Город цветов

Лу Ли выходит из подъезда, запрокидывает голову, смотрит в беззвездное, темное небо, вдыхает полной грудью свежий ночной воздух, ищет взглядом балкон Чи Чжэня. Нехорошо получилось. Надо было шутку не начинать или довести ее до логического конца. Ну поразвлекались бы немного, а потом успокоились бы, без страданий и надрыва. Все равно все всегда заканчивается. Лу Ли выпрямляется, трет ладонью лоб, резко выдыхает. Сделанного не воротишь, а в месте для сожалений живут Ино и Вэньсюань. Ему просто не хватит сил еще и на Чи Чжэня. К тому же, тот мальчик большой, адвокат, пусть и бывший, справится. Отряхнется, напьется, завтра опять шутки шутить будет. «Надеюсь, — устало думает Лу Ли. — А если не будет, то…» Мысль останавливается. Лу Ли не знает, как со своими-то переживаниями справиться, а потому игнорирует их день за днем, год за годом. Сидит в одиночестве без сна, качается на волнах беспомощности и недоумения, ждет любой возможности отвлечься на работу, захватить цель, сфокусироваться на ней и не думать ни о чем ином. Жизнь сразу становится простой и кристально ясной, а он — цельным, без трещин и сколов. Много думать вредно, даже опасно. От мыслей обязательно появляются оценочные суждения и лишние тормоза. Действовать надо, а не думать. Так почему Лу Ли такой весь из себя серьезный? Почему решил за Чи Чжэня, что тот хочет чего-то большего, чем просто отдых? Может, просто испугался того, что в жизни появилось непредсказуемое, яркое, назойливое пятно, от которого не убежать — оно припрется домой и будет улыбаться во весь рот. Ослеплять. «Я слишком мало работаю». Лу Ли доходит до машины, открывает дверь, садится и с сожалением убирает ключи в карман. Алкоголь все еще греет тело и, скорее всего, туманит разум, пусть и кажется, что мысли четкие и ясные. «Не первый раз в машине спать», — говорит он себе и откидывает спинку сиденья. Все равно уснуть не получится, какая разница, где именно лежать и ждать рассвета. Лу Ли закрывает глаза и вспоминает — обжигающее прикосновение груди к спине, и тяжелый замок рук, и напористый поцелуй, от которых вспыхнул быстрее, чем от виски. Образы яркие и свежие, он учащенно дышит и сжимает кулаки. «Кто меня за язык тянул?» — морщится он и вздрагивает от стука в стекло. Силуэт за окном похож на Чи Чжэня, но на того сейчас и столб был бы похож. Лу Ли трет глаза, света от этого не становится больше, стук повторяется, становится более настойчивым. — Что? — спрашивает Лу Ли. — Выходи. — Попускаться будешь? — Выходи, — глухо повторяет Чи Чжэнь. «По морде или перепихнуться? Первое быстрее, второе приятнее. И потом можно остаться на той же кровати и выспаться. Выспаться. Выспаться! — от одной мысли по телу разливается блаженная, сладкая истома. — Лично я выбираю второе». Лу Ли выходит из машины и едва успевает закрыть дверь и заблокировать замок, как Чи Чжэнь хватает его за руку и тащит за собой. Холодные пальцы клещами впиваются в запястье, а гнев в них живой, горячий. Он проникает под кожу, смущает, разливается на щеках румянцем. Чи Чжэнь молчит, и Лу Ли с трудом удерживается от того, чтобы крупой рассыпать слова и поймать его в ловушку озвученных мыслей. Боится спугнуть. Боится спугнуться. Выключает мысли, все, до единой, превращает сознание в темное, беззвездное небо. Просто следует за Чи Чжэнем. У Чи Чжэня твердые, злые губы и горячие