Хогвартс-Суббота, 2 мая 1998 года
Мерлин с гордостью наблюдал за своей наследницей, дочерью, как она борется и сражается на дуэлях, как она защищает тех, кто младше её, и тех, кто слабее. Он смотрел, как она борется со злом и уничтожает один из самых ужасных и тёмных объектов, которые он когда-либо видел, как в своей жизни, так и после смерти. Если бы его попросили описать одним словом, что он чувствует, он ответил бы — гордость. За все века, что он провёл в загробной жизни, за все века, что он присматривал за своими детьми, его дочь была самой сильной. Она выжила. За тысячу с лишним лет Мерлин стал отцом пятерых детей. Четверо из них вместе с матерями умерли либо при рождении ребёнка, либо до достижения двухлетнего возраста. Но сейчас он наблюдал, как его взрослая дочь, которой скоро исполнится восемнадцать, сражается на войне, которой не должно было случиться. Это не должно было быть так жестоко по отношению к ней. Это не должно было заставить её бороться за свою жизнь, выбирать свою жизнь вместо существования врага. Он видел, как она росла, единственный ребёнок, который уцелел, вероятно, благодаря её сильному магическому ядру и чудесам современной медицины. Он наблюдал, как она проходит маггловскую школу, будучи изгнанницей из-за своего интеллекта и магии. Он посматривал за ней каждый день в Хогвартсе, когда она продолжала доказывать, что кровь не имеет ничего общего с магическими способностями и интеллектом. Она стояла рядом с Гарри Поттером, бедным мальчиком, чья жизнь была разрушена из-за пророчества, которое никогда не должно было сбыться. Он видел её печаль, её счастье, её смех. Он лицезрел, как слёзы текли из-за потери, из-за издевательств, из-за того, что её использовали. Он видел, как проливалась её кровь и как её пытали в гостиной Малфой-Мэнора. Ему хотелось облегчить её боль, облегчить её страдания. Но он гордился ею. Его дочь. Его наследник. Его боец. Его Гермиона. Её красоту признавали не самые близкие ей люди, а те, кто презирал её. Её интеллект соперничал только с одним за её год, и даже тогда она всё ещё выигрывала со своими оценками и остроумными ответами. Её преданность и храбрость были тем, чем он не мог не восхищаться. Её доброта и бескорыстие по отношению к окружающим, даже к волшебным существам. Он не мог потерять её. Он уже потерял четверых детей, четырех сыновей. Он не потеряет свою дочь, даже если это будет означать нарушение правил. Он не хотел. Несмотря на то, что он никогда не разговаривал с дочерью, он любил её всем сердцем. Наблюдая за тем, как она растёт, он узнавал её лучше. Он знал её привычки, мог сказать, когда она лжёт, а когда пытается скрыть свои истинные чувства. Он был в курсе, что её любимый цвет - фиолетовый, а любимый фрукт - груша. Он принимал во внимание, что её любимой книгой была «История Хогвартса», а самым ценным её имуществом была кошка Живоглот, которая, к сожалению, умерла год назад. Нет, он не потеряет её, он защитит её. Он спасет её, а заодно и волшебный мир. И это время пришло, когда он увидел, как её поразило смертельное заклинание, которое в считанные минуты оборвало бы её жизнь. Гарри был крестражом. Гермиона поняла, что больной ублюдок, Тёмный Лорд, сделал с её лучшим другом, и была вне себя от ярости. Когда Поттера привели во внутренний двор замка, все сражения прекратились. Гарри был мертв и лежал в руках Хагрида. Гермиона видела, что Волан-де-Морт говорит, вероятно, насмехаясь над ними, но не слышала ни слова. Её внимание было приковано к Гарри, ярость уже достигла предела. Фред, Джинни, Рон, Луна, Ремус, Тонкс и Симус. Её друзья, её семья - все мертвы. Она видела, как они умирали у неё на глазах. Фред… Когда он был раздавлён стеной, а Перси тяжело ранен, Фред оттолкнул его, когда она завернула за угол. Он умер мгновенно, улыбка всё ещё была на его лице, когда он смеялся над шуткой Перси. Джинни… Беллатриса убила её смертельным проклятием, и в результате Гермиона и миссис Уизли убили Беллатрису вместе, подавив свою гнев и боль. Рон… Рудольфус Лестрейндж убил его древним тёмным