Город цветов

— И сколько лет вы были напарниками? — спрашивает Чи Чжэнь. Шеф Дун рассказал ему разное, но информация из первых рук всегда надежнее. К тому же можно повтыкать шпильки и посмотреть на реакцию. — Семь, как закончили полицейскую академию. — Кажется, не очень был этот Чу Дао? Доставал? — Нет, он был хорошим человеком. На моей свадьбе — шафером. И я как-то встречал Новый год с его семьей. Нормальный обозлился бы, что его друга «не очень» назвали. Или застыдился бы. А Лу Ли никак не реагирует и продолжает разговаривать с Чи Чжэнем откровенно. Как с, с ума сойти, напарником. Вот ведь попадалово. Спина холодеет, когда Чи Чжэнь вспоминает, что Чу Дао тоже был напарником. А еще он был хорошим человеком, вряд ли Лу Ли об него кулаки чесал и смотрел, как на тухлятину. — И после всего этого ты его застрелил? — уточняет Чи Чжэнь, пытаясь расслабить поджавшийся живот. Лу Ли молчит, щурится и ждет. В голове множатся картины с расчлененкой, его точно с умыслом завезли на тихую чайную плантацию. Еще и разговор с шефа Дуна начал, у этих двоих взаимный зуб друг на друга. А он — несчастный Чи Чжэнь, который всего лишь хотел на жизнь заработать да матушке достойную старость обеспечить, — застрял между этими зубами, того и гляди, перекусят. — Если я тебя достану, ты предупреди сначала, хорошо? — просит Чи Чжэнь и изо всех сил натягивает на лицо улыбку. Сам знает, говно та улыбка, за такую его из зала суда выгнали бы под аплодисменты недовольной публики, но лучше выдать не может. Лу Ли ее принимает. По крайней мере, не убивает прямо здесь и сейчас, можно жить дальше и нащупывать границы дозволенного. — А зачем мне лопата? — спрашивает Чи Чжэнь у равнодушной спины. — Тело выкапывать. Опыт у тебя точно есть. Опыт-то есть, но гораздо больше — шансов превратиться в прикопанное тело. Чи Чжэнь открывает глаза, садится на кровати и хватает ртом воздух. Приснится же такое! Будто Лу Ли сидит рядом с кроватью и смотрит на него тяжелым взглядом, точно убивать готовится. И в руках, главное, ничего. Был бы пистолет, не страшно, а так не знаешь, чего ждать. Чи Чжэнь поднимается и проверяет квартиру. Мало ли. Но посторонних нет и можно спокойно спать дальше. Только как? По спине все еще стекает пот, руки дрожат, а перед глазами — призрачный Лу Ли, смотрит молча, но от этого взгляда хочется вывернуться наизнанку и проснуться в другом мире, без полицейского участка Хуа-Сити. Чи Чжэнь наливает полный стакан виски, выпивает его в несколько больших глотков, борется с подкатившей тошнотой и пытается взять себя в руки. Ну что ему этот Лу Ли сделает? Взглядом унизит? Да пусть попробует. Чи Чжэнь — успешный адвокат, пусть и отстранен от практики, а в этом бизнесе невозможно быть успешным, если тебя любой неудачник унизить может. Побьет? Так было уже. До крови, до ярких синяков по всему телу. Да, Чи Чжэнь на него не заявил, а стерпел, хотя мог бы! Мог бы! За превышение полномочий! И засудил бы. И из полиции выпер бы адвокатским пинком под жопу! Убьет?! Алкоголь наконец-то бьет по мозгам, перед глазами плывет, тело расслабляется, и Чи Чжэнь довольно падает на кровать. Ему тепло и легко. И немного смешно, потому что призрачный Лу Ли летит после пинка под жопу, и брови его не сведены — вот-вот сольются в одну, как лицу не больно?, — а