плечи. Лу Ли полыхает, плавится, как сыр на сковородке, а по его коже разливается красная, бодрящая боль — пальцы у Чи Чжэня тоже злые. Оба молчат, только шумно, напряженно дышат, стягивая друг с друга одежду. Скорее соревнуются — кто победит, кто разденет первым, кто станет ведущим. Лу Ли заводится, как от уличной драки, гнев Чи Чжэня только подстегивает азарт, сметает предательскую мысль «Уступить?». Стена бьет по спине, тумбочка — по голеням. Трещит ткань. Чи Чжэнь кусает губы Лу Ли, от этого тут же выступают слезы. Слишком сильно, чтобы быть лаской или простой неосторожностью. Лу Ли отталкивает от себя Чи Чжэня и падает сам, под ним мягко пружинит матрас. Сердце колотится в горле и ушах, и не хватает воздуха. Лу Ли пытается отдышаться, смотрит на искаженное — то ли от боли, то ли от гнева — лицо Чи Чжэня, и давит зарождающийся в животе хохот. Ржать нельзя, это будет фатальная ошибка, хуже прерванной шутки. Но как же сложно удержаться. «Уличный котик. Голодный уличный котик», — говорит себе Лу Ли и представляет в деталях бедолагу. Смех рассеивается без следа и уносит с собой возбуждение. — Все? Опять пора уходить? — Лу Ли садится, смотрит на Чи Чжэня и пытается угадать, о чем тот думает с такими тонкими губами и мрачными глазами. Явно не о быстром перепихоне. — Если хочешь. Можешь остаться здесь. Голос у него глухой, злость все еще кипит в нем. Самое время извиниться, сказать «просто боюсь усложнять отношения, ты мне на самом деле нравишься», попросить второй шанс, но Лу Ли не может заставить себя. Чи Чжэнь на самом деле нравится ему. — Тогда останусь. А ты? — Это моя квартира. Конечно, я останусь. — Мне на пол? — Я думал, тебе нравится в моей постели. — Нравится, — кивает Лу Ли и громко зевает. — А я тебе в ней нравлюсь? Лицо Чи Чжэня искажается, становится еще мрачнее. Не время для флирта, не время для шуток, не время для всего. Надо было вызвать «трезвого водителя» и уехать, дать им обоим паузу, длинной ночи хватило бы, чтобы подумать и забыть. — Видимо, нет, — кивает Лу Ли и поднимается. Никогда не поздно уйти, ночь еще не закончилась. — Ладно, тогда пока, — машет он рукой и пытается просочиться мимо. — Я тебе настолько неприятен? Вопрос бьет по горлу, Лу Ли задыхается — от смеси возмущения и удивления. — А ничо, что это я к тебе приходил? — Тогда почему оттолкнул? — Не совпадаем в намерениях. — Я не про до этого, я про пару минут назад. — А ничо, что ты мне губы укусил, до сих пор горят? Глаза Чи Чжэня распахиваются, на щеках выступает румянец, рот расслабляется. В животе Лу Ли снова собирается смех, щекочет, готовится подняться наверх, захватить всего Лу Ли, целиком и полностью, без права на пощаду, никакой котик не поможет. — Сам виноват, — бурчит Чи Чжэнь, разворачивается и вихрем уносится из комнаты. Смех все-таки вырывается — слезами, оставляет мокрые дорожки на щеках. Как теперь спать? «Крепко», — говорит себе Лу Ли, снимает рубашку и ремень, ложится на заправленную кровать и закрывает глаза. Утро приходит с легким похмельем и оттенком разочарования. Не последний день живут, но каждый упущенный шанс — упущен. Лу Ли поворачивается, утыкается носом в теплое плечо, приоткрывает глаз, смотрит на безмятежное лицо Чи Чжэня, улыбается. Похоже, тому тоже лучше спится в компании. А так возмущался, выгонял, узкими глазами смотрел. Счастья своего не видел. Лу Ли