проклятием, но Гермиона сразу же узнала его. Рон рухнул на пол, когда проклятие легко прошло сквозь его щит, как будто его там и не было. Оно ударило его прямо в грудь, и кровь хлынула из каждого отверстия. Его рот, его глаза, его нос, его уши. Он утонул в собственной крови в объятиях Гермионы. Она знала ответное проклятие, но не могла добраться до него вовремя, и когда она это сделала, проклятие почти покончило с ним. Через несколько мгновений её одежда пропиталась его кровью, и он был мёртв у неё на руках. Гермиона позволила своей магии взять верх, встала и обратила свое внимание на старшего брата Лестрейнджа. Несколько коротких минут спустя Лестрейндж упал на пол, мертвый у её ног. Луна… Она умерла от удара шальной Авады, она не могла быть уверена, кто её бросил. Безмятежная улыбка и остекленевшие глаза всё ещё были на её лице. Ремус и Тонкс… Они были повержены Фенриром Грейбэком и его стаей. Она издали наблюдала, как их разрывают на части, оскверняют. Но Кингсли и несколько членов ордена справились с ними. Симус… Его убил Долохов. Тем же роковым проклятием, которое он бросил ей на пятом курсе в Отделе Тайн. Он упал на пол, не доходя до неё и пяти футов, лужа крови покрыла мощный каменный пол и намочила её туфли, когда кровь добралась до неё. Гермиона в свою очередь убила Долохова. Она не могла остановить это, свою магию. Гермиона всегда знала, что она не такая, как все, даже когда впервые пришла в Хогвартс. Было что-то необычное в её магии, что-то, что она не могла полностью объяснить. Это было нечто большее… колоссальным. Да, она была сильнее, чем магия других ведьм и волшебников. Когда она выходила из себя, то чувствовала, как магия окружает её в воздухе, умоляя выпустить её и использовать. Она была уверена, что такого никогда не случалось ни с одним человеком в школе. Её способность учиться и совершенствовать магию была неестественной. Гермиона всегда была блестящей ученицей, прилежной и трудолюбивой, и она мгновенно усваивала как магическую теорию, так и практическую. Она произносила заклинания с очень небольшим усилием, и вовсе могла делать это во сне. Она знала, что это ненормально, что-то в ней изменилось, но не знала, что именно, и, честно говоря, не была уверена, хочет ли она знать ответ. Когда Гермиона увидела мёртвое тело Гарри, убаюканное добрым полувеликаном, она огрызнулась, как раньше, когда безжалостно убивала убийц своих друзей. Она крепко сжала палочку, чувствуя, как кожа горит, словно в знак протеста. Она чувствовала, как её магия растет внутри неё, поглощая, пока она не смогла больше сдерживать её, и она не вышла из под контроля наружу и не закружилась в воздухе. Все чувствовали странное и сердитое потрескивание в воздухе, но они не знали, откуда оно взялось. Внезапно кроваво-красные глаза Волан-де-Морта метнулись к ней, и она увидела, как они расширились от удивления, а самодовольная и насмешливая усмешка исчезла с его лица, когда он уставился на неё. Он посмотрел на неё как-то странно, может быть, слегка испуганно? Его глаза оторвались от её глаз, когда Гарри внезапно выпал из рук Хагрида, он упал на пол, прежде чем встать и посмотреть на Волан-де-Морта. Прежде чем она успела это осознать, они оба произнесли свои последние заклинания, и струя цветов яростно столкнулась. Боевые действия вокруг них продолжались, поскольку все понимали, что это определит конец войны, и обе стороны хотели иметь как можно меньше врагов в последствии. Гермиона была втянута в дуэль с Рабастаном Лестрейнджем. Они яростно сражались, он использовал тёмные проклятия, а Гермиона использовала магию, которая была бы сомнительной, считалась серой магией в лучшем случае, если бы была поднята в темах. Она поймала его руку мощным колдовским заклинанием, и её внимание было отвлечено от противника. Гермиона видела, как четырёх первокурсников загнали в угол два оборотня. Она не могла понять, что они там делают, их должны были охранять в подземельях! Её глаза вспыхнули, и гнев, переполнявший её при каждой смерти друзей, вернулся с новой силой. Она