Upstream / Против течения

****

Гошик потерял счёт времени. Сколько он уже тут? Сколько это всё длится? В теле не осталось ни капельки силы – мышцы превратились в кисель, в голове искрится туман, а член разбух и пульсирует от боли. Странные люди эти мазохисты – ну какое может быть удовольствие в настолько мучительном состоянии? Когда уже сто раз мог бы кончить, но яйца налились свинцом из-за запертой внутри спермы, а чёртова тесьма врезается в плоть, словно стальная нить – кажется, вот-вот, и отрежет хер нахер. "Господи, я больше никогда не буду снисходительно относится к мазохистам – это самые мужественные люди на свете… а ведь меня ещё даже не трахнули…" Изобретательность сценариста поражает. Гошик и понятия не имел, что на свете существует столько способов унизить, заставляя при этом дрожать от возбуждения. Взять хотя бы массажёр с огромной пульсирующей головкой – в какой-то момент показалось, что её в него засунут, однако "палач" прижал адский вибратор к члену – и чёртов стержень, до этого вставленный в уретру, буквально выдавило наружу. И это при том, что удавка у основания так и не позволила кончить. Слишком сильное возбуждение заставляет стонать от боли. А если бы не кляп – то и орать. И плевать, насколько убого это может выглядеть на экране. Какая-то часть Гошика всё ещё стремится сохранить остатки достоинства, но, словно лужа под палящим солнцем, постепенно испаряется, уступая место жару и отчаянью. Можно ли умереть от перевозбуждения? Потерять сознание – точно, ибо Гошика уже пару раз окатывали ледяной водой, возвращая в этот ад. А ведь поначалу он даже собирался им насладиться! "Только не это…" Палач приближается с огромной дубиной в руках, поливая пупырчатый пластик лубрикантом. Дубина вибрирует, внутри её словно вращается сотня шариков. Или это глюк? Сквозь позорные слёзы Гошик уже толком ничего не видит. Да и наполнившая голову кровь мешает сосредоточить взгляд и слух.  Хотя, наверное, так даже лучше. За верёвки дёргают – и низ сменяет верх. Гошик обнаруживает себя развёрнутым к потолку животом.  Зубчики прищепок сильнее впиваются в соски под тяжестью подвешенных к ним грузил. И соски уже ощущаются не как соски, а как единые комки тянущей боли, становящейся всё острей, когда грузила приходят в движение. Но когда движение успокаивается, боль притупляется.  Однако что-то подсказывает Гошику, что всё испытанное скоро покажется лишь детской забавой, и что прижатая к ягодицам дубина скоро доставит ему ещё более яркие ощущения. Сил держать голову нет, и хотя Гошику очень хочется взглянуть в глаза палача сквозь тёмные прорези маски, затылок, словно магнитом, тянет вниз, и остаются одни только ощущения: большое, холодное, скользкое давит всё сильней. Палач удерживает его за бедра двумя руками, упёршись в другой конец дубины животом, и ощущается это… "…как роды наоборот? А меня потом зашьют или так и оставят с порванным задом?" И снова против воли из груди вырывается гудение, подозрительно похожее на жалкий скулёж.  Как вдруг свет тухнет.  "У меня лопнули глаза?" Но исчез не только свет, но и звуки. Музыка умолкла. "…и барабанные перепонки?" Нет, откуда-то доносится шорох, значит, хотя бы с ушами порядок. Давление на сфинктер спадает, пальцы, впившиеся в зад, разжимаются, и в полной темноте раздаётся: – Хэй… что случилось? У палача сильный акцент, но в тишине Гошику удаётся наконец разобрать хоть что-то из его речи.  "Вылетели пробки?" Он без понятия, радоваться или плакать, хотя хочется и то и другое. Однако нахлынувшее облегчение быстро уступает волне ужаса: из-за задержки всё продлится дольше! А если запись не сохранилась, эти изверги ведь могут начать и сначала! "Нет-нет, уж лучше прибейте…" Внутри всё дёргает, стонет и дрожит. Каждая клетка молит о пощаде. Но организаторам шоу до Гошика нет никакого дела – слышно, как палач продолжает допрашивать кого-то невидимого, хотя ответов явно не получает. Внезапно влажную от пота и прочих жидкостей кожу облизывает сквозняком, дверь хлопает, и его оставляют наедине с камерами, помаргивающими огоньками, а значит – скорее всего ещё работающими… хоть и без толку в этой темноте. "Это я такой везучий? …надо будет потом глянуть свой гороскоп на сегодня…" Почему-то вдруг начинают течь слёзы. Они и раньше сочились, но сейчас прям потекли. И из носа тоже. Если бы не дырки в шарике-кляпе… Скрип. Снова дуновение ветра, заставившее замереть и внутренне сжаться. – Гошик? Оказывается, от голоса тоже может быть больно. Словно от полоснувшего по внутренностям хлыста. Словно от тонкой лески, пущенной по венам. Словно от многотонного булыжника, проломившего грудную клетку.  Шаги. Рука, коснувшаяся ноги и скользнувшая выше, к животу, добравшаяся до шеи и наконец остановившаяся на щеке.  – Полиция скоро будет, – негромко, на ухо. – М-н-м… – Если хочешь, чтобы я тебя освободил, кивни. "Почему он спрашивает?!" Голос Димы кажется слишком холодным, слишком злым.  "Он ведь не решил, что я тут по собственной воле?! И что хочу всё это продолжить?!! Или… " Уже приподняв голову, Гошик замирает. А ведь можно сказать, что он здесь действительно по собственному желанию. За час, а может, и несколько часов издевательств над своим телом это как-то вылетело из головы, но ведь он и правда… Полиция? А Максим здесь? Тогда, возможно… "Прости." Расслабившись, Гошик позволяет себе откинуться назад, так и не кивнув. – Уверен? – более низким, чем до этого, голосом, уточняет Дима, всё ещё стоя рядом и касаясь его щеки. Похоже, он наклонился, потому что Гошик чувствует ухом дыхание.  Пальцы мягко поднимаются к губам, подбородку, вновь проскальзывают по шее к груди и замирают, коснувшись крепления на соске. И хоть Гошик попытался сдержать болезненный стон, рядом раздаётся отчётливый скрип зубов. – Почему ты ничего не сказал… С кляпом сложно что-то произнести, а уж дать обстоятельный ответ вообще невозможно. Хотя сначала его неплохо бы придумать. Но как это сделать, если мозг отказывается шевелиться, весь пропитанный облегчением, замешанным на испуге? "Полиция, полиция, полиция… стыд-то какой!" Действительно хочется сбежать. А потом залезть в ванну, под воду с головой. Или напиться до чёртиков. А потом проспать неделю. И всё это – подальше от Димы. Хорошо, что темно, и он его сейчас не видит… Но если и правда сбежать – Крис может остаться безнаказанным. Компромат на других его жертв так и не нашли, так что освободить их невозможно. Конечно, всё ещё существует вариант попробовать привлечь копов, но есть вероятность, что жертвы будут всё отрицать. "Чёрт подери…" Как же страшно выставить себя на посмешище… позволить сотням посторонних увидеть, что с тобой делали, и как ты извивался от боли и удовольствия, словно какой-то червяк, рыдал и стонал, беспомощный, жалкий, убогий… – Спрашиваю в последний раз. Дима останавливается, прижимая ладони к его вискам. Мысли в голове успокаиваются. И на душе тоже становится легче. Чуть напрягшись, Гошик выворачивает шею, так что одна ладонь сама собой соскальзывает на щёку. – Хорошо. Пусть будет так… Снова шаги. Снова сквозняк. Снова хлопает дверь. Внезапно вернувшийся страх хватает за горло, но высушивает слёзы.  "Я просто должен сыграть жертву… и не важно, что я чувствую на самом деле… в кои-то веки примерю шкуру актёра…"