номер Пять, номер Ноль

      Я оглядываюсь назад и проверяю, нет ли кого в зале. В особняке Харгривзов бывают только два состояния: жужжащий рой, когда все дети Амбреллы собираются под одной крышей, и второй — полное безлюдье, достойное пустыни Сахары. Несмотря на явное наличие последнего варианта, я всё равно нервничаю, рассматривая самые разнообразные бутылки с алкоголем, что имеются в баре.       Провожу ногтями по одной этикетке, потом по другой, вчитываясь в ярлыки и описание содержимого. Я живу здесь чуть больше недели, но брать что-то общее всё равно иногда кажется воровством, хотя последнее, о чем парится толпа супергеройских ребят с огромным наследием, так это деньги.       Желание отпустить свой неуемный разум в свободное плаванье преследует меня с того момента, как моя жизнь кардинально изменилась в другую сторону. Раньше моим ежедневным расписанием было встать, приготовить нехитрый завтрак, поработать, написать абзац-другой, пообщаться со своим редактором… Выйти в магазин за продуктами, почитать литературу, готовясь к предстоящей учебе на первом курсе, позаниматься с кем-нибудь из учеников. Всё. Самое экстраординарное, что со мной случалось — поехать в бар посреди ночи, потому что какая-нибудь из моих редких подружек страсть как захотела оторваться.       А теперь… Я нахожу взглядом стеллаж у противоположной стены. Вместо того, чтобы подойти к стеклянным витринам и по-человечески достать стакан для выбранного виски, я лениво повожу пальцем. Дверца открывается бесшумно, хотя на вид мебели не меньше лет ста. Осталось самое сложное…       Не обращая внимания на ставший привычным звон в ушах, я вперяюсь взглядом в стакан и представляю, что он скользит ко мне, словно по барной стойке. Тот сначала еле подрагивает, не желая подчиняться, но потом поднимается и движется ко мне; в какую-то секунду внезапно разгоняется и летит со всей одури, будто запущенный чужой рукой. Я такого не ожидала, поэтому с взвизгиванием падаю вниз, скрываясь за баром. Дребезг осколков доносится до меня, словно издалека, поскольку уши еще не отложило. Поднимаюсь с виноватым видом и усиленно пытаюсь вспомнить, где у нас находится метелка.       — Я просто перетрудилась, — убеждаю себя, крутясь вокруг места крушения уже с найденным предметом для уборки.       Голова и правда пухнет от того, что происходит. От былого спокойствия не осталось и следа — теперь я Номер Ноль, а к красивым титулам прилагается не менее красивая пачка обязанностей. Оказывается, суперсилы — этого мало. Нужна хорошая физическая подготовка, умение общаться с командой (с крайне специфичной, прошу заметить!), а Пятый, дай ему волю, будет каждый день тащить меня в библиотеку за стопку книг о психологии и других науках, раскрывая все детали моего дара, пытаясь понять, как его лучше использовать, куда перенаправлять энергию и прочее. Пока мы ограничились четырьмя заходами в неделю, а когда мальчишка совсем забывает о том, что мой мозг просто не всегда поспевает за его, я отвожу от себя внимание, отправляя его изучать собственные силы. Пусть учится нормально путешествовать во времени, я не хочу случайно оказаться в веке, где у женщин не было прав — даже если мне и нравятся пышные платья и роскошные балы где-то глубоко в душе.       — Ты так порежешься, — меланхолично замечает знакомый мальчишеский голос, когда я наклоняюсь с намерением сгрести осколки в совок.       Чуть ли не подпрыгиваю от неожиданности, но в последний миг умудряюсь сохранить лицо и достоинство:       — Кто сказал, что я буду использовать руки? — хмыкаю я, и под моим чутким руководством осколки летят на причитающееся им место, хотя некоторые норовят ускользнуть. Вот же строптивые паршивцы, внутрь, я сказала!       Когда дело сделано, я распрямляюсь и заправляю выбившуюся прядь за ухо.       — Ты чего здесь делаешь? — спрашиваю, косясь на красноречиво выставленную на барную стойку бутыль. Вот же блин.       — Это мой дом, — спокойно напоминает тот.       — Я не в этом смысле! Почему ты не с остальными?       — Пусть учатся обходиться без самого важного члена команды, — Пятый выдает привычную ухмылку, обаятельную, но очень уж пропитанную самодовольством. — Будет им полезной тренировкой.       Время идет, Номер Пять не меняется. Ни внешне, ни внутренне: та же униформа Амбреллы, всегда идеально отглаженная и без единого пятнышка, то же безграничное чувство собственного величия. Раздражало бы, да я почти привыкла.       — Мне больше интересно, чем ты тут решила заняться, — мальчик слегка наклоняет голову и смотрит мне за спину, не меняя выражения лица.       А я-то надеялась, что он не заметил.       — Отдохнуть хочу, — честно отвечаю я. Не восьмиклассница, поди, чтобы прятать алкоголь от взрослых и строить из себя святошу. — А что?       Спрашиваю почти с вызовом, дерзко заглядывая в светлые глаза, так напоминающие бусины серого жемчуга своим цветом. Иногда они даже отдают мягким блеском, хотя такой взгляд я встречаю у него редко; только в моменты, когда Пятый смотрит на меня, думая, что я не замечаю.       Номер Пять пожимает плечами и совершенно внезапно скидывает с себя пиджак; немного ошарашенно я отшатываюсь назад, но тот только смеется на мою реакцию и отходит к дивану, чтобы аккуратно повесить предмет одежды на спинку.       — Я с тобой.       — А? — глупо переспрашиваю я. Никогда не видела его пьяным, и вот уж не думала, что увижу.       Вместо ответа парень уходит к злополучному стеллажу и вытаскивает два граненых стакана. Потом замирает с ними в руках.       — Я принесу? Или ты планируешь разбить еще парочку на счастье?       — Это низко с твоей стороны! — с неподдельным удивлением ахаю я. — Прямо по больному, по моим нетренированным силам!       Откупориваю бутылку, морщу нос от резкого запаха. На чуть насмешливый взгляд парня только забираю у него стаканы и разливаю по ним жидкость цвета старого золота. Та заманчиво поблескивает в свете неярких ламп, что над нашими головами, но за этой обманчивой красотой прячется не самый приятный вкус, и я это знаю.       — Ты решила начать сразу с тяжелой артиллерии? — интересуется Пятый, запрыгивая на стул у стойки.       Я вспоминаю, что пила с подругами на родине и здесь, в барах. Стоит только подумать о Негрони на основе джина и вермута с его горьким вкусом, как хочется скривить лицо, но если уж я его выдержала…       — Как-нибудь справлюсь, — обещаю я. — В крайнем случае, телепортируешь меня в мою спальню, если всё будет совсем плохо, и я не смогу подняться по лестнице.       Тот серьезно смотрит в ответ, будто думает, сколько у меня действительно было таких случаев.       — Ты шутки вообще воспринимаешь? — возмущаюсь я.       Пятый вопрос игнорирует, но зато с большим интересом рассматривает бутылку.       — Лапа, где ты ее взяла?       — Тут, естественно, — киваю на бар передо мной. У того даже подсветка имеется, и на мои слова он переливается по-особенному ярко.       — Понятно, я иду за закуской.       — Подожди, что не так-то?! — я выкрикиваю это за секунду до того, как парень растворяется в пространстве с характерной вспышкой. Со вздохом заканчиваю разливать напиток. От его постоянных перемещений скоро в глазах рябить начнет.       Номер Пять возвращается через пару минут, активно жуя что-то. В руках у него причудливый поднос черного цвета, на который поставлены тарелки с едой: различаю нарезанные тонкими дольками яблоки и бананы, крупные ягоды клубники, и даже мой любимый шоколад.       — Он старше тебя.       — Он что?! — я чуть не роняю бутылку, после чего подхватываю ее и верчу в поисках времени выдержки. — Тридцать лет?!       — Я думал, ты умеешь читать, — ехидно проговаривает Пятый, забирая свой стакан. Бросаю на него недовольный взгляд.       — А я думала, детский алкоголизм не лечится.       — Ты прекрасно знаешь, что я далеко не ребенок. И на будущее: в этом баре держится самый элитный алкоголь, что есть в доме. Градус соответствующий. — хмыкает парень, баюкая стакан с виски в руке.       «Значит, судьба была сегодня знатно напиться», — думаю я, но не произношу вслух. Осталось глупостей не натворить: мозг, который пребывает в постоянном напряжении, вечно решает какие-то проблемы и задачи, а потом находит отдушину в алкоголе, начинает позволять себе слишком многое, дорвавшись до долгожданного перерыва.       Хрущу фольгой, добираясь до заветных кусочков шоколада с малиной, делаю щедрые глотки виски с фруктовым ароматом, морщусь, после чего беру кусочек яблока и тянусь к Номеру Пять. Тот смотрит недоверчиво, но в итоге приоткрывает рот и позволяет мне накормить его.       — Мы же не хотим, чтобы остальные Харгривзы нашли нас пьяными вусмерть, — аргументирую я свои действия.       Парень только хмыкает, но от угощения по-прежнему не отказывается. Мне кажется, что я кормлю животное вроде львенка: если зазеваться, он оттяпает пальцы. Ассоциация постепенно расплывается и пропадает, когда мне удается благополучно скормить ему целое яблоко, и мы, уже немного пошатываясь, подхватываем бутылку и перемещаемся на просторный диван.       Места там хватает на пятерых, но мы почему-то предпочитаем развалиться практически друг на друге; я чувствую, как от крепкого напитка каждая клеточка тела расслабляется, а разум с радостным визгом «ура, отпуск!» собирает манатки и машет ручкой на прощание. Потому, наверное, перед глазами всё плывет (но не сильнее, чем когда Диего на тренировке не рассчитывает силы, и после дуэли я валяюсь на спине с ужасной головной болью), а в ушах стоит тихий гул. Скашиваю взгляд на Пятого, чтобы убедиться, что в голову дало не только мне. Парень лежит с таким безмятежным видом, что я не сдерживаю фырканья.       — Что? — он смотрит на меня почти обиженно, отчего становится еще смешнее.       — Ты какой-то слишком расслабленный. Непривычно тебя таким видеть, — язык чуть-чуть заплетается, но я пытаюсь его контролировать и говорю медленнее обычного.       — Иногда нужно и отдохнуть, — мудро замечает мальчишка, запрокидывает голову и в упор сверлит меня взглядом из-под взлохмаченной челки. Он тянет руку к отутюженному галстуку и чуть ослабляет его, не отводя глаз.       — Пятый.       — М?       — Скольких ты убил?       Парень кривится так, будто я предложила ему съесть жука.       — Я не считал.       С укоризненным видом поднимаю брови и отпиваю глоток. Номер Пять опустошает свой наполовину полный стакан в один заход, и только от взгляда на это у меня сводит зубы.       — Многих. Очень многих, — продолжает он, понимая, что прошлый ответ меня не устроил. — Работа была такая. Почти никогда я не получал от этого удовольствие.       Я чуть приподнимаюсь на локтях.       — Почти никогда?       Парень тянется к бутылке не глядя, но промахивается и шарит рукой по пустому пространству, пока я не подталкиваю виски к нему.       — Я был хорош в том, что делал. Иногда осознание этого вытесняло остатки итак дремлющей совести, особенно когда отмывать кровь с рук по ночам стало обычным делом.       Мне кажется, что в мое сердце втыкают нож и медленно проворачивают — настолько мне больно это слушать. Никто не заслужил пережить такое. Даже затуманенный алкоголем разум это понимает.       Пятый смотрит на меня с непонятной тревогой — это мне стоит переживать о нем, а не наоборот, поэтому отвечаю недоумевающим взглядом.       — Ноль… Хестер, я делал это, чтобы вернуться к семье и остановить апокалипсис. Я бы никогда не подписался на такое добровольно.       