подняты от удивления. — Не ожидал? А неча ко мне во сны являться! Я и не так могу! — смеется Чи Чжэнь. У него, между прочим, тоже пистолет есть. И стрелять он умеет. И не постесняется, если придется. Но проще, конечно, помочь утопить Лу Ли. Дело Чу Дао еще не закрыто, и если умело его повесить на… — А-а-а! — кричит Чи Чжэнь. Он адвокат, почему тогда думает, как коп? Это заразно? В воздухе и воде полицейского управления какая-то особенная наркота? — Какого?.. — бормочет он и поворачивается на бок. — И не смей являться в мои сны, слышь? Лу, епта, Ли. Лу, епта, Ли во сны не является, но весь день буравит взглядом. — Ну что? Что? — сдается Чи Чжэнь. В офисе воцаряется полная тишина. Даже принтер икает, давится бумагой и замолкает. Все слушают, а Лу, епта, Ли смотрит и отвечать не торопится. — У меня уже пиджак от твоего взгляда дымится. Что, такой красивый? Что, влюбился? Или убить хочешь? — Да, — коротко говорит Лу Ли, и Чи Чжэнь прикусывает язык. В смысле — да? Что — да? — О чем это ты «да»? — спрашивает Чи Чжэнь и хлопает ладонью по столу. Отдел слушает, Лу, епта, Ли молчит, лишь взглядом в муку мелет. Как с таким насмерть влюбленным работать? — Я тоже не в восторге, что меня поставили твоим напарником. Думаешь, великая честь? — Да, — кивает Лу Ли. — Не каждому так везет. Чи Чжэнь задыхается от возмущения — вот ведь самомнение, посмотрите на него. Не зря шеф Дун на Лу Ли зуб точит, совсем не зря. Такого в подчиненных держать — верной смерти себе желать. Офис постепенно отмирает, наполняется жизнью, зрители теряют интерес. Чи Чжэнь пользуется моментом и утекает из-за стола, как можно быстрее и незаметнее. Лу, епта, Ли следует за ним, шлепает широкой ладонью по заду и невозмутимо спрашивает: — Ты куда без меня? В рабочее время и без напарника? — Эй, это превышение… — Мы на одной стороне, ты не адвокат, не засудишь. — Подам за домогательства на работе. Лу Ли округляет глаза, его брови поднимаются, прямо как во сне, вещий был, что ли? — Ты о чем? Чи Чжэнь тушуется под его взглядом, но все же упрямо поджимает губы и готовится ляпнуть какую-нибудь гадость, только не успевает: Лу Ли отворачивается и идет к лифту. — Есть хочу, — говорит он. — Идешь? Я угощаю. — Стейк. Я хочу стейк. — Ты что, не местный? Лапшой угощаю. Будешь? — С мясом. — С мясом, — кивает Лу Ли. — Буду, — великодушно соглашается Чи Чжэнь и догоняет его. — Чур, место выбираю я. — Ну уж нет. Тебя по ресторанам потянет. Копы едят в уличных забегаловках. Иди за мной, зелень. Учись, пока живой. Чи Чжэнь застывает, но немного подумав, отмирает. Двум смертям не бывать. Лапша горячая и острая, Чи Чжэнь задыхается после первого же глотка бульона, роняет пиалу на стол и заходится в кашле. Из глаз бегут слезы, нос закладывает, сердце колотится. — За что? — сипло спрашивает Чи Чжэнь. — Слабак, — невозмутимо говорит Лу Ли и отхлебывает из своей пиалы. Себе точно заказал не смертельно острую лапшу. И ведь хватает совести с явным удовольствием жрать. Ну а чего еще от него ожидать? Вечно заманивает в странные места и издевается — то лопату в руки пихает, то несъедобную пищу в рот. — За что? — повторяет Чи Чжэнь и вытирает лицо тонкими бумажными салфетками. — Я ведь тебе ничего не сделал. — Почему мальчики дергают за косички? — улыбается Лу Ли. Всем лицом улыбается — и глазами тоже. А пальцами и вовсе хохочет. Чи Чжэнь задыхается еще раз, вглядывается в Лу Ли и серьезно оценивает подкат. Взвешивает все «за» и «против», добавляет поправку на шлепок по заду и жгучий перец в бульоне, вытирает пот со лба и говорит: — Потому что мальчики дураки. — Тоже вариант, — соглашается Лу Ли, наматывает лапшу на палочки, набивает полный рот и сосредоточенно жует. Чи Чжэнь выхватывает пиалу из его рук, игнорирует громкий протест и делает большой глоток. — Да чтоб тебя, — сипит он. — Ты вообще человек? — Да. Просто люблю острое. Не смей покушаться на мою еду, — хмуро говорит Лу Ли, забирает свою пиалу, поворачивается к Чи Чжэню боком и косится на него. — Свою ешь. Дольше проживешь. — Чу Дао тоже?.. — начинает Чи Чжэнь, но замолкает под мрачным взглядом. Чи Чжэнь открывает глаза, садится на кровати и хватает ртом воздух. Да сколько можно? Как начал работать в полиции, так и не спится спокойно, хотя казалось бы — совесть чище некуда, он ведь не преступников отмазывает, а общество защищает. «Все дело в шефе Дуне и его заказе», — щелкает пальцами Чи Чжэнь и тут же остро осознает, что рядом кто-то лежит, и этот кто-то дышит ровно и безмятежно, словно… «Спит. Неужели я притащил Пчелку домой?» Чи Чжэнь осторожно достает пистолет из-под подушки и выбирается из постели. Не притаскивал он Пчелку домой. Он домой вообще никого не притаскивает, ни живого, ни мертвого, даже если напивается в сопли. Тогда кто?.. Чи Чжэнь выходит из комнаты, плотно закрывает дверь и включает свет. Дает глазам время привыкнуть и лихорадочно решает, вызывать ли полицию. Отказывается от идеи, еще не хватало, чтобы его, сотрудника убойного, простые патрульные прикрывали. Он же не ссыкло какое, сам разберется. «И оружие у меня есть. И стрелять я умею», — убеждает он сам себя, вытирает потные ладони о пижамные штаны, глубоко вдыхает и медленно выдыхает. Открывает дверь, застывает под сонным взглядом, пялится на припухшие щеки и спутанные волосы, вздрагивает и случайно нажимает на спусковой крючок. Раздается сухой щелчок, Лу Ли приподнимает бровь и хмыкает. — Сначала досылаешь патрон и только потом готовишься стрелять. Как маленький, — говорит он, оттирает плечом Чи Чжэня и шлепает в сторону санузла. — Ты… Ты что тут?.. Лу, епта, Ли! На меня смотри! Ты что тут забыл? Ты как тут оказался? — У тебя простой код на замке. — Что?.. — Давай утром поговорим, — зевает Лу Ли, заходит в санузел и закрывает за собой дверь. Чи Чжэнь смотрит на нее, сглатывает вязкую слюну, кладет пистолет на тумбочку, сжимает кулаки и пытается унять дрожь. Он джентльмен, а не гопота, которая решает все силой и наглостью. Дверь открывается, Чи Чжэнь сбрасывает воспитанность, как змея старую кожу, хватает Лу Лу за грудки и прибивает его к стене. — Что ты тут делаешь? — Сплю же. Очевидно же. И правда очевидно. Каков вопрос, таков ответ. Чи Чжэнь сжимает пальцы на плече Лу Ли, давит локтем ему на грудь, тот морщится, но не дергается. — Почему в моей постели? — Ты ел за моим столом, — округляет глаза Лу Ли. — Я так понял, что мы теперь близкие друзья. Нет? — Но не в моей же постели! — Почему нет? Чи Чжэнь смотрит на него пристально и не верит — не хочет верить, — что тот не понимает. Это же базовые правила приличия. Нельзя без приглашения приходить в