рассекла воздух своей палочкой с немалой силой и тёмной магией. Ей пришлось прибегнуть к некоторым тёмным заклинаниям, чтобы выжить. Луч оранжевого света разбил щит Лестрейнджа и ударил его в горло, он упал на пол в луже собственной крови, мёртвый. У Гермионы не было времени размышлять о том, что она снова отняла человеческую жизнь, она должна была защищать первокурсников. Она бросилась бежать, бросаясь между дуэлями и посылая заклинания, где только могла, чтобы помочь тем, кого она миновала. — Бомбарда Максима, — крикнула она, указывая палочкой в сторону двух оборотней, загнавших в угол первокурсников. Их отбросило от первокурсников с такой силой, что они ударились спиной о стену, и, несмотря на весь шум вокруг, она услышала тошнотворный треск сломанной шеи. К её счету добавились ещё две смерти. Она провела первокурсников в замок в первую попавшуюся комнату-чулан для метел. Впустив их внутрь, она закрыла дверь и защитила её как могла, вложив немного своей магии в защиту, чтобы укрепить их. Она повернулась и направилась обратно к битве снаружи, намереваясь закончить то, что начала. Гермиона добралась до внутреннего двора как раз вовремя, чтобы увидеть, как два заклинания Гарри и Волан-де-Морта исчезли, и они оба рухнули на землю, безжизненные. Гермиона закричала от боли, её горло горело, глаза жгло, а грудь словно раскололи и вырвали сердце. В отчаянии она отвлеклась, и ей было послано заклинание. Он ударил её прямо в спину, и она с силой упала на землю. Несколько крестов на коже её спины раскрылись и залились кровью. Гермиона знала это проклятие. Сектумсемпра. Но сейчас все было по-другому, она была поражена Сектумсемпрой во время своего пребывания в Малфой-Мэноре, и она чувствовала разницу в заклинании. Это была модифицированная версия, и она просто знала, что никто не сможет исцелить её. Она собиралась умереть. «Ну что ж, я хорошо побегала», — подумала она, закрывая глаза. Золотое трио было мертво.***
Луг
Гермиона проснулась, прижавшись лицом к чему-то мягкому и тёплому, и это щекотало её щеку и нос. Она открыла глаза и медленно приподнялась, пока не села, прижав руки к мягкой поверхности. Она с любопытством огляделась вокруг и почувствовала, как улыбка тронула её губы. Она была на прекрасном лугу. Гермиона слышала пение и щебет птиц вдалеке, ярко-голубое небо было чистым, и солнце сияло на неё, окружая, как тёплое, мягкое одеяло. Луг был усеян яркими тюльпанами и маками, нарциссами и маргаритками, подсолнухами и лавандой. Трава под ней была самого яркого зелёного оттенка, который она когда-либо видела, мягкая и теплая, щекочущая её пальцы, когда она прижимала к траве свою руку. Она медленно встала на колени и затем поднялась на ноги, её глаза метнулись вниз и осмотрели её новую внешность. Она была босиком, трава под ногами щекотала пальцы ног, на ней был мягкий и простой белый сарафан, доходивший до колен, с короткими рукавами. Юбка слегка развевалась на лёгком ветерке, обдувавшем её кожу, а волосы были уложены в локоны и заколоты на затылке. Не было ни грязи, ни крови, ни ран, но самое главное… не было боли. Она вспомнила битву. Где она и почему ей не больно? Девушка резко повернулась на пятках и огляделась вокруг, когда услышала шум, который, как она была уверена, не принадлежал этому прекрасному лугу. Она увидела мужчину, направлявшегося к ней. Он был одет в светло-голубую мантию, которую оставил открытой, демонстрируя простую белую футболку и чёрные брюки. У него были короткие каштановые волосы, и когда он приблизился к ней, их растрепал ветерок, его светлая кожа, казалось, светилась на солнце, а шоколадно-карие глаза мерцали. У него были добрые черты лица, высокие скулы и яркая улыбка, открывающая совершенно белые зубы. Он тоже не выглядел старым, Гермиона сказала бы, что ему не больше тридцати, а может, и больше. Она быстро опустила глаза, чувствуя себя неловко из-за того, что мужчина был красив, очень красив. Он остановился недалеко от неё, и она подняла голову, чтобы посмотреть на незнакомца, видя, что он был немного выше