****
Гошик всегда казался Диме ребёнком – даже когда вымахал под два метра. Ребёнком, который умеет терпеть. Послушным, хоть порой и способным на сумасбродные поступки. Но чего Дима не ожидал, так это что однажды окажется полностью подмят им. Что почувствует себя невесомой щепкой, увлекаемой чужим желанием, словно мощным течением к водопаду. Да, дело не в собственном наслаждении, которому невозможно сопротивляться, а в силе желания партнёра, которому невозможно отказать. В конце концов… "…я люблю его. И всегда любил… так что могу побыть снизу, раз уж ему так приспичило." Но нельзя сказать, что Дима легко переступает через себя. Однако стоит члену Гошика растянуть его зад, как во рту появляется кислый привкус из-за прокушенной до крови губы. Не из-за боли. А из-за упрямства. Но в какой-то момент ладонь закрывает рот, и пальцы Гошика проскальзывают между зубов. Вцепившись в тряпки, заменившие постельное бельё, Дима зажмуривается, подавляя позыв к сопротивлению и позволяя поймать и сжать свой язык. При этом Гошик продолжает прижиматься сзади, входя глубоко внутрь и доставая чуть ли не до диафрагмы. В желудке поднимается что-то похожее на тошноту, но быстро успокаивается. Это странно, но Дима до сих пор ни разу не ощущал себя настолько желанным… он брал сам. Овладевал. Но сейчас овладели им, и вместе с членом внутрь вдалбливается что-то ещё, проникая сквозь кожу и мышцы прямо в кровь, заставляя её бежать всё быстрей и плавить мозги. Мысли сжимаются до размеров пшеничных зёрнышек и просыпаются в непроглядную тьму, разверзшуюся вокруг. Чувство падения пугает, но вцепившиеся в бёдра надёжные руки, словно стропы, держат на самом краю бездны. Как он выдержал целый год без него? Как не сошёл с ума? Ведь всё, что ему нужно в жизни, это… – Давай ещё? Стащенный и завязанный презерватив улетает в угол, и вместо него Гошик натягивает новый. Только что кончивший Дима осоловело следит за происходящим из положения полулёжа. Дёргается, когда разворачивают и подтаскивают к себе, но послушно поднимает и раздвигает ноги. Упав сверху, Гошик жадно впивается в его губы, наощупь вставляя член обратно. Зад уже немного саднит, но там так горячо, что очень скоро становится всё равно. Сколько они уже здесь? Камин продолжает полыхать, тени метаться по деревянным стенам, а внутренности сплетаться в тугой ком… Разве Гошик всегда был таким страстным? Готовым заниматься сексом вновь и вновь? "Это безумие… я схожу с ума вместе с тобой… но, пожалуйста, пусть это продолжится ещё хоть чуточку дольше." – Дим… – А-ах… м-н-н? – Я тебя никому не отдам. "Да… я тебя тоже…"****
Дрова в камине прогорают ещё до рассвета, как и керосин в лампах, так что холод и темнота быстро заполняют дом вновь. Первое время Дима этого не чувствует – под пледом ему жарко. Но постепенно ноги начинают подмерзать вместе со спиной, и он придвигается ближе к поджавшему ноги Гошику. Хочется спать. С другой стороны, в голове пусто впервые за очень долгое время – и этим состоянием грех не насладиться. Разве что не мешало бы подмыться… или хотя бы обтереться, пока вся эта сперма не засохла… но шевелиться лень. В доме воцарилась кромешная тьма, тут нет даже окон, но сердце бьётся размеренно и спокойно. И почему-то вспоминается подвал, в котором он впервые встретил темноту вместе с Гошиком – сидя тогда рядом с ним, тоже беззаботно спящим, мог ли Дима предположить, как сложатся их отношения? Нет, тогда Гошик был для него всего лишь раздражающим мальком… но если подумать – уже тогда тот демонстрировал упёртость. Однако жизнь под одной крышей заставила парня стать более сдержанным и покорным. "Я ведь и правда относился к нему, как к игрушке… нет, как к питомцу: таскал за собой, иногда баловал, иногда срывал злость, а когда чувствовал, что слишком привязался – игнорировал. Потому что считал это ниже своего достоинства – искренне возиться с приживалой. Но со временем игнорировать его удавалось всё хуже… Чёрт, и тем не менее, в детстве было намного проще…" Проще быть рядом. Вмешиваться в его жизнь. А теперь этот парень взял и сам вмешался, перевернув всё с ног на голову. А потом просто уснул. "Так, ладно. Что мне теперь делать? Ирина уломает свой совет директоров только через неделю… а третьего у меня самолёт в Нью Йорк… большинство рейсов закрыто, сменить не получится… но и Гошика с собой брать нельзя – слишком велик риск заразиться, пусть пока сидит дома и занимается чем-нибудь… в игры играет… Неизвестно, когда смогу вернуться в Россию из-за пандемии, но пусть он будет в безопасности… а там… потом разберёмся." Да, "потом". Как говорится, большинство проблем разрешаются со временем сами, так что