***
Время близится к трем часам, поэтому, наконец, можно сделать перерыв на обед. Кристофер по-быстрому выгоняет всех из кабинета, где продолжала кипеть подготовка к мероприятию. Ребята уходят поесть в кафе возле корпуса университета, теперь можно спокойно выдохнуть. Иногда Крис все-таки устает от такого гула вокруг, но его не может не быть, учитывая, что тут почти всегда компания из восьми человек.
В углу комнаты на диване сопит Феликс, который опять вчера до ночи рисовал плакат. Даже когда ему пригрозили, что, мол, нельзя так перетруждаться, тот лишь фыркнул, выводя узоры всё более красочные на бумаге. Хоть Кристофер и привык быть тут один темными вечерами, чужая компания оказалась неожиданно приятной.
Подойдя к кровати, он спящего накрывает пледом и рядом присаживается, с легкой улыбкой умиротворенное лицо рассматривает. Легонько, почти неощутимо кончиками пальцев осторожно убирает упавшие на глаза пшеничные пряди, следит за подрагивающими ресницами, боится потревожить чужой сон. Губы в форме сердечка, немного обветренные и в ранках, Феликс часто кусает их, слегка приоткрыты.
Сквозь сон все-таки чувствуются прикосновения. Инстинктивно Феликс обхватывает чужую руку и к себе тянет, к груди прижимает, обвивая. Немного недовольно фырчит, на что Кристофер тихий смешок выдает, легкое умиление чувствуя. Почему-то делает вывод для себя, что Феликс спит с игрушками, раз так крепко вцепился в него, даже почти не проснувшись.
— Замерз? — шепотом спрашивая, слегка наклоняется, чуть ли носом в плечо не утыкается.
На это Феликс только угукает и ближе к спинке дивана двигается, место сзади себя освобождая. Ясное дело, Кристофер принимает это как предложение и укладывается удобнее, со спины прижимаясь. В объятия сгребает, кутая в плед, макушки касается кончиком носа.
Легкий запах ромашек, солнца и летнего моря. Кристофер почти не дышит — боится. Боится, что Феликс, такой разнеженный и теплый, растворится под пальцами, пропадет куда-то. Кажется, что он сейчас действительно держит солнце в руках. Держит-держит — и отпускать совсем не хочется. В груди приятное умиротворение растекается, пока из мышц уходит всякое напряжение, а расслабление заменяет его. Кристофер прикрывает глаза и не замечает, как проваливается в сон.
Влюбляться немного страшно. Сейчас это уже не ощущается как в пятнадцать лет, морским бризом в лицо и яркими пятнами под веками. Это что-то спокойное, обволакивающее и приятное. Бабочки в животе в момент — взгляды встречаются. Переплетать пальцы кажется привычкой, но в какой момент она появилась, остается загадкой.
Ладошки у Феликса очаровательные — Чан проверял. Они кажутся такими маленькими в собственных больших руках, их держать удобно, словно для этого и созданы. Сам Феликс, кажется, для того, чтоб его оберегать. Укрывать одеялом, целовать веснушки и любоваться улыбкой.
Чувствовать не менее страшно. Наверное, чем старше становишься, тем страшнее привязываться. Не привязаться к Чану — невозможно. Он как из фильма вышел, идеальный пример парня, ласковый, добрый, да еще и умный впридачу. Иногда, Феликсу кажется, что он спит, и это всё просто прекрасный сон.
Они задерживаются допоздна, остаются дольше всех подготавливать реквизит для мероприятия. Оба знают, что просто хотят побыть друг с другом.
Эта молчаливая игра заканчивается в момент, как Кристофер, наконец, заканчивает со своими делами и садится сзади Феликса, что на полу клеит очередной плакат — Джисон случайно порвал пару часов назад.
— Пойдешь со мной на свидание?
В груди приятно сжимается, а следом с губ слетает излишне взволнованный вздох.
— Пойду.
Конечно. Конечно, он пойдет.
Место встречи — уютный парк, совсем недалеко от берега реки. Это оказывается... пикник? Изрядно удивленный Феликс тащит с собой в рюкзаке небольшой лоток, где заботливо сложена порезанная клубника, бананы и прочие фрукты. Внутри себя несет удивление, смешанное с безумным любопытством.
Они лежат на расстеленном на траве клетчатом пледе и долго-долго разговаривают. Голова Феликса — на чужих коленках. Он прикрывает глаза, слушает внимательно, пока Кристофер размеренным и глубоким голосом читает сборник современных стихов на английском.