её. — Я что, умерла? Это и есть загробная жизнь? — спросила она. Это было единственное, что имело смысл. Это было лишь одно возможное объяснение, которое могло бы описать то, что она испытывала. — Нет, дитя моё, это не так, — сказал он ласково. Его голос был мягким и очаровательным, отметила она. — Где я нахожусь? — Ты находишься в фазе перед переходом в загробную жизнь. Ты не совсем мертва, но и не совсем жива. Это трудно объяснить, — усмехнулся он. — Как я сюда попала? — Я привёл тебя сюда. Я спас тебя от смерти, — ответил он. — Но почему? Кто вы такой? — Меня зовут Мерлин. Её глаза расширились, а потом она начала смеяться. Он усмехнулся её реакции. — Нет, серьёзно, кто вы? — спросила она, когда успокоилась. — Я действительно Мерлин, Гермиона, — сказал он ласково. Она недоверчиво посмотрела на него. — Не то, что ты ожидала? — спросил он, приподняв бровь и насмешливо глядя на меня. — Нет, честно говоря, я ожидала, что Мерлин будет в пурпурном одеянии с золотыми звёздами и такой же остроконечной шляпе. Учитывая его возраст, много-много морщин, серебристо-белые длинные волосы и борода, и вдобавок посох со светящимся стеклянным шаром. Он усмехнулся, поднял руку и взмахнул ею в легком дугообразном движении. На её глазах он превратился в точное описание, которое она только что дала. Её глаза расширились, и он рассмеялся, возвращаясь к своему прежнему, молодому и красивому «я». — Это был я, когда был жив, это я, когда был моложе. Теперь, когда я нахожусь в загробной жизни, я могу выглядеть так, как захочу, люди не склонны пугаться моей силы, когда я выгляжу так. Кроме того, мне очень нравится мода этого века, очень удобная. — Ваш диалект отличается от того, каким я его себе представляла, — заметила она, нервно теребя край платья. Она ничего не могла с собой поделать. Она была в присутствии самого проклятого Мерлина! — Я должен идти в ногу со временем, не так ли? Она молча кивнула, прежде чем прочистить горло, чтобы задать следующий вопрос: — Почему вы спасли меня? — Это долгая история, дитя моё. Что ты обо мне знаешь? — спросил он, и на его лице промелькнуло любопытство. Гермиона задумчиво прикусила губу. «Хорошо…» Почти два часа они шли по лугу вместе, и Мерлин подробно рассказывал им обо всём, что произошло в его жизни. Он повествовал о том, как в течение последней тысячи лет он возвращался в страну живых, чтобы создать наследника, и потерпел неудачу, пока, наконец, Гермиона не родилась здоровой. У неё кружилась голова. Мерлин был её отцом! Нет, этого не может быть, её отец - Ричард Грейнджер. Она была похожа на него, она унаследовала его дикие кудри, его любовь к книгам и его ужасное пение. Её матерью была Джин Грейнджер. Она унаследовала свою любовь к кулинарии, улыбку и глупую, но милую привычку каждое утро перекладывать магниты на холодильник, чтобы оставить сообщение. Он не мог быть её отцом, просто не мог. Невозможно! — Это невозможно, — прошептала она. Он смотрел на неё сверху вниз с мягкой и доброй улыбкой на лице и с пониманием в глазах. — Мне жаль говорить тебе, что это не так. Ричард и Джин Грейнджер удочерили тебя, когда тебе было шесть месяцев. Мне грустно сообщить тебе, что твоя биологическая мать умерла в результате несчастного случая. Я могу показать тебе свои воспоминания, если ты хочешь. Гермиона поморщилась, она не хотела этого видеть. — Нет, спасибо, — ответила она. Он усмехнулся, увидев выражение её лица. — Мне нужно немного времени, — прошептала она и опустилась на пол. Мерлин кивнул и сел рядом с ней, достаточно близко, чтобы она чувствовала себя комфортно, но достаточно далеко, чтобы у неё было собственное пространство. «Может ли это быть правдой?» — Подумала она про себя. — «Зачем одному из самых могущественных волшебников на Земле лгать о том, что он мой отец? В этом нет никакого смысла!» Она не знала, как долго просидела в молчании, пытаясь разобраться в своих мыслях и собрать воедино новую информацию о своей жизни, но в конце концов оторвала взгляд от земли и посмотрела на него, изучая его лицо в поисках сходства