И как я с тобой связалась?

      Мерзкая духота перед приближающимся ливнем. Дом на улице «Восточная 1219» освещается лучами заходящего солнца. Легкое дуновение жаркого ветра шевелит декоративные кустарники, которые вот-вот начали цвести, скошенную траву на газоне и качает свисающие хрустальные бусины, что со стуком бьются друг о друга у входной двери.       Где-то вдалеке нарушал шум лишь проезжающий мимо транспорт. В воздухе стоял запах земли, отдающей свое тепло, неприятно наполняющий легкие. Абердин — то еще унылое место в Вашингтоне, но то, что вечерами здесь довольно уютно, нельзя отрицать. Редко когда можно застать солнечные дни, в основном климат стабильно-неблагоприятный: небо всегда затянуто серыми тучами, непрерывно моросящий дождь, пасмурная и промозглая погода, из-за которой людям мерзко выходить на улицу и делать вообще что-либо без усталости. Метеозависимость — не отговорка местным, они уже привыкли к сему чувству за порядочное количество прожитых лет в этом городе.       Еще немного и, кажется, небосвод одарит прохладными каплями воды горячий асфальт, черепичные крыши коттеджей, машины, не загнанные в гаражи; прольет по мигающим вывескам магазинов, по проводам электростанций, а люди, распахнув зонтики, заторопятся к себе в домики. После дождя спадет удушающая полуденная жара, и весь город заживет по-новому.       За углом одного из поселений послышались шаркающие шаги. Я долго не обращала на это внимание, но мое любопытство взяло верх. Тихо и бесшумно я двинулась к калитке и стала выглядывать в небольшую расщелину в заборчике. Никого не было. Тут шаги стали отдаваться по тротуару сильнее — этот кто-то шел в сторону моего дома. Тут в темноте я заметила фигуру человека в униформе почтальона, но он передвигался на редкость странно: кое-как волочил ноги, тяжело переступая с одной на другую, запинаясь и хромая. Послышалось рычание. Сердце глубоко стучало в груди, норовя выпрыгнуть наружу и заглушая странные звуки загадочного зомби (я поняла это сразу, ведь чуть ли не каждую неделю с Куртом смотрела сериалы про зомби-апокалипсис). Открытки и письма, горой набитые в сумку, начали сыпаться наземь, и ветер подхватывал их, унося в сторону.       «Что это…», — эхом разносилось в моем сознании, и я, находясь в ужасном ступоре, всеми силами сдерживалась, чтобы не издать ни малейшего звука. Внезапно ходячий вытянул руку в отверстие, в которое я вглядывалась, в попытке схватить меня, но я молниеносно среагировала и…       — Курт? — я судорожно искала его тело под кучей пледов, которое так и не обнаружила. Вытирая заспанные глаза слабо сжатыми кулаками, протяжно зеваю и отхожу от неприятного сна. Закутываюсь в одну из тряпок, лежащих поблизости, расстегиваю замок брезентовой палатки и выползаю на божий свет.       Поблизости, как обычно, шумит река, волны которой отдают отблесками лучей палящего солнца. Я не сразу отправилась на поиски блудного сына (моего приятеля) по причине того, что необычный и на редкость для этого места прекрасный пейзаж захватил меня: маленькие рыбки на мгновение выпрыгивали из воды, вновь и вновь со шлепком плюхаясь обратно, чьи-то силуэты — явно детские — на противоположном берегу Уишки бегали по суше и плескались в потоке, а чайки громко гаркали, перекрикиваясь меж собой.       Почему мне вдруг стало нравиться здесь? Почему нас с Куртом угораздило расположиться именно здесь? Возможно потому, что палатка под мостом, как он убеждал меня, самое достойное и удобное укрытие из всех возможных. А вообще, мы ведем кочевный образ жизни и не можем долго задерживаться на одной точке, постоянно в поисках чего-то лучшего.       — Доброго утра, Сеньорита из Агниты, — откуда ни возьмись, появился мой друг. Подойдя сзади, он положил руку мне на плечо.       — Черт возьми, где ты шаришься? Я тебя уже обыскалась… — я обернулась и увидела его выражение ухмыляющегося лица а-ля продолжай, — и не называй меня так, я Рита, просто Рита! — возмутилась я и бросила на того предостерегающий взгляд.       — Не так уж и старательно ты искала меня, я был за вон тем камнем, собирал ветви и другой хлам для костра на вечер, — он махнул рукой в сторону подобия полуразрушенной скалы, что возвышалась возле подъема к мосту, и улыбнулся еще шире. — И я буду так называть тебя, Афродита с малахитом, — по лицу Курта расползлась самодовольная ухмылка.       Немного замявшись, но мгновенно сориентировавшись, я отговорилась тем, что любовалась видом, поэтому приостановила его поиски.       У Курта была фишка, которую я вследствие переняла: придумывать различные рифмы к словам, в результате чего получались весьма странные и интересные сочетания, значение которых понимали только мы с другом; то же самое было и с именами, но в особенности он так «отрывался» на мне.       — Как тебе спалось? — поинтересовался Курт, присев на корточки и готовя место для костра. — Ты даже храпела, когда я вертелся и не мог заснуть.       — На удивление, хорошо, сон был такой атмосферный, а потом его загубил этот дурацкий зомби-почтальон… — я уныло вздохнула и подошла к другу, чтобы ему помочь. — Я никогда не была в походах, но довольно-таки быстро освоилась на местности, а? Как считаешь? — спросила я с ноткой гордости в голосе, втыкая прутья в землю.       — Возможно-возможно, — он сосредоточенно выравнивал палки вокруг центра конструкции, — но ты же понимаешь, что мы здесь всего ничего? Тебе еще так надоедят эти скитания, что ты молить будешь — только бы домой, — Курт, закончив работу и отряхивая свою рубашку от пыли, сел на большое гнилое полено возле палатки и жестом пригласил меня разместиться рядом. Когда я устроилась, он продолжил: — Я реально не знаю, что у тебя было в голове в тот момент, когда ты соглашалась на мое предложение сбежать из дома и бродяжничать со мной… черт, это на самом деле так глупо звучит… — он запнулся и растеряно почесал затылок.       — Курт, ради святого Джона Леннона, прекрати затрагивать эту тему. Я, правда, устала повторять одно и то же: ты мой лучший друг, и я готова следовать за тобой хоть на край света, а тем более, когда у тебя такой переломный момент в жизни… — я тоскливо вздохнула и взглянула на него глазами, полными печали и сожаления. — Я буду рядом, во что бы то ни стало, ведь ты нужен мне, и я люблю тебя, — я неуверенно положила голову ему на плечо, немного поерзав, и обеими руками обхватила тело приятеля.       — До сих пор удивляюсь твоей настойчивости и тому, как ты продолжаешь поддерживать меня. Извини, я ведь тот еще надежный крюк, постоянно тяну тебя куда-то вниз, за собой, за своими плохими привычками, принципами и приучаю к такому стилю мысли, — он приобнял меня одной рукой, а другой потрепал по волосам. — Я тоже тебя люблю.       Так, в обнимку с Куртом, мы просидели неопределенное время, пока у обоих не появилось чувство голода. Он позвал прогуляться до ближайшего трактира, где бармен за небольшую работу может заплатить по четыре доллара, на что можно было купить необходимую еду, которую мы растягивали до нескольких дней максимум, а после — снова шли в заведение; иногда он мог пустить нас в склад, где мы набирали всяких вкусностей, а чаще всего он делал фирменное пиво по его личному рецепту, которым он ни за что и никогда бы не поделился.       Собрав личные вещи и оставив палатку с конструкцией для разведения огня около нее, Курт и я отправились от нашего местожительства до паба на улице Артур-стрит. Дорога была легкой и приятной, город не был погружен в уныние, в безоблачном небе все еще сияло солнце, а по улицам разъезжали машины и гуляли прохожие. Погода способствовала приподнятому настроению и готовности работать. По пути мы с другом отпускали шутки, слушали в плеере The Beatles и обсуждали последние события, произошедшие в рок индустрии. Он с воодушевлением рассказывал мне, как однажды соберет свою рок-группу, с которой будет выступать на концертах, ездить по гастролям, давать автографы кучам фанатов и каждый день пить имбирный эль.       Я обожала, когда в его глазах появлялись искры любви к панк-року, как он загорался, занимаясь любимым делом, он всегда был полон энергии и идей. Признаюсь, я иногда завидовала усидчивости Курта и тому, как в его голове постоянно крутились шестеренки, потому что у меня не было интересов, которыми я бы стабильно увлекалась, по той причине, что я всегда все бросаю, когда понимаю, что «не выходит с первого раза».       