чужой дом… — ... и есть чужую еду, — кивает Лу Ли. — Но эту страницу мы уже перевернули, твоими стараниями. К тому же, я тут обнаружил… Хотя не так. С самого развода у меня проблемы со сном. А рядом с тобой — сплю как ребенок. Наверное, потому что мне в компании лучше спится. Ты что, против? — Конечно, я против! — рявкает Чи Чжэнь. — Мне в компании спится хуже! — Привыкнешь, — зевает Лу Ли. — Честное слово. Просто попытайся. — Уйди. — Пойдем уже спать. — Уйди. — Ночь глубокая, и до рассвета еще далеко. — Уйди! — Ты меня к стене прижимаешь, как я уйду? Чи Чжэнь моргает, смотрит в холодные глаза, на яркий румянец, на плотно сжатые губы. Отшатывается и с трудом сохраняет молчание, хотя так и тянет извиниться. Было бы за что. Это Лу Ли вторгся в его квартиру, спал в его кровати, справлял нужду в его туалете — и все без приглашения. Практически изнасиловал, как еще назвать это вторжение в личное пространство? Лу Ли выходит в коридор, снимает с вешалки ветровку и обувается. — Извини. Больше не повторится, — говорит он. Дверь закрывается за ним с громким щелчком. Чи Чжэнь выдыхает и стекает по стене на пол. Больше не повторяется. Лу Ли изумительно вежлив и холоден. Как с шефом Дуном. Как с любым человеком, с присутствием которого вынужден мириться. Как с чужим. Он даже не смотрит на Чи Чжэня, все чаще — сквозь него. И разговаривает только по делу, да и то — короткими приказами. — Поссорились? — спрашивает Мелкий, поймав Чи Чжэня в комнате отдыха. — Нет. С чего взял? — Ты не спросил, с кем. Значит, точно поссорились. Что не поделили? — Да не ссорились мы, — шипит Чи Чжэнь. — Много чести. — М-м, — тянет Мелкий и кивает. — Точно поссорились. Не бери в голову, — хлопает он Чи Чжэня по плечу. — С ним бывает, но так-то он хороший. — Ты в адвокаты подался? — спрашивает зашедший в комнату Лу Ли, и температура падает на десяток градусов. — «Знай своего врага и знай себя, и ты сможешь провести тысячу битв без поражений». Лу Ли — о, чудо! — чуть заметно улыбается, Мелкий переводит дух и сваливает от греха подальше. В комнате становится еще холоднее, и Чи Чжэнь с трудом удерживается от драки. Много чести. Друзья не вваливаются посреди ночи в квартиру, не устраиваются в чужой постели, как в своей, не ходят потом ледяным говном. А раз Лу Ли не друг, то смысл выяснять с ним отношения? Проще разойтись в разные стороны. «И притопить. Обязательно притопить, пока он меня не притопил», — сжимает челюсти Чи Чжэнь. — У меня куртка от твоего взгляда уже дымится, — говорит Лу Ли и наливает в кофе. — Что, такой красивый? Что, влюбился? — Нет. — А жаль, — цокает он языком, шумно отпивает из кружки, идет на выход и останавливается в дверях. — Я подал шефу Дуну прошение, чтобы нас развели. Типа, не сошлись характерами. Поговори с ним, чтобы ускорить развод, вы же друзья, быстрее будет. Что за человек, опять с головой обмакнул, но виноват почему-то Чи Чжэнь. Оказывается, бить кого-то по лицу так же больно, как быть битым. Даже больнее, потому что оставляет в душе гаденькое чувство, от которого не отмоешься, сколько горячей воды ни пролей. И все же — дышать становится легче. Чи Чжэнь словно бетонную плиту с груди скинул, а ведь всего лишь сжал кулак, замахнулся и ударил. Лу Ли выпрямляется, стирает с губ кровь и хмыкает. — Я тебя вкусной