Двое сидят, молчат. Прячут взгляд друг от друга. А ведь каких-то 10 минут назад Они рубили с плеча, не подумав.
— Я из кожи вон лез, чтобы сделать тебя счастливой — он посмотрел на неё, а она продолжала прятать взгляд под мокрыми от слёз ресницами — У меня внутри всё переворачивается, когда ты улыбаешься… Я люблю, когда ты улыбаешься. И мне нравится быть причиной этой улыбки. Я люблю твой смех. Люблю ту застенчивую девочку, в которую ты превращаешься, когда я дарю тебе подарки и преподношу приятные сюрпризы. Люблю ту женщину, которой ты становишься рядом с Роландом. Я люблю ту девушку, которая желает мне спокойной ночи и нежно целует перед сном. Ту, которая желает мне доброго утра. Но… Я понятия не имею, что мне теперь делать с этой чертовой правдой. Лучше бы это навсегда оставалось моей возможной догадкой, потому что я не понимаю, как мне любить убийцу. — Это не может так закончиться, Робин… — взгляд нашёл его глаза — Я не смогу без тебя жить.Двое сидят, думают, что наделали. Был ли у них итог один Предписан чёрным по белому? Или бездумно, своими руками Стремительно всё разрушили сами.
Робин подскочил с кресла и стремительно двинулся в сторону девушки. Не успела она понять, что происходит, как мужская рука ухватилась за хрупкое запястье. Локсли, не рассчитав сил, дернул её на себя, и хрупкое тело впечаталось в мужчину. Его губы тут же нашли её. Требовательный поцелуй был весьма настойчивым, и его язык скользнул между её зубов. Руки, сжав ткань юбки, дернули её вверх. Ладонями он сильно сжал округлые бёдра. Секунда и женские ножки уже обвивали его торс. Он хотел отнести её в комнату, где есть постель, но губы не отпускали губы, а сориентироваться на ощупь в помещении, где ты впервые, весьма сложно. Спиной он прижал девушку к ближайшей стене, силой впечатав её тело в твёрдую поверхность. Торсом вжался в неё, плотнее прижимая к стене. Она простонала ему в губы, от которых по-прежнему не отрываясь, Локсли дернул шёлковую блузку. Маленькие пуговки полетели вниз, рассыпаясь по полу. Её пальчики быстро перебирали ткань футболки на его спине, задирая её кверху. Робин отпустил пухленькие губки, горящие сейчас от столь дикого поцелуя. Быстро дернул футболку через голову и швырнул её в неизвестном направлении. Руки сжали тонкий стан, а губы жадно хватали кожу на шее, оставляя яркие следы от засосов и даже отметины зубов. Реджина вцепилась в его волосы, оттягивая их. Это боль была такой сладкой, заставляя стонать и, сгорая от желания, ныть низ живота. Робин двинулся в сторону, подхватив девушку под бёдра. Он грубо усадил её на стол, пятой точкой ударив о жёсткую деревянную поверхность. Одноразовый стаканчик полетел, превращая гадкий кофе в лужу на полу. Настольная лампа, вырывая шнур из розетки, разбилась вдребезги. Её блузка накрыла мелкие и крупные осколки. Бюстгальтер в мгновение ока улетел примерно туда же. Мужские губы жадно схватили возбужденный сосок. С женских сорвался стон. Тонкий капрон не выдержал натиска сильных пальцев — стрелы побежали вниз. Продолжая терзать женскую грудь, Робин отогнул край трусиков и нагло ворвался в лоно. Два пальца до упора проникли внутрь. Девушка вскрикнула, вонзая ногти в его плечи и оставляя красные следы на коже. Резкие движения его руки периодически вызывали в ней сладкую боль и заставляли её стонать в голос. Она отставила руки назад, ладони уперев в стол. Откинула голову, давая больше доступа мужским, беспощадно хватающим её кожу, губам. Кажется, он намеренно делал ей больно. Был груб, но она и не ждала нежности. Он наказывал её за то, кто она есть. Она принимала наказание сполна, желая искупить выдуманную им вину. Пальцы его выскользнули так же внезапно, как и вошли. Потеряв нить наслаждения, Реджина переместила ладони на мужскую грудь и надавила, оттолкнув назад Локсли. Руки хаотично блуждали, выискивая пряжку ремня, пока губы её оставляли влажные следы на его шее и ключице. Джинсы сползли по ногам, тяжёлый ремень стукнулся об пол. Робин запустил пальцы в тёмные локоны и оттянул из