Первый поцелуй — со вкусом яблочного сидра и клубники. В ушах звенит от звука капающего дождя, который внезапно ливнем обрушается с неба. Это самое абсурдное, что могло случиться, но Феликс смеется и кутается в толстовку которую внезапно
случайно взял Кристофер. Волосы мокрые, неприятно липнут к вискам, а капли стекают под воротник. Несмотря на это, Феликс самый счастливый, когда чужая ладонь греет щеку, а горячие губы касаются собственных.
До дома Кристофера ближе всего. Он переживает, чтоб Феликс не простудился, поэтому отправляет его в горячий душ, выдав чистое полотенце. Сам пока идет чай заваривать, добавляет ромашку и мед, размешивает и оставляет на кухонном столе. Это забота. Забота, которой Кристофер одаривает только самых близких. Кажется, хочется, чтобы Феликс почувствовал, насколько он становится важен. До дрожи в кончиках пальцев, судорожных вздохах в висок и теплых объятий в широкой постели.
Ноги холодные, а поцелуев на щеках так много, что они горят. К каждой веснушке Кристофер касается губами, пока горячими ладонями согревает бедро Феликса, которое тот закинул поверх. Как может быть лучше - и придумать тяжело. Иногда кажется, что это сон, но слишком отчетливо ощущается аромат спелых груш и ванили, наверное, это шампунь. Во сне такого не бывает.
На следующий день Хенджин с усмешкой смотрит на то, насколько сильно велико Феликсу чужое худи. Тот буквально тонет, на подбородок воротник натягивает, запах Кристофера шумно вдыхает и глаза прикрывает. Кажется, что он даже на расстоянии чувствует безумно теплые объятия, когда кутается и прячет пальцы в рукава.
— Он, и правда, тебе настолько нравится?
— Правда, — шепотом отвечает, следом улыбается почти незаметно. — Я чувствую себя живым, понимаешь?
Феликс переживает безумное количество эмоций, когда они с Кристофером находятся один на один жарким вечером августа в квартире на окраине Сеула.
Солнце постепенно опускается, заполняя небольшую кухню светом. Хочется есть голыми руками только что разрезанный сочный персик и целоваться-целоваться-целоваться. Слизывать с губ друг друга сладкие капли, дразнить укусами в шею-плечи-ключицы-куда только можно достать.
Большая кровать с постельным бельем каким-то разноцветным, застиранным, но пахнущим идеальной чистотой. Взгляд глаза в глаза и томный вздох, когда они, наконец, оказываются в спальне, где, вообще-то, планировали ко сну готовиться.
Феликс — сгусток созвездий и рассыпанного по щекам великолепия солнечных поцелуев. Он тает-тает-тает под прикосновениями, дышит так шумно, закрывает глаза и падает на подушки, утягивая за собой в пучину. С губ слетает тихий стон, когда под безразмерной толстовкой рука Кристофера гладит по талии, словно знает, где именно надо трогать.
Всё слишком внезапно срывается с тормозов, когда на ухо раздается доверчивый хриплый шепот, мол, ты не против? Феликс не против. Он хочет. Хочет сейчас всего и сразу, только отчетливо выговорить не может, поэтому ладони укладывает на чужие щеки, вновь утягивает в поцелуй. Обхватывает губами нижнюю, а после верхнюю, проскальзывает языком между. Сердце начинает биться через раз, стоит Кристоферу устроиться между ног и как-то крепко, но безумно чувственно сжать бедро своими крепкими пальцами.
Это оказывается еще лучше, чем в мыслях. Кристофер осторожен, возможно, чересчур, когда целует в шею, кусается, но не метит засосами. От такого хочется заскулить, потому что не хватает, хочется ещё и ещё, но заданный темп менять никто не позволяет. Кристофер не дает спешить, словно хочет каждый миллиметр зацеловать, коснуться носом, щекой потереться. Если бы Феликс сказал, что не фантазировал об этом всем, то соврал бы.
Оторваться от поцелуев тяжело, но хочется уже большего. Тело приятно вздрагивает, Феликс зажимает инстинктивно рот рукой и выгибается в спине, когда Кристофер постепенно выше и выше задирает худи, поцелуями обжигающими проходясь по животу, ребрам останавливаясь возле солнечного сплетения. Касанием губ одарив в очередной раз, наконец, избавляет от верхней части одежды.