едой кормлю, — весело говорит он, — твой бок ночью грею, даже извиняюсь, когда понимаю, что был не прав, а ты… Как это понимать? — спрашивает он, протягивая открытую ладонь. Чи Чжэнь смотрит на красные пятна, к горлу подкатывает тошнота, по спине стекает холодный пот. Он сам такого от себя не ожидал. Джентльмен, как же. — Извини, больше не повторится, — бурчит он. — Да ладно, тебе же похорошело, — отмахивается Лу Ли. — Друзья? Чи Чжэнь моргает, поднимает взгляд, смотрит ему в глаза и с удивлением понимает, что он и правда веселится. Губы разбиты, но расслаблены. И холод вытек из тела, словно и не было никогда. И невидимая стена исчезла, а ведь казалось, не пробить ее ничем. — Ты мазохист? — спрашивает Чи Чжэнь, чтобы сказать хоть что-то. — А ты только с мазохистами дружишь? — Ну вот как с тобой разговаривать? — Словами через рот. Взглядами через глаза. Пальцами в бок. Неприличными жестами. Любыми вербальными и невербальными способами. — Иди ты. — Сам иди. — С тебя стейк. — Я настаиваю на том, что мы местные. Как насчет лапши? Чи Чжэня бросает в пот от одной идеи, рот горит, сердце колотится. — Ну уж нет. Я сказал стейк, значит, стейк. — Хорошо, — пожимает плечами Лу Ли. — Я тут один ресторан нашел, там стейки подают. — У тебя подозрительно довольное лицо. Это ловушка, — наставляет Чи Чжэнь на него палец. — Признавайся, в чем подвох. — Нет подвоха. У Лу Ли исключительно честное лицо, и интуиция просто заходится в истерике. — Ну уж нет, я как-то совсем сыт, — решительно отказывается Чи Чжэнь, смотрит на надутые губы и все больше убеждается в своей правоте. — Прям по горло. Давай лучше забьемся завтра у тебя дома поужинать. И маму порадуем, ты давно друзей домой не приводил. Глаза Лу Ли становятся пустыми и холодными, лицо заостряется. Между ними снова вырастает стена — выше и толще Великой Китайской. Чи Чжэнь протягивает руку, хватает его за плечо, но не успевает извиниться, Лу Ли оттаивает так же быстро, как заледенел. — Хорошо. Завтра поужинаем, — кивает он. — Только веди себя прилично и о работе не треплись. — Ладушки, — быстро соглашается Чи Чжэнь и тайком переводит дыхание. Они достигают гармонии и даже дружат. Чи Чжэню постоянно приходится напоминать себе, что отца Лу Ли зовут Лу Цзымин, что этот человек разрушил его семью, лишил его детства, навесил на него чувство вины, которое грызет его каждый день, каждую минуту. Лу Ли ему враг, между их семьями кровный счет, который не смять, не выбросить в мусорку, не оставить в прошлом. Так почему он такой друг? — Фамилия твоей сестры — Чи? — С чего вдруг вопрос? Подслушивает он, что ли? Жучок поставил, прямо в голову Чи Чжэня, так и начинается безумие. И глаза как всегда честные, внимательные. Подозрительно. — В конце года архивы приводят в порядок, хочешь, поищу ее дело? — Ли, как у мамы. Зачем он в это лезет? И так паршиво, шеф Дун знал, в какое место бить, чтобы наверняка. Может, он и не под Лу Ли вовсе копает, а Чи Чжэня прижать хочет? Но зачем такой сложный план? С его-то возможностями проще убить и сказать, что так и было. Или вовсе сжечь тело, а нет тела, нет дела, Чи Чжэнь этот трюк сам проворачивал. Вот с убийством копа сложнее, тут надо постараться, подумать, создать мизансцену. Например, натравить одного глупца на другого. Чи Чжэнь переводит разговор