иногда благоразумнее просто подождать, чем куда-то спешить и что-то решать. Во сне Гошик разворачивается и закидывает на Диму ногу. Сопение становится ближе и громче. Наощупь протянув руку, Дима касается его подбородка, губ, носа… и возвращает руку к себе, сжав в кулак и прижав к груди. Если бы только у него хватило выдержки держаться от Гошика подальше после возвращения из Англии… смогли бы они тогда нормально жить сейчас? Каждый своей жизнью? "Прости… но теперь я и правда не смогу тебя отпустить." Когда Гошик ушёл в армию… нет, даже когда он ещё только сбежал из их дома в Нью-Йорке – Дима решил, что это его шанс разорвать порочную связь. Но то был самообман. В глубине души он прекрасно понимал: год, два, три или больше – сколько бы времени не прошло, эти чувства, зародившиеся ещё в детстве, не исчезнут уже никогда. Слишком глубоко засели, оплели корнями всё его существо, стали неотъемлемой частью. Но если раньше они лишь тихо гнездились внутри, то два года назад… начали разрывать изнутри. И сейчас Дима вновь чувствует боль в груди – от невозможности что-либо изменить. Если бы только "Бонифация" не существовало… Если бы только он мог просто взять и уехать с ним куда-нибудь подальше, поселиться только вдвоём… "Но смогу ли я жить тихой жизнью? Действительно ли хочу этого? …нет. Мне нравится быть на вершине, мне нравится управлять… я учился этому всю свою жизнь. И больше ничего не умею." Эти и подобные мысли крутились в голове и раньше, но обычно отрывисто, фоном, словно проносимые ветром листья. Не то что бы Дима не задумывался о будущем с Гошиком серьёзно, скорее – не хотел думать, понимая, что всё равно толком ничего придумать не сможет. Но, наверное, настало время взять себя в руки. Настало время рассмотреть варианты… Просто не прямо сейчас. Немного попозже: может быть, через месяц? Через полгода? Да, ещё какое-то время у него пока есть… Внезапно до слуха доносится нарастающий шум, приближается и становится похож на гудение мотора. Машина? Дима продолжает лежать, прислушиваясь, а вот Гошик вдруг резко садится. Выражение его лица не видно, а дыхание – не слышно. Только рука ложится на плечо и несильно сжимает. – Дим, просыпайся. Это за тобой. – Кто? – Илья, наверно. Одевайся. Перебравшись через него, Гошик возится с чем-то пару секунд, а потом резко распахивает дверь, и в дом врывается рассеянный утренний свет. "Как он умудрился найти в этой темноте штаны и да ещё и успел натянуть их так быстро?" Самому Диме требуется намного больше времени, чтобы одеться, и когда он выходит на улицу, Гошик уже что-то обсуждает с Ильёй, вышедшим из служебной машины. – …не совсем точные координаты. Задержка из-за спутника… "Кстати, а ведь сюда вполне могла нагрянуть полиция… он что, совсем этого не боялся?" – Всё нормально, Дмитрий Андреевич? – Да. Откуда ты здесь? – Георгий Степанович позвонил вчера в офис и рассказал, где и когда вас можно будет забрать. "Кто такой Георгий Степанович?" – голова ещё работает плохо, и лишь спустя пару секунд до Димы доходит, о ком речь. А тем временем босой и голый по пояс Георгий Степанович явно вызывает у Ильи кучу вопросов, но стоит расслабленно, словно не чувствуя ни косой взгляд, ни холодный утренний воздух, ни колючую землю под ногами. – Да, всё верно, – кивает Дима, полностью одетый, но даже в пиджаке ему совсем не жарко. – Мы… я решил взять небольшой таймаут. Мать в курсе? – Да, я сообщил ей, Дмитрий Андреевич. – Хорошо.. кстати, на сегодня у меня дел вроде бы нет? – Мне позвонить Клементию и уточнить? – Не надо. Развернувшись, Дима впервые при свете дня окидывает взглядом место, куда привёз его Гошик: похоже на заброшенный посёлок или даже дворянскую усадьбу, но сколько ей лет? Остро пахнет соснами и сырой землей. – Может, устроим шашлыки? – Я не взял с собой мяса, Дмитрий Андреевич. – А моё мы уже съели, – слегка прищуривается Гошик, будто пытаясь прочитать по лицу Димы, серьёзно он или нет. – А далеко до Москвы? – Три часа, Дмитрий Андреевич. – Ну вот, давай сгоняй, заодно и выпить чего захвати… и одежду мне попроще какую-нибудь, мать знает. – Понял. А вы пока… – Посплю. Когда Илья уезжает по заросшей кустарником дороге, царапая бампер и днище, Гошик провожает чёрную машину задумчивым взглядом, потом оглядывается на зелёную семёрку, припаркованную тут же, у полуразвалившейся низкой ограды, и наконец поднимает взгляд на Диму: – Решил продлить выходной? – Хочу побыть с тобой подольше. К тому же я правда не выспался. – Думаешь, я дам тебе поспать? – Куда ты денешься? Гошик смотрит очень серьёзно, явно стараясь не показать, что у самого глаза слипаются от недосыпа, и Дима чувствует, что улыбается.