между ними. Она пожалела, что у неё нет зеркала. Внезапно перед ней появилось ручное зеркало и поплыло в воздухе. Она осторожно протянула руку и взяла его, держа подальше от себя и глядя на своё отражение. У неё были мягкие кудри цвета красного дерева, спадавшие до середины спины, и они представляли собой странную смесь дикого и ручного. У неё была нежная светлая кожа, покрытая шрамами, но шрамы можно было скрыть, по крайней мере, её лицо не свидетельствовало о годах, проведённых на войне. У неё был маленький нос-пуговкой, большие шоколадно-карие глаза и маленькие пухлые розовые губы с идеальной белозубой улыбкой. Она снова взглянула на Мерлина и увидела, что он смотрит на неё с нежностью, и воспользовалась возможностью ещё раз оценить его внешность, на этот раз не торопясь. Светлая кожа, шоколадно-карие глаза, волосы цвета красного дерева и идеальная улыбка. Она ещё раз посмотрела на себя в ручное зеркало и вздохнула. Она неохотно призналась себе, что действительно похожа на него, даже больше, чем на Ричарда Грейнджера. — Я единственная, кто выжил, твой единственный ребёнок? — тихо спросила она. Он кивнул, и на его лице появилось печальное выражение. — При жизни у меня был сын Эгберт, к сожалению, он умер в возрасте двух лет от болезни. После смерти я вернулся на Землю, чтобы зачать наследника. Он умер в утробе матери вместе с ней. Мой третий ребёнок умер зимой, не дожив до своего третьего дня рождения. Мой четвёртый ребёнок умер в утробе матери. Все они мальчики. Ты мой пятый ребёнок, и ты выжила. Я подозреваю, что это связано с современной медициной, рождение и развитие ребёнка намного безопаснее в этом столетии, и у тебя есть сильное магическое ядро, более сильное, чем у большинства. Я уже потерял четверых детей, четырех сыновей. И не собираюсь терять свою дочь. Я не потеряю тебя. — Мне очень жаль, — сказала она. Он улыбнулся и кивнул. — Я рад, что ты выжила. Я смотрел, как ты растёшь. — она удивленно посмотрела на него, и он усмехнулся. — Я видел, как ты произнесла своё первое слово, сделала первые шаги, прочитала свою первую книгу, твою первую магическую вспышку, твоё первое заклинание. Я видел всё это, я был там на каждом шагу, наблюдая за тобой. Ты не могла видеть меня, но я всегда был рядом, и ты никогда не была одна, дитя моё. Я думаю, это многое говорит о тебе, о том, что ты выжила. Ты предназначена для великих дел, ты совершишь великие дела. — Я убивала людей, — сказала она с отвращением к самой себе и почувствовала, как слезятся глаза, когда каждая жизнь, которую она забирала, вспыхивала в её сознании. Зло или нет, но она убила их. — Ты спасала жизни, ты защищала людей, ты делала то, что было необходимо. Я не могу не гордиться тобой. — Я использовала тёмную магию. — Нет ни тёмной магии, ни светлой. Магия - это просто магия. Это просто так. Важно то, что человек делает с ней. Если заклинание сложное и архаичное, это ещё не значит, что оно тёмное. Только потому, что оно может нанести ущерб или вред, не означает, что оно тёмное. Простой Акваменти может быть использован, чтобы утопить кого-то. Простое Редукто может разнести человека в пух и прах, если за ним стоит достаточно эмоций и силы, — объяснил он. Она знала, что именно так они с миссис Уизли убили Беллатрису. Их эмоции, их печаль, горе и гнев питали их магию, и она бурно отреагировала, когда они столкнулись, мгновенно убив Беллатрису. Гермиона подумала, что с ней что-то не так, когда ей стало грустно оттого, что Беллатриса не пострадала заранее. — Но те, кто практикует тёмную магию, не могут вызвать Патронуса, это убьёт их. — Это правда, — кивнул он. — Однако, как я уже говорил, важно то, что ты делаешь с заклинанием. Если ты используешь магию для ужасных действий, магия станет тёмной. «Тёмная» магия заражает. Она может завладеть человеком, отравить его. Насколько я понимаю, ты была свидетелем этого не раз в своей жизни. Гермиона кивнула в ответ. Она могла бы привести несколько примеров: Волан-де-Морт, Беллатриса, Рудольфус и Рабастан Лестрейндж, Долохов, Грейбэк, она могла