назад. Резкое движение заставило девушку поднять голову. Взгляды встретились тут же разбежавшись. Локсли избавился от боксёров и, сжав бёдра, дернул девушку на себя. Оказавшись на самом краю стола, Реджина закинула ножки ему на торс. Робин, терзая губы в очередном сумасшедшем поцелуе, вошёл резко и начал быстрые движения, не давая ни секунды на то, чтобы привыкнуть к нему. Грубое проникновение заставило буквально кричать, но больше от наслаждения, нежели чувства дискомфорта. Он дарил ей новые, неизведанные ранее ощущения. Было странно и приятно одновременно. Она вцепилась ногтями в его спину, намеренно оставляя царапины. Её шея и грудь уже горели от страстных, неосторожных поцелуев, он продолжал эту пытку, вновь и вновь засасывая и кусая её кожу. И снова он резко вышел из неё, а потом также резко, подхватив за талию, спустил на пол. Босые ножки коснулись прохладного паркета. Робин развернул её в своих руках и нагнул над столом. Снова резкое проникновение заставило её закричать. Но в этот раз она ожидала чего-то подобного. Он сильно сжал её талию, двигаясь в ней настолько быстро, насколько позволяли силы. Она ударялась бёдрами о край стола. Боль была ничем, сущим пустяком по сравнению с головокружительным оргазмом, обрушившимся на неё. Реджина выкрикнула его имя, поминая черта. Её ноги подкашивались, но он продолжал двигаться в ней, пока наконец оргазм не добрался и до него. — Черт, это было… — Прости — тяжело дыша, прошептал он. — Нет, мне понравилось.***
Двое сидят. Пустота в глазах — их собственная заслуга. А ведь каких-то 20 минут назад Они считали, что любят друг друга.
Одетые, они снова сидели молча. Она на диване. Он в кресле напротив. Её блузка была расстегнута по понятным причинам. Пуговки валялись где-то там, на полу, сливаясь с оттенком паркета. Следы на её шее заставляли стыдиться собственного поведения, а прикрытая чашечками лифа грудь приковывала взгляд. На пластыре выступило небольшое алое пятно. За её пострадавшие швы он винил себя. — Что ты хочешь знать? — она первой нарушила раздражающее молчание. — Всё! — Даже не знаю с чего начать — усмехнулась она. Мыслей в голове было много, и они походили на пчелиный рой. Жужжали, одна сменяя другую. — Может, сначала? — его тон был раздражительным и нервным. Снова. А казалось, выпустили пар. — Моя мать выросла в этом месте. Когда забеременела мной, хотела уйти. Думаю, не нужно объяснять, что ей не позволили? Она лгала, что работает в какой-то секретной лаборатории. Приходила домой глубоко заполночь, целовала мужа, обнимала дочь. В какой-то момент она перестала обнимать меня. Перестала обращать на меня внимание. Она была хладнокровной убийцей. Ей было плевать, кого убивать. Она делала это с удовольствием. — А ты нет? — А я нет. Мне было 13. Мы, как обычно, спорили о чём-то с матерью. Потом услышали подъезжающие к дому машины. Она выглянула в окно, а потом, испугавшись чего-то, резко задёрнула шторы. У нас отошла половица в доме… — Реджина усмехнулась воспоминаниям — Папа всё собирался починить, но руки так и не дошли. Мама спрятала меня под полом. Я ничего не понимала, было страшно. Послышались шаги, голоса, возня. А потом в один миг всё стихло. Не знаю, сколько я просидела там… Но когда рискнула вылезти… Оказалось, они ждали меня. Я думала, что ушли. Родители были… не знаю… может, без сознания, а может, уже мертвы. Они затолкали меня в машину, облили дом бензином и подожгли его. Так я оказалась в месте под названием «Аркада». Я не сразу поняла, чем там занимаются. Это… Адское место, Робин. Там тебя ломают, как личность. Если не подчиняешься или сопротивляешься… К голове подключают аппараты, направляя импульсы прямиком в мозг. Показывают симуляции… И ты вроде понимаешь, что это лишь вымысел, но… Они настолько реальны… Любой, даже добрейшей души человек, после таких пыток научится быть хладнокровным. Они заставляют забыть всё то хорошее, что было в твоей жизни… — Хочешь сказать, кто-то взращивает идеальных убийц путём каких-то там симуляций? — не верил Робин. — Хочу