Феликс, немного смущенный, растрепанный и с румянцем на щеках выглядит просто прекрасно, когда смотрит снизу вверх, покусывая нижнюю губу. Он цепляется пальцами за широкое плечо Кристофера, когда тот стягивает свою футболку. Осторожно гладит выступающие мышцы, подушечками проходится по рельефу.
Немного ниже талии, на выступающей тазобедренной косточке чувствуется укус. От этого с губ срывается стон, что помогает отвлечься от смущения во время того, как Феликс полностью обнаженным остается.
Но всё не так быстро. Оторвавшись от желанного тела, Кристофер отходит к шкафчику, чтоб на одной из полок взять смазку и сразу же вернуться, спешно прижаться вновь, возвращая тепло. В комнате немного прохладно из-за открытого окна. По спине и бедрам бегут мурашки.
Ладонями Феликс касается массивной шеи, постепенно соскальзывает вниз по гладким мышцам на груди. Чувствует, как бьется сердце под ребрами, и от этого как-то спокойнее становится, появляется ощущение, что они на одной волне, в одной вселенной. Для Кристофера волнительно, что ему так доверяются. Нужно не подвести, но свой лидерский перфекционизм, который не к месту сейчас, он старается запихнуть куда подальше. Вместо этого разгоряченно выдыхает в плечо, где уже успел оставить укус, а после отстраняется внезапно.
Теперь поцелуи на острых коленках и на подрагивающей внутренней части бедра, где кожа самая светлая, чувствительная. В груди — ураган ощущений, чувств. Кажется, сердце вот-вот сгорит, из груди выпрыгнет. Черные кудри приятно щекочут кожу, Феликс запускает пальцы в волосы Кристофера и пропускает между фаланг пряди, оттягивает немного, стараясь справиться с желанием вздрагивать каждый раз от удовольствия. Влажный горячий язык касается головки, а ладонь соскальзывает на заднюю часть шеи, сдавливает от неожиданных ощущений.
Это невозможно.
Кристофер припухлыми от поцелуев губами мажет по стволу, размазывает слюну по длине, скорее дразнится, старается довести Феликса до грани. Заставить попросить. Это приятно.
И Феликс сдается.
— Пожалуйста, пожалуйста... Пожалуйста, я не могу больше.
На губах довольная улыбка от такого сорванного, высокого звука, словно не своим голосом говорил. Совсем немного дразнясь напоследок, Кристофер укус оставляет под коленом и выдавливает смазку на пальцы, растирает между фаланг, согревает, чтоб сильный контраст температур не создавать. Нужно хорошо постараться.
Когда внутрь проникают длинные, узловатые и сильные пальцы, Феликс буквально задыхается. Хватается за простыни под собой и грозится порвать — тонкие. Натянуты, как каждый нерв внутри сейчас, держащийся на одном самообладании, которого не так уж и много остается. Это дискомфортно в какой-то мере, но приятно. Приятно до дрожащих ног и ощущения, как внизу живота приятно сводит. Кажется совсем немного — и Феликс кончится. Рассыплется на атомы прямо тут, от чувств задохнется и не сможет собрать пазл реальности воедино.
Кристофер сжимает собственный член сквозь ткань штанов, старается унять напряжение, потому что нужно ещё совсем немного, чтоб подготовиться. Медленными, переходящими в более резкие и отрывистые, движениями, он растягивает гладкие стенки изнутри и наблюдает, как Феликс стеклянными от удовольствия глазами в потолок смотрит, поджимает пальцы на ногах и дрожит, когда подушечки задевают простату.
Постепенно становится жарче, хоть и солнце постепенно заходит за горизонт. В судорожных вздохах проходят ещё несколько минут до того момента, когда, наконец, обнаженным предстает и сам Кристофер. Феликс не понимает, как он может быть таким красивым. Массивная шея с выступающим кадыком, руки с узором из рельефных мышц, веснушки, что покрывают кубики пресса, крепкие бедра и даже член, на котором выпирают упругие вены. Кристофер — совершенство. Сложно представить, но знает, как ему так повезло. Это чистой воды волшебство, иначе не объяснить никак.
— Посмотри на меня.
Из головы резко исчезают все мысли, Феликс забывает, как дышать, но опускает взгляд и встречается глазами с Кристофером. Тот наклоняется и одной рукой сжимает бедро, глубоко целуя. Шепчет, просит расслабиться, пока гладит по напряженному прессу успокаивающе, сам держась из последних сил. Через мгновение Феликс чувствует, как отпускает напряжение, позволяя гладко проскользнуть внутрь разгоряченного тела.