Распахиваю глаза шире и чуть не роняю новую порцию алкоголя.       — Ты же не думаешь, что я тебя в чем-то виню? Ты делал то, что должен был. Далеко не каждый на такое способен. Я бы, наверное, не смогла, — признаюсь и глушу горечь в голосе очередным глотком. — Даже ради семьи.       — И ты не считаешь, что я монстр, кровожадный убийца и бесчувственный кусок дерьма? — он говорит это с таким удивлением, что я чуть не давлюсь.       — Нет. А должна?       Парень молчит, но его невысказанный ответ очевиден. Внезапно он протягивает мне руку:       — Крепче держи стакан.       Я совершенно не понимаю его намерений, но беспрекословно вкладываю свою ладонь в его, в другой сжимая виски. На секунду всё заливает ярким бело-голубым светом, внутренности будто делают сальто, после чего состояние возвращается к нормальному.       Теперь мы… Где мы? Над головой раскинулось звездное ночное небо, слева знакомый лес, что у особняка Харгривзов, а сами мы сидим на…       — Почему мы на крыше?! — взвизгиваю чуть громче, чем стоило бы, и цепляюсь за предплечье парня, когда под моими вытянутыми ногами скрипят черепицы; какие-то даже осыпаются, и я с ужасом наблюдаю, как крошка материала летит вниз.       Высоты — тем более третьего этажа — я не боюсь, но какого хрена?! От резкой смены локации и свежего воздуха моя голова прочищается, а зрение становится четче. Я сразу пью большими глотками, чтобы исправить это безобразие.       — Не нравится? — поворачиваю голову, чтобы увидеть Номера Пять, который, кажется, искренне сожалеет.       Я с опаской шевелю ногами, проверяя свою устойчивость — не полечу ли вниз в любой момент. За карниз цепляться совсем не хочется. Уклон крыши небольшой, но всё равно жутковато; особенно, когда ее край расплывается и немного двоится в глазах, хотя я совершенно уверена, что ни за что на свете Пятый не даст мне упасть.       — Я этого не говорила.       — На лице написано, — по-кошачьи фыркает парень. Он-то себя комфортно здесь чувствует, будто не впервой. Или дело в алкоголе, от которого у него сейчас так смешно растрепаны волосы, а белоснежная рубашка помята, наверное, впервые в жизни?       Я задираю голову и рассматриваю темно-синий купол с россыпью звезд, чувствуя себя совсем крохотной в необъятном масштабе вселенной. Парень следует моему взгляду.       — Я поэтому тебя сюда и привел.       Продолжаю смотреть наверх, но осознаю, что Пятый больше не любуется небом, а почему-то разглядывает меня, будто видит впервые. С теми самыми искорками в глазах. Я отрываюсь от созерцания бесконечных красот и смотрю на него в ответ.       От виски чуть-чуть кружится голова, но это чувство скорее приятное, чем беспокоящее; в мозгу впервые за долгое время не копошится сразу тысяча мыслей, и я наконец чувствую себя беспечно и беззаботно. Поэтому, когда Пятый наклоняется ко мне за поцелуем, я отвечаю смелее, чем когда-либо. Обвиваю его шею руками, прижимаясь к нему и стирая расстояние между нами до атомов, а когда парень отрывается на секунду, чтобы перевести дыхание, сама тянусь к нему. На его губах все еще остался терпкий привкус виски, но руки Пятого, крепко сжимающие мою талию, пьянят сильнее любого алкоголя.       После долгого поцелуя мы нехотя отрываемся друг от друга и упираемся лбами, не разрывая зрительный контакт; я заговариваю первой.       — Остальные скоро будут дома и хватятся нас. Пора возвращаться.       — Угу, — мычит парень и даже не шевелится.       Я хихикаю и щипаю его за плечо, чтобы тот очнулся. Пятый часто моргает, вздыхает как-то очень горестно и сжимает мою руку так, словно боится «выронить» меня по пути. Я поднимаю голову и перед вспышкой стараюсь как можно лучше запомнить узоры созвездий, которые мерцают так, будто подмигивают нам двоим. Картина сегодняшнего ночного неба точно навсегда останется у меня в памяти.