Million Reasons

Он скользит хищническим восхищенным взглядом по её шее. Под бледной кожей трепещет синяя венка, скачущая в такт танцу, и Аро понимает, что не может отвести глаз от неё. Теперь он понимал Карлайла. Ради такой женщины он бы, наверно, и сам покинул пост главы клана, если бы она ответила когда-нибудь ему взаимностью. Но женщины вроде Изабель, к сожалению, предпочитали совершенной другой тип мужчин. Противоположный ему. Карие глаза Изабель изучающе останавливаются на нём. Меж густых темных бровей заметная задумчивая складка, спрятанные в шелковой ткани белых перчаток руки сжимаются на локтях, еле заметно вздрагивая. Она отчаянно пытается держаться от него подальше, инстинктивно ощущая исходящую от Аро опасность, но он, словно волк за зайчонком, оказывается в несколько прыжков отбрасываемой им на стены тени рядом. Снова и снова. — Потанцуем, ma chère? (моя дорогая?) — Je ne danse pas avec des étrangers. (Я не танцую с незнакомцами.) — резко бросает она, разворачиваясь и уходя в противоположную сторону от танцующих пар. Гордая, непреклонная, от неё за версту веет недоступностью. Хочет поиграть с ним? Хорошо, Аро не против. Он игры любил — без них бы вечная жизнь ему давно успела бы наскучить. — Ужасно, наверно, приходить на балы, зная, что того, кого ищет ваш взгляд, здесь уже давно нет. Она вздрагивает от того, насколько вновь близко он находится к ней. На нём белый сюртук, расшитый золотом, хлопчатый перелив жабо у шеи и безукоризненно приятная улыбка. Она манит и вызывает одновременно отторжение своей напускной фальшивой привлекательностью, обращенной к ней. Изабель относилась всегда очень настороженно к незнакомцам. В особенности к тем, кто так настойчиво пытался добиться её внимания. Но его слова будто снова раскрыли её и без того кровоточившую рану. Отводя взгляд, полный боли, одиночества и неразделенной любви, она всё же остановилась, позволяя приблизиться к её фигуре, запакованной в пышное празднество темных тканей. — Поверьте, тот, кто заставляет вас так страдать, не достоин того, чтобы по нему плакали. — у Аро голос низкий, дыхание холодное; оно щекочет её щеку, когда он наклоняется, но не позволяет себе ничего, кроме кроткого взгляда, скользнувшего по её пухлым, приоткрывшимся в выдохе, розовым губам. Она была красива. Но Карлайла зацепить одной красотой было бы трудно. Аро хотелось разобраться, что же скрывалось за печальным взглядом и бледной кожей, скрывающей от его взгляда её сердце. Нужно было только взять её за руку, ненавязчивой тенью проскользнуть в мысли… Изабель захватывает губу зубами. Допивает бокал с шампанским, оставляя его проходящему мимо дворецкому, и награждает его внимание сдержанной натянутой улыбкой. — Спасибо за беспокойство, аdorable étranger (прекрасный незнакомец), но я не нуждаюсь в чужих утешениях. Он бросает ей в уходящую спину, словно мечет ножи в слепую, надеясь задеть побольнее. — У вас ужасно получается скрывать, что вы скучаете по нему, леди Свон. И она останавливается. Вихрем взметая юбки, разворачивается к нему, пересекая разделяющее их расстояние, и он видит, как от злобы темнеют её невозможные глубокие карие глаза. — Хватит, достаточно. Вы забываетесь. — её голос понижается до шепота, но он прекрасно понимает; надави он ещё немного, и она вполне могла наградить его тут же пощечиной. Француженки народ темпераментный, с ними нужно действовать более тонко. А им скандал, который потом растаскают по самым пикантным кусочкам, был не нужен. — Как и вы в своей тоске по моему другу. — он позволяет себе усмехнуться, оголяя белый ряд идеальных зубов, и у Изабель всё внутри сводит от неизвестно откуда взявшегося страха. Она словно заглянула в пасть к волку, играющимся с ней и не готовому приступить к кровавой трапезе. Пока. — Вы ничего не знаете обо мне. — Как раз наоборот — хочу узнать. Но вы строптивы, упрямы… — он обходит её, рассматривая со всех сторон, и глаза его сверкают, как у змея-искусителя, — И непокорны. В вашем теле живёт сильная душа, леди Свон. И это меня… — она ощущает его холодное мертвое дыхание теперь у себя на шее, когда он склоняется низко-низко, не разрывая с ней зрительного контакта — Восхищает. И тогда она сдается. Вкладывает его ладонь и позволяет