Он даже не знал, что могло быть что-то чувственней, чем пальцы. Бедра внезапно сводит сладкой судорогой, Феликс от болезненных ощущений хнычет и прячет лицо в изгиб шеи. Напряжение после проникновения отпускает с опозданием, пока Кристофер терпеливо ждет, успокаивающе целует каждый миллиметр лица, пухлыми губами собирает слезы с покрасневших щек.
— Больно?
— Ещё немного, пожалуйста...
Комфорт партнера всегда превыше всего, поэтому лишних несколько минут не составляет труда задержаться. Выдержав терпеливо, получив наконец одобряющий кивок, Кристофер выдыхает судорожно и опираясь рукой возле подушки, сверху нависает.
— Постарайся не отводить взгляд.
Шепот хриплый, судорожный и отвлекает от мгновения, когда внутри происходит первый толчок. От удовольствия, накрывшего внезапно, глаза закатываются, Феликс царапает широкую спину Кристофера и громко несдержанно стонет, уже почти привыкая к его размерам.
Потом ещё-ещё-ещё. В какой-то момент чувствуется прострация, ощущения мешаются в какой-то непонятный комок удовольствия, возбуждения и в уголках глаз вновь слезы скапливаются, только уже от переполняющих эмоций. Кристофер дышит шумно в висок, периодически целует и гладит там, где достает ладонью. Темп из медленного и отрывистого переходит в более сильный и глубокий, что заставляет в какой-то момент Феликса задохнуться. Он одной рукой вцепляется в спинку кровати, а второй за шею обнимает, прислушиваясь, как они дышат в одном ритме. Кристофер подхватывает ногу под бедром и прижимает к чужой груди, чтоб сделать приятнее, войти под другим углом, задевая раздразненную чувствительную простату.
Кристофер из внимания не упускает ни один вдох Феликса, чтоб знать, как ему больше нравится, где потрогать, чтоб сорвать очередной стон, так ласкающий слух. Это все нежность и безграничная забота, которая даже сейчас остро чувствуется. Когда вновь их взгляды пересекаются, в глазах читается только безграничная влюбленность.
Феликс боится пока называть это любовью.
Широкая ладонь накрывает возбуждение, но Феликсу не нужно много. Весь натягиваясь как струна через несколько минут уже быстрого темпа, он кончает с громким стоном, сжимается на члене, до побелевших костяшек стискивая спинку кровати, а свободной рукой оттягивая волосы у корней. Кажется, даже из реальности выпадает, пока Кристофер вплоть до оргазма толкается в него еще где-то полминуты, что кажется самой сладкой пыткой. Тот низко рычит на ухо, когда кончает внутрь, бедрами, в чужие мягкие вжимаясь с усилием. В голове просто вакуум, а кончики пальцев немеют, посылая приятные импульсы.
В ушах звенит, а дыхание перевести, кажется, вообще нереально. Долгие пару минут они лежат, пока Кристофер собирает все силы в кулак, чтоб наконец уткнуться кончиком носа в щеку, а после сесть на кровати и, наконец, выйти из чужого полурасслабленного тела. Он сидит между ног Феликса, что еще дрожат в послеоргазменном ощущении, пальцами осторожно оттягивает ягодицу, чем вызывает на чужих щеках мгновенную реакцию в виде румянца. Сперма щекотно вытекает из покрасневшего от трения входа, Кристофер подушечками подхватывает жидкость и мягко толкается на все фаланги внутрь, заставляя Феликса дернуться и шумно ахнуть, потому что внутри все так растянуто, мокро и чувствительно. Он мгновенно хнычет и сводит ноги, сжимаясь внутри, на что видит чужую улыбку и легкий смешок. Кристофер любуется, желает лишний раз услышать такой сладкий стон.
У Феликса растрепались волосы, все еще лихорадочный румянец и на висках остаются капельки пота. Он такой уязвимый сейчас, разнеженный и теплый, что Кристофер окончательно понимает, что пропал. Влюбился.
Внезапно наваливаясь сверху, в объятиях сжимает Феликса и шумно выдыхает ему в шею. Несколько секунд молчит, а после совсем-совсем немного отстраняется, чтоб коснуться кончиком носа чужого.
— Феликс Ли, ты будешь моим солнцем?