на работу. Ему нужно подумать, и он пока не готов делиться с Лу Ли историей своей семьи. Хватит и сухих фактов, без тонких связей между семьями. А то еще обвинять придется. Или хуже того — прощать. Он больше двадцати лет живет ненавистью и гневом и не может расстаться с ними из-за первого же заклятого друга. — Я не знаю, кому мстить, — говорит он, глядя на безмятежно спящего Лу Ли. Вот ведь сила совести у человека. В чужой кровати — как в своей, в чужой машине — как в любимом кресле, рядом с чужим человеком… «Не такие мы и чужие, — улыбается Чи Чжэнь с горечью. — Пусть он этого и не знает». Лу Ли возбужденно болтает, эмоции так переполняют его, что руки, ноги и лицо словно принадлежат трем разным людям. Чи Чжэнь пристально смотрит на него, впитывает в себя новые движения, запоминает. «Любуюсь», — понимает он, накрывает лицо ладонью и слушает тишину в голове. Во всем виноват Лу Ли с этими его «близкие друзья» и безмятежным сном. Внедрил идею в голову, теперь от нее не избавиться. Чем настойчивее о ней не думать, тем ярче она будет становиться. — За что? — тихо спрашивает Чи Чжэнь. — Ты о чем? — Что я тебе сделал? — Да о чем ты? — пихает его в плечо Лу Ли. — И даже не помнишь. Или удачно прикидываешься шлангом. — Я начинаю переживать о твоем душевном здоровье. С тобой все в порядке? — Нет, — мотает головой Чи Чжэнь. — Со мной все не в порядке. — Много думаешь? — Много думаю. — Значит, мало работаешь, — строго говорит Лу Ли. — Вставай. — Зачем? — Работать пойдем. — Я устал. Может, в клуб и по вискарику? Лу Ли хмурится, его брови сливаются в хмурую галочку. Чи Чжэнь и сам себя осуждает, но не настолько же. К тому же, он живой человек, имеет право на потрясение и желание напиться и забыться. — Хотя нет, пойдем работать, — говорит он, понимая, что по пьяной дури может натворить чего-нибудь, о чем обязательно пожалеет утром, и порывисто поднимается. — Но можем и в клуб, по вискарику, — мягко говорит Лу Ли и гладит Чи Чжэня по спине. — Ты подозрительный, ты в курсе? — Подозревающий. Всех и вся. Это профдеформация. На тебе тоже сказывается, поэтому ты на меня так смотришь. Чи Чжэнь расслабляется под нехитрой лаской, хотя должен бы напрячься. В голове снова пусто и легко, нет ни одной лишней мысли. От ладони Лу Ли по телу разливается тепло, выплескивается улыбкой и коротким смешком. «Это просто дофамин, — вяло убеждает себя Чи Чжэнь. — Гормональная реакция. Все из-за стресса и глубокого внутреннего конфликта. Я — душа нежная, тонко чувствующая, не то что некоторые». — Так, работать, — строго говорит он и отстраняется от Лу Ли, пока без пьяни не задурил. Спине все еще тепло. Они сидят в машине, слушают шум грозы и едят. Лу Ли — опять свою убийственно острую лапшу, нелюдь, от одного только запаха на глазах Чи Чжэня выступают слезы и бутерброд застревает в горле. — Я теперь понимаю, почему У Вэньсюань с тобой развелась. Сил же никаких нет терпеть твои пристрастия в еде. — Ошибаешься. Это не она со мной развелась. — Ты с ней? — Чи Чжэнь убирает бутерброд в пакет, все равно есть невозможно, и смотрит на Лу Ли. — И снова нет. — Если не она с тобой и не ты с ней, то кто с кем? — Это же просто, детектив, — Лу Ли набивает полный рот лапши и увлеченно жует. — Мы друг с другом. Чи Чжэнь ловит себя на том, что тянется