уст, он не потерял лица. Сехён же была подавлена своей очевидной ошибкой. Она поддалась чувствам, проявила жестокость, она была несправедлива. Теперь она признала это, склонилась перед ним в покорном смирении, но он не принял до конца её извинений. Принцесса проиграла, и горечь этого поражения была так велика, что сил противиться виконту у неё уже не было. — Мы немедленно отправимся в путь, — тихо сказала она в ответ на вопрос Чанёля, — однако прежде мне нужно поговорить с братом наедине. Будьте добры оставить нас ненадолго, господин виконт. Мужчина бросил быстрый взгляд на Бэкхёна, затем поклонился и отошёл в сторону, на расстояние достаточное для того, чтобы не слышать секретного разговора. — Что вы хотите сказать мне, сестра? — спросил принц, едва только виконт их оставил. — Ох, Бэкхён, если бы я только могла умереть… — Что ты такое говоришь? — он схватил её за плечи. — Какой чудовищный позор! — кажется, она готова была расплакаться. — Виконт теперь будет меня ненавидеть до конца жизни. Никогда я не сумею искупить вины за всё, что сказала сегодня ему. И почему только мы встретились с ним в парке сегодня вечером?.. Но, Бэкхён, прошу тебя, если уж он не сможет меня простить — у него есть на это полное право — хотя бы ты прости меня за мою глупость. — Сестра, — Бэкхён нежно взял её ладони в свои, — мне хорошо известно, что значит поддаться гневу и натворить глупостей. Именно за это не жаловал меня мой отец. Ты поступила жестоко, но теперь, когда мой разум немного успокоился, я не могу тебя в этом винить. Что ещё тебе оставалось делать, когда даже я — твой родной брат — оставил тебя? Будь я на твоём месте, не знаю, что вытворил бы сам. — Боже мой, как же всё глупо, — Сехён прижалась к брату, пряча выступившие на глазах слёзы, — наш брак с виконтом вступит в силу только завтра, а я уже заранее его разрушила. Как я буду жить с человеком, который меня ненавидит, скажи мне, Бэкхён, как? Сехён судорожно вцепилась в плечи брата и пристально смотрела ему в глаза, словно ища в них ответа. — Чанёль — хороший человек, вот увидишь, рано или поздно он простит тебя. — Нет! — в сердцах воскликнула она. — Я не верю. Единожды став врагом этого человека, останешься им до конца. Я так хотела, чтобы этот вечер хотя бы немного облегчил мои страдания, но вышло всё совершенно наоборот. Хотя, признаюсь тебе честно, когда я танцевала там, в этой толпе, я на мгновение почувствовала себя свободной. Всего на мгновение, Бэкхён, но я навсегда его запомню. Оно послужит мне утешением в смерти, ибо завтра, став женой виконта, я в душе умру. — Не говори так, — горячо прошептал принц, заключая сестру в свои объятия, — всё будет хорошо, вот увидишь. Рано или поздно всё обязательно наладится. Господь не оставит тебя. — Не держи на меня зла, Бэкхён. Я очень несчастна. С тех пор, как виконт приехал сюда, в моём сердце поселились отчаяние и ненависть. — Ты тоже не держи на меня зла, сестра. Видит Бог, я люблю тебя и жалею о том, что совсем ничего не могу для тебя сделать. Некоторое время брат и сестра стояли, крепко прижимаясь друг к другу. — Ну, полно, — сказала Сехён наконец, — довольно объятий. Они не спасут меня. Пора принять горькую правду. Девушка отстранилась, и Бэкхён увидел её немного покрасневшее от слёз лицо. — Знаешь, что кажется мне самым обидным? — спросила она. — То, что я не могу с достоинством принять свою судьбу. Ах, ну почему я такая слабая?.. Разве такой должна быть принцесса? Наш бедный отец… Как сильно бы он разочаровался во мне, если бы был жив и знал, что происходит в моей душе. — Все мы слабы, Сехён. И все мы порой совершаем ошибки. Жизнь — великое искусство, и большинство людей овладевают им лишь к старости, а некоторые и не овладевают вовсе. Не стоит винить себя в том, что тебе не удалось пока раскрыть все его тонкости. Живи так, как можешь, и стремись к лучшему, и в конце концов обретёшь мудрость. В продолжение этой речи принцесса глядела на брата с нескрываемым удивлением и любопытством. — Не знала, что ты умеешь так красиво и рассудительно говорить. Бэкхён улыбнулся. — Положим, что я и не умею. Это слова столичного епископа. Он говорил нечто подобное на днях, и я сразу запомнил его слова, потому что они нашли отклик в моём сердце. Повисло молчание. — Пора, — заявила Сехён, — если меня хватятся, наше приключение может всплыть наружу, и тогда мне несдобровать. Уедем же скорее. — Уедем. — Спасибо тебе за всё, Бэкхён. — И тебе спасибо. Обменявшись в последний раз полными нежности и сострадания взглядами, они направились к Чанёлю, который уже давно поджидал их, нетерпеливо расхаживая из стороны в сторону. — Идём, — сказал Бэкхён, приближаясь, — заберём лошадей и двинемся в путь.