повести себя вслед за остальной тянущейся процессией танцующих пар, лишь бы он после, наконец, оставил её в покое. Его взгляд концентрируется много глубже, чем на её лице и ускорившемуся току крови. Он копается в её воспоминаниях, горьких, поточных, местами вспыхивающих светом и снова тонущих в черноте, словно в смолу кинули тут же потухшую спичку. Болезненные отношения с родителями, смерть любимого мужа на войне, рождение дочери, одинокое взращивание прелестного дитя, подающего надежды, несколько покушений на её жизнь из-за наследства и принятое самолично решение о затворничестве. Не каждая женщина в реале их мира отказалась бы от помощи служанок, оставшись вместо богатого поместья в деревенском домике. Аро углублялся всё дальше. Его затягивало, и чем сильнее заносило в самые дальние уголки её памяти, тем сильнее он невольно сжимал её руку в своей, к себе прижимая ближе за талию. Каменно. Резко. Движения их по залу становилось быстрее, соединяя в себе сочетание бело-черного вихря. И Изабель будто потеряла счёт времени, следя лишь за тем, как слаженно и чётко он двигался под визгливую плачущую скрипку. И вот…наконец, луч в её серой, прескверной жизни, новая привязанность, разбавившая её крепкую единственную любовь к дочери — господин Карлайл Каллен, практикующий врач, прибывший недавно к ним в Лондон. Сколько боли, горечи и противоречий было в этом возникшем спонтанном чувстве для неё! В пору было отказаться от него, встречая столько раз отказы, но Аро видел крепкую, не омраченную невзаимностью привязанность. Эта женщина и вправду любила его друга. Беспамятно. И он ощутил укол зависти и стыда за то, что Карлайл от такого дара так легко отказался. Когда вальс стих, а пары стали перестраиваться для другого танца, Аро медленно выпустил ладонь Изабель из своей. Они пристально друг на друга смотрели. Будто в то время, пока он копался у неё в голове, она не преминула сделать ровно то же самое с ним. Она была чертовски проницательной. Так что он бы не удивился, почувствуй она что-нибудь неладное. А она почувствовала. Её словно в черные воды утащило, на самое дно, да так, что не продохнуть — в отличие от бережных рук Карлайла, по своей природе не умевших причинять боли, руки Аро были другими. Как и прикосновения тоже. Его хватка на её талии буквально душила, как и близость его холодной груди, к которой она оказалась прижата. В сквозившем в её движениях напряжении он заметил нервозность и еле заметные нотки страха. Никогда ещё он не был так близок к разоблачению человеком, ничего не сведущим о тех, кто живёт в темноте ночи. А он знал, что она не знала об особенностях своего горячо любимого друга. За этим он приехал сюда. Чтобы проверить её и, при случае промаха, убрать. Но теперь Аро был не уверен, что его цель не приобрела более широкий спектр возможностей после соприкосновения с её воспоминаниями. — Я не знаю, что вам нужно от меня, сэр, но думаю, мы спокойно можем разойтись на одном танце. — вся её поза говорила о том, что она более не желала иметь с ним дела. Сжатая в кулак ладонь, приподнятые враждебно оголенные плечи и участившееся из-за раздражения дыхание. Для Аро то было странно — он редко встречал такое сопротивление его обаянию от женщины. Отторжение в линии её губ подняло внутри него мрачное ликование, желание продолжить эту игру, которую они начали сегодня. Пускай не сейчас. Но потом — обязательно. Когда появится повод до неё добраться. Он почтенно перед ней поклонился, прижав одну из ладоней к давно остановившему свой ход сердцу. Не успела Изабель вытянуть свою вторую ладонь из его руки, как холодные мужские губы прижались к тыльной стороне, только после выпуская её из цепкой хватки. Невольно её рука будто стряхнула с себя невидимую грязь. — Милая леди Свон, вы прекрасны, умны и очень сильны. Мне бы не хотелось, чтобы с вами что-нибудь случилось. Берегите жизнь. В особенности — свою. Однако, когда Изабель попыталась найти ответ на возникшие у неё вопросы, в зале потух свет. Она расфокусировано попыталась отыскать его, но натыкалась лишь на другие пары, также растерянно бродящие теперь в потёмках в поисках друг друга. А когда его вернули, Аро будто испарился. Сколько бы она ни пыталась отыскать его остаток