рукой к его губам — стереть с них темный соус, задержаться пальцами на подбородке, услышать тишину в голове, — сжимает кулак и резко разворачивается к окну. — Правильно, нечего на мою еду покушаться, — хвалит его Лу Шланг Ли. — Почему? — В смысле «почему»? Это моя еда. — Да я про развод, — морщится Чи Чжэнь. — Типа, не сошлись характерами. Голос Лу Ли поразительно ровный, в нем нет ни одной лишней эмоции, сплошная спокойная уверенность. Голос преступника, которому есть, что скрывать, Чи Чжэнь такому своих клиентов учил. — Универсальная отмазка. — И главное работает, — кивает Лу Ли, достает салфетки и стирает с губ соус. Чи Чжэнь видит только движение его рук, слушает шум в ушах, цепляется за штанины, чтобы не потянуться невзначай, не прикоснуться покрепче, не вляпаться окончательно. — Много думаешь? — с чуть заметной улыбкой спрашивает Лу Ли. — Много думаю, — глухо отвечает Чи Чжэнь. — Это засада. Когда ждешь, всегда думаешь, делать-то больше нечего. Действовать проще. — Так почему развелись? — Так не сошлись характерами. — Врешь, жопой чую. Лу Ли — весь из резких линий, куда только мягкость делась — поворачивается к Чи Чжэню, накалывает его на взгляд, молчит. Температура в машине повышается, выбивает из тела пот и сушит рот. — Я думал, мы друзья, — выдавливает из себя Чи Чжэнь и ерзает, пытаясь сесть поудобнее. — Друзей не допрашивают. — Это профдеформация. Извини. Больше не повторится. Лу Ли втягивает в себя жар, оттаивает, смягчается. И правда нелюдь, человек так не смог бы. Чи Чжэнь приоткрывает окно, впускает в машину свежий влажный воздух. Дышит, дышит, не может надышаться. — В следующий раз лучше ударь, ты не такой страшный, когда руки распускаешь. — Мне воспитание не позволяет. — Эй, это моя фраза, — возмущается Чи Чжэнь, и Лу Ли смеется. Гроза заканчивается. Чи Чжэнь следует за Лу Ли, хмурится — брови вот-вот сольются в одну суровую галочку, гребучая интроекция. Наверное, им и правда стоит развестись, пока они не переняли друг у друга худшее, нет бы хорошим делиться. От одной мысли накатывает тоска, и Чи Чжэнь понимает, что это засада, что он попал, что было легче, когда Лу Ли… «Да не было легче», — осознает он. С самого начала не было, с самой первой встречи в зале суда, с самого первого взгляда, с обещания «я запомню». И ведь запомнил, гад. Жизнь посвятил извращенной мести. И с шефом Дуном сговорился, силой и грязным шантажом затащил в ряды полиции, чтобы всю душу вынуть. Показать другую сторону закона и обмакнуть с головой. Чи Чжэнь сдается, хватает Лу Ли за руку, разворачивает лицом к себе, вбивает в стену. — Ты чего? Глаза круглые, а губы расслабленные. Совсем не умеет убедительно врать. Или наоборот, слишком хорошо умеет, а потому показывает мнимые противоречия, фокусирует внимание на них, чтобы жертва не заметила противоречий настоящих. «И ничего я не влюблен. Это все гипноз. И фрустрация. И немного дофамин», — безуспешно убеждает себя Чи Чжэнь, склоняется все ниже и ниже, упирается носом в нос, губами в ладонь. — Нет, — твердо говорит Лу Ли. — В смысле «нет»? — В прямом. — Ты же сам подкатывал. — Это когда было? Ты отказал, я перехотел. Смотрит с сожалением, гад, но хоть наивным не прикидывается. Дофамин исчезает без следа, фрустрация становится глубже, разливается холодом по брюшине и