Но тот огонек в его глазах резко затухал, когда он вспоминал о, казалось бы, недавнем разводе его родителей, из-за которого он и сбегал из дома, о школьной травле и невозможности нормально контактировать с одноклассниками. Курт, еще до того, как я присоединилась к его скитаниям, жил то у матери, то у отца с мачехой, то у его дяди — и никто не задерживал трудного подростка у себя в доме больше двух недель.       Он не чувствовал себя достойным, потому что его постоянно отвергали.       — Рита, мы уже на месте, — он вынул наушники и слегка потряс меня за рукав, — ты о чем задумалась?       Встрепенувшись, я прищурила глаза и, словно бы выйдя из транса, попыталась осознать, где я сейчас нахожусь.       — Ох черт, извини, да, уже захожу… — Курт придержал дверь открытой, и я прошла в паб первой.       Хоть и бар был не особо известным в этом городе, но сюда заходили довольно часто. За круглыми столиками по левую сторону бара сидела кучка полуоблысевших старых мужчин в серых костюмах, лица которых уже приобрели розоватый оттенок. Они подмигивали и ухмылялись двум чуть помладше дамам, болтающим между собой и попивающим вино на противоположном краю заведения. Рядом со стойкой какой-то седоволосый человечек разговаривал с барменом, что пускал дым из длинной трубки. Он сразу же заметил нас, что-то сказал собеседнику напоследок и с улыбкой подозвал нас к себе.       — Курт, Рита! Боже правый, как я по вам скучал! — он пожал руку Курту и поцеловал мою. — Вам как обычно? — он сразу же забежал в кладовую за стойкой и, что-то напевая, принялся вытаскивать стеклянные бутылки с алкоголем.       — Да, Брюс, все так же, — мой друг улыбнулся и, отойдя, кивком позвал меня сесть на узкий кожаный диван, что стоял вдоль деревянной стены. Когда все было готово, бармен плывущей походкой принес нам поднос с напитками, поставил его на столик и сел на стул напротив нас.       — Ну, рассказывайте, как ваши дела? — Брюс на радостях разливал нам безалкогольное пиво по кружкам, протягивая одну сначала мне, а затем Курту.       — Мы виделись совсем недавно, чувак, почти ничего не изменилось, — он хихикнул, принимая алкоголь. — Сейчас мы с Ритой ночуем возле Уишки, под мостом. Неплохое местечко, — Курт облизнулся и с удовольствием потягивал приготовленное барменом пиво.       — Наверное, теперь уже реже будете заходить ко мне? — в голосе Брюса прозвучала грусть.       — Не-ет, что ты? Наоборот, чаще. Теперь хотя бы никто не будет нас останавливать и допрашивать, мол, где мы так долго шлялись, — я сделала глоток, слегка причмокнув языком.       — Так какую работенку ты предложишь нам сегодня, Брюс? Все-таки деньги на еду нужны, мы не можем постоянно вот так приходить и требовать что-то бесплатно, — Курт нетерпеливо вмешался в диалог, продолжая наслаждаться прохладным напитком и наблюдая за посетителями паба.       — Ох Курт, сколько я тебя знаю — в твоих приоритетах точно не что-то халявное, — мужчина одарил его понимающей улыбкой и продолжил: — Но это даже хорошо, — он поспешил достать помятый блокнот, на обложке которого вырисовывалось: «Собственность Б.Р. Уильямсона». — Та-ак, что тут у нас… — он сосредоточенно листал страницы книжки и вычитывал какие-то записи, — вот оно! Сегодня я могу предложить лишь выгулять моих собак и отнести кое-что человеку, проживающему на улице по адресу: 406 Берли-авеню, его дом находится в начале парка Сэм Бенн. Сможете?       — Брюс, ну конечно! — сказали мы в один голос с Куртом. — Можно начать прямо сейчас?       — Да, да, разумеется, — он запихивал блокнот в карман своей просторной рубашки, — только допейте пиво хоть, что ли… Как оно вам, кстати? — спросил темноволосый с неподдельным интересом.       — Приятель, это отнюдь не хило! — Курт закивал головой, приподнимая брови. — Думаю, ради этого можно и пройти пару-тройку кварталов, правда, Рита?       — Бесспорно! — согласилась я со словами друга. — И пиво по рецепту Брюса будет уж точно лучше, чем твой имбирный шмель, — я свысока посмотрела на Курта, чуть ухмыльнувшись.       