съедает смех подчистую, расслабляет лицо и поднимается на локте. Борется с искушением — и проигрывает. Наклоняется и касается губ Чи Чжэня легким поцелуем. Этого хватает, чтобы сердце зачастило и щеки обдало жаром. Этого хватает, чтобы Чи Чжэнь проснулся и напрягся. — Ну все, пока, — бодро говорит Лу Ли и переползает через него. — Куда? — его пальцы опять злые, впиваются в плечо, гонят красную боль в челюсть. — На работу. — Рано. — Уже светло. — Будут новые трупы, нам позвонят. — Но… — Обесчестил и пытаешься свинтить? — глухо спрашивает Чи Чжэнь. — Да, детектив, так все и было. Смех опять подкрадывается к горлу, морщинит уголки глаз. Лу Ли сильнее смеха, он годами тренировался перед зеркалом не улыбаться, но как удержаться? Он наклоняется, целует тонкие, твердые губы, прячет в них свою улыбку. Пальцы, увы, не становятся нежнее, Чи Чжэнь напрягается еще сильнее. Лу Ли сдается, шумно выдыхает и садится, опирается спиной на стену. Терпит боль, расслабляет лицо и открыто смотрит в глаза Чи Чжэня. Ждет. — И все? — говорит тот. — Сказать нечего? — Людям с богатым внутренним миром не нужно много разговаривать. — Богатый, мать, внутренний, мать, мир. Чи Чжэнь убирает руку так резко, что Лу Ли на секунду теряет равновесие. А надо было упасть — лбом о лоб, до искр в глазах и шума в ушах. Обоим пошло бы на пользу. По крайней мере, поставило бы точку в обмене взглядами. Лу Ли не понимает сути конфликта. Она ускользает от него, как рыбешка в мутной воде. Не целовать плохо, целовать — еще хуже. Спать рядом нельзя, уйти не получается. — Чего ты хочешь? Что ты хочешь услышать? От вопросов лицо Чи Чжэня каменеет, а глаза вспыхивают так, что сгореть можно. «Да что ж такое, — морщится Лу Ли. — Молчать неправильно, но и рот открывать не стоит. Как с тобой разговаривать?» — Что я тебе нравлюсь, — наконец говорит Чи Чжэнь. Его голос скрипит, был бы машиной, стоило бы отогнать в автосервис, заменить износившиеся детали. — Ты мне нравишься, — легко соглашается Лу Ли. Правду всегда легко и приятно говорить. Чи Чжэнь от этой правды кривится, мрачнеет и сдувается. Отворачивается. Оставляет в недоумении и с открытым ртом. Хватит. Надоело. Именно поэтому Лу Ли не хотел усложнять. Сам, конечно, втянулся, поддался искушению и усложнил, надо было… Лу Ли закрывает глаза. Что толку думать об этом. Они уже все испортили, Ино и Вэньсюань все-таки придется потесниться, пустить к себе нового жильца. Как будто могло быть иначе. Дома тихо и темно. Лу Ли лежит на кровати, раскинув руки, слушает свое глубокое, расслабленное дыхание и смотрит на потолок в росчерках неровных теней. Ночной свет рисует затейливые узоры. В них нет ни надежд, ни обещаний, только простые линии и размытые контуры — луна, фонари и зарядное устройство никак не могут договориться, что именно хотят сказать неспящему Лу Ли, а тот терпеливо ждет. Смотрит, молчит и ждет. Некого схватить за грудки и прибить к стене. Не с кого потребовать ответа, пусть и нет вопроса. Некому сказать… Лу Ли закрывает глаза. Пустота вырывается из него обжигающей слезой, оставляет дорожку на виске, растекается по влажным волосам, смешивается с потом. И эта ночь закончится. Телефон вибрирует, выдергивает из дремы. Лу Ли шарит рукой по прикроватной тумбочке, сбивает светильник, но успевает поймать его — не хватало еще маму разбудить. «Спишь?» — спрашивает телефон