приклеивает губы к горячей ладони. Чи Чжэнь щурится, пытается отлипнуть от Лу Ли, проигрывает сам себе. Выигрывает сам у себя. Сдаваться после первого же отказа для неудачников, а он — победитель по жизни. Щеки горят, сердце колотится в горле, но Чи Чжэнь полон решимости. Проводит языком по ладони, ликует от того, что Лу Ли вздрагивает и краснеет. Слушает его участившееся дыхание, проваливается в почерневшие глаза. Перехотел он, как же. Удивляется, когда Лу Ли отталкивает его всем телом. — Ну нет же, — весело говорит тот и вытекает из рук Чи Чжэня. Оставляет в одиночестве на продуваемой всеми ветрами крыше. — У каждой игры есть правила, — говорит Лу Ли и отпивает виски из бокала. Они стоят на балконе в квартире Чи Чжэня, смотрят на ночной Город Цветов, слушают голодное ворчание ветра. — Проблемы начинаются тогда, когда люди играют в разные игры. Или в одну, но по разным правилам. В какую играешь ты? Чи Чжэнь со всех сторон обдумывает вопрос и откровенно признает, что не понимает его. — Слишком сложно. Я не играю. Я честен от начала и до конца. Это неправда, но Лу Ли не знает этого. Лу Ли не знает многого, и это благо. Некоторые ноши слишком тяжелы. — «Игра» и «ложь» — не синонимы, хотя и то, и другое может развлечь. — И все же, я не играю. Лу Ли отворачивается, смотрит в бокал, вертит его в руке, шумно выдыхает. — Жаль, — говорит он, допивает виски одним глотком и уходит в комнату. Чи Чжэнь догоняет его, обнимает, прижимается грудью к спине, заковывает в замок из рук. Дует на шею, улыбается вставшим дыбом волоскам, вслушивается в тяжелое дыхание. — Я слишком много думаю. — Ты слишком мало работаешь, — хмыкает Лу Ли. Чи Чжэнь трется носом о его шею, ослабляет хватку и разворачивает его лицом к себе, не дает возможности отказать — целует. Губы податливые, мягкие, со вкусом виски и намеком на острый соус. Совсем не похожие на остальное тело — жесткое, напряженное, протестующее. — Ну что не так? — ворчливо спрашивает Чи Чжэнь. Лу Ли кладет горячую ладонь на его щеку, мотает головой и с сожалением говорит: — Ты не играешь. — Ну да, я честный. — Я тоже. — И искренний. — Я тоже. — И я серьезен. — Я нет. — Что? — моргает Чи Чжэнь, сердце проваливается в живот, остается лежать там тяжелым, холодным камнем. Возбуждение растворяется без следа. — В этом и проблема. Лу Ли вытекает из ослабевших рук Чи Чжэня. Возбужденный — с блестящими глазами, с ярким румянцем на щеках, с намеком на эрекцию, — и все же вытекает. — Почему? — Я не хочу быть серьезным. Не в личной жизни. В ней я хочу отдыхать. — Почему? — Прости. Лу Ли не прячет глаза, он и правда сожалеет, но явно уверен в своем решении. Чи Чжэнь не может понять его, да и не хочет. — Подлый трюк, — наставляет он на Лу Ли обвинительный перст. — Меня ведь теперь не отпустит. — Ну хочешь перепихнемся? Без сожалений и обязательств, просто для удовольствия. Я за. Избивает словами и не стесняется. Чи Чжэнь прищуривается и пытается проглотить ком в горле. — Уйди. — Или по морде дай, вдруг попустит. — Уйди. Лу Ли кладет руку на плечо Чи Чжэня, тот сбрасывает ее, сжимает кулаки, и все же сдерживается и не кидается в драку. На душе и без драки паршиво. — Уйди, — глухо повторяет он и выталкивает Лу Ли из квартиры. Стекает по двери на пол, накрывает лицо рукой и беззвучно плачет.