Спустя еще пару минут в заведение зашел какой-то мужчина — явно хороший знакомый бармена, потому что тот сразу попрощался с нами, предупредил, что собаки в вольере, а то, что нужно доставить, — возле сарая за баром, и побежал встречать гостя.       Покончив с напитками и немного поболтав, мы с Куртом вышли из заведения через кладовую; я взяла тяжелую посылку в бумажной обертке, положив ее в полупустой рюкзак, а мой друг тем временем возился с собаками, с которыми мы не раз по просьбе их хозяина Брюса выходили на прогулку. Собаки были совершенно типичны, с немного закатанной и пыльной шерстью, в которой в каких-то местах застряла солома с опилками. Кобель — аппенцеллер зенненхунд темно-коричневого окраса с подпалом и белыми отметинами в зоне груди и хвоста, что плотно закручен над крупом. Самка же — породы шелти, она трехцветной масти с длинным и пышным шерстяным покровом. Сторожевые, радуясь нашему приходу, игриво лаяли и прыгали к нам на колени, задерживаясь на них передними лапами.       Когда ошейники животных были закреплены поводками, мы вчетвером направились в сторону городского мемориального парка. Подстраиваясь под скорость собак и то ускоряя, то замедляя шаг, мы вприпрыжку неслись по улицам, перескакивая небольшие ямки. В уши задувал прохладный ветер, солнце слепило глаза, тканевые рюкзаки мягко бились о спины, водители проезжающих мимо машин весело нам сигналили, а сумасшедший смех сам собой вырывался наружу…       — Вот, кажется, та улица, — Курт, запыхавшись, остановился у кирпичного дома с шиферной кровлей, перегнувшись пополам и пытаясь отдышаться.       Сзади подбежала я и, кое-как затормозив, чуть не врезалась в друга, слегка толкнув его со спины. Собаки, счастливые и не подающие никаких признаков усталости, все еще бегали вокруг нас и рвались куда-то вперед. Курт расстегнул мой рюкзак, достал увесистый сверток, подошел к дому номер 406 и дважды позвонил в звонок. Минуту никто не открывал, но вот металлическая ручка входной двери со щелчком повернулась, и в проеме показался рослый мужчина в домашней пижамной рубашке и широких полосатых штанах.       — Здравствуйте, э… — Курт немного замялся, пробегаясь глазами по записке, приклеенной к посылке. — Вы Эдгар Санчез? — он поднял глаза на хозяина дома, который был удивлен внезапным гостям.       — Оу, да, вас Брюс подослал? — он внимательно вглядывался сначала в Курта, а затем в меня, видимо, после сна все еще затуманенным взором.       — Именно, он попросил нас передать вам это, — вмешалась я и кивнула в сторону свертка, что был у Курта в руках, пытаясь удерживать двух устремляющихся бежать собак одновременно.       Эдгар взял неизведанную вещь и слегка потряс ее в воздухе, как бы прикидывая, что там может быть. Его губы растянулись в нелепой, но доброй улыбке, и он начал открывать переданную барменом посылку. Когда куски коричневого пергамента валялись на пороге, а в руках оказалась одна лишь резная шкатулка, мужчина осторожно повернул две защелки и заглянул под крышку. Глаза его расширились и через мгновение уже блестели от слез.

***

      — Ну, что там все-таки было? — поинтересовалась я у Курта, когда мы уже гуляли по парку.       — Как я понял, фотографии. Довольно старые, кстати, — он щелкал семечки и наблюдал за качающимися вдалеке на качелях детьми. — Раз это подарок, то они, скорее всего, хорошие приятели или… Роки! — он одернул повод пса, который намеревался помочиться возле скамьи. — Чертов ты люблю уток! — досадно смотря на животное, он опустился на колени рядом и приобнял кобеля, трепля его за загривок.       На протяжении получаса мы с другом гуляли по парку, устраивая гонки с собаками: кто быстрее добежит до того или иного места и вернется на исходную точку. Частенько выигрывала я и Бетти, но в основном победу одерживал Курт с собакой, по сравнению с шелти, гораздо более высокой и мускулистой.       Приятный шум ветра, колышущего вытянувшиеся к небу кроны сосен, отдаленная музыка, приглушенные голоса, шум автомобилей и мотоциклов, детский смех — все это стало неотъемлемой частью Сэм Бенна, а особенно ближе к лету.