и подписывается «Чи Чжэнь». Надо было его переименовать. «Адвокат» — хорошее прозвище. Или, например, «магнолия» — шифр сложный, но сам Лу Ли его поймет в любом состоянии и развеселится. Или даже «френдзона» — самый сложный шифр, Лу Ли и сам не знает, кто из них хороший парень. «Может, мы оба травоядные?» — фыркает он и отвечает: «Сплю». «Тогда спи дальше», — тут же загорается телефон, стирает с потолка тени с размытыми контурами, оставляет одну четкую — бодрого Лу Ли. Кажется, даже улыбку на ней прорисовывает. «А сам?» «Тоже сплю». «Крепко?» «Холодно». «Приехать и согреть?» Телефон молчит, Лу Ли закрывает глаза, набирает полную грудь воздуха и задерживает дыхание. Демон в его пальцах, что ли, поселился? Беспутная лиса? «Лисы умнее», — говорит он себе и резко выдыхает. Сердце колотится в горле и ушах, руки дрожат, так и тянет написать что-нибудь еще более глупое. Может, Чи Чжэнь все-таки уснул? Кто знает, сколько он выпил, у каждого свой выключатель — одни сидят на таблеточках, другие на алкоголе. Зачем сразу думать, что глаза у него мрачные, губы тонкие, а пальцы злые. Лу Ли закрывает глаза, пустота стекает по вискам, оставляет соленые дорожки, пока не заканчивается, пока на ее месте не появляется Идея, такая же глупая, как лиса в его пальцах. Он подскакивает и как есть, в пижаме и домашних тапочках, выбегает из квартиры. Лу Ли выходит из машины, запрокидывает голову, смотрит на усыпанное звездами небо. Убеждает себя не трусить и идти вперед. Знает, что это будет очередной ошибкой, но все лучше, чем стоять на месте или вернуться назад. Лу Ли блокирует двери машины, глубоко выдыхает и несется к подъезду, пока не передумал. Сердце колотится в горле, руки не поспевают за ногами, ногти впиваются в ладони. Смешно будет, если Чи Чжэнь не откроет. Если его вообще дома нет. А если есть и откроет? Тогда что? Лифт двигается мучительно медленно, Лу Ли успевает передумать и нажать на кнопку первого этажа. Все это слишком сложно. Его эмоции и желания. Чи Чжэня. Они еще и работают вместе. Точно добром не кончится. Лифт еле ползет, пот по спине и то быстрее стекает. Сердце поднимается выше, раздваивается, бухает в ушах. Рот пересыхает. Мышцы сводит потребностью бежать, подальше от опасности, от неизвестности, от очередного выяснения отношений. Сколько раз они начинали с поцелуев, а заканчивали обидами? Лифт наконец останавливается, двери открываются, впускают взлохмаченного Чи Чжэня. «Не сбежать», — понимает Лу Ли и от накатившей слабости упирается плечом в стену. — Ты?.. — говорят они одновременно. «Не бежать. Вперед!» — приказывает себе Лу Ли, отлипает от стены, обхватывает лицо Чи Чжэня ладонями и, зажмурившись, целует. В крепкой хватке трудно дышать, губы горят, уши и вовсе полыхают. Чи Чжэнь жаркий, большой, его слишком много. И пахнет от него алкоголем. Но сейчас в нем нет злости, вся красная боль — внутри Лу Ли, рядом со страхом и сожалениями. «Не думать!» — Ты?.. — прерывает поцелуй Чи Чжэнь. — Молчи, — бросает Лу Ли и толкает его назад, в квартиру, в спальню, на кровать. Пуговицы легко вылетают из петель, рубашка распахивается, обнажает кожу. Лу Ли проводит ладонью от шеи (задерживается на секунду) до живота, поворачивает руку, проникает под пояс штанов. Глаза Чи Чжэня широко распахиваются, он наконец-то видит всего Лу Ли, впитывает его в себя, остается только проникнуть