номер Пять, номер Ноль

      Я морщусь и впиваюсь ногтями в кожаную обивку дивана. Боль это не смягчает, но я пытаюсь хоть как-то отвлечь себя.       — Ты же большая девочка, терпи, — ровно произносит мальчик с огромными серыми глазами.       Он говорит это так спокойно, будто каждый день вытаскивает осколки пуль из плеч нерадивых девушек.       — Слышу от мальчика с голыми коленками и в гетрах, — не удерживаюсь я.       Тот вскидывает густые брови и смотрит на меня почти что устало и совсем не по-детски.       — Скажем так, я взрослее, чем выгляжу.       Я не отвечаю, только устремляю взгляд в сторону и теперь уже шиплю сквозь крепко сжатые зубы. Специально не смотрю на ранение, но боковым зрением всё равно вижу красное пятно на собственном предплечье.       — Разве такому учат в лагере бойскаутов? — интересуюсь я, пытаясь думать о чем угодно, только не о том, как сильно жжет плечо. Будто облили керосином и подожгли, честное слово. Еще это противное чавканье, пока мальчишка возится в ранении каким-то инструментом, похожим на огромный пинцет.       — Нет. Но такой навык приходится приобрести, если ты несколько десятков лет выживаешь в апокалипсисе совершенно один.       По лицу мальчика и не скажешь, что он шутит. Несколько десятков лет… Да ему и шестнадцати нет!       — Как тебя зовут? — спрашиваю я.       — Номер Пять.       Я непонимающе хлопаю глазами. Да, заводить разговор точно стоило: с таким собеседником очень легко позабыть даже про раздирающую боль в плече.       — А где Номер Один, Два, Три и Четыре? — я решаю подыграть.       — Заняты. Точно так же, как Шестой и Седьмой.       — Вообще меня зовут Хестер, но в вашем странном расчете я была бы Номером Ноль, — шучу я.       — Смотрю, обезболивающие начинают действовать, — замечает Пятый. — Раз тебе уже так весело.       Как объяснить пацану, что юмор — это мой защитный барьер в абсолютно всех ситуациях? И тем более таких… критичных. Если бы количество шуток должно было быть соизмеримо количеству пережитого за эти сутки стресса, я бы уже стояла на сцене с микрофоном и вела стэнд-ап.       — Ноль совсем необязательно показывает незначимость чего-то, — внезапно продолжает он, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. — Ноль — это также начало и конец. Составное всех чисел. Цифра в программном коде, в конце концов.       Я внимательно всматриваюсь в лицо мальчика. Тот ни разу не посмотрел на меня в ответ — возникает ощущение, что он говорит с моим плечом.       — И ты меня спасла. Если не от смерти, так от очень… неприятных травм. А мне нельзя выбывать из боя.       Становится чуть-чуть обидно. Раз уж я сегодня героиня, мог хотя бы мне в глаза посмотреть. Парень замирает, откидывается немного назад и рассматривает проделанную работу. Между бровей залегают две привычные морщины. Длинные пальцы вытягивают из аптечки бутыль с перекисью водорода, и я со стоном запрокидываю голову назад, уже догадываясь, что будет дальше.       А ведь можно было просто не идти в это чертово кафе.       Почему-то именно мысль «никогда не могла пить черный кофе» приходит мне на ум, когда я запрыгиваю на высокий стул без спинки и на соседнем вижу паренька в форме, похожей на школьную. Сделав заказ, из-за которого я и вспомнила о своих вкусовых предпочтениях, он замечает мой взгляд, как-то по-хитрому ухмыляется и подмигивает. Это мне, что ли? Не пойми неправильно, парень, ты симпатичный, но мне девятнадцать, и совращением малолетних я не занимаюсь. С этой твердой мыслью на подкорке сознания я не сразу соображаю, что вот уже секунд тридцать в открытую пялюсь на незнакомца, отмечая его нетипичную и очень привлекательную внешность.       Я тут же отвожу взгляд и заказываю латте, ногой запихивая тяжелую сумку с книгами глубже под свой стул. Люблю такие кафе в стиле ретро, особенно, если они удобно располагаются рядом с прекрасной библиотекой. Сколько времени я провела там в этот раз? Экран смартфона оповестил, что я выпала из реальности на пару часов. Нормально, как вернусь на съемную квартиру, еще поработать успею. Раздумывая над планом обучения для нового ученика, я получаю свой заказ — большую кружку с ароматным дымящимся напитком. Краем глаза вижу, как мальчик забирает весь кофейник у молоденькой официантки в белом фартуке. А он не мелочится!       