вечера, никто более его не видел. Изабель вернулась в поместье с чувством глубокой неудовлетворенности и усталости, решив, что оно и к лучшему. — Интересную же пассию он решил себе выбрать… — забираясь в кабину повозки, Аро с нескрываемым удовольствием потер подбородок, уставившись налившимися кровью глазами в окно. — У неё очень сильная склонность к дару. Я ощутил это ещё до того, как взял её за руку. Кайус пристально на него посмотрел, оголяя в усмешке острый ряд зубов. — Что же собираешься делать? Нельзя же будет напасть на неё просто так. — Дождусь, пока он промахнется. Тогда у меня не останется выбора, кроме как подарить бедняжке вечную жизнь или убить её при дурном стечении обстоятельств. — Аро расстроенно надул губы. Такая перспектива вызывала у него тоску. — Карлайл очень…недальновиден. Предполагая, что его отъезд спасёт её от нас, он только усугубил ситуацию. Ведь будь он здесь, я бы к ней не сунулся. А так я теперь прекрасно вижу, что он к ней вернется. Не сможет не вернуться. Его глаза с пугающе добродушной усмешкой остановились на всплывшей бледным пятном среди общей черноты ночи Луне. Он ухмыльнулся. — Ведь он так в неё влюблен. — задумчиво протянул глава клана, пока ночь только вступает в свои охотничьи права. — А такое огромное всеобъемлющее чувство никогда не приходит без разрушений.

***

В следующий раз она крупно вздрагивает, когда он настигает её на выставке. У Изабель мурашки с ощутимым топотом сбегают по спине, и сердце готовится сделать кульбит, когда Аро встречает её сверкающей из-под бледных губ улыбкой. В этот раз сюртук черный. И он ему идет куда больше. Изабель от это мысли старается отмахнуться. Он её не должен был интересовать больше, чем слова того же графа Сарфокса, ничего не смыслящего в произведениях великого Чарльза Диккенса. — Изучаете новых художников? — Никогда бы не подумала, что вас привлекает живопись. — бросает она через плечо, не собираясь поворачиваться, — Вы производите впечатление человека достаточно умного и воспитанного, чтобы их обходить стороной. Аро давится в смешке. Её необоснованная злоба казалась ему забавной. — Мисс Свон, кажется, я достаточно четко выразился в нашу прошлую встречу — я хочу узнать вас получше. Вы мне куда интереснее, чем вся выставка, вместе взятая. — он поравнялся с ней, заложив руки за спину, — А что до картины, мне всё же ближе Рембрандт. Уголок губ приподнимается в усмешке. Она поворачивает голову в его сторону. — Вы настойчивы. И невыносимы. — Сочту за комплимент. — он склоняет голову в благодарном покорном жесте. — Раз уж вы стали моей тенью и теперь преследуете меня, то, может, объясните, что ожидали получить своим предложением? — она разворачивается полностью к нему. Аро с любопытством пускается глазами по глубокому вырезу платья и ямке грудей, скрытых за шифоновой тканью. Ей очень идут темные цвета, но сегодня она предстала перед ним в тёмно-бордовом, почти домашнем платье, скрытым тканью тёмного плаща сверху. Обычно женщины старались как можно чаще появляться в обществе как можно более ухоженными, но с ней и это правило не работало. Мисс Свон относилась к идеалам красоты более приземленно, считая те, видимо, переоцененными и напыщенными. — Променад. — медленно переводя взгляд к её лицу, он устанавливает с ней прямой зрительный контакт, заставляя Изабель невольно сглотнуть. Она недовольно вздохнула, прищурившись, и скоропостижно отвела взгляд. — Тогда вы обещаете оставить меня в покое? — Не могу обещать, но чего вам будет стоить попробовать? Изабель колеблется. Импульсивность ей была присуща в самых разных ситуациях, но этой она не касалась ни коим образом. Она Аро не знала. И такая прогулка могла стоить ей жизни, если не только её. Однако он выглядел так, словно, скажи она ему уйти, но ушёл бы. И если бы она попросила его остаться, то он бы беспрекословно остался. И Изабель казалось странным такое увлечение ею с первого взгляда. Она берет его под локоть. Была-не была. В конце концов, она в Лондоне будет ещё два дня, а потом, по возвращению в Уэллинборо, обязательно всё забудет. Хватит с неё мужчин, за последние несколько недель одни мысли о Карлайле уже успели её порядком извести. Она устала, ожидая, не зная чего. Он не вернется, и Изабель с