бы продолжать до бесконечности. — Так кто же я? — спросила она, меняя тему разговора и глядя на ячменный месячный шрам на руке. Уродливая красная и неровная надпись гласила: «Грязнокровка». Его взгляд упал на её руку, и, увидев боль, причиненную дочери, он почувствовал, как его охватывает гнев. Он уже давно не чувствовал гнева, и ему потребовалось время, чтобы успокоиться и взять себя в руки. — Ты полукровка, твоя биологическая мать была магглом. — Почему маггл? — с любопытством спросила она. — Во-первых, все матери моих детей были ведьмами. У меня сформировалась закономерность. Во-вторых, я хотел, чтобы ты поняла оба мира - маггловский и магический. Я хотел, чтобы ты испытала и стала свидетелем различий, чтобы показать тебе, что маглы не так уж сильно отличаются. Ты можешь легко выжить в обоих мирах, у тебя есть знания о магии, но также и о маггловских традициях, истории, искусстве, образовании, политике, правоохранительных органах, путешествиях, поведении и манерах. Я знаю, что ты невероятно умная молодая женщина. Как это Дамблдор снова назвал тебя? Ах. Правильно, «Самая блестящая ведьма вашего времени», — он гордо улыбнулся ей. — Я горжусь тобой, Гермиона. За каждую улыбку и смех, за хмурый взгляд и слёзы. За каждое доброе замечание или бескорыстный поступок. За каждое произнесенное заклинание - «тёмной» и «светлой» магии. - За каждое дружелюбие и обретенную любовь. За всех, кого ты защитила или кого тебе пришлось уничтожить. — Что я здесь делаю? — спросила она, чувствуя, как румянец заливает её щеки при этих словах. — Война, в которой ты сражалась не должна была произойти. Пророчество, касающееся твоего лучшего друга, не должно было выплыть наружу. Мы наблюдали, но не могли вмешаться. — Мы? — с любопытством спросила она. — Да, мы. Старейшины. Мы наблюдаем за миром, но не вмешиваемся без крайней необходимости. Эта война никогда не должна была произойти, но мы знали, что Волан-де-Морт будет побеждён, однако не знали, чего это будет стоить. — Старейшины? Он улыбнулся ей. — Всегда в поисках знаний, как и я в своё время, — усмехнулся он. — Старейшины состоят из самых могущественных ведьм и колдунов, которые когда-либо ходили по земле. — Например, кто? — Я не должен был тебе говорить, — весело ответил он. — Ты также не должен был мешать мне умереть, — выпалила она в ответ. — Я понимаю, к чему ты клонишь, — усмехнулся он. — Кроме меня здесь есть Цирцея, Геллерт Грин-де-Вальд, Альбус Дамблдор, Салазар Слизерин, Годрик Гриффиндор, Хельга Хаффлпафф, Ровена Равенкло, братья Певерелл и Моргана Ле Фэй. — Звучит забавно, — саркастически заметила она. Он рассмеялся над ней. — Иногда случаются ссоры, но по большей части все прекрасно ладят. — Опять же, почему я здесь? — Я хочу изменить события, которые произошли, я хочу прекратить страдания, которые испытывали ты, твои друзья и весь мир. Мы должны были вмешаться задолго до того, как это случилось. Мы следили за Томом Риддлом с самого его рождения, его магия была иной с самого момента рождения. — Я уверена, что Слизерин горд, — пробормотала она, и он нахмурился. — На самом деле он был разочарован поведением последнего живого наследника Слизерина. — Её глаза метнулись к нему. — Салазара совершенно не понимают. — Он хотел изгнать маглорождённых из волшебного мира. Он не считал их достойными этого. Он держал опасное существо под школой. Существо, которое заставило меня окаменеть. — Он сожалеет, что ты пала жертвой Василиска. Салазар не испытывал ненависти к магглорождённым, он просто опасался их. В те времена ведьм и колдунов было немного, они скрывались. Он путешествовал, когда встретил ведьму, ведьму, которая могла манипулировать вещами вокруг неё, включая тело. —Трансфигурация? — Верно, — гордо подтвердил он. — Он хотел, чтобы она присоединилась к нему в его путешествиях по миру в поисках новых ведьм и волшебников. Однако, прежде чем они смогли уйти, ведьма была жестоко убита магглами, которые видели, как она превращается в свою Анимагическую форму. С этого момента Салазар возненавидел магглов, он