Остаточные осколки

      Очень жарко.       В ночной тишине комнаты слышится сбивчивое дыхание. Мужское почти шипение заглушает женские судорожные вздохи. Мамору нависает над Усаги, лежащей на чуть смятых простынях, и судорожно пытается вернуть себе хоть немного благоразумия. Нет, он не собирается останавливаться — итак прошло уже слишком много времени.       Очень жарко.       Усаги стонет, предвкушая. Она пытливо смотрит, пытаясь уловить взгляд возлюбленного, и нетерпеливо ёрзает, заставляя Мамору хотеть её ещё больше. О каком благоразумии может идти речь?       Очень жарко.       Девушка приподнимается и целует первая, чуть нервно, но пылко, показывая, как сильно сгорает сейчас в агонии. И ей не нужна была пытливая нежность — она задохнётся, если Мамору помедлит ещё немного. И он сам, ощущая это нетерпение, тут же припадает к девичьим губам, глуша сумасшедшие стоны.       Очень жарко.       Он раздевает её, буквально вырывая пуговицы из блузы, а она обхватывает ладонями его плечи, сжимая всё сильнее. Мамору представляет, как ещё немного и Усако будет царапать его спину, закидывать ноги на его поясницу и просить ещё громче, чтобы он не останавливался, и это сносит крышу. Он не хочет торопиться, сделать всё слишком быстро, но Усаги безмолвно просит, сильнее подставляясь под его поцелуи, и Мамору сам понимает, что больше не в силах сдерживаться.       Очень жарко.       На пол летят её кофта и юбка. Усаги стягивает пиджак с плеч Мамору, отшвыривая тот куда-то в сторону. Тянет вверх край водолазки и стонет в поцелуй, будто прося разрешения снять её. А потом сама выгибается навстречу ему, наконец ощущая прикосновение кожи к коже, когда Мамору нетерпеливо пробирается руками под спину и расстёгивает застёжку лифа. Тот тоже отлетает в сторону, и Усаги снова стонет, извиваясь, когда чуть прохладные мужские пальцы касаются и сжимают её грудь.       Очень жарко.       Она хватается за пряжку его ремня, как за спасательный круг, заплетающимися пальцами пытаясь расстегнуть её. Мамору шипит и усмехается, когда Усаги только больше сводит с ума, но не может справиться с застёжкой. Он отстраняет женские руки и скользит ладонью вниз, заставляя ёрзающую Усаги замереть. Отводит в сторону край трусиков, сначала осторожно поглаживая. Девушка выдыхает, сама подкидывая бёдра навстречу движениям Мамору, и смотрит, умоляя. И парень не мучает, сразу уходя глубже, и вводит сразу два пальца, внимательно наблюдая за реакцией возлюбленной. И она снова замирает, ощущая его движения внутри и прикосновения к самым чувствительным точкам, а потом насаживается ещё глубже, возобновляя сумасшедшее дыхание.       — М-Мамору, пожалуйста…       Он слышит её, наклоняется ниже и целует в губы, второй рукой стягивая с себя брюки. И пока его рука всё ещё скользит в ней, Усаги от нетерпения всё же водит руками по спине Мамору, распаляя того ещё больше. Красные следы на его спине, алые засосы на её шее и жар их тел — они оба уже на пределе, и больше не собираются терпеть.       — Усако, — шепчет Мамору, делая первый толчок.       Она стонет всё громче, почти кричит, и в этом крике отчётливо слышится его имя. Усаги забрасывает ноги на талию Мамору, приподнимаясь, насаживаясь ещё глубже и желая быть как можно ближе. Она так долго мечтала об этом — снова быть в его объятиях, принадлежать только Мамору и сходить с ума вместе с ним, деля это их безумие на двоих.       И Усаги крупно вздрагивает, когда всё заканчивается, а после устало опускается на кровать. Прижимается ближе к Мамору, чувствуя его руки на своей талии и бережные объятия, и утыкается в мужскую грудь, пытаясь выровнять дыхание. И счастливо улыбается, когда Мамору склоняется к ней и целует в макушку, а отстраняясь шепчет: «Люблю тебя, Усако».       И там по прежнему очень жарко.