дурманом, разлиться эйфорией по телу, захватить. — Но… — Молчи. Лу Ли усаживается на Чи Чжэня и накрывает рукой его рот. Можно было бы поцеловать, но как тогда смотреть на него? Как тогда проваливаться в него? Как завладеть им так, чтобы захотеть остаться? Язык щекочет ладонь, рисует на ней слова, которые Лу Ли не может прочитать, но они разливаются по коже капельками пота, оседают на губах частым дыханием, пульсируют в низу живота. Чи Чжэнь пытается стянуть с Лу Ли штаны, но тот мотает головой и бросает: — Руки. Руки замирают, спускаются ниже, на ягодицы, поднимают волны жара. Чи Чжэнь толкается в кулак, все чаще и чаще, закрывает глаза, замирает на секунду и обмякает. Лу Ли наклоняется, упирается лбом в его лоб, губами в свою ладонь и улыбается так, что челюстям больно. Съедает смех, целиком, полностью, оставляет его в себе, и тот разливается по телу, пьянит крепче алкоголя. Внезапно мир переворачивается, Чи Чжэнь хватает руки Лу Ли, вытирает их рубашкой и откидывает ее в сторону, кладет их на свои влажные волосы и говорит: — Моя очередь. Жарко. Лу Ли и не знал, что может быть так жарко. Щеки горят так, что от этого больно. Чи Чжэнь наклоняется и замирает — слишком близко, слишком далеко. Лу Ли притягивает его к себе, прижимается к губам, раздвигает их языком, медленно целует. Им некуда торопиться. Лу Ли просыпается от ароматов кофе и горячей еды, переворачивается на спину, упирается в кровать пятками и макушкой и тянется, пока вслед за ним не просыпается все тело. Штаны валяются на полу, он поднимает их, натягивает, тщетно ищет рубашку и краснеет от того, что придется ходить полуголым. — Я ночью больше видел. И трогал. Вот этими самыми руками, — говорит Чи Чжэнь. — Завтрак готов. От его слов Лу Ли понимает, что голоден, а их легкость вытесняет смущение. — Дай футболку, — все же бурчит он. — Не. — Чи Чжэнь сияет как новенькая монета. — Мне и так норм. Лу Ли смотрит на него исподлобья, хватает простыню и закутывается в нее. — Какой скромный дикобраз. Лу Ли скалится на него, втягивает голову в плечи и прет мимо — еще не хватало протискиваться, когда можно уверенно снести со своего пути. Чи Чжэнь отступает в сторону, но это ловушка — как только оказывается за спиной, тут же усмиряет в крепких объятиях, не вырваться. — Будешь моим завтраком? Шепот щекочет ухо, по спине бегут мурашки, Лу Ли мучительно краснеет и икает. — Отпусти, — сдавленно требует он и пытается вывернуться из хватки. — Нет. — Отпусти. — Нет. — Ну тогда так и будем стоять, — сдается Лу Ли, откидывает голову и кладет ее на плечо Чи Чжэня. — Есть важный вопрос. — М? — Мы же все еще друзья? — знает, что удар подлый, но не сдерживается. Чи Чжэнь предсказуемо дергается и напрягается. Из него словно весь жар вытекает, оставляя хладный камень, а через секунду распадаются объятия, будто и не было их никогда. — Конечно, друзья. Интимом дружбу не испортить. Завтрак стынет. Лу Ли неспешно ест и откровенно разглядывает Чи Чжэня — от потухших глаз до хмурой линии губ. Задается вопросом, почему постоянно отталкивает его. Ведь не человек же, а сплошная польза — и работать умеет, и спать рядом с ним удобно, и руки со ртом скучать не дают. — Я вот думаю, — говорит он и кладет палочки на пиалу. — Не надо нам быть друзьями. Чи Чжэнь вскидывается, белеет, как древняя красавица, сжимает руки в кулаки. — То есть, пусть все