горечью осознавала это. Но в то же время её сердце смело надеяться о обратном исходе принятого им решения. Аро был галантен. Умен, начитан, весьма находчив и даже ласков — его глаза необыкновенного цвета красной охры то и дело следили за ней и её реакцией, подмечали малейшие детали и старались пополнять его архив информации о ней, насколько это было возможно. Под таким пронзительным взглядом Изабель чувствовала себя неуютно. Как будто она была препарированной лягушкой, выставленной на изучение студентов медицинского института. — Значит, по вашему, войны стоят того, чтобы их устраивать? Они находились в Rules*. Само место по себе было говорящим, но Изабель надеялась, что до Аро дошла дурная молва о ней, и он не попытает своё счастье в безуспешных попытках её соблазнить. Он сидел совершенно расслабленно, не скованный ни блуждавшими вокруг них взглядами, ни уж тем более тем, что на него глазела добрая женская часть заведения. — Войны часто служат двигателем прогресса. Вы так не считаете? Она заказывает виндзорский суп и отдает меню официанту. — Я считаю, что войны обогащают людей с непомерным аппетитом, которых невозможно накормить. Пока таковые существуют, мирного неба над головой нам ждать не стоит. А рожденный в пылу войны прогресс направлен лишь на разрушение. Он подпирает голову ладонью. Она видит отражение своего любопытства в его глазах. — У вас очень миролюбивая позиция. — с некой досадой отмечает он, — Но оно и понятно. Ваш муж погиб на войне. Он попал в точку. Губы Изабель вытянулись в тонкую линию. Снова получилось задеть за живое, сыграв на её нервах. Она приосанилась, еле сдерживая поднявшуюся внутри неё желчь. Это было отравляющее чувство, и оно каждый раз возникало, когда Аро говорил так, будто очень хорошо знает её и то, как она живет. — Откуда вы знаете Карлайла? — решила перевести тему, да так, чтобы от неё нельзя было отмахнуться. Уголок губ приподнимается в улыбке. — Думал, что вы уже не спросите. — наклоняется вперед, ближе, потирая ладони друг об друга в предвкушении рассказа, — Он мой давний друг. И, узнав, что у него образовались своего рода…проблемы, — он остановил выразительный взгляд на ней, — Решил выяснить их источник. Ведь он буквально недавно покинул нашу организацию, с которой плотно сотрудничал много лет. Мы, знаете ли, тоже своего рода «врачи». Изабель нахмурилась. Ей не понравилась сама трактовка слова, в которое он явно вкладывал иной смысл. — И под каким же предлогом он покинул вас? — уже менее заинтересованно спросила она. — Хочет помогать спасать жизни. И его окончательно убедили в этом…вы. Внутри груди потеплело. Боже, она так боялась, что её рассуждения о ценности чужой жизни утомляли его. А здесь оказалось совершенно обратное! Глупо было сомневаться в подобном, когда речь заходит об общении с врачом, но всё-таки! Изабель была счастлива слышать, что их беседы подтолкнули его расширить круг помощи людям. Однако Аро тут же добавил с напускной досадой. — …Как жаль только, что он уезжает в Америку и в Лондон уже не вернется… Внутри него вспыхнуло ликование. О, это сладкое горькое отчаяние, пронзившее всю её фигуру разом! Только люди могли похвастаться таким широким, болезненным спектром эмоций. У них, вампиров, с эмпатией всё было куда проще. Они почти её не испытывали, в особенности к еде. А она, до этого разрумянившаяся и буквально засочившаяся светом, резко сникла и побледнела. Он еле удержался от ехидной улыбки. Но к ней…он всё же что-то испытывал. Любопытство. Интерес. Предвкушение от того, как можно будет использовать её способность, если он сможет заполучить её в ряды Вольтури. Его ладонь легла на её подрагивающие, сцепленные в замок руки, но Изабель тут же выдернула их, вставая изо стола. — Спасибо за вечер. И приятного вам аппетита. — с нескрываемым расстройством и потерянностью она отправилась к выходу из заведения, оставив его наедине с принесенной тарелкой супа. Как жаль, что на закуску пойдет не он, а тот милый парнишка, его принесший. «Все сначала проходят через океаны боли и разочарований, прежде чем находят того, с кем можно было бы разделить вечность. Ваш же путь только начался.» — он проводил её быстро удаляющуюся фигуру взглядом с некой досадой, покидая стол следом.