понял, что они представляют угрозу для нашего вида. Когда он создавал Хогвартс вместе с другими, он не хотел принимать магглорождённых из-за их связей с маггловским миром. Идеалы и верования были серьёзно утрачены с годами, переводы были неправильно истолкованы. — «Китайский шепот*», — сказала она, нахмурившись. — Это я могу понять, но почему Василиск? — Это было для защиты. Защита студентов и персонала, чтобы защитить замок в случае нападения маглов. Именно поэтому Хогвартс находится в центре Шотландских гор, вне поля зрения. Мы видели, что кровь не связана с магическим потенциалом, силой и способностями. Дамблдор, Риддл, Гарри, ты, — перечислил он. — Я? Он улыбнулся ей. — Мы оба знаем, что ты сильнее большинства волшебников. Причина в том, что у тебя очень сильное магическое ядро, а я твой отец. — Я всегда знала, что я другая. Даже в Хогвартсе. Я могла творить заклинания, которые не мог никто другой. Я прочитала магическую теорию и полностью её поняла. Потребовалось несколько попыток, чтобы усовершенствовать новое заклинание. Это было легко для меня. — Все опасные стычки, которые у тебя были за эти годы, большинство из них должны были убить тебя. — она растерянно посмотрела на него. — На пятом курсе тебя поразило проклятие Антонина Долохова, и хотя ты заставила его замолчать, это проклятие всё равно было достаточно сильным, чтобы убить тебя. Причина, по которой ты выжила, была в твоей магии, она поддерживала твою жизнь, пока ты не исцелилась. Малфой-Мэнор, это должно было убить тебя, но твоя магия сохранила тебе жизнь, пока ты не не пришла в себя. Ты особенная, Гермиона, — тихо сказал он. — Но вернемся к сути дела: я хочу вернуть тебя назад, но на этот раз ты будешь готова. — Вернуть? Назад, куда? — Прошлое, я хочу вернуть тебя в школьные годы Тома Риддла. Твоя миссия состоит в том, чтобы остановить его от создания каких-либо крестражей и следить за ним, не дать ему стать тем, кем он стал. — Ты хочешь, чтобы я нянчилась с ним? Он усмехнулся и покачал головой. — Я бы так не выразился, но по существу - да. На следующий год ты останешься здесь со мной. — Он видел в её глазах вопросы, которые она хотела задать. — Ты останешься здесь на следующий год, чтобы я мог учить тебя. Ты узнаешь много магических навыков, которые помогут тебе в твоей миссии и сохранят тебя в безопасности. Я научу тебя Легилименции и Окклюменции, и ты овладеешь ими лучше, чем Северус Снейп, — пошутил он, и она слегка улыбнулась. — Я научу тебя, как использовать свою магию, как сделать заклинание ещё проще, как укрепить защитные щиты и атакующую магию. Я мертв уже более тысячи трехсот лет. Я многое видел в своей жизни и после неё. Я научу тебя заклинаниям, которые давно забыты, о существовании которых волшебный народ даже не подозревает. Я научу тебя беспалочковой и невербальной магии, потому что они будут невероятным оружием в твоём арсенале. — Беспалочковая и невербальная магия чрезвычайно сложна. — Не совсем, ты могущественная, поэтому тебе всё даётся легче, а в моё время волшебных палочек никогда не существовало. Самым близким проводником к палочке был мой посох. Волшебные палочки были изобретены только после моей смерти, поэтому когда-то вся магия делалась без палочек. — её глаза сияли от предвкушения, и он усмехнулся. — Откуда ты знаешь, что я соглашусь на это задание? — Я наблюдал за тобой, я узнавал тебя, я знаю тебя лучше, чем ты сама себя знаешь, я уверен, что ты никогда не откажешься от возможности помочь тому, кто в этом нуждается. И кроме того, у тебя на самом деле нет выбора. Она фыркнула. — Значит, ты будешь обучать меня искусству магии, чтобы я стала такой же, как ты, и через год меня отправят во времена Риддла, чтобы я изменила прошлое? — Именно, с прошлым никогда нельзя связываться, но теперь это необходимо. Здесь время работает иначе. Год здесь будет равен двенадцати минутам на Земле. И ты не почувствуешь потребности ни во сне, ни в еде. Он пройдет быстро, обещаю тебе. Я дам тебе несколько минут, чтобы сориентироваться, а потом мы начнём тренироваться.