думают, что мы друзья, а мы на самом деле любовники. Очень тайные любовники. Прям настолько тайные, что никто и не заподозрит. — Ты!.. — от указующего перста по квартире разливается гнев, Лу Ли показательно нахохливается и кутается в простыню. — Ты!.. У меня сердце чуть не остановилось, что ты делаешь? А если бы я умер, прямо здесь и сейчас? — Я бы проверил твой пульс, а потом начал реанимацию. Обязательно с искусственным дыханием «изо рта в рот». — Ты!.. В этот раз икает Чи Чжэнь, и Лу Ли больше не сдерживается — смеется до слез. Все происходит слишком быстро, как в дешевом клипе. Вот Лу Ли сидит в машине, упершись подбородком в руки на руле. Следит за выходом из клуба, ждет, пока выйдет подозреваемый. Вот Лу Ли бежит за подозреваемым. По спине стекает пот, легкие горят, сердце колотится в горле, пистолет холодит ладонь. Вот Лу Ли лежит в луже крови на асфальте, в ушах все еще звенят выстрелы, но боли нет, только не вдохнуть, а потому не рассмеяться. Кого арестуют на этот раз, пока он будет приходить в себя после операции? Может, и не приходить вовсе? «Лу Ли», — читает он на губах Чи Чжэня и улыбается. Губы непослушны, еле двигаются, складываются в гримасу боли, от этого еще смешнее, но воздуха все еще не хватает. «Лу Ли!» — крик не проникает сквозь звон выстрелов, почему же его так хорошо слышно? Лу Ли поднимает руку, чтобы прикоснуться к щеке Чи Чжэня, стереть с нее слезы, глупо рыдать, когда так смешно. Видит на ладони кровь и морщится. Какой сложный выбор — решительно замарать и утешить или бессильно слиться из его жизни. Лу Ли роняет руку, заходится в кашле, воздух совсем заканчивается, весь. Пот густым слоем покрывает лицо, смешивается со слезами, и почему-то гаснут фонари. Досадно. Ему нравится видеть свое имя на губах Чи Чжэня. Руке жарко и больно. Она зажата в тиски. Какая изощренная любовь. Неужели так сложно отпустить? Лу Ли понимает, что опять сливается. Сколько раз себя в спину толкал, чтобы сделать шаг вперед и перестать замыкаться. Даже делал, и не шаг, а целых два! И потом вприпрыжку убегал как можно дальше. Сколько можно? Может, пора отдохнуть? Постоять на месте, подождать, посмотреть, кто подойдет. Упереться лбом в подставленное плечо и не дергаться. Для этого нужно проснуться. Дышать. Лу Ли хватается за руку, которая держит его, и выныривает из мутного сна в больничные запахи. — Ты меня так больше не пугай. Я думал, ты умрешь. — На лице Чи Чжэня слишком много эмоций: в глазах — радость, на губах — обида, левой щекой суров, правой вот-вот улыбнется. — Я пытался. Ты меня слишком крепко держал. Видишь, синяки от твоих пальцев остались. Ты тайком мне кости ломал? — Да. Но не подумал об уликах и попался. Арестуете, детектив? Допрашивать будете? — С пристрастием, — кивает Лу Ли и тянет Чи Чжэня на себя. — А потом осужу и к тебе перееду. Наказанием твоим буду. — С таким приговором я могу согласиться. Но будешь хорошо себя вести, подам апелляцию. — По рукам. Чи Чжэнь ложится рядом с Лу Ли и осторожно обнимает. Его тепло укрывает уютным одеялом и смывает боль лучше анальгетика. — Ставлю боевую задачу, детектив Чи. — М? — Не отпускай мою руку. — Лу Ли улыбается, поворачивает голову и мягко целует искусанные губы. — Я и не собирался. Лу Ли закрывает глаза и мгновенно засыпает. Держится за Чи Чжэня и не сбегает от него даже в мыслях. Может, у них и получится.