сказать, что я не выбирала этот путь. Так сложилось… У меня не было выбора. С самого моего рождения всё было решено за меня. Моя мать, чтобы оградить меня от этой судьбы, начала сотрудничать с полицией. Попавшись на лжи в первый раз, отец Джонса взял вину на себя, за что поплатился жизнью. Она не бросила попыток, в итоге отправилась вслед за ним, захватив и моего отца с собой. Я не буду рассказать тебе слезных историй о том, через что я прошла в этом месте. Скажу лишь, что я та, кто я есть. Порой я ненавижу себя за это. Но… Другой мне не стать, Робин. Для тебя я всегда буду убийцей? — Да. Для меня ты всегда будешь убийцей. Дверной хлопок разбил сердце на тысячу осколков. Кольнуло в груди, словно стрела вонзилась в мягкую плоть, острый наконечник которой прорвался сквозь рёбер и нашёл свою цель. Реджина жадно схватила ртом воздух и прижала ладонь к губам, чтобы хоть как-то заглушить гортанный крик отчаяния. Глаза, ещё менее суток назад излучавшие счастье, застлала пелена непрошеных слёз. При самой первой встрече у него был ключик, который идеально подошёл к замочку, повешенному на её сердце. Он отпер дверцу и вошёл без спроса, по-хозяйски завладев всеми её чувствами. Реджина смотрела на дверь так, будто она произведение искусства и надеялась, что он вернётся. Ещё минута, секунда, один миг и в дверном проёме появится тот самый, ради которого не страшно было умереть. Обнимет, прижмёт к себе и убедит, что целый мир существует лишь для них двоих. Что впереди долгая счастливая жизнь. Вместе. Навсегда. Всё, как в сопливой мелодраме, только похоже Реджине удосужилось стать героиней лишь драмы. Той самой, где счастливый конец не предусмотрен сценарием. Надежда умирает последней, но она же нас и убивает. Прошла та самая минута, бесследно исчезла секунда, миг призрачно растворился в воздухе… Ноги подкосились, будто кто-то волшебным образом забрал все силы, и она рухнула на колени. Необъяснимый дискомфорт появился в груди, лёгкие сжались, не давая дышать. Реджина уперлась ладонями в пол и всё, на что хватило сил — судорожно прошептать его имя. Она взвыла, как загнанный в угол зверёк. Её разрывало изнутри. Слёзы текли по щекам, не жалея идеального макияжа. Она стучала кулачками в пол, кричала в пустоту гостиничного номера, проклинала себя, даже, кажется, взывала к Богу, чтобы он прекратил эту боль. Реджина обняла согнутые в коленях ноги, прижимая их к животу и острыми ноготками впиваясь в нежную кожу рук. Она даже не чувствовала физическую боль, настолько сильна была душевная. Девушка понимала, что ничего уже нельзя изменить. Это тупик, конец. Финальная жирная точка в их отношениях. Могильный крест на её счастье. Надгробный памятник ее будущему. Неизвестно сколько прошло часов прежде, чем она решилась подняться с полу. Тело затекло и отказывалось слушаться свою хозяйку. Реджина пошатнулась, от падения её спас близстоящий стол, на который она опёрлась руками. Она подняла глаза и встретилась со своим взглядом. В зеркале отражалась слабая девочка, которая обещала себе быть сильной. Пустота. В сердце, в душе, в голове. Дыра, которую ничем не заполнить. Огромная зияющая рана, которую не залечить. И не найдётся лекарства, способного унять эту боль. Тянущую, режущую, колющую. Как жаль, что нельзя вырвать из груди разбитое сердце и отнести в ближайшую мастерскую, где бы по крупицам его собрали воедино. Только он, только Робин способен своим тёплым дыхание заставить этот алый комок вновь трепетать. Реджина поправила задравшуюся по самые бёдра юбку, лениво подняла туфли с пола, накинула пальто, прикрывая расстегнутую блузку и покинула гостиничный номер. Была глубокая ночь. На город опустился ливень и превратил улицы Нью-Йорка чуть ли не в Венецианские каналы. Кусочек ярко светящей Луны отражался в луже. Гудели сирены, выли собаки. Её душа скулила в такт им. Продрогшая до самых костей, она шла босиком по мокрому асфальту. Туфли давно выпали из рук. Намокшие пряди прилипали к лицу. От макияжа осталось одно лишь название. А внутри всё… Вдребезги.