Руки сполоснуть бы. Я соскальзываю со стула и поворачиваюсь назад. Кафе устроено таким образом, что к дальней от входа стене примыкает кухня и служебное помещение, а после них располагается место приготовления кофе, которое отделено от нас одной сплошной барной стойкой. За ней рядом выставлены одинаковые стулья, и уже по оставшемуся небольшому пространству разбросаны отдельные круглые столики для посетителей. Сразу же врезаюсь в мужчину, который, видимо, собирался что-то себе заказать и не ожидал, что я резко встану со стула.       — Прошу прощения, — тут же извиняюсь я.       Мужчина с неприятным взглядом смотрит на меня совершенно безразлично, и его губы растягиваются в подобии вежливой улыбки:       — Ничего страшного.       Его глаза пронизывают меня, словно иглы. Перебарываю желание стряхнуть с себя это практически осязаемое ощущение.       Когда я возвращаюсь из уборной, то вижу, как мужчина отходит назад, к одному из столиков посередине. Странно, что его руки пусты — он не сделал заказ и не дожидался его, но и из кафе тоже не вышел. Я хмурюсь, проходя к своему месту и рассматривая незнакомца, но стоит ему перевести взгляд на меня, как я сразу отворачиваюсь и утыкаюсь в свой напиток. По спине почему-то бегут мурашки.       Внешность у типа тоже странная: черные прилизанные волосы, короткие и сбритые на висках, губы постоянно поджаты, будто он чем-то крайне недоволен. Самое сильное впечатление оставили глаза: они настолько бледные, что почти белые, и пустые, будто у робота, запрограммированного на одну-единственную цель. Мужчине, наверное, около тридцати, но сложно сказать наверняка.       На инстинктивном уровне мне не хочется поворачиваться к нему спиной, и я пытаюсь убедить себя, что просто перечитала мистики, и никакой угрозы незнакомец не несет. В конце концов я глупо сижу вполоборота, не решаясь ни повернуться к нему, ни отвернуться полностью. Мальчик бросает на меня короткий непонимающий взгляд; не обращая на это внимания, я сижу так несколько минут, размышляя о чем-то своем. Из винтажного музыкального автомата льется тихая музыка. Я на долю секунды поворачиваюсь к стойке и беру в руки чашку с напитком, чтобы сразу же вернуться в исходное положение.       Прямо за мной вырастает фигура: я только и успеваю что широко раскрыть глаза и увидеть дуло пистолета, направленное в сторону паренька, сидящего рядом со мной.       Я не успеваю даже подумать. Всё происходит моментально: я бросаюсь вперед, и в ту же миллисекунду звучит громкий хлопок от выстрела. Вообще, я не отличаюсь особой смелостью, не страдаю комплексом героя и уж точно не планировала сегодня быть подстреленной. Но то, что я делаю, кажется мне совершенно естественным: так поступил бы каждый на моем месте.       Плечо пронзает адская боль; пораженная, что человеку вообще может быть ТАК больно, я падаю назад, на барный стул, на котором тихо-мирно сидела вот только что. В ушах беспрестанно звенит. Не сразу понимаю, что лечу на пол, сбив сиденье своим телом; в спину впиваются острые углы книг в сумке, но это я замечаю последним, судорожно дыша и пытаясь совладать с мучительными ощущениями. Наверное, я напоминаю рыбу, выброшенную на берег: раскрываю и закрываю рот, неуклюже скорчившись на холодном полу, пытаюсь отползти, опираясь на здоровую левую руку, но не получается.       Жмурюсь в ожидании скорой смерти; через гул в ушах слышу чьи-то крики, вроде мужские. С ужасом понимаю, что не смогла защитить мальчика, хотя вопли не похожи на детские; может, так их исказил мой измученный мозг, вот-вот готовящийся отправить меня в отключку, потому что с этой болью ему просто так не справиться. Кто-то неожиданно сильно хватает меня за здоровое плечо, и прямо передо мной мелькает ярко-синяя вспышка, будто в глаза посветили цветным фонариком; я недовольно стону и, кажется, прошу, чтобы хотя бы при смерти меня оставили в покое. Не уверена, смогла ли я сказать это вслух, но точно попыталась. Следующим мигом я проваливаюсь в блаженную темноту и тишину.